Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 22, 2008
Уж так повелось с девяностых годов, что едва ли не каждое последующее лето в Риме оказывается жарче предыдущего. Примерно в такой же прогрессии растет, впрочем, и число приезжих в те же самые месяцы. Скорее всего, именно в рассчете на них в последние десятилетия городские власти стали уделять все больше внимания организованному досугу, в котором нуждаются изнывающие от духоты толпы людей, с утра до вечера заполняющие улицы и площади Вечного города. Рим летом особенно напоминает людской муравейник, хотя к какому из наиболее прославленных городов-музеев Италии в этот период не приложимо сие определение?! В той же Флоренции вообще не продохнуть от духоты, в Венеции же людской поток движется по проулкам между каналами порой буквально со скоростью черепахи.
Какое-никакое облегчение почувствуется лишь с наступлением темноты. И вот тогда — переждав пик жары в гостиничном номере либо передохнув после возвращения с работы — туристы и местный люд выползают наружу, дабы убедиться в том, что Рим способен предложить им еще нечто в придачу к изнуряющей жаре, красотам архитектуры и шедеврам искусства. Устраивать так называемые «фестивали искусств» в итальянской столице начали еще в те времена, когда резко подскочил поток приезжих в город и вцелом в страну — тогда, когда в Италии вообще впервые задумались над стратегией и тактикой индустрии туризма. Произошло это, — по крайней мере, в Риме,— позже, чем во многих центрах туризма в других европейских странах.
В 2007 году здесь отпраздновали своеобразный юбилей: тридцать летназад фестивали искусств сделали в городе первые робкие шаги. Тогда их было раз, два и обчелся, но последние годы число летних шоу растет с каждым летом, и в минувшем сезоне, по моим подсчетам, далеко перевалило за два десятка. Они идут последовательно и параллельно, различаются длительностью, сроками проведения, расписанием «работы», но в любой день — с июня по середину сентября — в Риме нетрудно найти, где провести свободный вечер, куда сходить, чтобы послушать музыку, посмотреть фильм или спектакль, посетить выставку или спортивное состязание. Есть среди них мероприятия, так сказать, специализированные (как отдельные кинопросмотры или балетные вечера), а есть «комплексные» (где кино, к примеру, соседствует с музыкой); одни фестивали регулярно перемещаются по городу, другие, напротив, годами сохраняют место проведения; в одном месте разнообразят программу, в другом, наоборот, стараются сохранять свою основную направленность…
Носят они собирательное название «Римское лето» и организуются под эгидой городской мэрии либо курируются различными культурными ассоциациями и фондами. Положа руку на сердце, могу без преувеличения сказать, что летом городе скучать не приходиться. Вот лишь немногие примеры.
Ставший традицией с наступлением ХХI века, бесплатный летний галаконцерт в сердце античного города (с участием той или иной «звезды» мирового музыкального шоубизнесса) в 2007 году был перенесен от стен Колизея на поле Большого цирка (CircoMassimo). 15 июля здесь, в присутствии полумиллиона зрителей, состоялось выступление легендарной рок-группы «Genesis» в своем первоначальном составе.Почти на 30 метров был вознесен подиум «арены», размером 64 на 28 метров, на которой исполнители чувствовали себя вольготно, а зрителям не приходилось вытягивать шеи, дабы увидеть всемирно известных исполнителей. Напомню, что в предыдущие годы в Риме подобным образом отметилось целое созвездие легендарных персонажей: сэр Пол Маккартни, Саймон и Гарфункель, Элтон Джон, Билли Джоель и Брайен Адамс.
Впрочем, звезд первой величины любители поп-музыки в минувшем сезоне смогли услышать и увидеть не один раз. В марте в итальянской столице выступили Стинг (22-го) и неувядаемая Джоан Баез (28-го), а летом, один за другим, прошли концерты великой Барбары Стрейзанд (15 июня на стадионе «Фламинио»: первая остановка в ее европейском турне), легендарной «иерихонской трубы», британца Джона Кокера (18 июля в аудиториуме), самого высокооплачиваемого латиноамериканского певца в истории американского шоубизнесса, пуэрториканца Рики Мартина (в том же зале и в том же месяце), еще одной британской поп-звезды, Джорджа Майкла, на Олимпийском стадионе (21 июля) и, наконец, едва ли не старейшей рок-группы «Пинк Флойд» (через 30 лет они вновь вернулись в Италию, где дали один-единственный концерт: 25 июля в Риме).
На таком фоне грозили бы стушеваться любые местные знаменитости, но только не Джино Паоли, старейший бард Италии (пел в Аудиториуме 29 июля), и его коллега Луччо Далла, один из ведущих голосов в мире итальянской песни, осуществивший любопытный римейк пуччиниевской «Тоски»: он не только поместил ее действие в современные обстоятельства, но и кардинально сместил содержательные акценты, не говоря уж о смене жанра с классического на вполне популярный (что, впрочем, только добавило популярности ему самому — слушатели, до отказа заполнявшие кино-концертный зал Грантеатр19, 20 и 21 сентября, неизменно награждали автора и исполнителей долгими аплодисментами).
Пятый год подряд в Риме (по примеру, кстати, Парижа) в конце лета (хотя, я не проверял, в какое время года это же событие отмечают во французской столице) проходит городской ночной праздник всевозможных искусств и культурных развлечений под названием «Белая ночь». Означает это, что всю ночь напролет на улицах и площадях, в парках, театральных и концертных залах, в музеях и даже ведомственных помещениях проводятся бесплатные концерты, театральные и прочие представления и шоу, демонстрируются (бесплатно же) кинофильмы, работают музеи и выставочные залы, а также общественный транспорот, и кроме того, есть, где выпить и закусить.
В минувшем сезоне римская «Белая ночь» состоялась с восьмого на девятое сентября, когда жара уже начинала спадать, а тьма все еще долго не спускалась на город. Согласно подсчетам соответствующих служб мерии, в гуляньях приняли участие более двух с половиной миллионов людей. В одних музеях побывало за ночь свыше 100 тысяч человек!
И хотя подавляющая часть культурных мероприятий была бесплатной, итоговая выручка сервиса от захода солнца до семи утра (когда мероприятия официально были завершены) составила кругленькую сумму, порядка 135 миллионов евро. Неплохой доход. Без всякого сомнения. И еще статистики оповестили. Что всего по городу было организовано, в общей сложности, порядка четырехсот различного рода и типа культурно-развлекательных и познавательно-образовательных «мероприятий», которые подготовили, провели, сыграли, представили, объявили и так далее, более тысячи исполнителей.
Другие культурные развлечения я для разнообразия на этот раз сгруппировал по «жанрам», со списоком которых (не претендуя, впрочем, на его полноту) и предлагаю ознакомиться заинтересованным читателям.
ОПЕРА
Термы Каракаллы
Главным событие в мире оперы на сценах столичных театров, как всегда, становится летняя часть сезона Римского оперного театра, которая — еще с середины 30-х годов ХХ века — переносится на импровизированную площадку внутри комплекса величественных Терм Каракаллы, чьи недоразрушенные стены по-прежнему поражают воображение и одновременно служат прекрасной «естественной» декорацией к любым постановкам, которые разворачиваются здесь под усыпанным звездами римским небом. В последние годы к опере добавился балет, что неудивительно — размеры территории позволяют осуществлять балетный спектакль любого масштаба.
