Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 13, 2005
1 мая 2004 года в истории Кипра произошло эпохальное событие: Кипр – пока еще только его южная, хотя и большая часть – вошел в единое “сверхгосударство” – Евросоюз. В результате референдума на Кипре греки-киприоты получили частичный “эносис” (в переводе – “союз” – идея многих греческих и кипрских политиков об объединении Греции и Кипра в единое государство), поскольку Кипр и Греция стали частями единого интеграционного объединения, а турки неполноценный, невыгодный им же самим вариант “таксима”, поскольку вступление в ЕС стало бы для них значительно более привлекательной альтернативой “таксиму”, что подтвердили результаты референдума в турецкой части Кипра.
Чтобы лучше понять значимость происходящих событий, необходимо совершить краткий экскурс в современную историю Республики Кипр. Как известно, Кипр получил независимость в соответствии с Лондонско-Цюрихскими соглашениями, достигнутыми в 1960 году. Гарантами независимости острова становились Греция, Турция и Великобритания. Президентом Кипра был избран архиепископ Макариос, а вице-президентом лидер турецкой общины острова Фазиль Кучук. Конституция Кипра предполагала создание Палаты представителей, состоящей из 35 депутатов – представителей греко-кипрской общины и 15 депутатов, представлявших турок-киприотов. Кроме того, туркам-киприотам гарантировалось представительство в государственных службах и министерствах, включая Министерство внутренних дел и обороны.
Однако в ноябре 1963 года государственная власть острова была практически парализована попытками греко-кипрской общины изменить баланс власти в стране. Президент Макариос предложил внести серьезные поправки в Конституцию, которые лишали турецкую общину многих полномочий и сокращали ее представительство в государственных органах. Уже тогда Турция была готова к силовым действиям ради укрепления своих геополитических позиций в регионе под предлогом защиты турецкой общины на острове. Однако вмешательство США, по мнению бывшего Госсекретаря Г.Киссинджера, дважды спасало Кипр от кровавых межэтнических противоречий. К концу 1963 года Макариос предложил 13 поправок к Конституции Кипра, которые вели к созданию единого кипрского государства под властью большинства – греков-киприотов. Это была попытка преодолеть паралич власти в силу невозможности следовать Лондонско-Цюрихским договоренностям.
Конфликт между двумя общинами, считает Киссинджер, приблизила и резня в турецких кварталах Никосии, организованная преступником Никосом Самсоном, который впоследствии сыграл ключевую роль в перевороте 1974 года.
Во время совещания по кипрской проблеме в Лондоне, а затем в Женеве Турция угрожала военным вмешательством в том случае, если туркам-киприотам не будет предоставлена автономия и не будут соблюдаться их политические права. “Однако американский президент Линдон Джонсон осадил Анкару, заявив, что НАТО не будет оказывать помощь Турции в случае конфликта с СССР, если Турция будет вести себя агрессивно на южном фланге Союза. Такой язык подействовал на Турцию, и она отошла от края пропасти, за которой была уже война с Афинами. Греция ответила на турецкие угрозы посылкой 12 тыс. военных на остров. В 1967 году после очередных межобщинных столкновений Турция была вновь готова прибегнуть к силе. Но очередное послание Джонсона вновь помешало началу конфликта в Восточном Средиземноморье”.
В апреле 1967 года к власти в Греции пришла хунта “черных полковников”, которую возглавили греческие военные Георгиос Пападопулос, Николаос Макарезос, Илианос Паттакос. Их отношения с Макариосом, отвергавшим идею “эносиса” (присоединения Кипра к Греции) и выступавшим за независимость острова, были очень напряженными. Зная о настроениях среди офицерского корпуса греческих войск на Кипре, в начале июля 1974 года архиепископ потребовал от Афин отозвать практически всех греческих офицеров Национальной гвардии с острова и выразил протест в связи с планами хунты осуществить “эносис”. 2 июля 1974 года Макариос проинформировал греческое правительство, что своим решением он сократил Национальную гвардию и потребовал от греческих офицеров покинуть территорию Кипра. Для Греции это означало потерю контроля и влияния на острове, а для самого Кипра – необратимое сползание к союзу с местными коммунистами и еще большее сближение с движением неприсоединения. Как подчеркивал Киссинджер, “этот шаг Макариоса, тем не менее, был основан на четком расчете. Он понимал, что авторитет греческой хунты минимален, архиепископ был уверен, что западные союзники не позволят Афинам осуществить какие-либо решительные действия, которые Греция имеет право предпринимать в качестве страны-гаранта по Лондонско-Цюрихским соглашениям. Английское лейбористское правительство относилось к Афинам резко отрицательно, а уж Турция должна была бы только приветствовать такой шаг Никосии, который минимизировал влияние Афин”.
