Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 15, 2005
Россия и Бразилия. 200 лет знакомства.
Всероссийская государственная библиотека иност-ранной литературы им. М.И.Рудомино. Сост., вступ. ста-тья и примечания Л. М.Бурмистровой. Москва, 2004
Из журнала кругосветногоплавания2
9 (21) декабря [1803 г.] прибыли к острову Св. Екате-рины в Бразилии и остано-вились на якоре в Бон-Пор-те, названном французами, <…> почти на самом том ме-сте, где славный прошедшего столетия мореход Лаперуз стоял. Мы — здесь, а он — в безызвестной вечности. Что ж случится с нами — сокрыто от дерзости человека. <…> Главный город здешней провинции do Destero на острове Катерине, от нас в 12 ита-льянских милях3. Выстроен на прекрасном месте у выдав-шего мыса к матерому берегу и разделенному проливом не более 200 сажень. Словом сказать, места наилучшие как климатом, так и изобилием и видом. Жаль, что место сие не в таких руках, которые бы с лучшим употребляли в пользу землю, природой данную в изобилии. При всем нерадении здешних жителей мы нашли здесь все дешево. Здешней провинции губернатор и кавалер Курадо, человек учтивый, хлебосол и довольно изрядный стол имеет. Наш господин посол4 живет у него в доме.
Здешние войска и имеющие собственность — природ-ные португальцы, а большая часть жителей — африканские негры или склавы, с которыми поступают почти так же, как с созданными в 6 день5, продают их, выводя на площадь го-лых, а прикрытых маленьким лоскутом синего сукна. Заклю-чить могу правильно, что в иных местах ценят более бара-нов, чем сих здесь черных, подобных нам, человеков. Растения, рыбы, животные, пресмыкающиеся ядовитые — страна сия прекраснейших вмещает на земном шаре. Воды, низ-вергающиеся с высоких гор по каменистым утесам, лучшего вкуса и видом чистейшему хрусталю подобные. Древеса -отягченные плодами, кустарники — ароматными цветами.
Астроном наш жил в крепости Санта-Кручи, где делал астрономические наблюдения. Ученые беспрестанно съез-жали на берег и изыскивали и вникали во все природы царств. Морские офицеры снимали виды, промеривали глу-бину воды, пеленговали и брали расстояния разных пред-метов; из сего сочиняли морскую карту. Думаю, не уступа-ющую предшественников наших; я бы имел право сказать, что наша — самая лучшая, но мне не поверят, ибо я — рос-сиянин, а притом и не Кук. Хоть справедливости имею больше, но какими доказать доводами — не знаю, ласку со-чтут за лесть, а прямой отзыв — за грубость.
В рождество католиков я был в главном городе, видел разные кадрили африканских невольников; удивлялся, что оные в данный им роздых забывали свою неволю и весели-лись как бы в своей отчизне. Был у португальцев, к коим по вечерам собиралось много дам и девиц, изрядно одевают-ся и хороши собою, танцуют и довольно утешали жителей севера.
Здешний губернатор представил мимо вицероя ко двору, чтобы дать свободу африканским неграм. Он о сем плане неоднократно представлял в Рио-Жанера к вицерою, и все тщетно. Последующий пример понудил его предста-вить ко двору и надеется получить желаемое.
Два негра, будучи невольниками одного жестокого португальца, прибегли с жалобою к губернатору о тиранст-ве господина своего. Губернатор нарядил комиссию дело сие исследовать, которая решение учинила: бедняков сих отдать своему мучителю, который вскорости отметил за жа-лобу и с жестокостью. Сии бедняки приходят во второй раз к губернатору, становятся на колени и просят одной милос-ти, если невозможно освободить их от мучителя, то чтобы казнили, а не отдавали на тиранство господину. Губернатор тронут был до глубины сердечной, наряжает другую комис-сию и предписывает неупустительно исследовать и защитить невинность. Комиссионеры, опасаясь таковым случаем потерять своих невольников, определили сделать господину сему выговор и невольников отдать к нему опять; невольни-ки повергнулись к губернатору и со слезами просили отру-бить себе головы, говоря, что более не будут переносить ти-ранства своего господина, но законы подведены, комиссия кончена; и губернатор только мог подтвердить властелину сих несчастных, чтобы он не поступал так жестоко. Как ско-ро сия тварь получила невольников, в то же время захотел отомстить им за все, и только что прибегнул к жестоким на-казаниям, как сии зарезали его и тотчас явились к губерна-тору и первое слово: «Прикажи отрубить нам головы, ибо мы тирана своего зарезали». Сии бедняки содержатся в тюрьме и не производится никакого следствия до ответа из Лизбона. Теперь на губернатора все жители, имеющие свои собственности в Бразилии, сердятся. А я восхищался, что здесь нашлось человечество и четвертая часть света каза-лась мне наипрекраснейшею. Я от внутренности молил Все-вышнего о сохранении достойного сего губернатора.
Мы исправлялись некоторыми починками, наливались водою, запасались провизией, убавляли рангоут, а на «Не-ве», сверх сего, переменяли фок- и грот-мачту по причине их гнилости.
1804 года, генваря 21(2 февраля), посол назначил приезд свой на корабль, поутру было собрано до 500 пор-тугальских войск и построены от губернаторского дома до пристани. Сим губернатор Курадо отдавал честь нашему послу, где были поход, сделав на караул, и преклоняли зна-мена. Потом господин Курадо проводил посла до корабля, при котором случае салютовали все крепости. А на корабль прибыли в 1/2 10 часа. Губернатор, побыв немного, отпра-вился на португальский военный бриг, прибывший неза-долго из Рио-Жанера, с которым прислан арест аглицкому провитеру6 Шмиту и который разбойничал около Катерины и брал не только французские, но и гишпанские суда. Мы, поставя людей по вантам, кричали сему доброму губерна-тору пять раз ура и салютовали из 11 пушек.
