Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
|
“Mille trecento ventisette appunto |
“Тысяча триста двадцать седьмого года, в час первый, в шестой день апреля, я вступил в лабиринт. И не вижу из него выхода”, – кончает Петрарка свой 157-й сонет4. |
“…В тысяча – триста – сорок
Осьмом году, в час первый, в день апреля
Шестый – меж нас блаженная уснула”, –
говорит он в 62-м сонете на смерть Лауры (пер. Вяч.Иванова).
Две эти даты, отделенные от нас шестью веками, в истории литературы играют роль необычайную, так как с ними величайший лирик нового времени, Франческо Петрарка, связал два основных момента своей поэтической биографии. Они наполнили вечно живым содержанием обе части его “Канцониере”. Он увидел Лауру, и с этой минуты все его помыслы принадлежат ей. Где бы он ни находился, ее образ следует за ним. Она его единственная отрада, – она же и источник страданий, так как, поработив его, не хочет иметь к нему пощады. Отсюда – постоянная смена восторгов и мучений, горения и рыданий, надежд и разочарований. Но он продолжает боготворить ее, красавицу среди красавиц, и не может забыть день 6 апреля:
“Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!”
(сон. 39, пер. Вяч.Иванова; ср. сонеты 56, 123 и мн. др.).
Смерть Лауры – 6 апреля 1348 г. – не убила, не ослабила этого чувства; и без того идеальное, неземное, оно становится еще более возвышенным. Он видит ее в “небесных селеньях”, среди “лика душ блаженных” (сон. 74), и ему кажется, что она зовет его.
Но еще при жизни Лауры его осеняет мысль о греховности земного чувства (сон. 40, 44, 52, 186, сестина 5). После ее смерти раскаяние становится еще сильнее (сон. 83, 84, 85, 90), и, наконец, в непревзойденной им 8-й канцоне, обращенной к Деве Марии, он молит ее о заступничестве перед Сыном за него, грешника. Здесь полное отречение от земной страсти, разрешение жизненной драмы, полное очищение любви и без того идеальной.
Канцона эта переведена – в сокращении и довольно свободно – Влад.Соловьевым:
“В солнце одетая, звездо-венчанная,
Солнцем Превышним любимая Дева…
……………………………………………
Светлая Дева, вовек неизменная,
В плаванье бурном звезда путеводная,
Кормчий надежный в годину напрасную!
Знаешь ты скалы и камни подводные,
Видишь блужданья мои безысходные.
Долго боролась душа, удрученная
Долей враждебною, волею страстною.
Сердце измучено битвой напрасною.
Немощь мою ты от вражьего плена избавь,
Челн погибающий в пристань направь!..”
Нельзя рассматривать “Канцониере” как случайное собрание стихотворений, хотя бы и связанных общей темой. Петрарка смотрел на свои “Rime” как на нечто целостное; мы должны читать их от начала до конца, не выбирая по своему вкусу отдельные сонеты. Тогда впечатление от этой “поэтической исповеди”, как назвал ее А.Веселовский, и от медленного обращения Петрарки получается потрясающее.
Последователи “мессэра Франческо” усвоили почти исключительно идеализацию прекрасной. Они восприняли и перенесли на своих “мадонн” те черты, которыми Петрарка наделил свою Лауру: несравненную красоту, благородную душу, неприступную добродетель, вызывающую в поэте вечную борьбу радости и печали, надежды и отчаяния, для выражения которых поэт завещал целый арсенал образов и стилистических оборотов.