15 июля 1974 года националистически настроенные греческие офицеры начали мятеж против президента Кипра. Макариосу пришлось покинуть остров, а диктатором был избран известный националист Никос Самсон, чья кандидатура даже гипотетически не могла устроить ни одну из стран-гарантов, а также международное сообщество в целом.
Но мятеж провалился, поскольку новый кипрский режим оказался в полной международной изоляции. Хунта в Греции была свергнута, в страну вернулся Константинос Караманлис, который представлял либеральное, прозападное крыло греческой политики. Возможно, что у греческого премьера был выбор: либо оставить кипрские события и хаос внутри страны на совести хунты и выйти из ситуации при помощи США, имея серьезные результаты и достойные условия урегулирования кризиса, или, чтобы избежать критики националистов, найти убежище в традиционной позиции, которую придерживалась и хунта. Первый вариант позволял ему решить кипрскую проблему так, как это было возможно на тот момент, и избежать прямого политического столкновения со многими странами. Националистическая позиция успокаивала наиболее отчаянных критиков Караманлиса на короткий промежуток времени. Но эта политика была обречена на неудачу, придавая всей греческой внешней политике оттенок непоследовательности и нерезультативности. И, как это часто случается, те, кого хотел задобрить Караманлис кратковременным популизмом, еще более рьяно его критиковали после кратковременного затишья. Макариос также настаивал на возвращении ситуации в режим статус-кво, который был до переворота, но достичь этого дипломатическим путем уже было невозможно, для этого нужны были меры военного характера.
При этом “Эджевит вел переговоры таким образом, что, по сути, никаких переговоров не было. Для Греции компромисс начинался с того, что политика «свершившегося факта» со стороны противника освобождает жертву от ответственности за результат”. Эджевит во что бы то ни стало стремился обеспечить изначальную цель турок-киприотов – создать турецкий анклав с выходом к морю.
После того как США и НАТО не поддержали этого плана, способного изменить соотношение сил в регионе, а Греция оказалась парализованной противоборством внутренних сил, Анкару было уже невозможно остановить. Турецкие войска под предлогом защиты турок-киприотов вторглись на Кипр, предприняв две операции, в ходе которых они захватили 38% территории острова. При этом на первом этапе Турция, по мнению ее руководителей, строго следовала Лондонско-Цюрихским соглашениям, противодействуя плану объединения острова с Грецией. Официально в задачи турецкой военной операции входили восстановление конституционного порядка в стране и защита конституционных прав турок-киприотов. Но, достигнув своей цели, Турция не стала выводить войска. Под предлогом обеспечения гарантий безопасности она оставила свой воинский контингент на Кипре, законсервировав фактический раздел острова на Южный и Северный.
Сегодня, анализируя политику “свершившегося факта”, когда ни США, ни Европа не попытались вернуть ситуацию на Кипре в докризисное состояние, изучая особенности особой “щепетильности” США в этом вопросе, можно утверждать, что “двойной стандарт” в американской внешней политике на примере Кипра был продемонстрирован наглядно и несомненно. Естественное стремление киприотов и греков убедить Запад применить все меры убеждения и воздействия на Турцию в ситуации, когда Турция, как член НАТО, могла уступить этому нажиму, не нашло понимания ни в Вашингтоне, ни в других западных столицах. При этом, конечно, нельзя забывать и том, что турецкая интервенция и последующая оккупация Северного Кипра были спровоцированы военным мятежом. Его возглавляли весьма одиозные и опасные политики, которые также стремились действовать, опираясь на политику “свершившегося факта” и используя политическую слабость США периода “Уотергейта”. Однако это никак не может оправдать действий Анкары, нарушившей все мыслимые и немыслимые каноны международного права и международных отношений.
Касаясь сути кипрской проблемы, Г.Киссиндждер справедливо подчеркивал: “Истоки кризиса находятся так глубоко в истории Кипра, что ни одна из враждующих сторон не может до конца осознать причины такого высокого накала страстей. Кипр стал предвестником новых более кровавых и жестоких этнических конфликтов в других частях света”.
