Екатерина II: «Бунтовщик, хуже Пугачева». К 260-летию со дня рождения А.Н. Радищева
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 26, 2009
Александр Николаевич Радищев, провозвестник свободы (1749-1802)
Екатерина II: “Бунтовщик, хуже Пугачева”
К 260-летию со дня рождения А.Н.Радищева журнал публикует статью итальянского исследователя Лауры М.Венниро*, автора книги о его жизни и творчестве, изданной в Италии в 2001 году.
Как отмечалось впоследствии, роман “Путешествие из Петербурга в Москву”, благодаря которому его создатель, Александр Николаевич Радищев занял прочное место в ряду провозвестников российской свободы, “явился отправным пунктом и источником духовного развития интеллектуалов на многие десятилетия”1, вдохновителем всех тех, кто уже в
XIX веке положили свои жизни в борьбе с деспотизмом. Неоспорим тот факт, что созданный в 1790 году роман “Путешествие из Петербурга в Москву”принёс Радищеву наибольшую известность. Нельзя, однако, обойти вниманием и другие, менее известные широкому читателю произведения автора: “Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего” (1782) — тонкое исследование деятельности Петра Великого, “Житие Федора Васильевича Ушакова” (1788) — хроника его университетских лет, “Беседа о том, что есть сын отечества” (1789) — слово в защиту свободы и прав гражданина, “Описание моего владения” (между 1789 и 1800) — подробнейший анализ его приусадебных хозяйств и землевладений. В этих интереснейших по своему характеру и содержанию работах открывается политическое кредо —автора, из них с отчетливостью следует, что в течение более двадцати лет и даже после ссылки в Сибирь оно оставалось неизменным. Идеологическая последовательность писателя становится заметной при сравнительном анализе его основного произведения с предшествующими ему работами, с “буколическим” сочинением, написанным им уже после “Путешествия”. Автор с удивительным постоянством обращается к одной и той же теме, что не только обеспечивает неопровержимую логическую связь между произведениями разных лет, но даже, как будто, стирает их датировку, хотя временная разница в написании подчас весьмасущественна.
Первая сквозная тема для анализа — жалкие условия жизни крепостных. Негодование автора по поводу крепостничества, этого “распространенного в России варварского обычая”, присутствует практически во всех произведениях. И все же нельзя не отметить, что литературный пыл “Беседы” и “Путешествия” заметно смягчен в “Описании”. Мягкость речевых оборотов и осторожность его поздних произведений не может не натолкнуть на мысль о том воздействии, которое, по всей видимости, оставили на личности писателя годы сибирской ссылки.
“[…] крестьяне, кои уподоблены тяглому скоту, не делают выше определенной работы, от которой им освободиться нельзя.”2
“[…] крестьян почитал скотами, данными ему […] да употребляет их в работу по произволению”.
3“Господин может его заставить работать, сколько хочет”.
4На первый взгляд, автор использует практически одни и те же слова для выражения своего возмущения постыдным поведением землевладельцев, несколько смягчая краски, как было ранее отмечено, в “Описании”. Это может показаться невероятным, если принять во внимание тот факт, что первые два произведения отделяют от третьего почти двадцать лет. Радищев рисует все ту же неутешительную картину: помещик по-прежнему считает своим правом решать судьбу крестьянина, распоряжаться его жизнью по собственному усмотрению, как если бы последний был простым орудием труда, а не живым человеком; крепостного заставляют работать шесть дней в неделю на барской земле, несмотря на то, что законом этого не предусмотрено, а на обработку собственного надела у него остаются лишь воскресенья и праздники; при этом крестьянин должен полностью подчиняться воле барина, который лишает его даже самых элементарных вещей и может наказывать5 по своему усмотрению, сечь и бить по пустякам; крепостных продают как скот на торгу, варварски разлучая семьи; мужчины и женщины подвергаются всевозможным издевательствам, от телесного насилия и принудительных браков до самых изощренных телесных наказаний.
