Часть первая
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 15, 2005
NUMERO 2
ФевральПариж
1947г.
“Qu’on rende justice a notre souvenir apres la guerre, cela suffit”…
Boris Vilde
Задание второго номера Вестника остается все тем же: почтить память русских людей, погибших в рядах Сопротивления во Франции, и выявить настоящее лицо тех, кто боролся с фашизмом в странах, подвергшихся оккупации во время войны.
Первая часть настоящего выпуска посвящена памяти Бориса Вильде и Анатолия Рогаля-Левицкого и делу “Музея Человека” в Париже. Их имена теперь навеки связаны, и всякий, входя в Музей, где они работали, прочтет оба этих имени на памятной доске. Оба погибли во цвете лет, пожертвовав всей своей личной жизнью, своими успехами и научной карье-
рой; даже само слово “Resistance”, которое, очевидно, войдет во Французскую энциклопедию в новом его значении, родилось в тайной типографии “Музея Человека”.
Вильде был не только ученый, он был и поэт (псевдоним Дикой), и спортсмен, человек отчаянной храбрости, даже не чуждый известной авантюрности, — подлинное дитя нашей революционной эпохи. Левицкий — человек тоже волевой и вполне современный, но более мягкий, скорее, тип того, что принято называть “кабинетный ученый”.
* * *
Русская женщина в рядах Сопротивления — такова вторая тема этого номера.
Самоотверженность, работоспособность и героизм, проявленные во время Второй Отечественной войны советскими девушками и женщинами, поразили все умы. Вряд ли найдется сейчас русский человек за рубежом (да и не только русский), который не знал бы имени и истории Зои Космодемьянской и не гордился бы ею… Оторванные от родной земли, попавшие за границу зачастую почти в детском возрасте, русские женщины в эмиграции тоже приняли посильное участие в борьбе с фашизмом. Очень многие, рискуя жизнью своей и своей семьи, укрывали у себя подпольщиков, союзных летчиков и, главным образом, конечно, русских пленных: одевали их и помогали всем, чем могли. Некоторые состояли в подпольных организациях, были связистками или сражались в партизанских отрядах — из них многие подвергались аресту, пыткам и ссылке в немецкие лагеря смерти. Ариадна Скрябина (Сарра Кнут), партизанка, погибла в бою на юге Франции; красная княгиня Т.Волконская — участница партизанского отряда; радистка Лили Ральф, парашютированная во Францию, погибла в Равенсбрюке; С.В.Носович (награждена военным крестом), ответственный работник reseau О.С.М., подвергалась избиениям и пыткам, была депортирована в Равенсбрюк; Мать Мария Скобцова, резистанка и по духу, и по своей деятельности в годы оккупации, погибла в газовой камере Равенсбрюка; О.Рафалович (награждена медалью Сопротивления) была сослана в Равенсбрюк.
Среди трагически погибших русских участниц Сопротивления прекрасная фигура кн. В.А.Оболенской, казненной 4 августа 1944 г. в Германии, достойна особого внимания и сочувствия, и по нашей просьбе С.В.Носович написала краткий очерк, кото… <…> годам жизни Вики, ее аресту, допросам и суду. Сколько мужества и упорства проявила эта хорошенькая хрупкая женщина, оставаясь при этом неизменно скромной, милой, женственной; весь ее духовный облик нам кажется особенно привлекательным. Она сохранила, хотя и жила всегда в Париже, все лучшие основные русские черты, обладала русской талантливостью и работоспособностью, веровала по-православному, искренно и без ханжества, — словом, все в ней нам понятно и близко… И думается, что все, кто узнают ее лишь теперь, после ее героической смерти, наверное полюбят ее легкую тень так же, как всегда и всюду, вплоть до тюремных камер, все любили жизнерадостную и веселую Вики…
** *
К запискам Е.А.Новиковой, пожалуй, нечего добавить: они достаточно красноречивы сами по себе, несмотря на их удивительную простоту и незатейливую правдивость. Мы вполне учитываем, что сейчас, когда все так устали от страшных годов войны, будто не хочется еще раз возвращаться к широко уже использованной теме немецких концлагерей. Но нужно, чтобы и теперь еще помнили, чем именно рисковали буквально все участники Сопротивления: сегодня уже будто трудно заставить себя мысленно прожить хотя бы один день в Равенсбрюке или Югендслагере — а год, два? Но больше года почти никто и не выдерживал: крематорий дымился и днем и ночью, — все это нормальному человеку понятно, но просто отмахнуться от этих диких картин нельзя.