После оккупации турецкими войсками 40% территории Кипра основная задача для турецкой общины острова заключалась в том, чтобы в кратчайшие сроки добиться международного признания при активной поддержке Анкары. Однако введенное США эмбарго на поставки вооружений в Турцию и осуждение ООН оккупации территории независимого государства помешали реализации этих планов. Основным принципом внешней политики самопровозглашенной Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК) стал циничный в свете произошедших на Кипре в 1974 году событий лозунг – “Мир в твоем доме – мир во всем мире”. Хотя ТРСК и не была принята в ООН, ее представитель участвует в работе Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, поддерживает отношения с различными афилированными с ООН организациями и агентствами, а также расположенным на острове офисом Специального представителем ООН на Кипре. Представитель ТРСК при ООН принимает участие во всех переговорах, связанных с кипрской проблемой. Турки-киприоты в лице Турецкого Федеративного Государства Кипра, так назвали в первое время территорию, захваченную турецкими войсками, были представлены на встречах Организации Исламская Конференция.
По мнению властей ТРСК, “греки-киприоты, марониты и британцы, оставшиеся на оккупированных территориях, никоим образом не подвергаются преследованиям, гонениям или дискриминации. На территории ТРСК не существует ограничений свобод ни в религии, ни в образовании, ни в социальной сфере. При этом в течение всего времени после начала оккупации в 1974 году Турция стремилась искусственно изменить этнический баланс на острове, агитируя континентальных турок переселяться на Северный Кипр. Согласно турецко-кипрским источникам, около 80 000 переселенцев из Турции были перемещены нелегально на оккупированную часть Кипра с 1974 года. Им была предоставлена собственность, оставшаяся от изгнанных греков-киприотов. Другие источники оценивают число переселенцев в 110 000. Поселенцам было предоставлено так называемое гражданство и “право голоса”. Причем коренное турко-кипрское население начало постепенно покидать остров из-за тяжелых экономических и социальных условий на оккупированных территориях. Турки-киприоты выражали свое растущее раздражение в связи с присутствием в таком количестве турецких поселенцев и солдат на острове. Они и сегодня боятся, что вскоре поселенцы из Турции будут диктовать свою политическую и экономическую волю коренному населению. Из 120 000 турок-киприотов сегодня осталось всего лишь 90 000. Учитывая 35-тысячный турецкий военный контингент, дислоцированный на острове, пропорция между турками и турками-киприотами составила почти 2 к 1. Сегодня эти цифры звучат весьма иронично, поскольку основной целью и поводом для высадки турецких войск в 1974 году была защита турецкого национального меньшинства на Кипре.
Политика Турции, направленная на фактическую колонизацию Северного Кипра, была изучена и проанализирована в докладе, предложенном на рассмотрение Парламентской Ассамблеи Совета Европы испанским парламентарием Альфонсом Куко, который осуществлял специальную миссию на Кипре. Турецкая политика колонизации Северной части Кипра была осуждена Советом Европы в рекомендации Парламентской Ассамблеи №1197/1992.
Переселенцы из Турции чаще всего прибывали на Кипр из Анатолии, одного из самых бедных регионов Турции, при этом их профессиональный уровень был весьма низок. Традиции, обычаи и стиль жизни турок значительно отличались от уклада жизни турок-киприотов. При этом турки-киприоты относятся к туркам как к иностранцам. И это серьезный очаг внутренней напряженности на Северном Кипре, а также причина отъезда почти 55 000 турок-киприотов с их родины в Турцию или Европу. Эта непростая ситуация была серьезным тормозом и для достижения согласия внутри турко-кипрской общины в период проведения переговоров с Югом о вступлении в ЕС единого Кипра.
После раздела острова в 1974 году внешняя политика Кипра сосредоточилась на трех основных направлениях: мобилизация всех внешнеполитических усилий на решение кипрской проблемы, форсированное вступление в европейские структуры, прежде всего в Евросоюз, а также повышение обороноспособности страны с целью обеспечения эффективного сдерживания потенциальной угрозы со стороны Турции. При этом на определенном этапе вступление в Евросоюз и решение кипрской проблемы слились в одно интегрированное направление.
Поданная в 1990 году заявка Кипра на вступление в Евросоюз стала одним из серьезных сигналов начала больших перемен в мировой политике. Ослабление НАТО и его дезориентация в связи с исчезновением основной угрозы для западного мира в лице коммунистического блока значительно понизили геополитическую роль Анкары. Турция была не в состоянии справиться с ролью региональной сверхдержавы, чьи интересы и влияние могли бы простираться от Ближнего Востока до Центральной Азии. Несмотря на внешнеполитическую активизацию Турции, она лишилась прямой поддержки Евросоюза, который начал создавать свой собственный “центр силы”, где роль США уже не была столь доминирующей и определяющей, как ранее в условиях противостояния общему противнику. Разделение осей НАТО и ЕС очень болезненно сказалось на интересах Анкары. Поэтому постепенно турецкие политики стали все более ясно осознавать необходимость активной интеграции в ЕС, чтобы перестать выполнять только лишь роль “сторожа” и “натовской окраины” цивилизованного мира.