В 2007 в Термах ( с 28.06 по 14.08) пели «Турандот» и «Набуко» Верди, «Паяцы» Леонкавалло и моцартовского «Дон Жуана»; балетная же часть в этом сезоне оказалась полностью русской: «Лебединое озеро» и «Ромео и Джульетта» (впрочем, я еще вернусь к музыке Чайковского и Прокофьева в конце обзора): в общей сложности, 23 вечера, и каждый раз — незабываемое впечатление, создаваемое за счет музыки, пения (или танца) и неповторимой «среды». Причем, в обеих операх Верди участвовал бас Михаил Рысов (выпускник московской Консерватории, еще с начала 90-х годов успешно гастролирующий на сценах итальянских оперных театров), а постановку «Лебединого озера» осуществила Галина Самсова).
Регулярный же сезон Римского оперного театра был, без всякого сомнения, отмечен двумя постановками Франко Дзефирелли на основной сцене (в рамках сезона памяти великого тенора Беньямино Джильи), который срежиссировал «Травиату» (20.04-3.05) и сразу за ней — малоизвестную у нас «Дочь полка» Гаэтано Доницетти (с 16 по 21 мая), в которой солировала одна из звезд мировой оперной сцены, Анжела Георгиу (Angela Georghiu).
Думаю, стоит напомнить — раз уж речь зашла о таком корифее, как Дзефирелли — что он не впервые обратился к «Травиате»: с этой оперой Верди у него, судя по всему, особые отношения: так, еще в 1984 г. он осуществил грандиознейшую ее постановку во Флоренции, а в 2002, наоборот, создал «миниатюрный» вариант на сцене небольшого театра в провинциальном городке Буссето(Busseto) — на родине великого композитора.
Остальные оперные постановки в репертуаре 2007 года («Манон Леско» Пуччини, «Вертер» Рихарда Штрауса и «Войцек» Альбана Берга — гостил ли он вообще на российских оперных подмостках?) особого фурора не произвели, но и особых нареканий в критике не вызвали.
ТЕАТР
По поводу сцены драматической откровенно замечу, что на этом пространстве я в прошедшем сезоне практически не «засветился». Отмечу лишь сентябрьский шекспировский фестиваль на сцене римского театра «Глобус» в парке Боргезе (осовремененной реконструкции знаменитого лондонского здания, тоже выполненной из дерева, правда, с многочисленными современными наворотами, и способной вместить 1250 зрителей), продолжавшийся с 11-го до 23-го сентября. Впрочем, о чем я пожалел, так это, что не попал на шекспировскую же трилогию Некрошюса: 20, 21 и 25 сентября ( в рамках ежегодного римского театрального фестиваля «Европа 2007 он показал в помещении театра Valle «Отелло», «Гамлета» и «Макбета», а 28 и 29 — еще и «Вишневый сад» (с Максаковой и Петренко). Вряд ли такое здесь повторится, да еще в обозримом будущем.
Жанр музыкального театра отметился возобновлением — после пятилетнего перерыва — всемирно знаменитого мюзикла «Нотр Дам де Пари» на музыку итальянского композитора Риккардо Каччанте. С 11 по 18 сентября на сцене Грантеатра была возобновлена постановка 2002 года (тогда только в столице ее показали более 90 раз при рекордном колическтве зрителей). Впрочем, и на этот раз успех сопутствовал спектаклю, рекордсмену по сборам в истории этого жанра, тем более, что в заглавной роли зрители вновь увидели блистательную Лолу Понче.
Своеобразным театрализованным шоу стал праздник высокой моды по случаю 75-летия творческой деятельности всемирно знаменитого модельера Валентино. Трехдневные костюмированные выставки, продлившиеся три дня (6, 7 и 8 июля), устроили в парке Виллы Боргезе, в Колизее и на подиуме античного храма Венеры и Ромы на римском Форуме. Празднество, обошедшееся 73-летнему юбиляру в кругленькую сумму 10 миллионов евро, было продолжено ретроспективной выставкой моделей марки «Валентино» в новом павильоне, выстроенном в 2006 году по проекту американского архитектора Ричарда Мейера вокруг аничного памятника «Алтарь мира» (так называемый «Ara Pacis») на набережной Тибра.
К чести законодателя мод необходимо подчеркнуть, что заняв под свои юбилейные проекты античные сооружения, он выделил городу 200 тыс. евро на проведение в них реставрационных работ.
ВЫСТАВКИ
Как обычно, и это одна из достойных характеристик культурно-просвкетительской политики администрации города, экспозиции отличаются разнообразием, продуманностью подбора авторов и тематики вцелом, обилием представленных экспонатов и не испытывают недостатка в достойных экспозиционных площадях. Упомяну наиболее запомнившиеся.
Галерея Боргезе (Galleria Borghese)
18 октября в залах Галереи Боргезе открылась очередная из запланированных тут на ближайшие несколько лет международных выставок, всецело посвященных творчеству целого ряда мастеров классического европейского искусства. В этом году пришла очередь замечательного итальянского скульптора Антонио Кановы. Приурочена экспозиция к 250-летию со дня его рождения, в связи с чем в «самой прекрасной в мире усадьбе»,— как называл ее сам Канова,— представлены 50 его работ (главным образом, скульптуры). Выставка, ставшая первой персональной экспозицией мастера, когда-либо проводившейся в итальянской столице, продлится до 3 февраля будущего года.
Произведения итальянского скульптора прибыли в Рим из многих музеев мира. Вот некоторые из самых известных: «Три грации» из Эрмитажа, «Амур и психея» из Лувра, «Наяда» из нью-йоркского «Метрополитена», «Спящая нимфа» из лондонского Королевского музея Виктории и Альберта, 2 Венеры — из Флоренции и Лидса, конечно же здешний шедевр, «Полина Боргезе в виде Венеры-победительницы» (прописанный в Галерее Боргезе с 1838 г.), и т.д.: в общей сложности 16 мраморных композиций, не считая гипсов, изделий из терракоты, барельефов, картин, рисунков и эскизов мастера, прибывших из музеев и частных коллекций в Австрии, Англии, Венгрии, Нидерландах, России, США и Франции, а также, естественно, из нескольких итальянских городов.
Канова, подобно своему великому предшественнику Бернини (а возможно, в еще большей степени), уделял особое внимание заключительной стадии работы — тщательнейшей обработке поверхности всего «изделия», в чем и достиг едва ли не совершенства, в чемм воочию смог убедиться любой посетитель выставки, стоило только повнимательнее приглядеться к статуям, благо подойти поближе не составляло труда. В римских музеях и церквях (наполненных шедеврами мастеров Возрождения и Барокко) лишь одна великая скульптура укрыта от возможных посягательств — всемирно известная «Пьета» Микеланжело в ватиканском Соборе св. Петра. В остальных случаях, — мне регулярно приходит на ум,— администрация и служба безопасности, ну, прямо, как в родных пенатах, полагаются скорее на авось. Пока проносит, дай-то Бог, чтоб и впредь…
Викторианский комплекс
(Complesso Vittoriano)
В залах Викторианского комплекса на площади Венеции в этом году прошел ряд персональных экспозиций художников ХХ века, среди которых наиболее представительными и интересными были выставки Поля Гогена, Марка Шагала, Антонио Донги и Альберто Суги.