Не следует однако полагать, что душераздирающее описание условий жизни крепостных было новостью в литературной панораме царской России. Не в этом заслуга Радищева.
Первый открытый возглас протеста прозвучал со стороны вдохновленной философскими идеалами Просвещения “Большой комиссии”, основанной в 1767 году по воле Екатерины
II для разработки проекта нового Уложения. Создание этого органа было ни чем иным, как капризом императрицы, возжелавшей править по канонам “просвещенной монархии”. Из докладов депутатов явствовало наличие в империи крайне отсталого, прозябающего в нищете, нещадно эксплуатируемого и угнетенного класса: крепостных людей. Хотя временами вокруг этой проблемы разгоралась ожесточенная дискуссия, она, однако, так и не вылилась в стремление разрушить систему. Продиктованные чувством “отеческого покровительства” усилия были, тем не менее, направлены лишь на смягчение отдельных проявлений откровенно неприкрытых зверств.Та же тема прозвучала на страницах целого ряда сатирических журналов — в частности, “Трутень”, “Пустомеля”, “Живописец” — в 70-80- е гг.
XVIII в. Эти издания постоянно и весьма нелицеприятно обнажали темные стороны общественного устройства России, чьи беды государыня пыталась сокрыть за видимостью западничества. Они выходили за рамки дозволенных публицистам расхожих канонов, не ограничиваясь в своих “пропесочиваниях” исключительно моралистическими темами, как того желала императрица, неизбежно становясь при этом своеобразным зеркалом, отражающим пульс и реалии государства, пытавшегося скрыть мучительную правду.Публицисты екатерининской эпохи были несомненно движимы сильным патриотическим чувством, сохраняя все же верность режиму: они если и замечали недостатки государственного устройства, подвергая критике самые больные его места, однако же все равно никогда не осмелились бы поставить под сомнение саму сущность системы. Возможность разрушения установленной власти, —отмена крепостничества не рассматривались в принципе; максимум к чему стремились — устранение обыденных проявлений жестокости и произвола.
Важнейшая заслуга Радищева заключается поэтому в призыве к восстанию и отмены крепостного права. Для него была неприемлема умеренная позиция других публицистов, стремившихся “окультурить” помещиков, оставляя неизменной рабскую основу общества. Радищеву было мало отказа на словах, в рамках общей морали. По его мнению, следовало занять непримиримую позицию в деле борьбы с несправедливостью и искоренять её посредством реформ. Поэтому он считал революцию единственным возможным инструментом для разрешения проблемы: только революционное движение, по его мнению, могло дать свободу угнетенным. Согласно Радищеву, самодержавие никогда бы не отважилось отменить крепостное право. В крепостничестве ему даже виделся скрытый риск для любой автократии. Отсюда и вытекает необходимость принятия радикальных мер, таких как революционный переворот. В своих выводах он дошел до того, что революция для России — явление неизбежное, и что русский народ наделен всеми качествами, необходимыми для организации восстания, как это видно на примере пугачёвского бунта.
Радищев обличал и другое отрицательное последствие крепостничества. Он писал в “Путешествии”:
“Какая польза государству, что несколько четвертей в год более родится хлеба, если те, кои его производят, считаются наравне с волом, определенным тяжкую вздирати борозду?”.6
Невосполнимый урон государству, о котором пишет Радищев, наносит спровоцированное крепостным правом неминуемое обнищание тех, кого он признает законными членами общества.