События 11 сентября 2001 года заставили США и Евросоюз уделить еще более пристальное внимание кипрской проблеме. Начав силовое переустройство арабского мира на Среднем и Ближнем Востоке, войны в Афганистане и Ираке, США обрели жизненную заинтересованность в стабильности и благополучии в регионе Восточного Средиземноморья. В этой связи геополитическая роль Турции вновь стала ключевой. Однако политические амбиции Анкары перестали быть для Вашингтона зоной интересов, с которой необходимо считаться. Более того, по сообщению Македонского агентства новостей от 26 февраля 2004 года, журналист американской газеты Washington Times Роан Скарборо в своей книге “Война Рамсфельда” приводит доклад службы информации Министерства обороны США 1999 года, в котором подчеркивается, что Турция одновременно с Индонезией, Индией, Китаем и Северной Кореей может приобрести ядерные ракеты малой дальности до 2020 года.
Подобные “открытия” никогда не происходят просто так. После откровенной нерешительности Турции и ее неготовности оказать полноценную помощь США в военной операции против Ирака США откровенно намекали на то, что они уже не заинтересованы в турецкой поддержке так, как это было ранее. Вместе с тем, Вашингтон оказывает полномасштабную поддержку Анкаре на ее главном геополитическом направлении – скорейшем вступлении в Евросоюз. Стремление Соединенных Штатов как можно скорее поставить знак равенства между составом Евросоюза и НАТО через включение Турции в ЕС позволит США требовать от Европы разделить вместе с Вашингтоном ответственность за развитие ситуации в арабском мире, Персидском заливе, на Ближнем Востоке, взять на себя более серьезную роль на Кавказе и в Центральной Азии.
В этой связи США и ЕС прекрасно осознают, что Кипр, занимающий столь важную геополитическую позицию в Восточном Средиземноморье, должен, наконец, стать зоной стабильности и процветания для обеих общин. Кипр, как перекресток двух стратегических геополитических осей (Черное море, проливы из Черного моря в Средиземноморье, Кавказ, Каспийское море – к северу, Ближний Восток, Малая Азия, Персидский залив – к югу) превращается в важный элемент европейской безопасности, от которого зависит спокойствие южных границ Европы.
Никто не оспаривает, что Кипр всегда был частью Европы, разделял и отстаивал основные ценности европейской цивилизации. С 1961 года Кипр – член Совета Европы. В 1972 году Кипр заключает договор об ассоциативном членстве с Европейским экономическим сообществом.
На заседании Европейского совета в Люксембурге 12–13 декабря 1997 года Кипр, Венгрия, Польша, Эстония, Чехия и Словения были приглашены в Евросоюз. Переговоры с первыми шестью кандидатами на вступление в ЕС в рамках его расширения (“Люксембургской группой”) начались 30 марта 1998 года. Первый этап переговоров был посвящен преимущественно изучению кипрского законодательства и путям его адаптации к основным законодательным документам Евросоюза. Для большей интеграции в европейские дела и проблемы Кипр присоединился к Европейской Конференции, которая начала работу 12 марта 1998 года в Кардиффе. Важно отметить, что Резолюция Совета Безопасности ООН 1062 (1996) приветствовала решение ЕС начать переговоры о вступлении Кипра в его ряды. Кроме того, Резолюция подчеркивала значимость этого события для дальнейшего всеобъемлющего разрешения кипрской проблемы.
Важнейшим этапом в переговорах Кипра о вступлении в ЕС стало заседание Европейского совета в Хельсинки в декабре 1999 года, где было окончательно подтверждено, что решение политических проблем острова не является предварительным условием вступления в ЕС, а окончательное решение будет приниматься в зависимости от объективных факторов экономического развития Кипра. В результате Кипр завершил переговоры о вступлении на заседании Европейского совета в Копенгагене 12–13 декабря 2003 года на том, что он должен вступить в ЕС в качестве полноправного члена 1 мая 2004 года.
