Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 18, 2006
Если попытаться оценить современную роль Балкан в системе международных отношений, используя традиционные количественные критерии, то, скорее всего, можно прийти к выводу, что речь идет о периферийной и довольно отсталой зоне на фоне интегрирующейся Европы. Девять стран региона Юго-Восточной Европы (Албания, Болгария, Босния и Герцеговина, Греция, Македония, Румыния, Сербия и Черногория, Хорватия, а также европейская часть Турции) занимают территорию размером 300 тыс. кв. км. Совокупная численность его населения составляет 55 млн человек, но его ВВП едва достигает 120 млрд долл., а ВВП на душу населения в 12 раз меньше средних показателей по ЕС. Ресурсная база региона небогата. Все это, вместе взятое, едва дотягивает до показателей средней европейской державы и, казалось бы, вряд ли достаточно, чтобы позволить региону, разделенному к тому же национальными границами, играть заметную роль в окружающем мире. Тем не менее, этот регион, издавна известный как Балканы, уникален именно тем, что при всей незначительности своих традиционных силовых (понимая под силой – влияние) параметров он не раз приковывал к себе внимание мирового сообщества и держал его в напряжении.
Историческое развитие большинства народов и государств Юго-Восточной Европы проходило по-разному: одни долгое время находились под игом Османской империи, другие – под господством Австро-Венгрии. По ним прокатились волны фашизации, затем советизации, а сегодня – вестернизации. Одни из них боролись за освобождение с оружием в руках, другие ждали, когда великие державы, собравшись на конференции (в Париже, Ялте, Потсдаме или Дейтоне), преподнесут им независимость (или, наоборот, еще большую зависимость). Различия в общественно-экономическом, политическом, культурном и религиозном развитии, принципиально разные взгляды на историю, на принципы организации власти, государства, на перспективы развития нации, спрессованные на ограниченном территориальном поле, постоянно создавали (и создают сегодня) территориальные, демографические, религиозные проблемы, культивируют предубеждения между народами региона. Здесь присутствовало все – от процессов ассимиляции, межэтнических конфликтов, терроризма и нарушений прав человека до неконтролируемых миграций, торговли наркотиками, взаимодействия транснациональных криминальных структур. Все эти и подобные им национальные (межнациональные) проблемы не могли не влиять на состояние окружающей среды, международной безопасности, на формирование нового мирового порядка.
Чаще всего это влияние было отрицательным, поскольку обусловлено было совсем не теми параметрами, которые обычно определяют мощь (влияние) государства (коалиций государств) на международной арене – военная сила, экономический, технологический, финансовый, политический потенциал. Оно было обусловлено, прежде всего и главным образом, отрицательным фактором – повышенной конфликтогенностью региона, которая временами оказывалась разрушительной и даже губительной для окружающего мира: достаточно вспомнить обе мировые войны, которые были так или иначе связаны с балканским феноменом и которые оказались роковыми для целого ряда империй (османской, австро-венгерской, российской, фашистской).
Повышенная и устойчивая конфликтогенность Балкан в известной мере была обусловлена тремя фундаментальными обстоятельствами: во-первых, геополитического порядка, во-вторых, порядка цивилизационного, в-третьих, местного порядка.
Если говорить о первом из этих обстоятельств (геополитического порядка), то в основе его лежит тот факт, что Балканы постоянно пребывали на стыке двух силовых центров притяжения (двух тенденций), исторически противоборствующих, каждый из которых надеялся утвердить (расширить) свое влияние за счет другого. В самом деле, исторически Балканы были предмостным укреплением как для Европы, так и для Азии, как одна, так и другая стремились сделать это предмостное укрепление своим. Предварительным условием для давления Азиатского континента и для дальнейшего продвижения Азии на Европейский континент должно было бы стать обладание Балканами. Так, видимо, полагали в Османской империи, завоевывая Балканы. Предварительным условием для европейского продвижения в Азию должно было бы также стать обладание плацдармом в виде Юго-Восточной Европы. Так думали в Европе, сначала сталкивая турок с Россией, потом отвоевывая для себя Балканы (Малая Антанта, 1920–1938 гг.).