Воздействие певца Лауры на европейскую лирику огромно. В количественном, хронологическом и географическом отношениях влияние Петрарки может поспорить с влиянием такого исполина, как Вергилий, чья “Энеида” оживила в эпоху Раннего Возрождения героическую поэму, еще в XVIII веке имевшую приверженцев во всей Европе. Другие великие писатели создавали школы, тоже царившие почти безраздельно, но их влияние по продолжительности своей не может сравниться с господством Петрарки. Французский классицизм не пережил двух столетий; яркая вспышка байронизма длилась не более двух десятилетий…
Царство Петрарки началось в XIV веке, – и итальянские поэты до конца XVIII века воспевали идеальную “мадонну”, испытывая те же радости и мучения, что и певец Лауры. Лоренцо Великолепный, Бембо, Тассо, даже Альфиери, – все они пишут петраркистские сонеты и канцоны; dii minores послушно вторят им. В XVI веке петраркизм захватывает Францию, Ронсар делает своими сонеты “Канцониере”. Кастильцы, каталонцы, португальцы идут по следам итальянского поэта. В большом числе появляются переводы: в первую очередь “Триумфов Любви”, затем – сонетов и канцон (Франция 1519 и 1548 гг.; Испания 1512 и 1567 гг.). В конце века в общее течение вовлекаются немцы (1578 и 1596 гг.), а за ними и другие народы. Петрарка заслоняет собою Данте и трубадуров, на которых он воспитался. И пережив громадное большинство своих подражателей, сам он продолжает пленять нас, как будто мы не отделены от его времени шестью столетиями.
Можно ли говорить о русском петраркизме? В строгом смысле – нет. Традиции, восходившей к итальянскому поэту, у нас не было. Дух Петрарки мы, конечно, можем отыскать у Пушкина (“Я помню чудное мгновение…”), у Батюшкова (см. статью Некрасова в Изв. Отд. Р. яз. и Слов. за 1911 г.). Но петраркистов западноевропейского типа у нас не было, и в сонет, начиная с Третьяковского, обычно вкладывалось иное содержание. И если мы говорим здесь о ранних русских петраркистах, то имеем в виду первых переводчиков и пропагандистов.
Итальянские библиографы Петрарки игнорируют русских переводчиков (см. книги Ферраци 1877 г. и Кальви 1904 г.5). А между тем петраркизм в России имеет за собою столетнюю давность. У нас никто не пытался перевести “Канцониере” целиком, как это сделали французы или немцы. Больше всего переводов дал Вяч.Иванов: 33 сонета. Другие поэты ограничивались одной-двумя пьесами: Козлов, Мин, Майков, Вл.Соловьев, Буренин, не считая ремесленников вроде В.Лебедева или О.Михайловой, безграмотно переложившей Петрарку на плясовой ритм (“В. Евр.” 1893, июнь).
Первым пропагандистом Петрарки в России был Батюшков. Он дал полный перевод 4-й канцоны (“Nella Stagion…”) и 2-го сонета на смерть Лауры. Кроме того, он написал небольшую статью о Петрарке, в которую вставил несколько прозаических переводов.
Но раньше Батюшкова имя Петрарки назвал Ив.Дмитриев. Во 2-м издании его Сочинений (Москва, 1803; первое нам было недоступно) на с. 83 читаем “Подражание Петрарке” (изъятое уже из 4-го издания 1814 г.):
“Поверит ли кто мне? Всегда во всех местах
Я слышу милую и вижу пред собою;
Она глядит из вод, она лежит в цветах,
Она мне говорит и дуба под корою,
Она и облачко по утру золотит,
Она в природе все и красит и живит.
О страсть чудесная! Чем боле открываю
Угрюмой дикости в местах, где я бываю,
Тем кажется милей, прелестнее она.
Но, ах! надолго ль сей мечтой обольщена,
Блаженствует душа пылающая страстна?
Минуту, – и опять душа моя несчастна
Томится, и опять все меркнет для меня.
Где Лора? Глядя вкруг, я думаю стеня:
Где Лора? – ни она, никто не отвечает.
И страждущий Петрарк на камень упадает
Без памяти, без чувств, так холоден, как он,
Лишь эхо отдает глухой и томный стон”.
Этот отрывок не свободная вариация на распространенный мотив “Канцониере”, а достояние самого Петрарки (м.б., через посредство французского перевода: “Лора”). Он очень близко передает 4-ю строфу 13-й канцоны (“Di pensier in pensier…”):
“I’l’ho piъ volte (or chi fia che mel creda?)