Донги (Antonio Donghi).
В феврале-марте (16.02 –18.03) здесь показали ретроспективу работ самого, пожалуй, значительного художника «римской школы» (течения в итальянской живописи периода между двумя мировыми войнами), на время объединившей под одной крышей мастеров, работавших, по сути, в достаточно далеких друг от друга стилистических манерах — от экспрессионизма до сюрреализма — и скорее всего, причисленных к вышеупомянутому «изму» просто по территориальной принадлежности: с 20-х годов до конца войны они, в основном, жили и работали в столице. В экспозиции Донги был представлен более, чем полусотней картин, двумя десятками рисунком и несколькими акварелями — одним словом, вполне антологическое собрание — из ряда частных коллекций и римских музеев. Причем, основу выставки составили работы, предоставленные «Банком ди Рома», который приобрел их у наследников художника в 70-90 годах.
Картины Донги, как, впрочем, работы всех «римлян» мало отвечали в свое время идеологическим усмотрениям власти, однако — и в этом большая разница — итальянский фашизм в 30-е годы не особенно вникал в сущность теоретических, стилистических и прочих устремлений и особенностей современной живописи, предоставляя ее адептам (в отличие от аналогичных — известно каких — режимов) относительную свободу творчества. Может, поэтому, может и нет, но за 20-ми годами в итальянском изобразительном искусстве не последовало спада (что было бы вполне логично, учитывая вероятность идеологического давления на него со стороны авторитарной власти).
Кто знает, не в связи ли с подобной, «малоожидаемой», линией его развития, Донги оказался впервые оцененным и востребованным за океаном, в США, и только позже — на родине.
По отзывам современников, он был человеком флегматичным, но вместе с тем, склонным к эксцентрическим поступкам, любителем хорошеньких женщин и страстным поклонником кинематографа.
Шагал.
Затем, фактически без перерыва, Донги сменил Шагал: с 9 марта по 1 июля в залах разместилась крупнейшая из когда-либо состоявшихся в Италии экспозиций Марка Шагала. Были показаны почти 200 его работ из музеев Парижа, Санкт-Петербурга, Ниццы, Хельсинки, Базеля, Ульма, Каракаса и из коллекций частных владельцев: живопись, акварель, гуашь, рисунок, офорты, коллажи, скульптура и фотоматериалы (о поездке художника в Палестину в 1934 г.). Дополнительно к произведениям мастера развесили картины его современников — Малевича, Н. Гончаровой, Э. Лисицкого и О. Редона.
Для итальянцев (по крайней мере, для римлян) выставка Шагала стала настоящим откровением, тут его знают, разве что в Ватиканской коллекции современного искусства есть одно полотно художника. Подолгу останавливались впечатлительные зрители около таких работ последнего периода, как «Блудный сын» и «Дон Кихот».
Я же пожалел, что не было ни одной из 96 иллюстраций мастера к «Мертвым душам» — из тех, что когда-то предназначались для публикации во Франции (проект так и не был реализован), но увидели свет спустя много лет, в 2007 году в России.
Гоген.
Там же 6 октября открылась выставка Поля Гогена. Впервые столько работ (более 150) замечательного художника, знаменитого пост-импрессиониста собраны вместе в итальянской столице. Картины, рисунки, скульптуры, изделия из керамики, образцы его теоретического и эпистолярного творчества прибывшие в Рим из музеев и частных собраний тридцати стран, с необходимой полнотой охвата представили творческий путь художника — от первых «проб пера» в Париже до последних полотен, законченных незадолго до смерти в Полинезии. Треть экспонатов предоставили американские собрания, что еще более повысило интерес к выставке: думаю, что нечасто все-таки такое значительное число его произведений, хранящихся за морем, попадает на европейские выставки (и уж точно впервые — на итальянские).
Кроме того, экспонаты прибыли из европейских городов, из стран Ближнего Востока и Латинской Америки. Россия отметилась присылкой нескольких полотен из Эрмитажа (в частности, я опознал «Беседу» и «Подсолнечники»).
Устроители выставки особо отметили конкретное влияние Гогена на живопись ХХ века, оттенив его работы десятком картин ближайших сподвижников-учеников по так называемой «школе Понт-Авена», сформировавшейся в период работы художника в этом бретанском городке (Серюзье, Бернар и др.).
Удивило, что списке участников отсутствовал Пушкинский музей — то ли в цене не сошлись, то ли иные какие условия не совпали. А жаль…
Суги (Alberto Sughi).
Между же мировыми знаменитостями (19.07-23.09) Викторианский комплекс принял выставку — и тоже ретроспективную — одного из старейших итальянских художников, Альберто Суги — мастера так называемого «экспрессионистского реализма». Суги — художник, обретший прочную известность к 70-м годам и на протяжении всего творческого пути удерживающийся в «рамках» фигуративного искусства.— был представлен почти 150 работами, главным образом, живописными произведениями. Поэт печали и одиночества — другое распространенное в критике определение миросозерцания живописца. В текущем десятилетии событием художественно-полиграфической жизни стали публикации сочинений классиков итальянской литературы — Данте, Леопарди и Мандзони — с иллюстрациями
художника. Альберто Суги — участних многих персональных выставок в Италии и за рубежом (в том числе, кстати, и в московском Манеже, еще в 1978 году).
Папские конюшни(Scuderie eli Quirinale)
Дюрер.
Впервые в Италии была показана персональная экспозиция великого немецкого мастера Альбрехта Дюрера (10.03-10.06). Посетители престижнейшего выставочного комплекса в бывших Папских конюшнях напротив Президентского дворца смогли увидеть более двух десятков живописных работ, 10 акварелей, 33 рисунка и свыше полусотни гравюр Дюрера.
Посетив такую выставку, воочую (а не только теоретически) убеждаешься, что Альбрехт Дюрер был не только гениальным мастером гравюры — а именно к подобному суждению подготовлен рядовой неспециалист-гуманитарий, вроде меня, тем более что российские музеи особо не богаты его картинами — но и потрясающим живописцем, оказавшим к тому же глубокое и длительное влияние на многих замечательных мастеров европейской живописи 16-18 в.в.
Произведения самого Дюрера были окружены на выставке работами его предшественников, итальянских мастеров 15 в., современников и художников последующих эпох. В общей сложности, более двухсот произведений искусства 15-18 в.в. из музеев Рима, Флоренции, и других итальянских городов, из Лондона и Оксфорда, Мадрида, Вены, Будапешта, Вашингтона и ряда немецких, естественно, городов.
Как известно, неотразимое впечатление на Дюрера оказало его первое путешествие в Италию, во время которого он познакомился с творчеством Андреа Мантенья, Леонардо да Винчи, Джованни Беллини и Антонио Палайоло, чьи произведения «обрамляют» работы немецкого художника, созданные им по возвращению в Германию.
(Кстати, возможно, не без влияния итальянцев Дюрер — шлифуя собственное мастерство — попутно выработал и новый жанр в живописи, так называемые «ведуты», иными словами, пейзаж, — продукт зарисовок городов и ландшафтов, виденных им в путешествиях по Италии, — который, впрочем, не оставил следа в искусстве его современников и даже ближайших потомков и был востребован лишь по прошествии целого столетия).