А 23 числа, пополудни в 3 1/2 часа, при свежем ветре и дожде снялись с якоря. <…>
Из письма к г-ну N.N.
Бразилия, января 18-го, 1804 г.
По счастливом плавании, корабли русские, «Нева» и «Надежда», прибыли к здешним местам 21 декабря и оста-новились на якоре в Бон-Порте, так названном француза-ми еще во время владения их сею прекрасною землею8, в 12 итальянских милях от главного города сей провинции. Там живет губернатор, кавалер Курадо, человек весьма уч-тивый, старающийся услуживать подданным великого се-верного монарха. Город выстроен на прекрасном месте, не велик, однако же имеет все нужное для жизни и для самых удовольствий.
Съестные припасы и плоды весьма дешевы; ананасов множество, ибо здесь их отечество. Жители вообще при-ветливы; большая часть их состоит из африканских негров или невольников. Я видел, как выгоняют сих бедных людей на площадь для продажи, нагих, и с лоскутком синего сук-на, привязанным на спине. Они только здесь и работают, а португальцы ленивы и беспечны. Нельзя не пожалеть, что сия прекрасная земля в таких руках и что так мало людей. Бразилия есть совершенный рай земной. Мы видели, как здешние португальцы праздновали Рождество Христово. Негры, хорошо одетые, составляли кадрили, плясали и пе-ли на улице. Я был в гостях у многих португальцев, где со-биралось довольно женщин, изрядно одетых и хороших ли-цом; танцевали менуэты, кадрили и народный португаль-ский танец, похожий несколько на русскую пляску.
Мы пробыли здесь так долго для того, что переменили две мачты на корабле «Неве», а 21-го числа надеемся оста-вить сии места. <…>
Нынешний день я гулял с ружьем по берегу, задумал-ся и вдруг увидел ползущую змею жемчужного цвета, при-жал ее дулом к песку и любовался ее блестящей кожею; скоро подошел ко мне натуралист, который, воткнув в нее булавку, в то же мгновение умертвил сию ядовитую, но прекрасную тварь. Она теперь в спирте и будет отправлена в Петербург. <…>
Ф.И.РОМБЕРГ Письмо к госп. N.N.
Бразилия, 29 января 1804 г.
<…> 22 декабря флаг россов украшал уже рейд меж-ду островом Святой Екатерины и Бразилией. Тут я вспом-нил Ансона, который, пришедши сюда из Портсмута, имел множество больных и потерял в пути нескольких людей; вспомнил и несчастного Лаперуза, которые стояли на са-мом том месте, где нами якорь брошен. Они были великие мореходцы, но дай Бог не иметь их участи!
Теперь скажу вам несколько слов о здешних местах. Вам известно, что Бразилией владеют португальцы. Ежели бы они были так трудолюбивы, как русские; ежели бы пра-вительство их дозволило иметь здесь торговлю и другим народам, тогда бы число жителей умножилось в Бразилии, и скоро превзошла бы она своим богатством обе Индии; но португальцы ленивы и заставляют работать одних негров. О городе говорить нечего, но вне его все пленяет чувства: леса плодовитых деревьев, множество цветов, гряды, усе-янные ананасами, ароматический запах, множество разно-цветных попугаев, колибри и других красивых птиц; все это прелестно, но вдруг остановит вас ползущая у ног змея или другое ядовитое насекомое, следственно приятности сопряжены отчасти и с опасностью. Натуралисты наши тор-жествуют, видя себя в царстве ее великолепия. Я пишу к вам из хижины, которую нанял на несколько времени приятель мой, граф Толстой11, близ местечка Святого Михаила на матером берегу Бразилии. Вижу вокруг себя пушистые деревья лимонные, голые кокосы, согбенные от тяжести плодов бананы, красивые пальмы, кофейные деревья, жел-тые цветы хлопчатой бумаги и колючие листья, с которых собирают драгоценную краску кошениль.
Может ли северный житель смотреть на это равно-душно?
И.А.БРОДСКИЙ
После путешествия или
посвящается позвоночнику
<…> Записываю по памяти: путешествие в Бразилию. Никакое не путешествие, просто сел в самолет в девять ве-чера (полная бестолковщина в аэропорту: «Вариг» продал вдвое больше билетов на этот рейс, чем было мест, в ре-зультате обычная железнодорожная паника, служащие (бразильцы) нерасторопны, безразличны; чувствуется го-сударственность — национализированность — предприя-тия: госслужащие). Самолет битком; вопит младенец, спин-ка кресла не откидывается, всю ночь провел в верти-кальном положении, несмотря на снотворное. <…> В довершение всего прочего, вместо 9 часов лету получилось 12, т.к. приземлились сначала в Сан-Паулу — под предлогом тумана в Рио, — на деле же потому, что у половины пасса-жиров билеты были именно до Сан-Паулу.