“Кому не известно, — вопрошает Радищев — что имя сына Отечества принадлежит человеку, а не зверю или скоту, или другому безсловесному животному?”7
Крепостничество, следовательно, приводит к исключению из списка “сынов отечества” полезной и неотъемлемой части общества: лишь человек, а не животное, может называться сыном этого самого отечества. В постановке Радищева большей части жителей земли российской отказано в статусе человека, и живет она в скотском состоянии, поскольку из-за отсутствия свободы такие люди не в состоянии руководствоваться в своих действиях собственным интеллектом. А тот, кто не просвещен светом разума, продолжает Радищев, не является человеческим существам, а лишь трупом, наделенным человеческим образом, “движимой Мучителем машиной”.8 Иго рабства, таким образом, крадет у государства живые души — элементы, необходимые для защиты общественного блага. Свобода — это то, что отличает человека от животного. У несвободного индивида, действительно, приглушены качества, из которых складывается личность, а именно честь, человеческое достоинство и осознание себя, как обладателя определенных и незыблемых прав.
На этом основан приговор, который автор выносит крепостному праву и злоупотреблению политической властью. Если феодальная система рабства лишает родину верных сынов, то необходимо уничтожить на корню это социальное зло и, наказав угнетателей, вернуть людям свободу. Подобные тона, в которые облечена “Беседа”, превращают ее в бесстрашный выпад против устоев крепостничества и —любых иных форм рабства.
Отвратительные явления в обществе, вызванные присутствием в нем большой массы людей, влачащих жалкое существование, настолько сильно затронули сердце писателя, что во всех его произведениях несложно обнаружить печаль безысходной постоянной думы о свободе.
Читаем в “Путешествии”:
“О! дар небес благословенный,
Источник всех великих дел;
О вольность, вольность, дар бесценный!”10
Если, как мы видели, идее свободы уделено много внимания в “Беседе” и “Путешествии”, то можно отметить, что и в написанном ранее “Письме к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего” ей отводится одно из центральных мест. В этом произведении Радищев не скупится на критику в отношении государя Петра Первого, упрочившего крепостную зависимость.
Автор “Письма”, не имеющий ни малейшего желания превозносить “[…] столь властного Самодержавца, который истребил последние признаки дикой вольности своего отечества”, полагает, что “[…] мог бы Петр славнее быть, возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную […]”.11
Писатель признает за первым российским императором явные заслуги: пробуждение страны от векового сна и направление ее по западному прогрессивному пути. Однако в реформаторской деятельности Петра он усмотрел главный изъян: царь ничего не сделал для освобождения своего народа. В “Письме” Радищев порицает тиранство царя по отношению к знати, которую он заставляет слепо —служить государству, и в особенности — усиление крепостной зависимости. Кстати, впоследствии, благодаря манифесту “О даровании вольности и свободы российскому дворянству” Петра
III, знать была освобождена от обязательной службы. За этим манифестом от 18 февраля 1762 года последовала (в апреле 1785 года) “Жалованная грамота дворянству” Екатерины II, подтверждающая принятую государством линию поведения в отношении дворянства и дарующая ему новые привилегии: освобождение от податей12, запрет на применение к лицам благородного звания телесных наказаний и исключительное право владеть крепостными людьми. Положение же крепостных —стало, напротив, заметно тяжелее уже при Петре I. Если изначально отношения между крестьянином и землевладельцем основывались на договоре, согласно которому крестьянин получал от последнего займ (возмещавшийся под видом оброка или барщины) и при этом мог уйти с хозяйских земель по погашении долга, то в 1649 году, при царе Алексее Михайловиче, было окончательно оформлено крепостное право: согласно новому закону все крестьяне вместе с семьями стали считаться частной собственностью помещиков. Но именно Петр установил вечную зависимость крепостных крестьян от воли их владельцев. Крепостным позволялось выходить за пределы помещичьих владений только с письменного разрешения барина. Таким образом, крестьяне окончательно лишились автономии, а власть помещиков стала столь огромна, что исчезло какое бы то ни было различие между статусом раба и крепостного крестьянина.Горечь Радищева по этому поводу можно объяснить еще большим закрепощением крестьян в эпоху Екатерины