Проходя по залам, нельзя было не залюбоваться всемирно известными шедеврами Дюрера: «Адам и Ева», «Рыцарь и смерть», удивительное «Поклонение волхвов», «Меланхолия», «Портрет Эразма Роттердамского», ряд пейзажей.
Вместе с тем, выставку можно с полным правом назвать «Дюрер и Италия», о чем свидетельствуют многочисленные работы местных мастеров — здесь и одна из «Мадонн» Джованни Беллини, и рисунки Леонардо (чья «Тайная вечеря» несомненно оказала воздействие на композицию одноименной картины Дюрера, а через него, кстати, позже — на разработку того же сюжета у Якопо Бассано, чья картина висит рядом с работой Дюрера). В других залах число произведений итальянской живописи только растет — среди мастеров, испытавших воздействие идей (в том числе и теоретических) и творческих установок немецкого гения, числятся ведь и такие светочи Возрождения, как Рафаэль, за которым (в эпоху Барокко) следуют Караваджо, братья Караччи, Карпаччо, Карло Маратта и т. д. вплоть до скульпторов Джанболонья и Александро Альгарди. Если же добавить к ним менее известных профессионалов 18 века, а также учесть, что не обошлось и без немецкого, так сказать, представительства, то становится понятным, почему общее число экспонатов превосходит две сотни.
Впечатление, вцелом, уникальное, и к подобному размаху, думаю, мало кто из неспециалистов, пришедших на выставку Дюрера, был реально подготовлен. Так что удивление, смешанное с восхищением и благодарностью ее устроителям с двух сторон, — в течение всех дней работы экспозиции сопровождало каждого, кто побывал на ней.
Помимо же вышеописанных чувств, лично я почерпнул там вот еще какую информационную справку: оказывается, гравюры Дюрера породили множество подделок (видно, появился реальный стимул, вызванный резким скачком спроса на данный жанр), что в результате привело к первому в истории судебному процессу в отношении — выражаясь современным языком — защиты авторских прав.
И еще: очень бы хотелось — ввиду отсутствия в родных музеях шедевров Дюрера — думать, что и у нас когда-нибудь кто-нибудь в «третьем Риме» сподобится на сравнительно аналогичную инициативу. Народ, уверен, оценит ее по достоинству…
Поп-арт.
И еще одна запомнившаяся выставка состоялась в залах римских Скудерий: на протяжении
четырех месяцев, начиная с 26 октября, в залах бывших Папских конюшен были выставлены более сотни работ почти полсотни авторов, составлявших в свое время славу и мировую известность искусства Поп-арта. Их произведения тут иллюстрировали самые «громкие» годы этого направления: 1956-68, годы его рождения, наивысшей популярности и распространения по (западному, конечно) миру — от Северной Америки до Восточной Европы. Представленные картины, скульптуры, коллажи (на которые оказался столь богат поп-арт), инсталляции, флаги, плакаты располагались в залах Скудерий согласно тематическому (а не обчно используемому в подобных случаях хронологическому) принципу построения экспозиции, украшенной целым цветником имен, в первую очередь, естественно, американских (всех оттенков, направлений и величин): от раннего Рэя Джонсона до Энди Уорхолла, от Клея Ольденбурга до Роя Лихтенштейна и Роберта Раушенберга; англичане во главе с Ричардом Гамильтоном и Питером Блэйком; скандинавы (Ойвинд Фальстрём с культовыми «рекламами» продукции «Эссо» и ЛСД), испанцы, французы, венгры, швейцарци, поляки и, конечно же, целый букет итальянцев (пусть не столь харизматичных, но представляющих особый интерес для местной публики: Марио Скифано, Микеланжело Пистолетто, Марио Черолли, Джозетта Фьорони др.). Экспонаты прибыли из музеев, художественных галерей и частных собраний добрых двух десятков городов на американском и европейском континентах.
Тематика: предмет в частной и общественной жизни (поп-арт придал ему особую роль), образы-имиджы звезд кино и музыки (от Мэрелин Монро до Элвиса Пресли, от Битлов до Роллингов, от Бриджит Бардо до Софи Лорен и Марчелло Мастрояни), поднятые на щит «низкие» жанры, вроде комиксов и чисто коммерческих образцов, наконец, раскрепощенное человеческое тело в качестве лейтмотива композиций, столь часто служившее и источником вдохновения их создателей (одна «Great American Nude» Тома Вессельмана чего стоит»!). Одним словом, предметы, образы, символы, лица, тела, лозунги и рекламы, давно ставшие привычными во многом благодаря пристольному вниманию, которое им уделяли именно творцы поп-арта. Они превозносили и тиражировали их либо, наоборот, обличали и высмеивали — результат же оказался практически аналогичным»: в сознании потомков став
историей и запечатлевшись в их (и в нашей) памяти в качестве самых представительных «знаков» этих реалий — в произведениях искусства 50-60 годов.
Кстати, итальянские представители жанра узнаваемы еще и потому, что в их работах почти в обязательном порядке, в том или ином виде наличествует привязка к отечественной классике: от преображенных «подлинников» до использованных (иногда в сознательно утрированной форме) их же названий. Так, уже упомянутый Марио Скифано отметился «Автопортретом Леонардо», а Эдоардо Паолоцци использовал имя древнеримской Дианы-охотницы в названии своей аллюминиевой композиции, представляющей устройство двигателя в разрезе; впрочем, Серджио Ломбардо сумел «отвлечься» от корней, но не от персонажей национальной политики: на его»плакате» столь растиражированный в те годы поп-артом портрет Джона Кеннеди дан в композиции с итальянским премьер-министром Фанфани.
Сантьяго Калатрава.
В промежутке между поп-артистами и Дюрером (4.07–2.09) экспозиционные площади заняли под выставку испанца Сантьяго Калатрава (Santiago Calatrava), одного из ведущих мастеров современной архитектуры, нередко именуемого «архитектором-инженером» или даже «архитектором-скульптором», а в качестве доказательства представили несколько десятков архитектурных его проектов (в макетах и фотографиях), а также инженерные разработки, скульптуру и рисунки. В кинозале регулярно прокручивали целых 16 документальных фильмов о его работах, снятых в разных странах.
И неудивительно, ведь Калатрава — автор известных и своеобразнейших футуристических построек (аэропортов, железнодорожных вокзалов, стадионов, мостов, небоскребов, общественных зданий и сооружений, в том числе, театров, университетских и музейных корпусов) в десятках городов планеты: от родной Валенсии до Нью-Йорка, от Мальме до Буэнос-Айреса и Катара.
Широко известна и его склонность к инновациям в использовании материалов и технологий.
Эстетику Калатравы часто определяют термином «био-тек», хотя в его творчестве вполне очевидно и влияние архитектурно-строительного мышления великого Корбюзье. Вместе с тем, он никогда не отказывался от традиций, особенно от уроков столь любимого им искусства итальянского Возрождения (возможно, именно по этой причине в элементах и ракурсах многих эскизов его будущих построек откровенно «просвечивают» контуры и очертания человеческих тел).
Не так давно Калатрава ступил и на итальянскую землю: утверждены его проекты моста в Венеции, спортивного городка в римском университете «Тор Вергата» и железнодорожного вокзала в Реджо Эмилии.
Дворец выставок (Palazzo delle Esposizioni)
С. Кубрик.