В настоящее время Балканы все чаще видятся своеобразным мостом между Европой и Азией, по которому идет разнонаправленное движение людей, товаров, капиталов. Каждая сторона стремится к контролю над этими встречными потоками, регулируя их прежде всего в своих интересах. Запад дальше продвинулся в этом направлении: Турция – член НАТО, вскоре по ее территории пойдет на Запад азербайджанская нефть (нефтепровод Баку–Джейхан). Но и Анкара, проявляя завидное терпение, добилась немалого – в недалеком будущем она, скорее всего, станет первой мусульманской страной, ставшей полноправным членом ЕС (оставив позади себя некоторые балканские государства и Россию).
Все эти геополитические игры вокруг Балкан в условиях, когда для их народов главным было выжить, сохранить свою национальную идентичность, по-разному воспринимались ими, формируя у каждого из них свои образы врагов, друзей, угроз, побед и поражений. Одни считали, что выживание – это вечная борьба, другие полагали, что выживание – это вечное приспособление. И все это не могло не сказаться на взаимоотношениях самих народов, населявших Балканы, многие из этих предубеждений и предпочтений сохранились и до нашего времени, многие из этих различий сегодня институализированы в государствах, их национальных идеях, диаспорах, религиях, идеологиях, видении друг друга. Во всяком случае, сегодня практически все балканские страны имеют определенные предубеждения друг против друга и претензии друг к другу, идущие главным образом из прошлого.
Второе обстоятельство, несущее в основном цивилизационную нагрузку, обусловлено тем, что здесь, на территории по размерам незначительной, столкнулись две гуманитарные культуры, две политические культуры, две (если не больше) религии, по-разному воспринимающие такие понятия, как мир, власть, общество, личность. Каждая из этих культур стремилась утвердить здесь свое мироощущение, но это давалось с трудом, ибо предполагалось, что это утверждение должно было означать окончательную победу какого-то одного начала и полное поражение (искоренение) другого. Фактически взаимоотношения в регионе строились по принципу “игры с нулевой суммой” –
либо абсолютная победа, либо абсолютное поражение. Теория Хантингтона о грядущем “столкновении цивилизаций” как будто бы укладывалась в создавшуюся на Балканах ситуацию с той лишь разницей, что результатом все чаще виделась не “нулевая сумма”, которая в постмодернистской истории имеет мало смысла, а понимание неизбежности длительного сосуществования несовпадающих (несовместимых) начал, неизбежности попыток, приспособления их друг к другу. В результате ссоры, распри, конфликты народов, наций, национальностей, этносов, государств принимали затяжной, перманентный характер, становились отличительной чертой, особенностью их внутренних и внешних взаимодействий. Отсутствие стабильности также становилось спецификой региона.
Наконец, третьим (местным) обстоятельством, нагнетающим и удерживающим высокую температуру конфликтогенности региона, был процесс самоидентификации стран региона, начавшийся не сегодня, но сегодня еще далеко не законченный. Как справедливо указывал М.Вебер, нация, народность, этнос осознают себя как нечто цельное, но специфичное, прежде всего при соприкосновении (взаимодействии) с другими народами и государствами, то есть они самоидентифицируют себя, когда вступают в систему международных отношений. Именно в этой системе они ощущают свою непохожесть на других, понимают, что у них другое, свое видение мира, своя миссия в нем. Поэтому обычно становление национального государства идет путем этнической гомогенизации. Применительно к Юго-Восточной Европе это, во-первых, создает серьезные проблемы с национальными меньшинствами в большинстве балканских государств (проблемы венгерского меньшинства в Румынии и Сербии, албанского – в Сербии, Македонии, турецкого в Болгарии, греческого в Албании). И, во-вторых, утверждение “гомогенных государств” зачастую шло на Балканах, опираясь на силу (этнические чистки) и диктатуру власти, обычно при массовой поддержке. Формирование этнически гомогенного государства серьезно мешает поэтому процессам демократизации.