II. Для укрепления своей власти, пошатнувшейся в период восстания Емельяна Пугачева, императрица сочла полезным привлечь на свою сторону аристократию, сыграв на стремлении знати к обогащению. Екатерина никогда не забывала, что те, кто возвел ее на трон, могли в любой момент и свергнуть ее. Исходя из этих соображений, государыня часто одаривала своих верных приверженцев наделами вместе с крестьянами: так крестьяне, проживавшие на государственных землях, автоматически превращались в крепостных. Кроме того, крепостное право распространилось на новых территориях, например на Украине. И в целом была отрегулирована система на просторах всей империи, что позволило помещикам осуществлять абсолютную власть над крепостными.Радищеву кажется естественным призыв к восстанию с целью разорвать цепи рабства, и эхо его революционных идей отчетливо слышится не только в основном произведении, но и в “Письме”. Знаменательно, что во время судебного процесса над писателем сама Екатерина заметила целый ряд сходных мыслей в “Письме” и “Путешествии”. Это сходство, в глазах императрицы, неопровержимо свидетельствовало о том, что “давно мысль его готовилась ко взятому пути, а французская революция его решила себя определить в России первым подвизателем”.13 Следовательно, можно согласиться с мнениями ученых, увидевших в “Письме” первую ласточку, предвещавшую несчастья, которые обрушатся на Радищева.14
Писатель ратует не только за освобождение крестьян, но и за передачу в их руки части господских земель. Его анализ ситуации неутешителен: крестьяне не пользуются плодами собственного труда, не являются собственниками обрабатываемой ими земли. Писатель постоянно восстает против этой несправедливости в “Путешествии”: “Кто же к ниве ближайшее имеет право, буде не делатель ее?”.15 И несколькими годами позже отмечает в “Описании”: “Но-о горестное напоминовение! ниву селянин возделывал чуждую, и сам, сам чужд есть, увы!”.16
В этих двух выводах, которые разделяют годы, можно заметить разницу в их интонации. В “Путешествии” писатель занимает властную позицию и с ее высоты указывает властьимущим путь, которого им следует придерживаться, в “Описании” он лишь надеется на грядущие возможные изменения, осознавая невозможность их осуществления в обозримом будущем.
Радищев стоит за передачу земель крестьянам в прямое пользование, исходя не только из экономических соображений (поскольку он уверен, что система крепостничества в конце концов приведет к снижению производительности труда), но и исходя из законов морали: для него естественное право на землю того, кто ее обрабатывает, не должно даже подвергаться сомнению! Следовательно, крестьяне — настоящие хозяева земли. Свою позицию автор четко аргументирует: естественный закон предоставляет всем одинаковую возможность приобретения и пользования частной собственностью. Согласно Радищеву, человек наделен наследственным правом владения материальными ценностями, тем самым, внося свой вклад в сохранение общественной собственности. Это право заложено в самой природе вещей. Поэтому ни один хороший закон, обычай или власть не может отменить принцип частной собственности: это было бы нарушением природного закона. Государство может обязать своих граждан отказаться от их частной собственности для блага общества, но при условии должного возмещения.
Таким образом, по мысли Радищева, право человека на жизнь, личную свободу, обладание материальными ценностями прямо вытекает из законов природы. Соображения Радищева неизбежно перекликаются с мыслями просветителей, особенно Руссо. В “Путешествии” и “Житии” содержатся отголоски мифа о естественном состоянии человека, в котором все свободны, равны в правах, удовлетворены в своих нуждах. Удаляясь от естественного состояния, люди составляют между собой соглашение, призванное стоять на страже их естественных прав, в первую очередь — свободы, равенства и собственности каждого индивида. Это соглашение может быть расторгнуто в случае, когда нарушаются его условия.