В течение всего периода переговоры Кипра о вступлении в ЕС и дискуссии по решению кипрской проблемы шли параллельным курсом, так как прогресс Никосии на переговорах о вступлении в ЕС ускорял и оказывал мобилизующее воздействие на переговоры по решению кипрской проблемы. Продвижение в решении кипрской проблемы стало важнейшим результатом уникальной политической ситуации, когда взаимная заинтересованность двух общин на Кипре во вступлении в ЕС стала сильнее вековых страхов, недоверия и последствий национальных конфликтов. При этом Турция занимала весьма противоречивую позицию – с одной стороны, она сама стремится вступить в ЕС, с другой стороны, препятствовала открыто, а затем кулуарно вступлению Кипра.
В прошлом Турция угрожала открытой аннексией Северного Кипра с случае попыток присоединения острова к ЕС. Аргументы, которые предъявляла турецкая сторона, имели политическую и юридическую основу: вступление одной части острова в ЕС углубит еще более раскол и разделение между двумя общинами Кипра, сделав перспективу их объединения практически несбыточной, кроме того, вступление одной части Кипра в ЕС станет нарушением положений договора о гарантиях, подписанного в 1960 году при провозглашении независимости острова. Согласно этому договору, Республика Кипр обязуется не участвовать частично или полностью ни в каких политических или экономических союзах, а также не осуществлять подготовку, направленную на создание подобного союза. Европейская комиссия признала, что руководство Кипра имеет все права выражать мнение всего острова, и заявка о вступлении в Евросоюз была подана от лица всего острова.
Анкара также утверждала, что на острове нет единой властной структуры, которая могла бы представлять обе части Кипра на переговорах о вступлении в ЕС. Эти устаревшие подходы Турция использовала вплоть до последнего времени, когда стало ясно, что процесс европейской интеграции значительно обогнал то время, на которое эти аргументы были рассчитаны, а также и то, что они стали чисто теоретической отговоркой, лишенной всякого реального обоснования и, что самое неприятное для Анкары, лишенной действенной силовой поддержки, поскольку силовое давление на Кипр в начале 21-го века было уже невозможно и неэффективно со всех точек зрения. Для Турции стало ясно, что ее европейский политический выбор не имеет альтернативы ни по каким категориям и направлениям. США не в состоянии предоставить Турции те возможности для экономического и социального развития в сравнении с возможностями Евросоюза.
В области повышения обороноспособности Республика Кипр стремилась максимально обезопасить свою территорию от возможной турецкой интервенции в условиях смены геополитического статуса острова, поскольку вступление Кипра в Евросоюз могло кардинально изменить существовавший хрупкий баланс стабильности в Восточном Средиземноморье. В марте 1994 года Кипр заключил с Грецией военный пакт, в соответствии с которым Греция принимала на себя обязательства защищать Кипр в случае внешней агрессии. Согласно “совместной оборонной доктрине”, Кипр в конце 1996 года решил приобрести и разместить на своей территории российские комплексы ПВО С300. Это решение было негативно воспринято на Западе, особенно в США. Большинство европейских стран также были против подобного шага, отметив, что подобные действия могут значительно усложнить процесс урегулирования кипрской проблемы.
По мнению экспертов, С300 могли взорвать ситуацию в регионе, притом что количество танков, принадлежащих Греции и Турции, превосходит танковый арсенал Великобритании, Франции, Германии и Италии, вместе взятых. Они тратят 4,7% и 3,8% ВВП на оборону, в то время как другие европейские члены НАТО позволяют себе военные затраты не более 2,2% ВВП. В 1998 году Афины планировали потратить 24 млрд долл. в течение последующих 8 лет на модернизацию и расширение своего военного потенциала, в планах Анкары затраты равны 31 млрд долл в течение 10 лет. Эта региональная гонка вооружений иллюстрировала весь масштаб и глубину “ракетного кризиса”, который начался после заявления Кипра о готовности разместить российские ракеты С300 типа “земля-воздух”. Получив ясный сигнал с одобрением из Вашингтона, Турция официально предупредила кипрскую сторону, что она подвергнет бомбардировке места размещения С300. В свою очередь ТРСК поддерживала не менее тесные связи во всех областях, включая военную, с Турцией. Последняя являлась единственным и реальным гарантом безопасности Северного Кипра. Турция с 1974 года усилила весьма скромные силы обороны ТРСК 35-тысячным военным корпусом, который постоянно находился на острове и обеспечивал военное преимущество Турции в случае конфликта с вооруженными силами Греции и Кипра. Любое нападение на Северный Кипр Турция рассматривала как атаку на свою территорию. Таким образом, перед нами зеркальная (в сравнении с греко-кипрской) оборонная доктрина. Ее отличие заключается лишь в том, что Турция выступает больше как атакующая агрессивная сторона, выставляющая на первый план военный перевес.