Следует отметить, что процесс самоидентификации в Юго-Восточной Европе в ряде случаев далек от завершения, “формирование нации идет вдогонку”, отставая от потребностей общества, от среднеевропейских стандартов. Важно учитывать и другое. К тому же он подпитывается не только взаимодействием с окружающими “непохожими сущностями”, но и постоянной подозрительностью по отношению к “ним” и, в конечном счете, конфронтацией с ними, ибо история приучила балканские народы к тому, что непохожий всегда был чужим, а чужой, как правило, оборачивался противником. Это происходило не потому, что этнос, национальность, государство были недоверчивыми и подозрительными изначально, а потому, что этого требовало само их выживание: выживание албанцев в Косово при режиме Милошевича, выживание сербов в том же Косово при режиме албанских сепаратистов. Вероятно, поэтому же выживание обычно мыслилось на Балканах как поглощение (покорение) ближайших (потенциальных) противников, расширение территорий, их полного подчинения себе. Возникновению повышенной конфликтогенности этой зоны способствовала и колониальная практика прежних завоевателей здешних земель, которых здесь немало было в прошлом. Для того чтобы поддерживать порядок на непокорных территориях, пришлые завоеватели проводили здесь политику “разделяй и властвуй”, натравливая одни народы на другие. А исторические предубеждения живут намного дольше, нежели создавшие их режимы. Поэтому во время Второй мировой войны, да и после распада Югославии с таким ожесточением хорваты уничтожали сербов, сербы хорватов, потом албанцев, потом вместе сербы и хорваты обращали свой гнев на мусульман в Боснии и Герцеговине.
Временами политики и вожди теряли чувство реальности, но большие амбиции нравились малым народам, они казались вызовом окружающему миру. Поэтому одна за другой в рамках все той же самоидентификации всплывали идеи построения Великой Болгарии, Великой Сербии, Великой Албании, Великой Румынии. Чем меньшими возможностями обладала страна, тем больше она претендовала на статус “великой”. Но, как показывает практика, “великие идеи” требуют великих жертв. Сосуществование столь значительного числа “великих” на столь незначительном территориальном пространстве представляется потенциально опасным, хотя в реальности и маловероятным.
Наличие в регионе высокого уровня конфликтогенности, противоречий, взаимной враждебности гасило импульсы к созданию и развитию собственного интеграционного потенциала, который мог бы (как показывает опыт Европейского союза) способствовать размыванию существующих противоречий, большей стыковке расходящихся национальных интересов. Когда собственной взаимной недоброжелательности не хватало, на авансцену выходили “друзья” со стороны. Так, идея создания Балканской конфедерации, которую в 40-х годах выдвигал лидер болгарских коммунистов Георгий Димитров, была с ходу отвергнута Москвой.
Между тем, расхожий термин “балканизация” означает противоположную тенденцию – к фрагментации, государственному дроблению, постоянным распрям на этнической и территориальной почве1. Попытки проведения каждой новой границы на Балканах приводит к появлению новых меньшинств, которые, в свою очередь, очень скоро становятся новым источником дробления. Важно и другое: национальные и политические лидеры балканских стран и территорий традиционно стремились вовлечь в свои споры и конфликты великие державы. Сами же великие державы в стремлении усилить свое влияние в регионе за счет своих конкурентов охотно вовлекались в местные склоки.
“Историю Балкан двух последних столетий, – подчеркивает Б.Шох из гессенского Фонда изучения проблем мира и конфликтов, – можно описать как арену скрещивания интересов и вмешательства великих держав”. В конечном счете, подобное вмешательство заканчивалось трагически как для самих великих держав, так и для стран (народов) самого региона. Достаточно вспомнить Первую мировую войну, когда запущенный маховик взаимной вражды так и не удалось остановить. “Балканская ловушка” для великих держав продолжает функционировать и в наши дни. Поспешное официальное признание правительством Германии развала СФРЮ и независимости возникших на ее месте ряда государств послужило катализатором югославской трагедии, последствия которой ощущаются поныне. Однако для Бонна главным была в этом случае возможность продемонстрировать миру, что ФРГ наконец-то созрела для проведении самостоятельной внешней политики. Первым и наиболее ощутимым следствием косовской драмы (военной операции НАТО против Югославии) было дальнейшее ухудшение и без того напряженных тогда российско-американских отношений. В этом, возможно, и состояла основная цель С.Милошевича, который всеми силами пытался столкнуть между собою США (Запад) и Россию.