“Человек родится в мир, — рассуждает Радищев — равен во всем другому […]. Но он [человек] кладет оным преграду, согласуется не во всем своей единой повиноваться воле […] для своей пользы […]”.17
И в другом сочинении:
“[…] человек, ощущая себя слабым на удовлетворение своих недостатков в единственном положении, следуя чувствительному своему сложению, для сохранности своей вступает в общество”.18
В этих словах прослеживаются, практически дословно, отголоски идей —Руссо. Правда, Радищев доводит их до крайности, переводя разговор в чисто революционную плоскость. Он утверждает право народа свергать своих правителей, если они не исполняют взятые на себя обязательства. Власть передается в руки государя с исключительным условием, что он будет печься о народных интересах. —И если он уклоняется от выполнения возложенной на него обязанности, народ оказывается вправе присвоить себе принадлежавший ранее правителю суверенитет. Как было отмечено российским исследователем П. Шкуриновым, “[…] Радищев демонстрировал новые моменты в развитии самосознания русской интеллигенции — рост ее в среде антимонархических убеждений”.19
В “Путешествии” Радищев возглашает от имени народа:
“Преступник власти, мною данной!
Вещай, злодей, мною венчанной,
Против меня восстать как смел?
Но ты, забыв мне клятву данну,
Забыв, что я избрал тебя,
Себе в утеху быть венчанну,
Возмнил, что ты господь, не я;
А мной гнушаться восхотел.
На вече весь течет народ,
Престол чугунный разрушает
[…]”.20И еще в “Житии”:
“Единое негодование на неправду бунтовало в его душе и зыбь свою сообщало нашим, немощным еще тогда самим собою воздыматься на опровержение неправды”.21
“Имея власть в руке своей […] возомнил […] что власть, ему данная над нами не на нашу был[а] пользу, но на его”.22
Так Радищев приходит к революционному пути. Его цель заключается не только в излечении России от вековой язвы крепостничества, которое он клеймит на протяжении всего “Путешествия”, но и в победе над деспотизмом в целом. Радищев полагал, что, в интересах всех необходимо физически уничтожить дворянство, возвести самодержца на эшафот и установить народ-ную власть.23
Борьбе с деспотизмом посвящены знаменитые фрагменты “Путешествия” и “Жития”. Со страниц обоих произведений автор с негодованием обрушивается на то, что “есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние”.24 Радищев неустанно подчеркивает принцип народного суверенитета: народ остается источником власти, несмотря на то, что, как было уже сказано, в результате заключения с правителем негласного соглашения с целью защиты общественных свобод граждан, люди жертвуют частью своего высшего права на власть. Государь же обязан выполнять свои обязательства перед народом; в противном случае народ снимает с себя “предусмотренные соглашением обязательства” и вправе судить и наказывать правителя, как обыкновенного преступника. Народ в этом случае играет роль судьи, так как недостойное поведение властителя дает народу полномочия вершить суд, до этого закрепленные законом за самодержцем, который имел власть судить государственных преступников. Царь первым должен ревностно хранить законы и не может уклоняться от их соблюдения. Правитель должен ставить во главу угла благосостояние своих подданных, руководствуясь высоким чувством справедливости. Если государь пренебрегает своим долгом, подданные автоматически получают право его свергнуть, а, если необходимо, и предать смерти: это не что иное, как теория убийства тирана, следующая правилу «око за око». Народ, в котором Радищев видит основную движущую силу истории, призван сместить самодержца, вернув себе тем самым дарованное Богом достоинство. Только восстание поможет всем сдавленным игом деспотической власти защитить свою свободу, вновь ощутить себя людьми.
Для Радищева само собой разумеется необходимость —ограничения верховной власти, а правительство должно действовать не на основании повелений деспота, а в соответствии с законами, вне зависимости от того, в скольких руках сосредоточена власть — одного или нескольких человек. По сути, это был призыв к конституционной монархии. Ключевой момент — в том, что закон представляется основной жизненной опорой общественного строя: “Властитель первый в обществе есть закон; ибо он для всех один”. В сознании Радищева юридические нормы — единственная надежная защита человека от деспотизма, поскольку даже государь не смеет топтать закон. Но без ограничения власти не существует по настоящему справедливых законов, а без законов — свободы. Таким образом, закон служит защитой от необоснованных нападок власти предержащей, стоит на страже морали и веры, оберегает жизнь и имущество граждан.