По мнению экспертов, ракетный кризис нанес серьезный ущерб экономике Кипра, поскольку из-за опасности вооруженного конфликта между Турцией и Грецией многие туристы отказались отдыхать на острове. При этом нельзя забывать, что доход от туризма равен 20% ВВП Кипра. Западная пресса отмечала, что размещение С300 поддержали кипрские националисты и милитаристы из Фронта отражения агрессии, выступающие против политического решения кипрской проблемы и настаивающие на вооруженном реванше.
Многие эксперты подчеркивают, что военные обязательства, тем более в такой напряженной обстановке, которая царит в регионе, могут очень скоро начать свою собственную независимую от реальных обстоятельств жизнь и стать выше политических целей.
Официальные Афины и Никосия решили не вступать в полемику с Евросоюзом по вопросу отношений с Турцией и реализации мер по развитию совместной оборонной доктрины. В действительности размещение С300 могло превратиться в дипломатическую ловушку для обоих государств. Реализация этого проекта могла серьезно накалить обстановку в регионе. Поэтому Греция и Кипр, принимая во внимание резко отрицательную реакцию прежде всего Европы, постарались дипломатически сгладить нежелательный эффект от “ракетного скандала”. В результате Главкос Клеридис, президент Кипра, принимая во внимание возможность вооруженного конфликта между Грецией и Турцией, вероятное ухудшение обстановки в регионе и на континенте в целом, угрозу замедления позитивных процессов в межобщинных переговорах, возможные проблемы в процессе переговоров о вступлении Кипра в Евросоюз, а также высокую стоимость обслуживания систем С300, заявил об отказе Кипра размещать С300 на своей территории. Комплексы, купленные Кипром, были размещены на Крите в Греции, оставшись частью “совместной оборонной доктрины” Греции и Кипра. Одновременно Кипр выступил с широкомасштабным планом демилитаризации острова и прекращения региональной гонки вооружений. А глава греческого иностранного ведомства Т.Пангалос инициировал вопрос о прекращении полетов любых военных самолетов над территорией Кипра.
Вместе с тем, согласно проведенным опросам, 70% жителей Южного Кипра были уверены, что С300 усилили бы их безопасность и снизили бы угрозу турецкого вторжения в южную часть Кипра. Однако и тогда многие политологи утверждали, что подобные страхи далеки от реальности. Турция уже выполнила свою геополитическую задачу, захватив в 1974 году значительную часть острова. Турция не вторглась бы никогда в Южный Кипр, поскольку прежде всего ей пришлось бы столкнуться с войсками ООН, охраняющими разделительную полосу – “зеленую линию” – между двумя общинами и потерять тем самым все шансы присоединиться к ЕС.
Уже в начале 90-х годов наиболее прозорливые политики понимали, что решение кипрской проблемы может быть достигнуто только в рамках присоединения к ЕС, при этом и греки-киприоты, и турки-киприоты должны были создать двухобщинную федерацию. Именно такая конструкция государства могла полноценно войти в Объединенную Европу. И это был бы достойный и справедливый выход из сложившегося многолетнего раздела Кипра. Одновременно совместное вступление в Евросоюз означало бы не только создание единого кипрского государства, но и присоединение к более широкому цивилизованному политико-экономическому пространству с наднациональными органами власти, которые в состоянии отстоять интересы любого национального меньшинства. В этой ситуации очень многое зависело от переговоров между общинами Кипра, которые начались еще в 1975 году. Но на протяжении всех этих лет стороны практически не меняли свои позиции и были очень далеки от согласия и выработки реальной общей позиции по вопросам объединения и создания единого кипрского государства.
В 1983 году при поддержке Анкары Турецкая Республика Северного Кипра объявила о принятии своей собственной Конституции, что означало создание нового независимого государства. Этот шаг Анкары был осужден Советом Безопасности ООН.
4 января 2001 года лидеры греческой и турецкой общин Кипра договорились, что к июню 2002 года основные положения соглашения по созданию единого Кипра будут согласованы, утверждены и подписаны. Однако последующие 50 раундов переговоров не привели к соглашению. В результате инициативу по обеспечению прогресса на межобщинных переговорах взял на себя лично Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан. Он предложил план решения кипрской проблемы, который был принят обеими сторонами за основу.