<.. .>
Рио — вернее, та часть его, которую мне довелось уви-деть, — весьма однообразный город, как в смысле застрой-ки, так и планировки; и в смысле богатства, и в смысле ни-щеты. Двух-трехкилометровая полоса земли между океа-ном и скальным нагромождением вся заросла сооружениями а-ля этот идиот Корбюзье. Девятнадцатый и восемнадцатый века уничтожены совершенно. В лучшем случае вы можете наткнуться на останки купеческого мо-дерна конца века с его типичным сюрреализмом аркад, балконов, извивающихся лестниц, башенок, решеток и еще черт знает чем. Но это — редкость. И редкость же малень-кие четырех-трехэтажные гостиницы на задах в узких ули-цах за спиной этих оштукатуренных громад; улочки, караб-кающиеся под углом минимум в 75 градусов на склоны хол-мов и кончающиеся вечнозеленым лесом, подлинными джунглями. В них, в этих улицах, в маленьких виллах, в по-лудоходных домах живет местное — главным образом об-служивающее приезжих — население: нищее, немного от-чаянное, но в общем не слишком возражающее против сво-ей судьбы. <…>
Пляжи в Рио, конечно же, потрясающие. Вообще, ког-да самолет начинает снижаться, вы видите, что почти все побережье Бразилии — один непрерывный пляж от эквато-ра до Патагонии. С вершины Корковадо — скалы, доминиру-ющей над городом и увенчанной двадцатиметровой стату-ей Христа (подаренной городу не кем иным, как Муссоли-ни), открывается вид на все три: Коакабана, Ипанема, Леблон — и многие другие, лежащие к северу и югу от горо-
да, и на бесконечные горные цепи, вдоль чьих подошв гро-моздятся белые бетонные джунгли этого города. В ясную погоду у вас впечатление, что все ваши восхитительные грезы суть жалкое, бездарное крохоборство недоразвитого воображения. Боюсь, что пейзажа, равного здесь увиден-ному, не существует.
<…> Я могу только сказать, что Рио есть наиболее аб-страктное (в смысле культуры, ассоциаций и проч.) место. Это город, где у вас не может быть воспоминаний, проживи вы в нем всю жизнь. Для выходца из Европы Рио есть во-площение биологической нейтральности. Ни один фасад, ни одна улочка, подворотня не вызовут у вас никаких ал-люзий. Этот город — город двадцатого века, ничего викто-рианского, ничего даже колониального. За исключением, пожалуй, здания пассажирской пристани, похожей одно-временно на Исаакиевский собор и на вашингтонский Ка-питолий. Благодаря этому безличному (коробки, коробки и коробки), имперсональному своему характеру, благодаря пляжам, адекватным в своих масштабах и щедрости, что ли, самому океану, благодаря интенсивности, густоте, разно-образию и совершенному несовпадению, несоответствию местной растительности всему тому, к чему европеец при-вык, Рио порождает ощущение полного бегства от действи-тельности — как мы ее привыкли себе представлять. Всю эту неделю я чувствовал себя, как бывший нацист или Ар-тюр Рембо: все позади — и все позволено.
Может быть даже, говорил я себе, вся европейская культура, с eе соборами, готикой, барокко, рококо, завитка-ми, финтифлюшками, пилястрами, акантами и проч., есть всего лишь тоска обезьяны по утраченному навсегда лесу. Не показательно ли, что культура — как мы ее знаем — и рас-цвела-то именно в Средиземноморье, где растительность начинает меняться и как бы обрывается над морем перед полетом или бегством в свое подлинное отечество…
<…> На открытие конгресса прибыл президент Бра-зилии генерал Фигурейдо, произнес три фразы, посидел в президиуме, похлопал Льосу по плечу и убыл в сопровож-дении огромной кавалькады телохранителей, полиции, офицеров, генералов, адмиралов и фотографов всех мест-ных газет, снимавших его с интенсивностью людей, как бы убежденных, что объектив в состоянии не столько запечат-леть поверхность, сколько проникнуть внутрь великого че-ловека. Занятно было наблюдать всю эту шваль, готовую переменить хозяина ежесекундно, встать под любое знамя в своих пиджаках, и галстуках, и белых рубашках, оттеняю-щих их напряженные шоколадные мордочки. Не люди, а какая-то помесь обезьяны и попугая. Плюс преклонение перед Европой и постоянные цитаты то из Гюго, то из Маль-ро с довольно приличным акцентом. Третий мир унаследо-вал все, включая комплекс неполноценности Первого и Второго. <…>
По окончании конгресса я предполагал остаться в Бразилии дней на десять и либо снять дешевый номер где-нибудь в районе Копакабаны, ходить на пляж, купаться и загорать, либо отправиться в Бахию и попытаться поднять-ся вверх по Амазонке и оттуда в Куско, из Куско — в Лиму и
назад, в Нью-Йорк. Но деньги были украдены, и хотя я мог взять 500 дубов в «Америкен экспресс», делать этого не стал. Мне интересен этот континент и эта страна в частно-сти; но боюсь, что я видел уже на этом свете больше, чем осознал. Дело даже не в состоянии здоровья. В конце кон-цов, это было бы даже занятно для русского автора — дать дуба в джунглях. Но невежество мое относительно южной тематики столь глубоко, что даже самый трагический опыт вряд ли просветил бы меня хоть на йоту. Есть нечто отвра-тительное в этом скольжении по поверхности с фотоаппа-ратом в руках, без особенной цели. В девятнадцатом веке еще можно было быть Жюль Верном и Гумбольдтом, в двад-цатом следует оставить флору и фауну на их собственное усмотрение. Во всяком случае, я видел Южный Крест и сто-ял лицом к солнцу в полдень, имея запад слева и восток -справа. Что до нищеты фавел, то да простят мне все те, кто на прощение способен, она — нищета эта — находится в прямой пропорции к неповторимости местного пейзажа. На таком фоне (океана и гор) социальная драма восприни-мается скорее как мелодрама не только ее зрителями, но и самими жертвами. Красота всегда немного обессмыслива-ет действительность; здесь же она составляет ее — дейст-вительности — значительную часть.
* * *
Что мы знаем о Бразилии? Необходимо ли нам это знание? Мечтаем ли мы, надев белые штаны, отправиться в страну футбола, кофе, сериалов, обезьян, солнца, невидан-ных зверей?
Не о том книга.