6 октября выставочный «бизнесс» Рима праздновал возвращение в строй — после 5-летних ремонтно-восстановительных и реставрационных работ — центрального выставочного «пространства» в городе, трехуровнего Дворца выставок (Palazzo delle Esposizioni), отстроенного вскоре после объединения страны, в 1883 году. Общая экспозиционная площадь составляет теперь более 10 тысяч кв.м., здесь будут не только проходить выставки, но и демонстрироваться кинофильмы, проводиться концерты, конференции и прочие культурно-образовательные мероприятия. К тому же на последнем этаже, на террасе, расположился еще и ресторан, откуда открывается великолепная панорама города.
По случаю возобновления деятельности Дворца в нем состоялась в тот день иногурация сразу нескольких экспозиций, в разных жанрах визуального искусства.
Начну, пожалуй с кино, жанра, который формально не подразумевается в названии комплекса, но которому отводится достойное место в его будущей деятельности. К тому же и сам я, придя на открытие здания, первым делом отправился на выставку, посвященную жизни и творчеству одного из самых культовых режиссеров мирового кинематографа — Стенли Кубрику.
На входе зрителей встречали 12 телеэкранов, на которых демонстрировались отрывки из разных его фильмов и кинодокументальные материалы о творчестве и жизни американского режиссера. Кроме того, во время работы экспозиции (до 8 января 2008 г.) в новом кинозале Дворца проходила ретроспектива фильмов Кубрика.
В каждом из залов экспозиция посвящена отдельному фильму мастера (в хронологическом порядке) и реакции на него критики, прессы и зрителей. Там же были сосредоточены и вещественные экспонаты, как-то: подлинные сценарии и рабочие записи Кубрика, аппаратура и другие предметы-участники съемок, элементы декораций, костюмы, афиши, газеты, журналы и книги того времени, отзывавшиеся на работы мастера, письма (в том числе, переписка с Набоковым, который, тепло отозвался о его экранизации своей «Лолиты»), фотографии участников, актеров, самого режиссера и т.п. — все, что имело отношение к съемкам и демонстрации данного кинопроизведения или к самому его автору. Тут посетители получали (или расширяли) свои представления о проектах Кубрика: начиная от ранних, черно-белых (документальный дебют «День схватки») до последнего, вызвавшего диаметрально противоположные оценки «С широко закрытыми глазами», и так и нереализованнх «Наполеона» и «Искусственного интелекта»(доброй сотней набросков к которому — включая даже начальные кадры — воспользовался позже Стивен Спилберг, сняв свой фильм-тезку).
Присутствовали даже тщательнейшим образом воспроизведенные при подготовке выставки
конструкции отдельных мизансцен — одна кабина космического корабля из «Одиссеи 2001» чего стоила!
Главная цель общей концепции — создать представление не только о плодах работы великого киномастера, но и о самом методе этой работы, о людях, его окружавших на съемочной площадке либо так или иначе связанных с творческой деятельностью режиссера, о иных (но тоже творческих) его интересах: к архитектуре, живописи, дизайну, литературе (о чем, собственно, свидетельствуют его фильмы). Недаром же Кубрик как-то сказал, что «все, выразимое в слове либо помысленное, возможно воспризвести средствами кино»). Не оставлены без внимания были и секреты чисто технических приемов, которые применял или изобретал Кубрик.
Экспонаты как бы погрузили в киносреду — в каждом из залов установили дополнительные экраны, на которых можно было увидеть эпизоды из соответствующего фильма.
Можно было познакомиться и с «запротоколированными» (в опубликованных интервью, в преписке, в мемуарных свидетельствах) мнениями режиссера о своем видении мира и искусства кино, оттененными многоголосием критиков, коллег, актеров, лично знавших мастера. Все эти материалы находились в залах, так сказать, в открытом доступе. Тянуло бродить по залам, останавливаться, отвлекаясь на демонстрацию эпизодов, вновь возвращаться, чтобы проверить ту или другую деталь, а на исходе осмотра завернуть в кинозал и полностью погрузиться в удивительный мир Стэнли Кубрика. Кусочек всего увиденного позволял унести домой отлично изданный каталог, предисловие к которому написал Мартин Скорцезе. Одним словом, почитателям искусства легендарного режиссера да и всем любителям кинематографа, уверен, был подготовлен великолепный подарок.
М. Ротко.
Еще одной экспозицией, которой была отмечена иногурация Дворца выставок стала антологическая ретроспектива работ американского мастера русского происхождения Марко Ротко (работала до 6 января 2008г.). На ней было представлено 70 живописных полотен и более 30 рисунков художника: от ранних работ 30-х годов до последних полотен, выполненных незадолго до трагической смерти Ротко в 1970 году. Выставка была приурочена к 45-летию первой экспозиции американского мастера в Риме (а вообще-то его произведения впервые увидели в Европе в ходе венецианской Бьенале еще в 1958 году).
Репутация абстракциониста, закрепившаяся за Ротко (против чего он, кстати, неоднократно возражал), не вполне и не всегда соответствовала его творческим принципам, чему подтверждением служила и данная выставка: тут можно было увидеть и раннюю, фигуративную, живопись, и полотна, выполненные в типично сюрреалистической манере, хотя, конечно, основной корпус представленных работ Ротко определяется как абстрактный. Но самые поздние полотна (создававшиеся художником под девизом «ясности») опять-таки не вписываются целиком в стилистику абстрактного искусства — в них он стремился установить прямой контакт со зрителем, занимаясь поиском и воспроизведением особого духовного пространства, возникающего, по его мнению, при соприкосновении цветовой композиции на полотне с взглядом (и восприятием) зрителя.
Особо в этой связи хочется отметить никогда не затушевывавшийся самим Ротко его глубокий интерес и прочную духовную связь своего творчества с классическим — и в первую очередь, итальянским — искусством. Так, он неоднократно посещал эту страну, изучая ее художественное наследие. Трижды приезжал в Рим, подолгу лежа на спине, рассматривал фрески Микеланжело на потолке Сикстинской капеллы (а лучшим его творением считал лестницу в Лаурентинской библиотеке во Флоренции). Не меньшее внимание уделял росписям Пьеро делла Франческа в Ареццо или живописи Фра Анжелико в той же Флоренции. Привлекало его внимание и античное наследие страны, к примеру, он любил бродить среди раскопок в Пестуме. Ротко знал и дружил со многими итальянскими художниками и писателями.
Как мало кто из его современников (особенно, из собратьев по абстрактному искусству) он был подлинным колористом, и может быть поэтому его сын — в противоречие с мнением критиков — считал своего отца романтиком в искусстве, а сам Ротко написал, что «прогресс искусства связан с его движением к ясности».
Остается добавить,что картины и рисунки художника прибыли в Рим из музеев и частных собраний США, Канады, Австралии, Мексики, Бразилии, Израиля и многих стран Европы.
Вместо послесловия.