Временами великие державы, влезая в “балканскую ловушку”, теряли ориентацию, объективность, способность быть нейтральными в конфликте. Забывая о провозглашенных целях, они начинали играть по правилам, установленными местными политиками. Это относится и к Соединенным Штатам, которые помогли косовским сепаратистам победить, но не смогли решить косовскую проблему, в частности, не сумев обеспечить безопасность проживающих в крае сербов (то же самое произошло впоследствии и в Ираке, где американцы смели диктаторский режим Хусейна, но не смогли заменить его демократией). Это относится и к России, которая безоговорочно поддерживала Милошевича даже тогда, когда он втихую “продавал” ее тем же американцам.
В то же время великие державы, преследуя свои интересы на Балканах, пытались опереться на различные группировки традиционного балканского общества. Каждая из этих держав искала поддержки своей линии у совершенно различных групп, тем самым разъединяя это общество, а не объединяя его для решения существующих проблем. Каждая из них считала, что именно она является примером для модернизирующихся балканских обществ, зачастую игнорируя их исторический путь и исторический опыт. Нет сомнения, что Балканы – неотъемлемая часть Европы. Но часть эта – особая, специфическая. Это классический субрегион с собственной историей, географией, культурой, менталитетом, образом жизни. Балканские страны всегда вносили в “копилку” европейской цивилизации свой особый неповторимый вклад. Сегодня, стандартизируя процесс изменений, процесс демократизации в регионе, великие державы Запада девальвируют то, что является на сегодня движущий силой перемен балканских государств, – их стремление к национальной самоидентификации.
После окончания холодной войны ситуация в Юго-Восточной Европе усложнилась. Здесь столкнулись международные интересы не только Соединенных Штатов, западноевропейских государств (среди которых не было единого мнения), России, но и таких важнейших международных организаций, как ООН, ОБСЕ, ЕС, НАТО. В результате их противоречия по поводу Балкан наложились на собственные противоречия балканских стран и образовалась “гремучая смесь”, способная взорвать на только европейское, но и мировое равновесие. К счастью, этого не случилось, все обошлось большой местной кровью (как всегда на Балканах), но малыми изменениями – распалась всего лишь нежизнеспособная Югославская федерация. Тем не менее, по своей значимости кризисная ситуация на Балканах и на этот раз вышла далеко за рамки региона и приобрела как общеевропейское, так и глобальное измерение.
Вместе с тем, помимо политики великих держав, на ситуацию в Юго-Восточной Европе, ее развитие ныне все более значительное воздействие оказывает само состояние внешней среды, те системообразующие процессы, которые происходят в международных отношениях, прежде всего процессы, которые меняют роль государства, неправительственных организаций, индивидуумов, конфигурацию сил в современном мире. И как эти процессы вписываются во все то, что происходит или может в ближайшее время произойти на Балканах?
Прежде всего, речь идет о процессах глобализации, охвативших современный мир. И не столько о количестве персональных компьютеров на душу населения, хотя и это важно, сколько о наличии рыночной экономики, демократизации обществ, их открытости для движения товаров, капиталов, людей и идей, о новом характере взаимоотношений по линии личность–общество–государство, об их взаимосвязи с теми тенденциями, которые развиваются в современном мире. Почти все страны Юго-Восточной Европы (за исключением Греции и Турции) находятся на начальной стадии экономических и социальных реформ, которые значительно отстают от реформ политических. По оценке Европейского банка реконструкции и развития, результаты усилий реформаторов в семи балканских государствах “по-прежнему отрезвляют”. Они добились успехов лишь в “малой приватизации”, а также в либерализации режимов торговли и валютных курсов. Что же касается приватизации крупных предприятий, реформы банковской системы, изменения рамочных условий экономической политики, а также принятия законов о конкуренции и банкротстве, то здесь большинство балканских стран не продвинулось вперед. Местные рынки малы, относительно изолированы и зачастую не подходят для размещения производства. Конкуренты из стран с низким уровнем заработной платы вне Балкан часто предлагают для этого лучшие условия. Поэтому эффект глобализации на экономику и социальную сферу этих стран явно отрицательный – открытость работает против становления и укрепления национальной экономики. В этих странах, за редким исключением, нет каналов, нет ресурсов, используя которые они могли бы поставить глобальные процессы себе на службу.