Е.А.Новикова не только прошла через весь этот ад: вернувшись во Францию, она узнала, что ее единственный сын Юрий, 19 лет, арестованный одновременно с ней по доносу провокатора из “власовцев”, погиб от туберкулеза в ссылке.
ВИЛЬДЕ-ЛЕВИЦКИЙ (Дело “Музея Человека”)
Во внутреннем дворе тюрьмы Фрэн в январе 1942 г. был выстроен деревянный барак, украшен-ный во всю стену внутри красным флагом со свас-тикой (“черный крест, плавающий в крови”1), пе-ред которым стоял стол, покрытый таким же фла-гом, и на почтительном расстоянии от него — 18 некрашенных стульев претенциозного стиля “мо-дерн”. В день 8 января немецкие солдаты в касках ввели в этот зал 18 подсудимых, которые перебра-сывались шутками, как студенты на годовых экза-менах, чтобы поднять свое настроение. Когда пред-седатель суда предложил обвиняемым услуги сест-ры милосердия, если кто-нибудь из них не выдержит допроса, громкий молодой смех со “ска-мей подсудимых” был ему ответом. Прокурор гроз-но стукнул по столу и крикнул: “Берегитесь, скоро слезы сменят смех!”
Помимо краткого отчета Алексея Флейшера о его работе в Италии и заметки В.И.Алексинского о русских людях, сражавшихся в рядах войск Свобод-ной Франции, мы помещаем и статью А.Покотилова, участника группы Русский Патриот; этот эпизод во-шел целиком в книгу Гайто Газданова “Je m’engage de defendre”, изданную на французском языке; он был передан в наш Архив еще задолго до выхода в свет этой книги и является как бы частью обширно-го отчета о деятельности группы Русский Патриот, который должен составить главную тему следую-щего номера нашего Вестника.
Мы постарались при выпуске второго номера принять во внимание ту дружескую критику, кото-рую нам пришлось услышать по поводу первого но-мера, и надеемся, что наше задание теперь выполне-но лучше и полнее.
Редакция.
Так начался при закрытых дверях военный суд над патриотами, как говорилось в обвинительном акте, “националистами”, который длился больше ме-сяца и стоил семерым жизни, а остальные заплатили каторгой и который, по месту службы двух его геро-ев главных, вошел в историю под именем “Дела Му-зея Человека”.
В предварительной речи председатель суда подчеркнул, что из 18 обвиняемых десять жили по фальшивым паспортам. И в то же время “он произ-носит удивительное в его устах похвальное слово подсудимым, особенно по адресу Бориса Вильде. Он обращает внимание на поразительный факт, что Вильде нашел в себе моральную силу, будучи в тюрьме, после японского изучить санскритский язык. И, повернувшись к нам, он заявляет о своем чувстве уважения ко всем нам. Он знает, говорит он, что мы вели себя, как подобает французским патри-отам, в то время как его тяжелый долг велит ему ве-сти себя по отношению к нам, как подобает немцу”. Эти сентиментальные слова вызывают лишь ирони-ческие улыбки, но когда сорок дней спустя, 17 фев-раля, тот же председатель, бледный, прерывающим-ся голосом, читает смертный приговор, его волнение кажется искренним, так же как и его слова, что он более чем уважает, он преклоняется перед людьми, которых приговаривает к расстрелу. И действитель-но, достаточно вспомнить некоторые реплики на этом суде и особенно заключительные слова приго-воренных, чтобы разделить восхищение перед ними “прусского романтика”.
Когда прокурор пытается одного из патриотов обвинить еще и в том, что он будто бы предал одно-го из своих товарищей, он получает решительный от-пор: “Вы же сами знаете, что мы все здесь преданы одним лицом, тем, кто получил за это цену нашей крови”, — на что даже председатель, к удивлению прокурора, утвердительно кивает головой. “Вы меня можете расстрелять, но не обесчестить!” — “Я иду на смерть с высоко поднятой головой: я ничего не ска-зал при допросе”. — “Председатель, наверное, заме-тил, что за все эти 11 месяцев я не произнесла ни одного слова правды, но это нагромождение лжи име-ло единственную цель: покрыть товарищей, до кото-рых вы никогда не доберетесь, а совсем не попытку найти себе личное оправдание”. В своем последнем слове “Вильде в нескольких ясных фразах произно-сит прекрасную и высоко гуманную защитительную речь в пользу Мальчугана. Он лично на себя берет всю ответственность. Ренэ ничего не знал, уверяет он, из того, что переносил отсюда в свободную зону. Он ссылается на молодость Мальчугана. О себе ни слова. Все его усилие имеет единственную цель: снять всякую вину с Ренэ, спасти ему жизнь”.