Книга о том, как далеко мы продвинулись во взаимо-понимании за 200 лет отношений. Что именно привлекало наши страны при полном различии географического поло-жения, часовых поясов, уклада…
География, история, административное устройство, природа, обычаи и нравы, городская жизнь. Все страницы хрестоматии, снабженной внушительным списком приме-чаний, составленной очень грамотно, реконструируют аб-рис страны на имажинарной карте. Не случайно одним из эпиграфов к вступительной статье взяты слова В.Шклов-ского: «История Колумба повторяется. И мы часто откры-ваем то, что уже давно существует и существовало до нас и только не было занесено а наши несовершенные карты».
Книга — «попытка показать, как на протяжении двух столетий формировалось в российском обществе представ-ление о Бразилии». Попытка удачная, расположенные в хронологическом порядке, с учетом года посещения Брази-лии тем или иным автором, материалы — описания путешест-вий, журналы, дневники, путевые заметки, письма, мемуары, очерки, статьи, эссе, — пусть и немного субъективно (нельзя исключить роль вкуса составителя), рассказывают об узна-вании страны. Страны, отделенной от России расстоянием, языком, традициями, национальными особенностями.
* * *
Остается только посетовать, что сей достойный труд (один список источников насчитывает более 300 назва-ний) издан ничтожно малым тиражом — 500 экземпляров.
* * *
Влиятельный издатель-ский дом Courrier Interna-tional (Франция) специаль-но к 25-му Книжному салону в Париже выпустил вне-серийное издание: L’Atlas des atlas. Frontieres, conflits, ideologies, prospectives, uto-piAs (Атлас атласов. Границы, конфликты, идеологии, пер-спективы, утопии). В предисловии к изданию американский писатель Поль Теру так описывает увлечение картографией: «Из всех наук картография — та, что сильнее всех задевает эс-тетические струны. И если власть этой науки столь же ве-лика, то потому лишь, что взывает она к лучшим качествам человека: отваге, жажде знаний, талантам, чувствам поряд-ка и формы, пониманию естественных законов и готовнос-ти отправляться в необычнейшие путешествия в отдален-ные страны. Это главнейшие человеческие добродетели, и именно благодаря им карты — самые лучшие из артефактов, что когда-либо создал человек».
Главный редактор, Филипп Тюро-Данжи, предпосыла-ет всему изданию следующие слова: «Карта никогда не бы-вает нейтральной: она значит так же, как описывает; она прячет столько же, сколько показывает. <…> Говорят, гео-графия служит в первую очередь причиной войн». Коллек-тив Courrier International в течение 15 лет готовил это из-дание, отслеживая мифы и территориальные споры. «Идея довольно проста: посмотреть, как другие страны, другие го-сударства или газеты и военные представляют себе мир -или их мир».
В разделе История кратко приведены основные вехи картографии — вавилонское миропонимание, работы Эра-тосфена, римский период, арабская «багдадоцентричная» география, средневековые карты с центром в Иерусалиме, мистические карты по форме «Т в О», где мир в океане и по-делен на три части, навигационные карты, восточные кар-ты этого периода, и так до наших дней, с преломлениями в виде, например, карт-бестиариев начала XX века.
Раздел Границы посвящен вопросам прохождения точных границ Старого Света, националистическим движе-ниям и вопросам определения границ заселения: фла-мандцы и баски, каталонцы и венгры, Македония, Тузла, Аляска, Нагорный Карабах, Приднестровье… Равно как и проблемам других континентов: мечте о большой Колум-бии, чекам за 121 км2 Гуантанамо, шагреневой коже Амазо-нии, фашистским бандам в Перу, называнию Фолклендов. Афганистан, Индия, Тибет, Вьетнам и Китай, Тайвань, Япо-ния, Корея, Турция и Сирия, Курдистан, Палестина, Израиль, страны Африканского континента, бывшие колонии — спи-сок не исчерпывающий, но репрезентативный.
Дойдя через обсуждение полюсов Земли к прогнозам, читатель оказывается вовлеченным в интереснейшие ста-тистические рассуждения: 8,9 миллиарда населения на земле, с явным перевесом на стороне Азии. Диаграмма превращает Россию в странную перемычку буквой «Т» между блеклой Европой, яркой и громадной Азией и Ближ-ним Востоком.
По прогнозам издания, в 2025-2030 годах в Польше, Дании, Бельгии и Чехии будет заметно ощущаться дефицит пресной воды (от 1000 до 1700 м2на человека в год).
Сообщения о изобретениях, утопиях типа Атлантропы, художественном восприятии мира и о миграции идей за-мыкают издание.
«Во всех уголках Земли можно найти не только рав-ные основополагающие ценности, но также и равные цен-ностные конфликты, которые не могут разрешиться гармо-ничным образом», — пишет автор опубликованного в 2004 году Philisophie-Atlas-Orte und Wege des Denkens (Атлас философии-Места и маршруты мысли) философ Элмар Хо-ленштейн. Созданный им труд не претендует на энциклопе-дичность, однако отказывается от геополитического детер-минизма: ни земля, ни климат не предопределяют мысль и ее мутации. Скорее передвижения ученых, доступность пе-чати. Тем более интересно взглянуть на реки мысли, теку-щие по Европе, Азии, Америкам и Азии…
Джейн ОСТЕН
Любовь и дружба и другие произведения.
Предисл. Г.К.Честертона.
Пер. с англ. А.Ливергант, О.Мяоэтс,
Серия Квадрат. М.: Текст, 2004
В сборник включены ранние, ра-нее не публиковавшиеся на русском языке произведения Джейн Остен (1775-1817) — классика английской литературы. В пору их создания Джейн Остен было всего 17 лет.
Качество перевода на высоте -сохранены и адаптированы к русскому языку даже ошибки автора (например, С. 170).