При этом и греки-киприоты, и турки-киприоты понимали, что им необходимо договариваться. Для греков-киприотов вхождение в Евросоюз без Северного Кипра означало потерю уникального шанса войти в ЕС единым государством, а для турок-киприотов – сохранение прежней неопределенности, которая была еще более опасной и бесперспективной.
Главным преимуществом для обеих общин в рамках Евросоюза стали бы гарантия основных демократических свобод и прав человека, колоссальная экономическая поддержка, рост инвестиций, а также прямой помощи со стороны ЕС. В геополитическом плане вступление единого Кипра в Евросоюз означало бы появление первого примера в истории, когда крупная мусульманская община становилась бы частью европейского политического, экономического и культурного пространства. Мощь Евросоюза позволила бы на деле продемонстрировать возможность мирного, дружественного проживания представителей разных религиозных конфессий в рамках Объединенной Европы.
Но исход проведенного 24 апреля 2004 года референдума перечеркнул возлагавшиеся на него надежды. Референдум по вопросу объединения Кипра в единое государство на основе плана ООН состоялся 24 апреля 2004 года. Турецкая община Кипра выступила в поддержку плана ООН, в то время как греки-киприоты подавляющим большинством сказали “нет” объединению. Сегодня можно констатировать, что исход референдума – прежде всего дипломатическая неудача ООН, США, ЕС и всего международного сообщества, которые так и не смогли выработать рецепт объединения острова. План ООН, против которого так резко выступили президент Кипра Тассос Пападопулос и большинство греков-киприотов, был обречен на провал, поскольку любой серьезный план урегулирования многолетнего конфликта в первую очередь должен был быть согласован и одобрен представителями сторон, которые принимали участие в референдуме.
Киприотов не устраивало, что турки-киприоты на равных должны управлять единым федеративным государством в рамках Президентского совета, а также в равных пропорциях представлять интересы Кипра в комитетах и комиссиях Евросоюза. Фактически Северный Кипр рассматривается Западом как независимое государство без учета исторических условий его возникновения и дальнейшего развития. Геополитическая игра в пользу Турции со стороны США и Европы стала важным отрицательным фактором, который повлиял на окончательное решение греков-киприотов в ходе референдума. Фактически Кипрская Республика, добившись колоссальных экономических результатов, готовая стать донором Северного Кипра в рамках реализации плана ООН, превращается в пассивного игрока, зависимого от доброй воли Турции, которая под лояльным контролем США и Евросоюза должна выполнять свои обязательства в рамках процесса объединения острова. Греки-киприоты в случае “да” на референдуме получали только “надежду”. План ООН не предлагает ясной схемы компенсаций за потерянную собственность грекам-киприотам, которые оставили ее в Северном Кипре в результате событий 1974 года. В плане нет рецептов по решению других вопросов, связанных с имуществом беженцев. В частности, план не разрешал представителям Южного Кипра приобретать недвижимость на Северном Кипре, а также ограничивал права греков-киприотов, желающих вернуться в свои дома в турецкий сектор острова.
Одной из основных угроз оставалась массовая колонизация Кипра турками, которая осуществлялась бы на совершенно законных основаниях. Таким образом, Северный Кипр мог превратиться в насос для притока эмигрантов из Турции, что привело бы к серьезнейшему этническому дисбалансу на острове. При этом демократические нормы, правила и законы Евросоюза не позволяли бы грекам-киприотам хоть как-то контролировать или тормозить этот процесс.
Однако еще не менее опасной выглядела и перспектива потери темпа экономического развития острова, который был достигнут усилиями греков-киприотов. Система оказания экономической помощи, предложенная в плане ООН, далека от совершенства и не учитывает многие особенности кипрской экономики. Таким образом, само членство Кипра в ЕС могло оказаться неполноценным и убогим. Как отмечала газета “Время новостей” (25 апреля 2004 г.), “с учетом крупных выплат за утраченную собственность и необходимости подтянуть Север до уровня более развитого Юга объединение обошлось бы в 6 млрд долл. Около 2,5 млрд посулили ЕС и США, остальное шло бы за счет налогоплательщиков, в основном более обеспеченных греков-киприотов”.
Окончательно предопределило итоги голосования в южной части Кипра российское вето в СБ ООН по резолюции, разработанной ООН, США и Великобритании в поддержку идеи объединения острова. Москва объяснила это неподготовленностью самого документа и невозможностью оказывать давление на участников процесса урегулирования. В кулуарах было заявлено, что в плане ООН Россия видит слишком много уступок Турции, которые идут во вред самой концепции объединения Кипра и урегулирования ситуации на острове.