Стоило мне, — никогда до того картин Ротко не видевшему,— дойти до его зрелых картин (самых известных и часто очень больших по размеру полотен), в которых царствуют, как правило, несколько чистых цветов, как у меня в зрительной памяти всплыли работы моего давнего приятеля, московского художника Евгения Дыбского, несколько лет прожившего на севере Италии, а в последние годы переместившегося в Германию: именно эту «линию» цветовых сочетаний (которую уводил Ротко за пределы чисто зрительского восприятия — в подсознание, медитирование или — как полагают многие критики — в глубины мистического) во многом, по-моему, продолжает живопись Дыбского. Границы сочленения цветовых участков и есть, по сути, своего рода «проходы» за пределы цвета, в те области сознания или, скорее, подсознания, где искусство соприкасается с Единым, чья суть невыразима «профессиональным» языком того или иного его (искусства) жанра. Воистину, искусство не знает ни границ (пространственных), ни разнесенности во времени своих создателей…
И я тут же придумал подходящий к моменту каламбур: Дыбский — это Марк Ротко сегодня. Шучу, конечно, но как в каждой шутке есть доля шутки, то желающие удостовериться могут нынче, — когда все больше российских художников живут и работают, как говорится, на два дома,— пойти на выставку своего современника хоть бы и в Москве, где они порой имеют и будут еще, надеюсь, иметь место в будущем. (Кстати, последняя по счету состоялась в Москве в феврале-марте 2008).
М. Чероли
Заканчивая обход экспозиций во Дворце выставок 6 октября, я зашел еще на выставку скульптур одного из старейших итальянских мастеров этого жанра, Марио Черолли. Она продлилась до 2 декабря и представила довольно полную гамму работ скульптора, в 50-60 годы примыкавшего к представителям поп-арта, а чуть позже слывшегов Италии за одного из ведущих членов движения «Арте повера». Получивший известность общеевропейского масштаба в связи с выставкой своих работ на венецианской Бьенале еще в 1966 году (где он удостоился главного приза в области скульптуры), Марио Чероли продолжает активную творческую деятельность. В качестве материала использует металлическую сетку, уголь, песок, крашенную землю, но главным образом все же — дерево. Именно работами из этого материала он и известен (плоские деревянные профили составляют многие его композиции, к примеру антологическую группу «Китай»), хотя широкому зрителю гораздо в большей степени знакомы такие его гигантские композиции из металла и бронзы, как «Гол» перед Олимпийским стадионом в Риме, крылатый «Конь» напротив главного корпуса государственной радиотелевизионной корпорации РАИ или «Диспропорция» в римском международном аэропорту Фьюмичино. Много лет скульптор работал также в театре, кино и на телевидении (с такими, в частности, крупными режиссерами, как Пьер Паоло Пазолини и Лука Ронкони). Кроме того, за ним числятся разработки театральных и даже церковных интерьеров.
В итоге напрашивается вывод: возросшие возможности Дворца выставок взывают к соответственному количественному (и будем надеяться, качественному) совершенствованию всего того, что сможет и в будущем предложить римлянам его администрация. Кстати, Дворец — равно, как и выставочный комплекс бывших Папских конюшен, а также городские Дома кино и джаза — находится в ведении мэрии, не так давно выделившей из списка своих подразделений особую коммерческую структуру под названием «Палаэкспо», которой и поручено отныне ими заниматься, т.е. сделать доходными, но и культурной составляющей не поступиться. В данном случае явно получилось, а дальше — видно будет.
Из того, что было за год показано на других выставочных «площадках» города, отмечу вот что. Во-первых, ретроспектива работ итальянского художника второй половины16 века, главы так называемой «болонской школы» живописи и одного из главных представителей раннего Барокко, Ганнибала Карраччи, которого современники частенько величали новым Рафаэлем. И были, хотя бы отчасти, правы, ибо теперь он считается самым «итальянским» (после Рафаэля) мастером в истории национальной живописи в послеренессансную эпоху. Да и быть похороненным он удостоился рядом с великим урбинцем, в столичном Пантеоне.
Экспозиция проходила с 26 января до 6 мая в так называемом Дворике Браманте на площади Дель Пополо и стала, как ни странно, первой персональной выставкой этого мастера в Риме — город как-то все не удосуживался обратить на него внимание, хотя Карраччи во многом способствовал его украшению.
Ганнибал Карраччи был одним из трех — и наиболее талантливым — братьев-художников в своей семье. Он много сделал для разработки основных жанров, которые в недалеком будущем определили живопись Барокко и последующей эпохи (исторический и религиозный ее каноны, пейзаж, рисунок и даже карикатура).
На выставке были представлены работы Карраччи из музеев целого ряда европейских стран, где имя художника ценилось чрезвычайно высоко уже с самого начала 17 века, в том числе из Дрезденской галереи, Лувра, мадридского Прадо, лондонской Национальной галереи, нашего Эрмитажа и из нескольких итальянских музеев.
Крутили документальный фильм об истории создания фресок, выполненных им во дворцах Болоньи и Рима, и в частности, о самом знаменитом цикле росписей — во дворце семейства Фарнезе в Риме.
В палаццо Русполи (Palazzo Ruspali)на центральном проспекте Корсо (с 4 октября до конца января 2008) показали коллекцию мексиканского мультимиллионера Переца Симона (Pérez Simon). Крупнейшее частное собрание Латинской Америки, регулярно путешествующее по миру, прибыло в Италию, успев побывать в этом году в Далласе, Квебеке и Мадриде. Римляне увидели живопись, графику и скульптуру (всего 57 работ) 14-20 в.в. Основа собрания — 13 картин художников Ренессанса и Барокко (от Лукаса Кранаха до итальянских мастеров), а также живопись и скульптура 19 века, представленная в основных течениях столетия (французские академики, прерафаэлиты, ипрессионисты). Вполне достойная подборка, особенно если учесть, что заморский предприниматель начал собирать свою коллекцию только в 70-х годах.
Символизм: от Моро до Климта. Эта ретроспектива, как явствует из самого ее названия, была посвящена течению символизма в европейской живописи конца 19-начала 20 века, уделявшему особое внимание (как и в одноименном литературном направлении) «вечным» темам Любви и Смерти и, вместе с тем, послужившим, как известно, своего рода трамплином, выбросившим европейское искусство в эпоху авангарда. Своеобразная роль выпала ему на долю, одним словом, над чем невольно подталкивала вновь размышлять выставка, с 7 июля по 16 сентября разместившаяся в залах Национальной галерее современного искусства (Galeria Nazionale d’Arte moderna).
Широкая гамма имен, жанров и сюжетов — один из ее несомненных плюсов, обеспечивших простор собственным соображениям на данную тему: постепенно оцениваешь исходный посыл устроителей и кураторов экспозиции, представивших здесь также и работы известнейших мастеров живописи, которых обычно не принято причислять к символистам. С иного бока начинаешь приглядываться к полотнам тех же Гогена или Климта — в окружении работ Гюстава Моро, Арнольда Беклина, Пьера де Шавана, Одилона Редона, и уж тем более эталонного символиста Эдварда Мунка. На эти мгновения (или минуты) не может не захватить этот странный мир, в котором вечность торжествует над блеклой реальностью времени, где почти нет места «объективному» предметному миру, а само искусство явно подразумевает нечто совсем иное, чем то, что изображает во внешне знакомых формах. Не сразу выходишь из этого «промежуточного» состояния, в котором бродил по залам галереи, но, перейдя дорогу, почти автоматически попадаешь под сень пиний и кипарисов в аллеях раскинувшегося напротив центрального парка Боргезе. И когда тенистая дорожка выведет в мир большого города, — прямо в устье шумной виа Венето, — образы и символы постепенно совместятся с объектами окружающей действительности. На смену сущностям вернутся явления.