Наконец, в системе взаимоотношений личность–общество–государство процесс глобализации делает основной упор на личность, на оптимальное раскрытие и использование ее потенциала. Отсюда упор в политике государств, пытающихся опереться на процессы глобализации, на профессионализм, образование, здравоохранение, на совершенствование гарантий соблюдения прав человека. Балканские страны прилагают огромные усилия для того, чтобы сократить утечку мозгов, которая в условиях глобализации получает новый импульс. Из стран уезжают не только выдающиеся ученые, деятели культуры, врачи, но и просто рабочие-специалисты. Балканские страны сталкиваются с угрозой интеллектуального и профессионального истощения нации. К сожалению, все эти проблемы не стоят в числе первоочередных в повестке дня правительств стран Юго-Восточной Европы. Отчасти потому, что другие проблемы – социальные, экономические – кажутся более насущными и больше давят на правительства. Отчасти потому, что значение этих проблем в “догоняющих обществах” просто недооценивается. Отчасти потому, что у правительств просто нет средств для финансирования соответствующих программ.
Национальная самоидентификация в целом вписывается в процесс глобализации, но совсем не в тех формах, в которых она проходит в большинстве балканских государств. Здесь она сконцентрирована в основном на усилении роли государства в экономической, социальной и политической сферах, в то время как процесс глобализации предполагает, что роль государства во всех этих сферах постепенно размывается, она подменяется возрастающей активностью неправительственных организаций, гражданского общества. Проблема состоит в том, что наличие и активность этих последних не создается волевым решением, указом законодательных органов, это длительный процесс приспособления общества к меняющимся условиям политического бытия. Поэтому если для развитых стран процесс глобализации – это новые возможности, то для балканских стран, как и для большинства развивающихся (догоняющих) стран – это новая проблема, с которой они не знают, как обращаться.
Несмотря на всю свою специфичность, Балканы живут и развиваются не в вакууме и, как уже отмечалось, постоянно ощущают давление внешней среды. Между тем сама эта внешняя среда, и прежде всего нынешняя ее структура, уникальна. Одними исследователями она характеризуется как “плюралистическая однополярность”, обусловленная, по мнению одних, неоспоримой гегемонией Соединенных Штатов, по мнению других – мягкой гегемонией США, по мнению третьих, американским лидерством. Неудивительно, что в подходе мирового сообщества к разрешению балканского кризиса 1990-х годов Соединенные Штаты играли ведущую роль. Можно предположить, что они будут играть эту роль и в дальнейшем, независимо от того, будут ли они сами непосредственно присутствовать в зоне конфликта или нет.
Между тем стоит отметить, что Вашингтон после бархатных революций в Восточной Европе, полагая, что он решил свою основную послевоенную задачу в Европе (спас ее от коммунизма), неохотно влезал в “балканскую ловушку”. По мнению ряда американских политиков, Балканы не относились к сфере жизненно важных интересов США, требующих их непосредственного присутствия. Возможно, поэтому на ранних этапах югославского кризиса США выступали против раздела СФРЮ, за ее территориальную целостность. И при всех обстоятельствах они полагали, что ответственность за рациональное разрешение кризиса должна взять на себя Европа, прежде всего Европейский союз, который, считали американские руководители, сам “рвался в бой”, желая испытать себя и свои возможности в качестве нового центра силы мирового значения. Однако ЕС, не имевший опыта подобного умиротворения и во многом полагавшийся на “мудрость” ООН, потерпел в этом случае фиаско. Можно предположить, что американские стратеги в своих оценках предвидели такой исход и просто хотели подставить ЕС, у которого после провала его миссии не было иного выбора, кроме как признать свою несостоятельность и обратиться за помощью к США. Во всяком случае в возникшей ситуации Вашингтон “вынужден” был возглавить операцию по разрешению югославского кризиса.
