Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 26, 2009
Понимая разницу
Александр Гладков
Дипломат-поэт — явление не столь уж редкое в отечественной и мировой литературе. Вспомним, например, русскую историю: князь Антиох Кантемир, блестящий дипломат эпохи императрицы Анны Иоановны; автор лучшей русской пьесы первой половины XIX века “Горе от ума”, один из умнейших людей своего времени Александр Грибоедов; рано ушедший из жизни, талантливый современник Пушкина и Грибоедова Дмитрий Веневитинов; философ и тончайший лирик, великий поэт Федор Тютчев.
ипломатами были и иностранные стихотворцы: англичане Филипп Сидни (XVI в.) — один из лучших английских поэтов всех времен, Генри Уотсон (XVII в.); американец Джеймс Рассел Лоуэлл (XIX в.); лауреат Нобелевской премии по литературе, прозванный “поэтом для поэтов”, француз Сен-Жон Перс (1882 — 1975); китаец, дослужившийся до поста министра иностранных дел своей страны Ву Тин-Фан (1842 — 1922) и многие другие.
Ну, уж если мы вспомнили о министрах, то нельзя не назвать имена двух наших современников: бывшего главы внешнеполитического ведомства (2002 — 2004 гг.), позднее — премьер-министра Франции, “карьерного дипломата” и плодовитого автора Доминика де Вильпена и нашего действующего министра иностранных дел, между прочим, автора знаменитого “Гимна МГИМО” Сергея Викторовича Лаврова. Кстати, в российском МИД уже давно существует поэтическое объединение, которое время от времени выпускает сборники стихов дипломатов-поэтов.
Откуда этот симбиоз поэзии и дипломатии? Ответ, пожалуй, очевиден: в дипломатии в разные времена и в разных странах работали и работают люди достаточно образованные, с широким кругом интересов. И среди них, конечно, были и есть персоны, склонные к творчеству и обладающие соответствующими способностями. Любому дипломату приходится много писать: справки, информации и другие документы. Разумеется, некая депеша, предположим, по правочеловеческой тематике и лирическое стихотворение — произведения, мягко говоря, разных жанров. Но и в дипломатическом документе от тебя ожидают не только достоверности содержания, но и ясности изложения, и хорошего стиля. Эта служба в известном смысле помогает совершенствовать авторский слог.
Ну, а кроме того, сдается мне, человек — существо не одномерное, многослойное. И на разных этажах его психологического Эго могут мирно уживаться профессиональный чиновник, любящий семьянин и вдумчивый художник.
Судьба распорядилась так, что несколько лет моей жизни оказались тесно связанными с творчеством самого “философского” и самого “немецкого” (так его часто называли критики) русского поэта Федора Ивановича Тютчева. Я приехал в Мюнхен летом 2000 г. в качестве вице-консула за 3 года до его 200-летия. Известно, что Тютчев прожил в столице Баварии как русский дипломат, а позднее в качестве частного лица более 20 лет. К сожалению, имя поэта на его фактически “второй Родине” к началу XXI века оказалось “прочно подзабыто”. Потребовалась серьезная трехлетняя “информационно-разъяснительная” работа, включавшая многочисленные встречи и беседы с руководством Баварии и городских властей Мюнхена, журналистами, директорами библиотек и книжных магазинов, наконец, просто с влиятельными и культурными людьми “Афин на Изаре” для того, чтобы постепенно это имя стало привычным для здешней политической и культурной элиты.
Бавария достойно отметила юбилейный тютчевский 2003 год. Самое удивительное, что нам удалось, несмотря на казавшиеся непреодолимыми сложности, получить согласие местных властей на установку памятника Ф.И.Тютчева в центре Мюнхена. Открытие элегантного, исполненного в классической манере памятника (автор — известный московский скульптор Андрей Ковальчук) стало крупным культурным и общественным событием, выходящим далеко за пределы Баварии. Можно сказать, что действующие российские дипломаты отдали долг своему великому предшественнику.
Если кто-то из читателей “РШ” соберется посетить один из лучших городов Европы — Мюнхен (благо ехать не далеко), очень бы посоветовал дойти до Финансового сада (Finanzgarten), примыкающего к зданию правительства Баварии, и поразмышлять вблизи юного Федора Ивановича о глубоких корнях русской культуры и о ее —естественном переплетении с культурами —иных европейских наций. А, может быть, просто прочитать вслух или про себя одно из замечательных произведений нашего классика и порадоваться, что Господь подарил нам такое чудо — великий и свободный, изящный и благородный русский язык.
Никогда не считал себя поэтом и всегда на литературных чтениях и просто в беседах говорил об этом прямо. Это никак не связано с ложной скромностью или склонностью к самоуничижению, нет. Знаю, что мною написано какое-то количество хороших и даже отчасти очень хороших стихов, которые не испортят любую поэтическую антологию. Но в моем понимании Поэт (с большой буквы) это не только литературные способности, умение писать хорошие стихи, чувство ритма, владение рифмой. Это особое мировосприятие, постоянная готовность воспринимать звуки и послания иной нездешней высоты и чистоты. Перефразируя известную строку из “Маленьких трагедий” А.С.Пушкина, их мало избранных. Добавим от себя: а много и не надо.
Поэтому Поэты для меня это Пушкин и Рильке, Баратынский и Пастернак, Гейне и Шекспир (или тот, кто до сих пор скрыт за этим именем). Поэтому огромное количество авторов, в том числе печатающихся и именующих себя поэтами, с моей точки зрения, таковыми не являются. Хотя среди них, бесспорно, есть талантливые люди, пишущие добротные вещи. Просто не дотягивают они до Поэта, исключительно с моей личной, субъективной точки зрения. А есть и такие, что, взглянув на одно-два их “произведения”, вспоминаешь бессмертного Козьму Пруткова: “Если у тебя есть фонтан — заткни его. Дай отдохнуть и фонтану”.
Когда-то давно произошла ситуация, которая укрепила меня в моих мыслях о разнице между Поэтами и поэтами. На борту самолета Аэрофлота, летевшего из Люксембурга в Москву, я, еще совсем молодой человек, оказался в кресле по соседству с очень известным советским поэтом с Кавказа. Этот человек обладал всеми возможными титулами: лауреат Ленинской премии, Герой социалистического труда, академик. Мы летели в полупустом самолете, пили хороший грузинский коньяк, читали друг другу стихи. А потом он стал мне рассказывать некоторые интересные и неизвестные эпизоды из жизни Бориса Пастернака. — В какой-то момент этот несколько захмелевший господин произнес фразу и повторил ее несколько раз: “И мы исключили Пастернака из Союза писателей. Кто исключал? Я исключал, он (называлась фамилия тоже широко известного советского поэта) исключал. Кого исключили? Пастернака”. Его жена пыталась остановить это самобичевание. Но он отмахивался: “Я старый человек, женщина. Чего мне бояться?!”. Было очевидно, что участие в той “процедуре” он не простил себе и через много лет. И было ясно, что он, Герой и лауреат, и хороший поэт к тому же, понимал разницу между собой и Пастернаком.
Надо всегда понимать разницу.