Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 15, 2005
Русские приметы… в итальянском замке
Деревня маленькая и очень кра-сивая. Одна из многих прекрасных де-ревень, покрывающих холмы между Турином и Асти провинции Пьемонт, что на северо-западе Италии. Приеха-ли туда на закате дня. Солнце уже за-шло, вместо него тонкий серп луны. Недавно прошел дождь, всюду запах мокрой травы, аромат цветов…
Замок возвышается над дерев-ней. Один из многих замков, располо-женных между холмами. Мы можем добраться до него только пешком, по тропинке, освещенной свечами. А там, далеко внизу, другие свечи — огни го-родов, лежащих в равнине. Тут же, в замке, состоится спектакль. В замке будет магически материализовывать-ся ни более и не менее как… Марина Цветаева! Она войдет в тело, душу и нервы Клары Галанте (это имя актри-сы, читающей монолог), и почти час трогательные слова Марины будут раздаваться здесь, по комнатам и по-гребкам замка одной маленькой и прекрасной деревни в Пьемонте.
В этом необычном театре мало мест, зрителей всего сорок человек. Это хорошо, спектакль будет похож на встречу с близкими друзьями. Со сво-им обычным великодушием Марина Цветаева приняла наше приглашение, и скоро она будет перед нами в обра-зе Клары Галанте, читающей монолог. Название его — «Земные приметы».
А вот уже Марина/Клара подхо-дит к нам после того, как она прошла по длинному коридору, усыпанному цветами. Она быстро и легко идет между светом и темнотой, чтобы доне-сти до нас свой свет и темноту… ту темноту, которая в конце концов одержала верх над светом — может быть…
Через актрису мучительная душа поэта входит в нашу и потрясает ее. Пристально мы вглядываемся в краси-вые, выразительные глаза молодой женщины, и вдруг они превращаются в глаза Марины, те зеленые глаза, ко-торые (об этом есть много свиде-тельств) очаровывали людей…
И наряд актрисы намекает на свет и темноту: черный, широкий кафтан с сотнями сверкающих плас-тинок, в котором Клара танцует, ино-гда корчится, иногда почти «летает». И по мере продолжения спектакля жизненный путь Марины кажется все больше и больше похож на наш. Про-тиворечия поэта — это и наши проти-воречия, только она умела их выра-зить изумительно и с полной искрен-ностью. И мы, как и она, жаждем люб-ви, но не можем в этом признаться ни себе, ни другим. Марина же более че-стная, чем мы, она признается нам в этом…
Таинственность ее слов — и наша таинственность. Возмущение ее чело-веческой тупостью, человеческой же-стокостью — и наше возмущение. У нее была способность и смелость, что-бы кричать об этом возмущении в жизни и на страницах книг. Марина русская и в то же самое время совер-шенно европейская: именно наша.
Клара Галанте открывает нам Ма-рину почти час, не больше. Правиль-но. Ведь слова Марины такие силь-ные, что невозможно выдержать их дольше. Один час с Цветаевой — как месяц с обычным человеком.
Талантливая итальянская актри-са дала нам образ одной женщины и поэта, которая удивляет читателей, продолжая оставаться нашей совре-менницей в начале третьего тысячеле-тия, когда война со своими ужасами снова убивает людей и надежды и каждый день изнуряет наши силы…
А вот теперь Марина/Клара воз-вращается назад по коридору, покры-тому цветами, еще раз появляется, почти летит между мраком и светом, пропадает в темноте. Но она успела подарить нам — женщина и поэт огром-ного великодушия — свет, иногда горе-стный, ее стихотворений, ее прозы.
Доехали до деревни, проходя по тропинке, освещенной свечами (они стали уже намного ниже). В небе тон-кого серпа уже нет. Вместо него -звезды. Там, далеко огни городов и деревень, разбросанных в равнине. Туда мы поедем, но нам хотелось бы оставаться здесь всю ночь, где Марина Цветаева и звезды.
Giovanni Piovano
(Джованни Пиовано)
Турин, Италия
* * *
«Сейчас читаю мемуары о Мари-не Цветаевой на французском. Ее сти-хов на итальянском немного, так как переводить Цветаеву очень трудно, часто даже невозможно. Стихи ее чи-таю на русском», — рассказывает Джо-ванни. Он итальянец, живет в Турине, работает библиотекарем в Туринском университете. Владеет французским и английским языками, они нужны для работы. Русский выучил самостоя-тельно, так как полюбил русскую ли-тературу давно и, кажется, навсегда. Никогда не был в России, но мечтает побывать. «Я чувствую поэзию Цвета-евой, она мне близка, кажется совер-шенно понятной», — продолжает он.
Нас не удивляет любовь евро-пейцев к русской литературе. Мы привыкли к тому, что имена великих русских писателей им также близки, как и нам. Я была знакома с итальян-ским журналистом, который прочитал всего Достоевского 4 раза, а фило-софские произведения позднего Тол-стого были его настольными книгами. Иногда задумаешься, откуда у благо-получных, разумных и практичных, на наш взгляд, европейцев такой инте-рес и такая любовь к русской литера-туре. В своих письмах О.Книппер Ан-тон Павлович Чехов писал, что его со-вершенно не интересует, как идут де-ла с переводами его пьес на другие языки. Он полагал, что наши россий-ские проблемы никогда не будут ин-тересны и понятны Западу, что вся наша литература касается только нас и написана для нас. Великие тоже ошибаются.
Когда в шотландском городе да-вали спектакль по В.Ерофееву «Моск-ва-Петушки», то было ощущение ка-кой-то нереальности происходящего. Русские, присутствующие на этом спектакле, с нервной затаенной опас-кой ждали, какая будет реакция зала на монолог Венечки. Сможет ли по-нять шотландский зритель этот текст, абсолютно русский, понятный, каза-лось бы, только нам. Для создания особой подмосковной атмосферы на-звания станций объявлялись на рус-ском языке, специально пригласили нашего соотечественника. Уже после первых десяти минут спектакля — об-легченный вздох — понимают — в за-ле смех, оживление. Только названия основных напитков, особо популяр-ных в советские времена, были заме-нены на соответствующие им назва-ния местных шотландских, а весь смысл, вся глубина философии со-ветского интеллигента, его юмор, стиль — приняты и поняты. И хотя на сцене актер, читающий монолог Ве-нечки, был в слишком уж хорошем и дорогом для того времени и тех об-стоятельств костюме, да еще и при галстуке, и лицо у него было такое не помятое, не русское лицо, но основ-ное ему передать удалось.
Наша литература им там инте-ресна. Я понимаю, что это не новость, и этот интерес совершенно никого не удивляет. Мы уже к этому привыкли и перестали это чувствовать остро и живо. И, тем не менее, каждый раз, когда видишь любовь простого ита-льянца, выучившего русский за то, что на нем «разговаривал» Чехов, или становишься участником такого вот спектакля с шотландским Венеч-кой, на секунду напоминаешь себе с гордостью: любят и ценят нас. Ну нет у нас хорошего футбола, нет. И жи-вем мы часто намного сложнее. Зато какие книги мы написали. Почему-то, то ли оттого, что на одном языке раз-говариваем мы с великими, или пото-му, что по одной земле с ними ходим, одним воздухом дышим, но откуда-то вдруг берется это мы. И это важно.
Короткова Людмила Нижний Новгород