Через полчаса после вынесения приговора нем-цы снова собирают в том же зале подсудимых и раз-решают тем, кто приговорен к каторге, проститься с теми, кого приговорили к смерти. Агнес Гюмбер го-рячо обнимает Левицкого в момент, когда он беседу-ет, весело улыбаясь, со своей невестой Ивони Од-дон. Вильде бодро говорит той же Гюмбер: “Не бес-покойтесь о вашей семье, о ней позаботятся, пока вы будете в Германии в ожидании победы”. И он добав-ляет: “Победа в 1944 году!” (Эта отдаленная дата сжимает мое сердце! он предсказывает с такой уве-ренностью!) Потом он берет мою руку и вниматель-но смотрит своими голубыми глазами, светящимися лукавством: “У вас будет много, много работы, Агнес, после освобождения…”
Проходит пять дней, в которые надежды сменя-ются отчаянием: немцы не могут пройти мимо пате-тических посланий от Франсуа Мориака, от Поля Ва-лери, от Жоржа Дюгамеля и от многих других, прося-щих помилования Бориса Вильде. “Вильде помилован, другие будут помилованы автоматичес-ки”. По камерам тюрьмы Фрэн передается тревож-ная фраза Вильде: “Нас даже помилованных все равно расстреляют как заложников: вчера в Париже имел место новый террористический акт против немцев”. Эта фраза сменяется полной доверия, мягкой улыбкой Левицкого: “Вы увидите: ни я, ни дру-гие, мы не будем расстреляны”.
…“23 февраля в 5 ч. вечера семеро были пре-провождены из тюрьмы Фрэн на Монт-Валериен. Председатель и прокурор сопровождали их к месту казни. Не было достаточно места у стены, чтобы рас-стрелять семерых вместе. Вильде, Левицкий и Валь-тер2 попросили умереть последними и без повязок. «Они все умерли героями, — заявил Готтлиб, проку-рор»”3.
За что судили этих людей? Какие обвинения бы-ли им предъявлены на суде? Каковой была их факти-ческая деятельность в подполье и какое она имела значение для дальнейшего развития Сопротивления во Франции? Каким образом они попали в руки нем-цев? И наконец, что это были за люди?
Очень важно сделать ударение именно на дате возникновения этой, одной из первых по времени подпольных организаций по борьбе с оккупантами: фактически тотчас же после разгрома Франции, в период наивысшей мощи победителя Европы. Уже в августе 1940 г. они распространяли знаменитый не-легальный трактат “33 совета оккупированным”, уже тогда расклеивали в телефонных будках, в убор-ных, даже на немецких автомобилях летучки: “Мы все с генералом Де Голлем!”, бросали в почтовые ящики, в универсальных магазинах засовывали в свертки материй письмо д-ра Ривэ, директора “Музея Человека”, маршалу Петэну, — и тогда же Вильде и Левицкий задумали свой первый номер органа “Национального Комитета Общественного Спасе-ния” — “Резистанс”, вышедший лишь 15 декабря.
Четыре года спустя крупная ежедневная газета “Резистанс”, ведущая свою родословную от детища Вильде-Левицкого, озаглавила статью, им посвя-щенную, так: “Интеллигенция — авангард Резиста-на”4. Действительно, в эту группу входили универси-тетская молодежь, ученые, музейные работники, а также крупные писатели, как Жан Кассу, Клод Аве-лин и Пьер Абраам. Общепризнанным их вождем5 был Борис Вильде, первым его заместителем — Анатолий Левицкий6. Кроме печатной и устной пропа-ганды, которую они вели как в Париже, так и в провинции, Вильде проводил весьма сложную и опас-ную работу по переправке в свободную зону, а отту-да на испанскую границу добровольцев в армию Де Голля. В обвинительном акте упоминается еще “Преступление шпионажа”, что, по-видимому, относится к двум секретным документам, раздобытым Вильде и Левицким, о строившемся тогда одном подземном аэродроме и о базе подводных лодок в Сен-Лазаре, о существовании которой Лондон узнал именно из этого источника. Что за этой подпольной организа-цией немцы следили уже давно, можно судить по то-му, что на суде фигурировала карта Франции, на ко-торой были обозначены все передвижения Вильде в течение нескольких месяцев.