Американская стратегия “балканского урегулирования” носила откровенно силовой характер: сначала наносился бомбовой (ракетный) удар по “противнику” (как правило, это были сербы), затем под угрозой эскалации военных действий его принуждали пойти на политические уступки. Таким путем было достигнуто Дейтонское соглашение, которое убедило американцев, что С.Милошевич лучше всего понимает язык силы, а затем и косовское урегулирование. Последнее проводилось без санкции СБ ООН, но впоследствии косвенным образом было им реабилитировано. Конечно, подобная нелегитимная практика –
не лучший способ действий, она подрывает авторитет ООН. Но в данном случае у Вашингтона не было иного пути, Россия и Китай откровенно заявили, что заблокируют любое военное решение косовской проблемы, если на него не будет получено согласие Белграда. Американская администрация рискнула, пойдя на непопулярные меры, но добилась результата, которого все желали, хотя и не все признавались в этом. Решив силовым способом “основную проблему”, Вашингтон “доверил” послевоенное устройство Юго-Восточной Европы (то есть наиболее трудную часть работы) ООН и Европейскому союзу. Американские военные ушли с Балкан, но и сегодня Вашингтон по-прежнему является главным фактором, определяющим характер стабилизации и вектор развития этого региона. Наверное, этому способствует и тот факт, что большинство государств региона (в особенности бывшие социалистические страны) ныне придерживаются откровенно проамериканской ориентации.
Между тем, исторически Россия на протяжении десятилетий (если не столетий) была одним из наиболее значимых внешних факторов, влияющих на судьбы региона, в том числе и после Второй мировой войны. Эта ее роль была фактически закреплена ялтинско-потсдамским послевоенным урегулированием, ставшим основой продержавшегося полвека мирового порядка. Как всякий мировой порядок, ялтинско-потсдамский не был абсолютным, в нем были свои девиации, в том числе и затрагивающие ситуацию на Балканах: то Югославия, то Албания, то Румыния (при поддержке то США, то Китая, то США и Китая) бросали вызов советской гегемонии в регионе, но так и не смогли разрушить ее. Она сохранялась до тех пор, пока в неизменном виде существовал Советский Союз. Как только СССР стал меняться, рухнуло в результате “бархатных революций” его детище – “социалистическое содружество”, рухнул и ялтинско-потсдамский мировой порядок. Россия и бывшие европейские страны социализма (включая государства Балканского региона) в процессе перемен пришли к выводу, что они более не нужны друг другу, все они (включая саму Россию) повернулись к Западу, ожидая от него щедрых вознаграждений за отказ от прошлого. Этот процесс затронул и Балканы (и Румынию, и Болгарию, и Албанию, и почти полдюжины государств, появившихся на руинах СФРЮ). В их новой жизни Россия не могла дать им того, в чем они нуждались больше всего. Она не могла кредитовать их и поделиться с ними опытом демократизации, ибо его у нее не было.