В апреле на улице Маргутта — бывшем римском Монмартре, где в период между двумя мировыми войнами жила местная художественная богема, — в доме номер 53/Б устроили выставку неиздававшихся до сих пор фотографий, сделанных великим Пабло Пикассо 90 лет назад, когда он (в компании Жана Кокто) жил именно по данному адресу.
Весной 1917 года они прибыли в Рим для работы над декорациями, костюмами и либретто к балету «Парад» (для труппы Дягилева), в апреле — сменив местожительство (кстати, это был отель «De Russie») — поселились на Маргутте, где Пикассо фотографировал и рисовал. Помимо десятков эскизов заказа, тут он написал, в частности, «Итальянку», «Арлекина и женщину в бусах», а также как раз тогда познакомился с Ольгой Хохловой, единственной из своих многочисленных пассий, с которой потом заключил официальный брачный союз.
Помещение студии сегодня находится во владении все той же семьи, у которой снимали его Пикассо и Кокто в далеком 1917 году.
А вот, причислять ли к развлечениям такое публичное событие, как «Фестиваль математики», еще вопрос, хотя только в день его открытия (4 марта) в Аудиториуме там побывало небывалое число (вопрос: кого — участников или просто зрителей ?) «посетителей» — около 8 тысяч! В основном, конечно, это была молодежь: и в тот день, и в последующие дни. Среди участников же (которые читали лекции, вели семинары и беседы о простом и сложном в мире математики, комментировали документальные фильмы о ее достижениях) числилось немало лауреатов Нобелевской премии — Джон Нэш (John Nash), один из самых титулованных математиков мира, или Эндрю Уайтс (Andrei Wites), нашедший решение знаменитой теоремы Ферма через 350 лет после смерти ее создателя, а также лауреаты той же премии в иных науках и даже искусствах, такие как физик Жорес Алферов или даже итальянский актер и драматург Дарио Фо, в1997 году награжденный за достижения в области литературы. Особую область, в которой издавна наука «смешалась» то ли с искусством, то ли со спортом, представлял на фестивале известный российский шахматист Борис Спасский, проведший — как положено — ряд сеансов одновременной игры. Одним словом, праздник науки удался на славу.
Теперь о кино. Новому Римскому международному кинофестивалю стукнуло два раза — родившись год назад, он в 2007-ом подтвердил, похоже, свое право на жизнь и те особенности, которые, собственно говоря, и вызвали его появление на свет. По мнению организаторов и заявлениям столичного мэра Валььтера Вельтрони, основная цель кинофорума — «обслуживание» массового зрителя, а не профессионалов жанра и прессы. Данная цель, как и в прошлом году, была вполне достигнута: в период работы фестиваля (с 18 до 27 октября) просмотры фильмов во всех программах, во-первых, происходили не только в залах Аудиториума, крупнейшего комплекса зрительских искусств в городе, но и в нескольких кинотеатрах, а во-вторых, цены на билеты не превышали их стоимости в обычные дни. Еще одной специфической чертой стало жюри детской программы фильмов, составленное из самих юных зрителей — учеников римских общеобразовательных школ. Об остальном умолчу, поскольку ход и итоги Римского фестиваля в свое время вполне «засветились» в отечественных СМИ.
А за четыре месяца до международного киномероприятия в городе состоялось вручение самой престижной премии в сфере отечественного, итальянского, кинематографа — так называемой, ежегодной премии Донателло, вручаемой Итальянской киноакадемией. Это — своего рода местный «Оскар», который, как и в Америке, вручается по многим категориям.
В 2007 ее разделили фильмы режиссеров Джузеппе Торнаторе («Неизвестная»), победивший в пяти номинациях, и Даниеле Лукетти («Мой брат — единственный сын»). Интересно, что приз за лучшую женскую роль в работе Торнаторе достался российской актрисе Ксении Раппопорт.
22 сентября в рамках юбилейного 30-го »Римского лета» бесплатно демонстрировался римейк Ф. Копполы »Наполеон», впервые обошедший мировые экраны в 1981 году. По сути, это — восстановленная и сокращенная версия одного из культовых фильмов немого кино, который в 1927 году снял легендарный французский режиссер Абель Ганс. «Наполеона» показали на том же месте, на котором он демонстрировался в Риме 26 лет назад: на «задах» Колизея, где был установлен 33-метровый экран, а на перекрытом проспекте перед ним установили места для 4 тысяч зрителей. Музыку к римейку, написанную отцом Копполы, Кармином Копполой, исполнил Оркестр Рима и Лацио в составе 65 музыкантов.
Вообще же кино, как обычно, широким поток лилось на экраны города в летние месяцы: в залах кинотеатров и на многочисленных открытых площадках в парках и на площадях Рима. Ретроспективы мировой кинопродукции предоставляют жителям города и приезжим возможность увидеть десятки и десятки кинохитов, блокбастеров, работы молодых киномастеров, фильмы экспериментального, авторского и документального кино из всех, думаю, стран мира, где существует их производство. Сам я за лето сумел побывать в девяти таких временных «киноцентрах», хотя их наверняка было больше. Упомяну лишь самые запомнившиеся.
Уже который год непременно «запоминаю» самый, наверно, длительный (по времени работы) из них: на острове Тиберина, что расположился посреди римской реки Тибр. Тут, на двух экранах, мало того, что демонстрируются по четыре фильма каждый вечер с июня по сентябрь, еще проходят выставки, играют музыканты, происходит дегустации блюд региональной кухни, идет бойкая торговля изделиями ремесленного производства. Одним словом, не соскучишься, разнообразишь киновпечатления, отоваришься при случае и нутро ублажишь.
За последние годы появились еще два зала, где можно, и не только летом, посмотреть интересное или редкое кино: это скромный кинопросмотровый зал «Треви» (зато в шаге от знаменитого одноименного римского фонтана) и переоборудованный под демонстрацию фильмов особнячок на территории парка Боргезе, по инициативе городской администрации превратившийся в столичный Дом кино. Кстати, именно в этом помещении (с 8 по 10 декабря) прошел фестиваль современного российского кино под названием «Отцы и дети», на котором были представлены фильмы двух кинодинастий: последний фильм режиссера Владимира Хотиненко «1612» и картина его сына Ильи «Золотой век», а также работы Сергея и Марины Мирошниченко «Рожденные в СССР» и «Угольная пыль».
Отдельную тему составили итальянские экранизации русской литературной классики, в разные годы созданные итальянскими кинематографистами на каналах государственной медиакорпорации РАИ и показанные тут еще в феврале. В ретроспективе этих телефильмов показали «Анну Кренину», «Воскресенье», «Преступление и наказание», «Бесы», «Чайку» и «Роковые яйца» по Булгакову. Вообще, именно в данных залах после 2000 года возродилась — угасшая было в предыдущем десятилетии — традиция проведения Дней (Недель или Фестивалей) российского кино.
И уж если заговорил о «русской линии» в культурных событиях года, то продолжу в том же направлении.
Начну, пожалуй, с музыки, поскольку в этой сфере русское присутствие утвердилось настолько заметно,что давно никого не удивляет: не говоря уж о вершинных именах в мировом музыкально-оперном наследии, афиши концертных залов и оперных театров Италии неизменно украшают созвездия исполнительских талантов, а по стране регулярно гастролируют российские балетные и танцевальные солисты и ансамбли. Так, 19 февраля (на сцене театра «Argentina») состоялся гала-концерт российских солистов оперы и балета, а 18 июля, в разгар фестиваля искусств «Римское лето», в прекрасно сохранившемся здании античного театра в Остии выступили звезды балета Большого театра.