Первый номер “Резистанс” был редактирован тремя писателями, выше упомянутыми, но основная, руководящая передовица была написана самим Вильде, стала одним из лозунгов всего патриотичес-кого движения и была в ту эпоху передана лондон-ским радио: “Сопротивляться! Этот крик идет из ва-ших сердец из глубины отчаяния, в которое погрузил вас разгром родины. Это крик всех непокорившихся, всех стремящихся исполнить свой долг”. К моменту выхода третьего номера, когда Вильде был в Лионе и его заменял в Париже Левицкий, распорядившийся ввиду приезда из Берлина новой тайной полиции, более опытной, перейти всем на нелегальное поло-жение, организацию постиг первый удар: арест ад-воката Нордмана, который, судя по белью, прислан-ному им домой для стирки, подвергался пыткам. Это именно Нордману было брошено прокурором ни на чем не обоснованное обвинение в предательстве, а в вечер казни тот же прокурор, сказавший “они все умерли героями”, прибавил: “Даже Нордман” — яз-вительный оттенок этого добавления относился, ко-нечно, к еврейскому происхождению последнего.
12 февраля 1941 г. производится обыск в “Му-зее Человека”, арестовывается десяток служащих, из которых после допроса задерживаются лишь двое: А.Левицкий и И.Оддон. Д-ру Ривэ удается во-время бежать в свободную зону. После ареста Ле-вицкого скрываются из Парижа и Жан Кассу и Клод Авелин — редакция “Резистанс” разгромлена. Маль-чуган Ренэ привозит от Вильде наказ во что бы то ни стало выпустить очередной номер органа, чтобы снять подозрения с арестованных. Редактором ста-новится Пьер Броссолетт — крупный журналист, чьим именем названо несколько улиц в Париже и предместьях за героическую смерть в пытках геста-по. В марте 1941 г. Четвертый номер выходит. Но один удар следует за другим — круг все сужается: арест на испанской границе Форж Итье, главного помощника Вильде в переправке добровольцев в Аф-рику. И в такой трагический момент, когда все спасаются из Парижа…
…“звонок у входа. Я открываю: Вильде! Виль-де улыбающийся, даже не переодетый, не загрими-рованный. Но вы с ума сошли! Таковым было мое приветствие. Он ответил лаконически: нужно было, чтобы я вернулся. Мальчуган не появился в Тулузе, где его ждал Вильде: по-видимому, и он арестован. Я продолжаю ворчать на Вильде, умоляя его немед-ленно вернуться в свободную зону. Он дружелюбно посмеивается над моим испугом и говорит, умалчи-вая о подробностях, что его присутствие в Париже абсолютно необходимо. Да! Но если и вы попадете в тюрьму? Он отвечает, улыбаясь: моя дорогая, мы все будем там, ведь вы это сами знаете”.
Несколько дней спустя Вильде был арестован при довольно загадочных обстоятельствах: он обе-дал в одном ресторане с лотарингцем Вальтером и отлучился на пять минут, чтобы пройти в соседнее кафе, где у него было свидание по делу о фальшивых паспортах, и… исчез. Лишь впоследствии выясни-лось, что, когда он переходил площадь, несколько человек на него набросились и кинули его в закры-тый автомобиль. Пятый и последний номер героиче-ского “Резистанса”, стараниями П.Броссолетта и А.Глюмбер, все-таки выходит в конце марта.
* * *
Многое в этом деле осталось загадочным и по сей день. Главных его героев, которые могли бы нам многое разъяснить, нет в живых. Имя виновника разгрома “Нац. Ком. Общ. Спасения”, крупного не-мецкого агента, замешанного и в других аналогич-ных делах, как и другие имена предателей, ныне из-вестны. Личность самого Вильде еще и до войны бы-ла окутана некоторой таинственностью и легендой. Подпольная жизнь была его родной стихией — со-брания заговорщиков, хранение оружия, борьба со слежкой, опасные свидания, и если бы не его излиш-няя любовь к риску, его вечная азартная игра со смертью, он имел все данные стать руководителем всего движения против оккупантов. Некоторыми его сподвижниками эта его игра угадывалась (напр., Клод Авелин в “Europe”), для других, слепо ему ве-ривших, как Агнес Гюмбер, эта сторона души была наглухо закрыта. Впрочем, тема эта особая, очень любопытная в художественно-психологическом пла-не, имеющая прямую связь с “Бесами” Достоевского, и мы не станем ее развивать на страницах наше-го историко-документального журнала…
Важно лишь одно: что и Вильде, и Левицкий по-сеяли зерна сопротивления против мощного врага, что их журнал, их деятельность, суд над ними и, нако-нец, их героическая смерть повлияли на многих и многих и что эти первые ростки выросли в большое патриотическое движение во Франции и умерли они не только за освобождение своей второй родины (как справедливо говорит Гюмбер: “Vilde etait Russe comme Lewitsky, Walter, nea Metz de parents allemands avait opte pour la France et G. Ithier etait natif de la Republique de Panama. On dit qu’ils sont morts pour la France; je pense, moi, qu’ils sont morts AUSSI pour la France!”), а за вечные идеалы, за освобождение все-го человечества, чуть было не ввергнутого темным прусским гением в самое страшное средневековье.