«Считается, что Джейн Остен на-писала эти вещицы в возрасте семнад-цати лет, — по всей видимости, в том же духе, в каком издается семейный жур-нал: в рукописи есть виньетки, сделанные рукой ее сестры Кассандры», — пишет автор предисловия Г.К.Честертон и чуть ранее, относительно «Любви и дружбы»: «Это одно из тех произведений, которое читаешь с тем большим удо-вольствием оттого, что знаешь: оно и писалось с удоволь-ствием, ведь ее автор был тогда еще очень молод и оттого очень весел».
По поводу таланта английской писательницы Г.К.Чес-тертон находит следующие слова: «Когда изучаешь ее еще самые ранние, неприхотливые опыты, видно, что заглянуть она стремится в душу, а не в зеркало. Она, быть может, еще в полной мере не ощущает самое себя, зато уже, в отличие от многих куда более изощренных стилизаторов, ощущает свое отличие от остальных. <…> Дж. Остен -личность с ис-ключительной способностью к интеллектуальной критике жизни…»
С этим невозможно не согласиться; пересказывать, а тем более подвергать критическому разбору вещицы, помещенные под крышками этой книги, вряд ли стоит, потому лишь приведем одно название с посвящением и цитату из этого произведения.
Эта вещь замыкает сборник: «История Англии от прав-ления Генриха IV до смерти Карла I, составленная пристра-стным, предубежденным и малосведущим историком/ Мисс Остен, старшей дочери преподобного Джорджа Остена с глубоким почтением посвящает сей труд Автор/ NB. В этом историческом очерке будет очень мало дат».
«Эдуард IV
Сей монарх прославился лишь красотой и мужеством, что полностью подтверждает имеющийся в нашем распо-ряжении портрет и та бесстрашная решимость, какую он проявил, обручившись сперва с одной женщиной, а потом женившись на совсем другой».
Станислав+2*. Антология.
Сост. и пер. с укр. Андрея Пустогарова. М., 2001
После того как «Вестник Европы» опубликовал эссе «Город корабль» Ю.Андрухо-вича (см. том 13-14), но все же до того, как Украину заняло оранжевое пламя революции, в редакцию зашел Андрей Пу-стогаров и принес нам в дар несколько книг, в том числе и эту билингвальную антоло-гию, им составленную.
В предисловии к антоло-гии новейшей украинской по-эзии его автор, Евгений Ешкилев, поэт, пишет: «Оказалось, что за десять прошедших самостийных лет возросла и ок-репла наша «непохожесть» (имеются в виду непохожесть российского и украинского поэтического дискурса. — С.Ф.). Непохожесть иногда порождает враждебность и отчужде-ние. Но чаще — интерес и стремление понять. Помещенная в книге подборка стихов и переводов представляется мне проектной материализацией этого стремления».
Краткие характеристики некоторых авторов, представ-ленных в антологии. Их довольно точно нашел автор пре-дисловия, но все же позволим себе привести их без кавычек. Юрий Андрухович — харизматическая фигура культур-ного бунта носителей нового типа художественного выска-зывания против патриархально-совковой литературы. Один из немногих украинских авторов, известных в Европе.
Ярослав Довган — продолжатель традиций украинско-го медитативного поэтического письма, с непосредствен-ным восприятием потока бытия.
Галина Петросаняк — апологет всепрощающего стои-ческого оптимизма. «Катакомбный гностик». Поэзия, тем не менее, сохраняет налет светской изысканности.
Юрий Издрык — производитель «вкусных рифмован-ных артефактов» с элементами центона.
Одна пространная цитата — ради тем, поднимаемых поэзией этой антологии. Любопытно.
Юрiй Андрухович
VIII
Роскошую тут, як фалос у лонi,
У тутешнiй культурi — вiд ахiв до схлипiв.
Це, немов без фрака бути в салонi,
Де товчеться безлiч розкiшних типiв,
преважно з пiвдня, iз малоросiв,
про яких тут знають iз анекдотiв.
Загалом _х тут мають за ескiмосiв,
Пупуасiв, тобто за iдiотiв.
Более привычно звучит так:
Юрий Андрухович
VIII
Я жирую как фаллос в лоне,
в этой местной культуре — от ахов до всхлипов.
Словно быть без фрака в салоне,
где толпа из роскошных типов,
главным образом, с юга, из малороссов,
что знакомы из анекдотов.
Здесь их держат за эскимосов,
Папуасов, то есть за идиотов.
Но есть пара фигур весомых,
просияли учено и лестно:
Феофан Прокопович — известный гомик,
Разумовский — певец известный,
или Гоголь, или Гребёнка,
или сунуться в глубь коронаций
-Катерина Вторая, как просто бабенка,
курва, то есть сближала нации.
Видел тут потайные да явные
махинации с духом. Краснею от срама.
И настолько тут все православные,
что я, лично, склоняюсь к исламу.
Сколько ж на уши вешают дряни!
Все естественно — грех не велик им.
Слышал — все мы братья-славяне?
То есть Киев был тоже ихним.
Мы умрем не в Париже. Антология.
Сост. и пер. с укр. Андрея Пустогарова. М.: Издательское содружество А. Богатых и Э.Ракитской, 2002
Вторая антология того же составителя дает более пол-ный охват современного украинского поэтического поля. Сюда включены, кроме уже упоминавшихся в связи с пер-вой антологией, такие поэты, как: Геннадий Турков, Наталка Белоцеркивец, Олег Лыше-га, Александр Ирванец, Марь-яна Савка, Марина Микицей, Анна Середа, Марианна Кия-
новска.
Приведем еще один стих, на этот раз из творчества по-эта Олега Лышеги:
Песня 55
Спи моя милая, все засыпает,
На ночь попив из реки молока.
Циферблат будильника
Дремлет, сухим камышом зарастает.