Против плана Кофи Аннана активно выступали иерархи Кипрской Православной Церкви и Элладской Православной Церкви. В своих выступлениях они отмечали, что план не основан на резолюциях ООН по Кипру, не соответствует законодательству ЕС, что может привести в дальнейшим к новым долгосрочным конфликтам и противоречиям. Ряд представителей кипрского и греческого духовенства назвали план Кофи Аннана нечестным и не соответствующим принципам ООН. По их мнению, он ведет лишь к легализации турецкого военного присутствия и оккупации части острова. Кроме того, в случае реализации детища Кофи Аннана, по мнению греческого духовенства, туркам-киприотам будет предоставлено “непропорциональное представительство” в органах исполнительной, законодательной и судебной власти страны.
В результате в Южном Кипре “против” плана высказались 75,83% избирателей, “за” – 24,17%. Турки-киприоты проголосовали за мирный план по объединению Кипра, предложенный ООН. По данным избиркома турецкой общины, 64,9% электората высказались “за” и 35,1% “против” плана. После греко-кипрского “нет” политическая ситуация стала еще более запутанной.
Критикуя решение официальной Никосии призвать греков-киприотов сказать “нет” на референдуме, западная пресса пытается объяснить это тем, что нынешние лидеры Кипра мыслят категориями прошлого, не пытаясь хоть как-то осовременить свои взгляды и подходы. Тассосу Пападопулосу припоминают его прошлое. “Монд дипломатик” в этой связи пишет: “Что можно было ждать от националиста старой греческой школы, который живет прошлым и совершенно не считает себя преданным гражданином Евросоюза? То, что он так себя ведет, – не удивительно. Он единственный ныне живущий политик из поколения, которое начало партизанскую войну против Великобритании в 50-х. Заявленная цель ЕОКА (Национальной организации кипрских борцов) была не независимость Кипра, а “эносис” – объединение с Грецией.
После получения независимости уже в 1963 году ЕОКА начала кровавую гражданскую войну, преследуя все ту же цель. Пападопулос играл решающую роль в осуществлении секретного плана “Акритас” по переправке на Кипр оружия, которое отсылал националистам глава греческих спецслужб Георгиос Пападопулос, возглавивший впоследствии военный путч в Афинах 21 апреля 1967”. Фактически автор статьи, не стремясь глубоко проанализировать причины греко-кипрского “охи” (“нет” – по-гречески), ставит на одну доску законного президента Республики Кипр и лидера турецкой общины Рауфа Денкташа, который, как и его греко-кипрский визави, был категорически против объединения.
Автор почему-то забыл, что именно Пападопулос был инициатором открытия границ между Севером и Югом, а также автором политики “народной дипломатии”, которая привела к активизации переговорного процесса и достижению многих важнейших договоренностей на пути к объединению. На самом деле, греков-киприотов волновала не сделка, а окончательное и справедливое решение кипрской проблемы на основе резолюций ООН. В течение всех последующих лет после событий 1974 года Республика Кипр смогла добиться огромных успехов в экономике, развитии социальных и политических институтов. Кипр образца 2004 года – современное европейское государство, оплот цивилизации в Восточном Средиземноморье. Он оставил в прошлом нестабильность, средневековый национализм. Поэтому новый путч или столкновения на этнической почве уже никогда не придут с юга Кипра.
По мнению европейских политромантиков, греки-киприоты должны были стать единственной стороной, которой бы предстояло рисковать своим экономическим благополучием и политической позицией во имя достижения проблематичной цели. Вот такая горькая ирония. Еще более горькая от того, что в апреле 2004 года был потерян уникальный исторический шанс, когда объединение в рамках единого еврогосударства при грамотно реализованном плане ООН могло бы сгладить противоречия внутри Кипра, снизить градус противостояния и глубину проблем, создав основу для последующего процветания единого Кипра.
Кипрский референдум стал еще одним уроком для доктринеров и догматиков, создающих утопичные сценарии развития международных отношений, не учитывающих реалий и изменений в политике, экономике, сознании. Несомненно, новый план урегулирования станет более гибким и взвешенным. Тем более что, несмотря на все свои недостатки, план Кофи Аннана все-таки сблизил позиции общин по большинству вопросов, связанных с созданием единого государства. Он может стать достойной основой для нового, возможно, более результативного проекта кипрского объединения.