Нельзя сказать, что Россия не предпринимала попыток восстановить свое влияние на Балканах, помочь в разрешении югославского кризиса. Однако у ее правящей элиты не было адекватного понимания истоков югославской трагедии, не было свежих идей относительно того, как выйти из нее. В этой нетривиальной ситуации она полагалась на традиционные инструменты вроде посредничества ООН, на банальные лозунги вроде “славянского братства” и православия, которые давно не вдохновляют, она делала ставку на те силы (С.Милошевича и его подручных), которые эту югославскую трагедию породили. Москва энергично, но безрезультатно протестовала против несанкционированной СБ ООН военной операции НАТО в Югославии. В то же время она активно участвовала в миротворческих силах по стабилизации ситуации в Боснии (SFOR), созданных в соответствии с Дейтонскими соглашениями, в силах по урегулированию ситуации в Косово (KFOR), размещение которых было санкционировано ООН. И в том, и в другом случае российские миротворцы выполнили свои миссии, наладив рабочее взаимодействие с военными структурами НАТО. И то, и другое открывало новые возможности на двух направлениях. Первая возможность – восстановление влияния Москвы на Балканах, поскольку она объективно балансировала военное присутствие Запада в регионе. Российские миротворцы зарекомендовали себя объективными (благожелательными по отношению к обеим конфликтующим сторонам) посредниками. Вторая возможность – налаживание более тесного сотрудничества с военными структурами НАТО, особенно на нижнем и среднем уровнях, направленного на достижение общей цели. К сожалению, ни та, ни другая возможности реализованы не были: российские миротворческие подразделения были отозваны как из Боснии, так и из Косово. Москва практически закрыла последнюю страницу истории российско-балканского сотрудничества. Между тем, хотя на Балканах сейчас не стреляют, в регионе остается много других проблем, в решении которых Россия могла бы найти свою нишу.
Основным остается вопрос, куда и как Балканы пойдут дальше, к какому берегу они пристанут? Пока политологи готовили свои рецепты и рекомендации, ход событий начал обгонять новое политическое мышление. В 2004 году членами НАТО стали три балканских государства, вместе с Грецией их – четыре, а с Турцией, которая на одну четверть тоже Европа, их пять. В дверь Союза стучатся Хорватия, Македония и Албания, вполне вероятно, что в перспективе в очередь встанет и Сербия с Черногорией. И если Босния и Герцеговина останется суверенным государством, то и она последует за ними. Если все они войдут в НАТО, то альянс на треть станет балканским (выдержит ли он такую нагрузку – другой вопрос). Но и это не самое главное, ибо НАТО, как кажется, превращается в некую рыхлую организацию без границ и зоны ответственности. Более важным представляется, что недавно членом Европейского союза стала Словения, а года через два к нему, скорее всего, присоединятся Румыния с Болгарией, а потом Турция, а затем последуют и прочие. Учитывая все означенное выше, можно сделать по крайней мере три вывода.
Вывод первый: Балканы (Юго-Восточная Европа) перестают быть предмостным укреплением или мостом между Европой и Азией, они совершенно определенно пристают к европейскому берегу, они не хотят быть частью Европы, они хотят быть Европой, разделять ее систему ценностей, ее политические и экономические стандарты, сохранив своеобразие своей культуры и образа жизни. Они понимают, что за это придется платить высокую цену –
часть своего суверенитета, за достижение которого было пролито столько своей и чужой крови.
Вывод второй: общественное сознание региона, многие его политические лидеры ощущают необходимость преодолеть опасную (не только для себя, но и для мира) конфликтогенность региона, пресловутую “балканизацию”. Сознавая, что для этого нужны совместные коллективные усилия, они понимают в то же время, что собственные импульсы балканских стран к региональной интеграции, в рамках которой только и возможно решить эти проблемы, крайне слабы. Единственный выход видится в том, чтобы постепенно подключаться к более широким и продвинутым процессам (институтам) европейской интеграции. Как показывает опыт самого ЕС, лишь в рамках интеграции возможно преодолеть исторические предубеждения народов (Франции и Германии, например) друг к другу.
Вывод третий: сегодня лишь Европейский союз имеет все основания (опыт, ресурсы, интересы) стать главным, решающим фактором, влияющим на состояние и перспективы развития Юго-Восточной Европы. ЕС уже принял на себя ответственность за стабилизацию ситуации в регионе, а значит, и за его глубокую политическую, экономическую, социальную модернизацию, за его безопасность. Принципиальное согласие на вхождение мусульманской Турции в Европейский союз свидетельствует о готовности Брюсселя к нетривиальным решениям.
1 По оценке югославского публициста и исследователя Р.Петковича, балканизация – это состояние постоянного конфликта между балканскими государствами и народами по поводу территорий и непрерывная “атомизация” Балканского региона. К этой характеристике можно добавить фактор многолетней своекорыстной игры крупных европейских держав на противоречиях между балканскими государствами и народами, политическими элитами.