Белоснежным смехом улыбнувшись прощально,
Твоя колыбель на ветру закачалась,
К небу подвешена снами.
Я заплету твои косы до завтра,
В инее я поутру наклонюсь над тобой,
Ленты багряные, яркие.
Спи, моя милая, у камыша в доме свечка горит,
Мною, бездомным, зажженная.
Лед над тобой, лед под тобой.
Пламенем отогреется память.
История культуры. Стихи Богдана-Игоря Антоныча и Сергея Жадана.
Сост., пер. с укр. и предисл. Андрея Пустогарова. М.: Издательское содружество А. Богатых и Э.Ракитской, 2004
Третья книга украин-ской поэзии знакомит чита-теля с творчеством гуру ук-раинской поэзии Антоны-чем (1909-1937), которое считается одним из высших достижений украинской ли-тературы ХХ века, и работа-ми Сергея Жадана, чья по-эния критикой называется одним из самых интересных явлений в украинской по-эзии рубежа тысячелетий. В предисловии читаем: «Гео-метрия культуры. Через две точки можно провести луч.
От Богдана-Игоря Антоныча к Сергею Жадану. Какой в этом смысл? Если в жизни поэтов было что-то схожее, сравнив стихи, можно почувствовать, как изменилось время. И по-пробовать угадать, куда оно пойдет дальше».
Богдан-Игорь Антоныч
Ночь в городе
Ночь садится на углах улиц
прижимает серые космы к цементу стен
а время
путается в проводах
по жести
с крыши на крышу
с гвоздя на гвоздь
катится
грудь о колючки громоотводов колет
время-перекати поле
месяц распят на антеннах
полосками меди обмотал рыжий лоб
и ладони ветра
пропахшие глиной природных полей
остудят виски
боль мученицы эта боль фонаря
тень разлеглась на каменных оградах
афиши ужаса
на потолке неба печалятся лампочки звезды
и видят на извозчике у ног их
черные очки надев
беззвучно едет грех.
Ноэль Шатле. Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи:
Романы/ Пер. с франц. А.Васильковой,
Н. Васильковой.
Серия «У камина» — М.: Слово/Slovo, 2002. — 352 с.
Время и женщина. Старость, мо-лодость, любовь, поиски и происки счастья. Мудрость и рассудитель-ность.
Трилогия известнейшей фран-цузской писательницы имела успех. Особенно у прекраснодушных дам.
Сама Ноэль Шатле — автор рома-нов и эссе, и актриса, и преподаватель университета, руководитель литера-турного семинара. Она снимается в кино — и в то же время выпускает «Си-стему агрессии», введение в филосо-фию маркиза де Сада, затем еще одно исследование на ту же тему, а между ними защищает диссертацию по эсте-тике, где речь идет о еде.
Обычно переводная книга «сглатывает» впечатление от прозы писателя, от его точной фразы. В данном случае -все иначе. Фраза короткая рубленая, напоминает пресло-вутый «клиповый» метод, но именно эта жесткость структу-ры — без растекания — соответствует манере автора.
Особое внимание цвету, фактурам, свето-воздушной перспективе. Тонкость нюансировок. Малое количество словесных лессировок. Образ сложен и передан адек-ватно.
Теперь собственно о книге. Главная героиня — скорее всего, «Дама в синем» — зеркало автора. Она же и в других романах, именно поэтому тексты помещены под одну об-ложку.
Соланж — дама лет пятидесяти, активная и целеуст-ремленная, ее жизнь снабжена всеми непременными атри-бутами зрелой, но свободной женщины — дочь по вторни-кам, ужины «у Пьера», любовник Жак, который ее устраи-вает. Однако однажды, наблюдая за походкой пожилой дамы, она сражена — мудростью, умиротворенностью, стремлением к спокойной жизни и знанием… О том и меч-тает, преображая себя и жизнь, уходя во влюбленность в свою старость. Смена темпа, атмосферы, упокоение — все это передается эстетично, легко и не страшно, порой даже и не пошло.
Марта («Бабушка-маков цвет») после 70 лет, серых и смурных (Il pleure dans mon Coeur, comme il pleure sur la Ville12), встречает Его и проходит те всполохи чувств, что не видела ранее. Красота и воодушевленность описания не дают возможности иронизировать над поздней любовью.
Третья тема — Девочка и подсолнухи — попытка рекон-струировать первую любовь и чувства шестилетней преле-стницы, впервые испытавшей Нечто. Автор рецензии в Журнальном зале точно передает, через характеристику цвета у Н.Шатле, образ романа: «Необходимо особо отме-тить отношение Шатле к цвету. Он всегда символичен: по-кой старости — темно-синий и жемчужно-серый, детство -ярко желтый. «Что комната, что жизнь — в вяло-бежевых тонах», — думает Марта («Бабушка — маков цвет») до того, как встречает свою любовь. Каждому герою подходит именно его цвет, и он окрашивает именно его счастье. Ког-да вянут подсолнухи в повести «Девочка и подсолнухи», шестилетняя Матильда понимает, что придется покинуть свою солнечно-желтую любовь, потому что лето кончилось и приходится уезжать из деревни в город. Все вокруг окра-шивается для нее в серо-зеленые тона, но любовь ведь не может исчезнуть, она остается в сердце. И Матильда вдруг понимает это. Она перестает грустить, и там, где раньше ей виделись из окна невыразительные сероватые пейзажи, вновь зацветают подсолнухи, которые ярким, солнечным светом заливают все вокруг. Несмотря на неподдельное го-ре расставания, которое пришлось пережить этой малень-кой будущей женщине, соприкосновение со счастьем будет теперь с ней навсегда»13.
Судья и строитель. Писатели России и Запада о Генрике Ибсене.