По этому поводу автор пишет в “Житии”:
“Человек, живущий в обществе под сению законов для своего спокойствия […]”.25
В то время как в “Путешествии” под фигурой деспота подразумевается Екатерина
II, в “Житии” деспотизм представлен в лице Бокума (гофмейстера, сопровождавшего Радищева с его товарищами, отправленными на учебу в Лейпциг). Писатель уподобляет отношения между Бокумом и студентами отношениям между самодержцем и подданными.В начале своего гражданского пути Радищев возлагал немалые надежды на новую императрицу в первые годы ее правления. Тогда он твердо верил в просветительскую идею возможности сотрудничества между мыслителем, который представлял “истинные интересы русского народа и России в целом”,26 и государем, способным воспринять здравые философские доводы. Начинания “Северной Семирамиды” внушали надежды на то, что перед ним — воистину просвещенный монарх. По всей видимости, именно этим оптимизмом и объясняются отдельные места в его сочинениях. Речь идет о мифе милосердного “царя-батюшки”, великодушного, справедливого, всерьез озабоченного судьбой своих подданных народного благодетеля, от чьего ока злое окружение скрывает реальную ситуацию, в которой существует народ, и который поэтому не имеет возможности залечить болезненные раны на страждущем теле народном. Напрашивается вывод, что правитель — не злой: это придворные «прихвостни» эксплуатируют народные массы!
Радищев пишет в “Путешествии”:
“На обоих глазах бельма […] слеп áправительñ и слеп всесовершенно”.27
И в “Житии”:
“О вы, управляющие умами и волею народов властители, колико вы бываете часто кратко-видцы и близоруки […]”.28
Именно слепота государя делает еще более необходимым присутствие philosophes, для того чтобы смело снять с глаз правящего владыки завесу неведения, рассказать всю горькую правду о положении дел в империи, сподвигнув тем самым на проведение необходимых реформ. Отсюда — стремление срочно наладить взаимовыгодное сотрудничество между властью и просветителями.
Радищеву не потребовалось —много времени, чтобы понять, что Екатерина устраивает не что иное, как показное представление… театр, разыгрываемый на подмостках России, и что за псевдо-философской личиной скрывается деспотизм. И если в начале царствования императрица громогласно заявляет о своем желании встать на защиту свободы и равенства подданных, полностью реформировать государственный механизм, то вскоре стало очевидным, что за видимостью либерализма скрывалась попытка удушить благие порывы интеллектуалов. Государыня не могла и помыслить о возможности проведения в жизнь радикальных реформ, таких, как отмена крепостного права, так как это могло пошатнуть её трон.
Потеряв надежду на оздоровление общества посредством плотного сотрудничества мыслителя и государя, автор осознал неизбежность замены реформы “сверху” революционным переворотом. Радищев призывает к восстанию, ибо если власть сводится до деспотизма, если государь “не имеет закона на последование, ниже в распоряжениях своих других правил, кроме своей воли или прихотей”,29 тогда человек имеет естественное право взбунтоваться, встать на защиту своей свободы. Так и поступил, в годы учебы в Лейпциге, Радищев «со товарищи» в отношении сопровождавшего российских студентов майора Бокума: “в нем áБокумеñ студенты видели живое олицетворение деспотической самодержавной власти, насилия и угнетения”.30
Этот наставник презрел свой долг в отношении оставленных на его попечительство студентов. Ему было вменено в обязанности распоряжаться деньгами, выделенными на воспитанников, предоставляя им самим свободно выбирать учебный план в Лейпцигском университете. Он же, будучи экономом, помышлял более об интересах собственного кошелька, чем о положении студентов, ко всему прочему, заставляя их посещать только те занятия, который он сам для них выбирал. И это — несмотря на гарантию свободы выбора предметов, данную императрицей молодым людям. Согласно повелению Екатерины, студентам было предписано заниматься в первую очередь изучением юриспруденции, что при этом не исключало свободное посещение и других лекций. Бокум, подобно государям, забывающим о том, что правление их должно быть на благо народа, а не ради “токмо ободрения своего самолюбия и стяжания своей пользы”,31 “рачил более о своей прибыли, нежели о вверенных ему”.32