Во второй половине декабря оркестром и хором Национальной музыкальной академии Рима им. Св. Цицилии дирижировал великолепный Юрий Темирканов: звучала музыка Чайковского (из балета «Ромео и Джульетта») и Хачатуряна (Концерт для скрипки). В том же качестве до этого выступили Владимир Ашкенази в концертном комплексе «Аудиториум» (где 23, 24 и 25 апреля под его управлением играл тот же коллектив) и Юрий Башмет, 20 октября дирижировавший оркестром «Новая Россия» в помещении Национальной музыкальной академии им. Св. Цицилии (где, в частности, прозвучал и Концерт для скрипки Чайковского). И еще раз оркестр Академии сыграл под руководством российского дирижера: 6 июня в «Аудиториуме» за пультом стоял Андрей Борейко (а в программе значилась музыка Скрябина и Стравинского).
Крупнейшие российские звезды мирового исполнительского искусства, как сговорившись, выбрали (или это сделали за них) для своих концертов «Аудиториум»: в декабре там играли пианисты Евгений Кисин (9-го) и Николай Демиденко (8, 10 и 11), а месяцем раньше — виолончелистка Наталия Гутман (с сыном-скрипачем Святославом Морозом).
В области балета сезон 2007-го можно в определенной степени назвать сезоном Стравинского: римский Театр оперы дважды обращался к его музыке, сначала (27.03-1.04) осуществив постановку «Весны священной» и «Персефоны», чуть позже (26-30 мая) — «Петрушки» и «Жар-птицы» (с участием солистки Мариинского театра Ирмы Ниорадзе).
Еще раз Театр оперы обратился к русской музыке, когда поставил «Спящую краавицу»: балет Чайковского шел там ежедневно с 26 сентября по 3 октября. А на сцене Национального театра поставили «Микеланджело» — балет на музыку Дм. Шостаковича (правда, «прожил» он на сцене всего один вечер: 22 марта).
Вообще, лично я никак не привыкну к такому краткому «веку» что оперных, что балетных, что театральных постановок, хотя умом-то понимаю: как правило, подобная практика распространена повсюду в Европе, за исключением, порой, музыкальных шоу — оперетты и мюзикла. Однако, делать нечего: иного, как говорится, не дано…
Прощаясь со сценой, упомяну еще, что в феврале, в международном фестивале балетного танца (все в том же «Аудиториуме») принял участие российский коллектив «Провинциальные танцы», которым руководит Т. Баганова.
Теперь — о музыке духовной: трижды в 2007 г. она звучала в Риме.
29 марта — в зале Римской филармонии — Большой симфонический оркестр и хор Третьяковской галереи (под управлением Вл. Федосеева) исполнил ораторию «Страсти по Матфею» известного автора духовной музыки, епископа Иллариона Алфеева, а 6 и 7 декабря состоялись концерты церковной музыки мужского хора московского Свято-Даниловского монастыря.
Задевая тему двусторонних культурных отношений, упомяну международную научную конференцию «Рим и Россия: век ХХ», посвященную русско-итальянским культурным и литературно-художественным связям в минувшем столетии. В трехдневной конференции (18.06-20.06), проходившей в помещении филологического факультета римского университета «Ла Сапиенца», приняли участие представители академической науки из Италии, России, США, Израиля и ряда европейских стран. Подобные встречи главный римский университет организует регулярно и в течение уже многих лет, так что целый ряд докладчиков мог бы считать себя почти завсегдатаями исторического особняка Вилла Мирафиори у стен Вечного города, на древней консульской дороге via Nomentana.
И, наконец, два слова не про Рим.
Из набора выставок в других городах Италии мое внимание привлекла одна необычная экспозиция во Флоренции (тем более, что по чистой случайности в период ее работы оказался в тосканской столице ) — своего рода уникальный «римейк» давней выставки в том же городе, состоявшейся почти сто лет назад. Тогда, в 1910 году два любителя современной живописи организовали в городе экспозицию своих коллекций картин Поля Сезанна. Именно этого художника они выделяли из числа его собратий по кисти, и смогли к тому времени собрать более 50 его полотен (хотя в их коллекции были и картины других его соотечественников). Эта их собрание было самой крупной частной коллекцией полотен замечательного мастера (справедливости ради, однако, отметим, что только за пределами России). Не удивительно ли, что были они американцами, художниками-любителями, проживавшими в те годы во Флоренции. Звали их Эгисто Фабри и Чарльзом Лезере (подозреваю, впрочем, что в жилах их также текла кое-какая часть и местной, итальянской, крови).
Потом они уехали обратно в Америку, там их пути и судьбы разошлись, коллекция одного из практически рассеялась, потомки же второго сохранили большую часть картин. Главное, однако, состоит в том, что значительную часть той экспозиции к …..мая — когда открылась выставка — удалось собрать, добавив полотна современников Сезана, в залах ренессансного палаццо Строцци.
Важно отметить в этой связи и другой момент: та, первая, выставка стала отправной точкой интереса к импрессионизму со стороны итальянских художников, собирателей и любителей живописи. Интереса, конечно, слегка запоздалого, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Хорошо бы — пусть не эту конкретно экспозицию — Сезанна показать и в Риме, думал я, бродя меж его картин, а затем по улицам города, который когда-то открыл для страны одним махом постимпрессионизм и импрессионизм. Тем более, что в столице прописано лишь одно его полотно («Le Cabanon de Jourdan”): в Галерее современного искусства (откуда, кстати, его в конце минувшего столетия украли, но вскоре — вкупе с единственным же Ван Гогом — нашли и вернули на место). Одним словом, молодцы флорентийцы (“bravi fiorentini”)!…
Как я уже неоднократно замечал, последние годы многие крупные музыкальные события на территории Италии не обходятся без участия российских исполнителей: в первую очередь, там, где звучит оперная, балетная, симфоническая или инструментальная музыка. Так было и на «Тосканском солнце» (Festival del Sole)— сравнительно новом международном фестивале искусств, на которые так богата в летнее время Италия, в старинном тосканском городе Кортона (проводился с 4 по 16 августа в пятый раз). Этот — один из трех «солнечных» фестивалей искусств, организованных за последние годы в разных странах американским импрессарио Барреттом Виссманом (Barrett Wissman), — последнее время становится все более заметным событием на небосклоне европейских музыкальных программ, о чем свидетелствовало в этом сезоне участие в нем целого созвездия звезд мирового уровня, включая приму Мариинского театра Анну Нетребка, скрипачей Викторию Муллову и Дмитрия Ситковецкого, виолончелистку Нину Котову (она «по совместительству» является музыкальным директором фестиваля) и пианистку Елену Башкирову. Российский же национальный оркестр играл в первый день фестиваля под управлением сына великой Софи Лорен (открывший тосканский смотр) и известного продюссера Карло Понти, которому и было посвящено выступление оркестра под управлением Карло Понти-младшего. Кроме того, в дни фестиваля под тосканским солнцем звучала музыка Мусоргского, Рахманинова и Шостаковича.
Вот, на этой «русской ноте», пожалуй, и умолкну.
С уважением,
Александр Сергиевский (Рим).