ВГБИЛ им. М.И.Рудомино, Научно-библиографический Центр ВГБИЛ, Составитель и автор предисл. Б.Ерхов. М.: Изд-во «Рудомино», 2004
Пятьдесят семь различных точек зрения на гений Иб-сена. Антология представляет поистине широкий спектр суждений: и А.Чехов и Дж.Джойс, и З.Фрейд и В.Мейер-хольд и многие другие. «Составление этой книги вылилось, по сути, в выявление «ибсеновских мест» на воображае-мой литературной карте Европы и Америки или, учитывая место ее составления и степень подробности, России и За-пада», — пишет автор предисловия. Театр и литература с Ибсеном, влияние и заимствования, роль Ибсена — о том написано сотни монографий и диссертаций. Художник о ху-дожнике — вот тема этой анто-логии.
У А.Белого читаем: «Скончался Ибсен. Что сказать о нем как о художни-ке? Что он был колоссальный талант? Что влиянием его про-никнуты чуть ли не все драма-турги наших дней? Говорить о значении Ибсена как худож-ника пошло и неуместно. <…>
Мне хочется лишь заявить, что имя его отныне при-числено к именам величайших драматургов всего челове-чества — Софокла, Кальдерона, Шекспира. Он в своих дра-мах, конечно, ближе нам и дороже, нежели Шиллер.
Характерною особенностью его драм является их бе-зусловная правда. Наши борения, вечные недоумения пе-ред целями будущего выражены у Ибсена в почти матема-тически точных формулах. Ибсен не идеолог. В его драмах нет риторики идей. Он — математик, стягивающий в вечные формулы сложное разнообразие в комбинациях трагичес-ких элементов культуры». У А.Блока читаем:
<«…> Творения Ибсена для нас не книга, или если и книга, то — великая книга жизни. Раз мы с Ибсеном, мы на борту корабля, который борется с волнами в открытом мо-ре, мы слушаем немолчный голос великого прибоя.
Корабль — любимый образ Ибсена; раз мы с ним, мы знаем, что здесь, на борту этого корабля, нечего думать об отдыхе, об отчаянье, об усталости, о возможной гибели; ибо канат обрублен, старый берег прошлого потонул в ту-мане, зеленые воды фьорда пронизаны огромным солнцем, и парус на мачте полон ветром, как стремительные крылья белого северного орла.
<…> большинство запросов Ибсена относится к раз-ряду наших живых, ежедневных запросов, практических в высшем смысле этого слова. Потому-то разбираться в твор-честве Ибсена пока лучше всего может научить сама жизнь, и обратно: творчество Ибсена, как воплощение жизненной воли, непосредственно учит жизни, освещает пути ее све-том неугасимым».
У В.Шаламова читаем:
Сольвейг
Зачем же в каменном колодце Я столько жил?
Ведь кровь почти уже не бьется
О стенки жил.
Когда тоски моей душевной
Недостает,
Чтобы открыть для воли гневной
Пути вперед,
И только плоть воспоминаний
Бьет по спине,
Чтобы огни былых страданий
Светили мне,
Навстречу новым униженьям
Смелей идти,
Ростки надежд, ростки сомнений
Сметем с пути.
Чтобы своей гордилась ролью
Века, века
Лесная мученица — Сольвейг
Издалека.
М.М.Богуславский. Культурные ценности
в международном обороте. Правовые аспекты.
М.: Юристъ, 2005
Профессор М.Богуслав-ский, доктор юридических на-ук, доктор honoris causa, изве-стен более как независимый эксперт ЮНЕСКО по вопросам культурных ценностей. Он ус-пел побывать членом Правле-ния Советского фонда культу-ры, экспертом Комитета по культуре ГД РФ, членом Госу-дарственной комиссии по ре-ституции культурных ценнос-тей Министерства культуры РФ. Участвовал в разработке Закона о вывозе и ввозе куль-турных ценностей 1993 года, другого законодательства в области культуры и интеллек-туальной собственности.
Вопросы правового урегулирования оборота культур-ных ценностей, вывоз и ввоз, незаконный оборот культур-ных ценностей, хищения и борьба с ними, право и выстав-ки, правовой статус перемещенных произведений искусст-ва — вот некоторые из вопросов, освещаемых на страницах книги, о которой идет речь.
Впервые в отечественной юридической литературе дан комментарий по поводу российского закона 1998 года в редакции 2000 года, рассмотрены и законы и конвенции других стран, равно как и практика рассмотрения споров о культурных ценностях.
Уникальной компонентой этой книги стало обращение к новой теме юриспруденции — Art-Law, du droit de l’art -юриспруденции искусства. Монография касается и опреде-лений предмета, и толкований.
Претендуя на большой охват тем и понятий, книга, тем не менее, не лишена и некоторых фактических неточ-ностей.
Так, к примеру, в приложении №3 история Тихвинской иконы в кратком изложении дана некорректно: «Тихвин-ская икона Божией Матери. Вывезена гитлеровцами во время Второй мировой войны, возвращена в Тихвинский монастырь в 2004 г. из США», в то время как икона была вывезена не гитлеровцами, и это установленный факт. Или, например, можно в том же приложении прочитать следую-щее: «Питер Пауэл Рубенс (фламандский живописец). Тарквиний и Лукреция (XVII в.). Картина была куплена коллекционером В.А.Логвиненко и привезена в Россию». Хотя история этого полотна более трагична — вывезено оно было в 50-е годы русским комендантом одного из городов в Восточной Германии, более 11 лет хранилось сложенное в неподобающих условиях, картина была атрибутирована как школа Рубенса, несколько раз перепродавалась, а за-тем была приобретена В.А.Логвиненко, отреставрирована с участием его капитала, а теперь экспонируется в Эрмитаже.