Студенты страдали от недоедания, были лишены вещей первой необходимости, приличного платья, удобных комнат. Но этим все не ограничивалось: Бокум постоянно запугивал их телесными наказаниями (которые частенько претворялись в жизнь) и сажал “под стражу” за мелкие провинности. “Радищев, — как отмечает зарубежная критика — впервые испытал лично на себе ужасные последствия тиранической власти, против которой он впоследствии будет бороться на протяжении всей своей жизни”.33
Тотальное подавление свободы и оскорбительное поведение Бокума повлекли за собой ожесточенные акции протеста в студенческой среде. Рассказ об этом звучит как предупреждение самодержцу: деспотизм таит в себе семя бунта. Подтверждением тому может служить “пугачевщина”: униженный до крайности человек неизбежно восстает против угнетателя. Именно поэтому государям следует удовлетворять законные требования подданных, иначе доведенный до отчаяния народ может уготовить им судьбу, что выпала на долю английского короля Карла
I:“Я чту, Кромвéль, в тебе злодея,
Что, власть в руке своей имея,
Ты твердь свободы сокрушил;
Но научил ты в род и роды,
Как могут мстить себя народы:
Ты Карла на суде казнил”.34
И еще одна цитата:
“[…] сих гордых островитян англичан, кои […] царю своему жизнь отъяти покусилися судебным порядком; кои для утверждения благосостояния общественнаго изгнали наследного своего царя, избрав на управление посторонняго; […] и ныне нередко за величайшую честь себе вменяют противоборствовати державной власти и оную побеждать законно”.35
Слова Радищева говорят о его преклонении перед английским политическим устройством. Вспомним, что именно в Англии державное правление впервые потерпело поражение: народ, ущемленный в своих правах деспотической властью монарха, встал на защиту собственной свободы, а когда король остался глух к народным требованиям, автоматически получил прерогативу низложить и казнить государя. “Доктрина Радищева по вопросу убийства тирана, — отмечает
Jesse V. Clardy — основывается на идее, что правитель обязан гарантировать гражданам достойный уровень благосостояния. По этой причине он хвалит Оливера Кромвеля и английский народ за расправу над Карлом I”.36 В свою очередь, как полагает итальянский историк —Франко Вентури: “эти великие освободительные революции были единственным уроком, который могли воспринять деспоты”.371992 год. Другой путешественник собирается, по прошествии двух веков, в путь по тому же маршруту: Петербург — Москва. Конечно, не в карете, а в скором поезде. Но все та же неутешительная картина открывается перед глазами: бескрайнее русское поле, заброшенное молодыми поколениями, теперь уже нежелающими возделывать землю; деревянные домишки, не вмещающие большие семьи; дети бегают по полям или печально дремлют на руках матерей… лица их незабываемы; мужчины и женщины пытаются продать проезжим вяленую рыбу и овощи с огорода… Трудно мысленно не обратиться к тому, кто более двух столетий тому назад проделал этот путь, не разделить его грусти. Казалось, что борьба за счастье российского народа все еще не привела к сколько-нибудь значительным результатам: беднота так и осталась беднотой.
Политические события последних двух десятилетий —кардинально изменили лицо России, но пока преждевременно давать оценку реформам, которые должны в очередной раз поднять страну. И невольно приходят на ум слова Радищева: “потомство о нас [рас]судит, оно нелицемерно” .