В.Сосинский*
Борис ВИЛЬДЕ (1908-1942), русский, принявший французское гражданство, окончил историко-филологический факультет и Этнографичес-кий институт, работал при европейском отделе “Музея Человека”, выполнил две научные коман-дировки в Эстонию и Финляндию. Был мобилизован в 1939-1940 гг. Во время оккупации был судим по делу “Resistance” и расстрелян на Mont-Valerien 23 февраля 1942 года. Генерал Де Голль наградил его медалью Сопротивления, согласно следующему приказу: “Вильде. Оставлен при университете, вы-дающийся пионер науки, целиком посвятил себя делу подпольного Сопротивления с 1940 г. Будучи арестован чинами гестапо и приговорен к смерт-ной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения. Алжир, 3 ноября 1943 года” (текст на памятной доске в вестибюле “Музея Челове-ка”).
Анатолий ЛЕВИЦКИЙ (1901-1942), русский, принявший французское гражданство, окончил ис-торико-филологический факультет и Этнологичес-кий институт, заведующий одним из отделов “Музея Человека”; был одним из самых деятельных органи-заторов этого Музея, известен своими трудами о ша-манизме. Был мобилизован в 1939-1940 гг. Во вре-мя оккупации был судим по делу “Resistance” и рас-стрелян на Mont-Valerien 23 февраля 1942 года. Генерал Де Голль наградил его медалью Сопротивле-ния, согласно следующему приказу: “Левицкий. Вы-дающийся молодой ученый, с самого начала оккупа-ции в 1940 г. принял активное участие в подпольном Сопротивлении. Арестованный чинами гестапо, дер-жал себя перед немцами с исключительным досто-инством и храбростью, вызывающими восхищение. Алжир, 3 ноября 1943 г.” (текст на памятной доске в “Музее Человека”).
*Осенью 1975, кажется, года я ездил в Ригу вместе с Р.Я.Райт-Ковалевой на премьеру спектакля в русском драматическом театре “Человек из “Музея Человека””, поставленного Адольфом Шапиро по ее одноименной (замечательной!) книге о Борисе Вильде. Там, в театре, я по-знакомился с В.Б.Сосинским, высоким, статным стариком, со значком ордена Почетного легиона в петлице, который говорил нам, молодым, не без позерства: “Я герой Перекопа, но с ТОЙ стороны!” Он много рассказывал тогда о жизни русской эмиграции в Париже, о героях рус-ского Сопротивления. Встретившись с ним сейчас, на страницах этой рукописи, отдаю дань уважения этому блестящему деятелю русской культуры. В.Ярошенко
1
2 Лотарингец, которому немцы предлагали отказаться от французского гражданства и этим спасти свою жизнь, но который предпочел уме-реть французом.
3
Claude Aveline: “L’Affaire du Musee de l’Homme” — “Les Lettres Francaises”, № 44 du 24 Fevrier 1945.4
Maurice Clair. “Les Intellectuels — avantgarde de la Resistance” (“Resistance” — Premier Journal clandestin) — “Resistance”, № 36 du 12 Sep-tembre 1944.5
Хотя сам Вильде никогда не называл себя шефом и на всех собраниях ссылался на распоряжения, им получаемые от третьих лиц (?)…6 В связи с изданием “Резистанса” следует отметить, что все статьи проходили через руки Левицкого, что он вместе с Вильде делал их отбор и вместе с ним же два первых номера в тайной типографии музея собственноручно отпечатал. Левицкий был арестован в драматических ус-ловиях: ему удалось, по некоторым рассказам, вырваться из музея и он был захвачен уже в метрополитене. На допросах он был бит жесто-чайшим образом и пытаем; все это мужественно выдержал, никого и ничего не выдав, на что особо указывается в приказе ген. Де Голля.