Однако в монографиях относительно реституции, пе-ремещения культурных ценностей, как правило, рассматри-ваются частные вопросы, здесь же налицо универсальный и осторожный подход (потому простительны некоторые недоговоренности и неточности), в котором, к счастью, от-сутствуют присущая юридической литературе категорич-ность и «вешание ярлыков». Многие из вопросов — хожде-ние по тонкому льду, их острота не снята и сейчас, автор монографии учитывает многосторонность ответов и воз-можные дискуссии сторон.
Отрадным представляется и тот факт, что книга не скучна в чтении, что позволяет рассчитывать, что она смо-жет зародить интерес среди тех, кто до сих пор не мог ра-зобраться в частоколе норм, определений и шероховатос-тей права в области искусства — одном из самых насущных вопросов современности в области культуры.
Илья Зайцев. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (начало XV — первая половина XVI в.). Очерки.
М.: изд-во «Рудомино», 2004
Действительность и историогра-фический миф в нескольких очерках. Вот круг тем книги: Историогра-фия истории отношений постзолото-ордынских «юртов» с Россией и Ос-манской империей, письмо Золото-ордынского хана Улуг-Мухаммеда османскому султану Мураду II: Ос-манская империя, золотая орда и го-сударства Восточной Европы в конце XIV — первой трети XV в., Большая Орда, Крымское ханство и Османская империя в 50-70-х гг. XV в., крым-ское ханство в 50-70-х гг. XV в., Шейх-Ахмед — последний хан Золо-той Орды (Орда, Крымское ханство, Османская империя и Польско-литовское государство в начале XVI в.), мнимый протекторат: Казанское ханство и Османская империя в
середине 20-х гг. XVI в., «Позабыв Бога, и наше жалова-ние, и свою душу» (приключения князя Семена Федорови-ча Бельского), Казанские посольства 1549 г., описание си-бирского ханства в космографии дефтердара Сейфи Челе-би (вторая половина XVI в.), «Дешт- и кыпчак» в османской титулатуре: политические претензии и реаль-ное содержание системы османских представлений о вла-сти, татары и русские друг о друге: sine ira et studio14.
Одиннадцать неравнозначных по проработке иссле-дований, почти не перекрывающих друг друга по темам, но в целом рассуждающие о проблеме территориальных пре-тензий, имагологии, образе врага, мифах историографии, более всего, интерес сосредоточен вокруг изучения Крым-ского вопроса в российско-турецких отношениях из глуби-ны веков.
Дённингхаус В. Немцы в общественной жизни Москвы: симбиоз и конфликт (1494-1941)
/ Пер. В.Дённингхауса. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. — 504 с., ил.
Немцы в общественной жизни Москвы:
симбиоз и конфликт (1494 — 1941)
Проблема «немца». От-чужденность, конфликт или сосуществование и взаимо-влияние — перед нами первая в историографии попытка со-здать труд по истории немец-кой общины в Москве.
Очень «дотошное», по-дробное издание, сфокуси-рованное вокруг пяти тем: история и демография не-мецкой общины Москвы, цер-ковь и школа, немецкие сою-зы и общества, московские немцы и Первая мировая война, немцы в советской Москве. Хронологически наиболее детально проработаны последние две трети XIX века и начало XX века.
Большинство фактов представляет безусловный инте-рес — примечаниями снабжен каждый раздел (на пятьдесят страниц текста их может быть до четырехсот), присутству-ет большое количество таблиц.
Позволим себе одну цитату: «Высокий удельный вес холостых мужчин и незамужних женщин отражает неустой-чивость московского населения того времени. До конца XIX в. в Москве даже среди женатых мужчин преобладали люди, жившие отдельно от своих семей» (с. 78).
И отметим особо художественное оформление книги, принадлежащее замечательному художнику А.К.Сорокину.
Филипп Смирнов
1 Макар Иванович Ратманов, вице-адмирал, в 1802 г. — старший офицер шлюпа «Надежда», состоял в переписке с Н.М.Карамзиным, который опубликовал на страницах «Вестника Европы» письма М.И. Ратман о ва и Ф. И.Ромберга, путевые заметки «русских путешественников» — уча-стников первой российской кругосветки — и положил начало интереса к Бразилии. гЛатинская Америка. М., 1969, № 3. (Публикация Д.А.Шура.)
3 Итальянская или морская миля равна 1851,85 м.
4 Речь идет о Н.П.Резанове.
5 Возможно, описка или
ошибка Ратманова. Имеется в виду библейское предание о создании богом
животных на пятый, а человека — на
шестой день сотворения мира. Автор хотел подчеркнуть, что негры в Бразилии
были приравнены к домашнему скоту.
6 Провитер (приватир — от
англ. рrivаtееr) — судно,
с разрешения правительства вооруженное частным лицом для военных действий
против
неприятеля, главным образом для крейсерских операций против
неприятельской торговли.
7 Вестник Европы. М., 1804, № 16.
8 Ошибка автора: французы не владели островом Санта-Катарина.
9 Лейтенант шлюпа «Надежда», участвовал в первом
русском кругосветном плавании 1803-1806 гг. под командованием
И.Ф.Крузенштерна.
10Текст печатается по изд.: Вестник Европы. М., 1804, № 16.
11Толстой Федор Иванович (1782-1846) — граф, поручик гвардии, состоял в свите посланника Н.П.Резанова, следовавшего на корабле «На-дежда» в Японию. Был известен своим бретерством и авантюризмом, имел прозвище «Американец». Был близок к литературным кругам.
12Франц.: Плач в моем сердце, что дождь над Парижем (Гийом Апполинер)
13 Ася Фисейская. Французский шарм. http://www.russ.ru/krug/kniga/20030331_fis-pr.html
14Sine ira et studio. — лат. Без гнева и пристрастия. Тацит. «Анналы».