* * *
озвращаясь к Радищеву, —следует напомнить, что после того, как он написал и издал “Путешествие из Петербурга в Москву” (1790 г.), императрица была настолько возмущена прочитанным, что повелела разобраться с автором Палате Уголовного Суда Санкт-Петербургской губернии, собственноручно начертав: — “… автор стремился к тому, чтобы произвести в народе негодование против начальников и начальства”, книга наполнена “оскорбительными выражениями противу сана и власти…”. Радищев был осужден на смертную казнь, императрица “смягчила” приговор, заменив его вечной каторгой в Сибири, куда он был отправлен в кандалах, написав ставшие знаменитыми строки:
“Ты хочешь знать:
Кто я? —Что я? Куда я еду?
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не было и следу,
Для борзых смельчаков и в прозе, и в стихах,
Чувствительным сердцам и истине я в страх
В острог Илимский еду.
В Илимске Радищев пробыл до конца царствования Екатерины, затем ему было разрешено жить в ссылке в Калужской губернии, и только перед самой смертью он вернулся в Санкт-Петербург.
Примечания
1
Dmitrij Tschizewskij. Storia dello spirito russo. Sansoni Editore, Firenze 1965, p. 238.2 А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений в 3 т. Беседа о том, что есть сын отечества. М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1938. Т. 1. С. 215.
3 Путешествие. С. 38.
4 А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений. Описание моего владения. М., Издание В.М. Саблина, 1907.
С. 372.
5 Одним из самых жестоких наказаний было “забрить” крестьянина в солдаты. Поскольку воинская служба длилась 25 лет, отправка в армию означала для рекрутов разлуку с семьей практически на всю жизнь. Кроме того, по причине бытовавшей в российской армии строжайшей дисциплины, по возвращению домой, ветераны были фактически не в состоянии уже нести повинность на земле и часто умирали раньше времени. Стоит отметить, что дворяне были полностью освобождены от воинской повинности.
6 Путешествие. С. 76.
7 Беседа. С. 215.
8
Ibidem. С. 216.9 Путешествие. С. 96.
10 А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений. Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего. М., Издание В.М. Саблина, 1907. С. 75.
11 Российская фискальная система предусматривала налог “на душу населения” (около 6 копеек с человека), который были обязаны платить крестьяне, в то время как дворянское сословие было освобождено от всех налогов: на лицо несправедливость — наиболее платежеспособная часть народонаселения не подвергалась налогообложению.
12 Об этом упоминает в своем очерке Леонид Светлов. См. Л. Б. Светлов. А. Н. Радищев. Критико-биографический очерк. М., Издательство Академии Наук СССР, 1958. С. 46.
13 См. В. И. Покровский. Александр Николаевич Радищев. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей. М., Кн. Маг. В. Спиридонова и А. Михайлова, 1907. С. 81.
14 Путешествие. С. 68.
15 Описание. С. 350.
16 Путешествие. С. 43.
17 А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений. Житие Федора Васильевича Ушакова. М., Издание В.М. Саблина, 1907. С. 129.
18 См. П. С. Шкуринов. Александр Николаевич Радищев. Философия человека. М., Изд. МГУ, 1988. С. 41.
19 Путешествие. С. 99-101.
20 Житие. С. 100.
21 Житие. С. 106.
22 Шкуринов. С 46.
23 Цит. по Светлов. С 42.
24 Путешествие. С. 68.
25 Житие. С. 128.
26
Tschizewskij. С. 116.27 Путешествие. С. 25.
28 Житие. С. 116.
29 Житие. С. 98.
30 Светлов. С. 36.
31 Житие. С. 123.
32
Ibidem. С 99.33
См. Jesse V. Clardy. The philosophical ideas of Alexander Radishchev. London, Vision Press Limited, 1963. p. 36.34
Путешествие. С. 101.35
Житие. С. 125.36
Jesse V. Clardy. p. 90.37
Franco Venturi. Introduzione a Aleksandr Nikolaevic Radiscev, Viaggio da Pietroburgo a Mosca. Bari, De Donato Editore, 1972. p. 28.38 Путешествие. С. 123.