Nell’ acqua chiara e sopra l’erba verde
Veduto viva, e nel troncon d’un laggio,
E’n bianca nube…
E quanto in piъ, selvaggio
Loco mi trovo e’n piъ deserto lido,
Tanto piъ bella il mio pensier l’adombra…”
Последние 9 стихов Дмитриева соответствуют четырем стихам Петрарки. Вопросы: “Где Лора?” и эхо – добавление русского поэта, в общем, мало уклонившегося от подлинника.
Итак, мы склонны считать Дмитриева первым русским петраркистом. Но хронологически, может быть, имеет право с ним спорить другой поэт, имя которого не ожидаешь встретить в числе последователей Петрарки: Иван Андреевич Крылов.
Во втором томе плетневского посмертного издания Сочинений Крылова (с. 96) в отделе стихотворений, “найденных по кончине автора и нигде не напечатанных”, помещен “Сонет к Нине”:
“Нет мира для меня, хотя и брани нет;
В надежде, в страхе я; в груди то хлад,
то пламень;
То вьюсь я в небесах, то вниз лечу, как камень;
То в сердце пустота, то весь в нем замкнут свет.
Та, кем познал мой дух мечения суровы,
Ни быть рабом, ни быть свободным не велит;
Ни послабляет мне, ни тяготит оковы,
Ни смертью не грозит, ни жизни не сулит,
Гляжу не видя я – и молча призываю;
Ищу погибели – и помощи желаю;
Зову, гоню – кляну, объемлю тень драгой.
Сквозь слезы я смеюсь; в печалях трачу силы;
И жизнь, и смерть равно душе моей постылы –
Вот, Нина, до чего я доведен тобой!
Новейший издатель Крылова, покойный В.В.Каллаш6, отмечает, что рукопись всех стихотворений этого отдела утрачена. Таким образом, невозможно проверить, не ошибается ли Плетнев, приписав сонет Крылову. “Судя по форме и содержанию этих стихотворений, – добавляет Каллаш, – они относятся к XVIII в. и вообще близко примыкают к произведениям Крылова, помещенным в начале этого тома” (т. IV, с. 357). Каллаш заблуждается, сближая “Сонет к Нине” с прочими стихами Крылова, которые действительно носят на себе печать XVIII века. Здесь же мы имеем дело с очень близким (за исключением ст. 11) к подлиннику переводом 90-го сонета Петрарки, весьма для него характерного (антитезы)7:
“Pace non trovo, e non ho da far Guerra;
E temo e spero, ed ardo, e son un ghiaccio;
E volo sopra’l cielo, e giaccio in terra;
E nulla stringo, e tutto’l mondo abbraccio.
Tal m’ha in prigion che non m’apre nй serra
Nй per suo mi riten ne scioglie il laccio;
E non m’ancide Amor e non mi sferra;
Ne mi vuol vivo ne mi trae d’impaccio.
Veggio senz’ occhi; e non ho lingua, e grido
E bramo di perir, e cheggio aita;
Ed т in odio me stesso ed amo altrui:
Pascomi di dolor; piangendo rido;
Egualmente mi spiace morte e vita,
In questo stato son, Donna, per voi”.
Причиной ошибки Каллаша, конечно, послужило имя “Нина”, которым переводчик заменил слово “Donna”, так как “Нина”, действительно, напоминает моду XVIII века на женские псевдонимы.
1927
Текст печатается по изданию:
Звено. Париж, 1927. 3 апр. (№ 219).
4 Нумерация стихотворений Петрарки у Г.Л.Лозинского не совпадает с современной.
5 Ferrazzi G.J. Enciclopedia dantesca. Vol. 5, par. 2. Aggiuntavi la bibliografia petrarchesca. Bassano, 1877; Calvi E. Bibliografia analitica petrarchesca, 1877–1904. Roma, 1904.
6 В.В.Каллаш (1866–1918) – историк, филолог, педагог. Исследователь творчества Гоголя, Радищева, Пушкина, издатель Полного собрания сочинений Крылова в 4 т. (СПб., 1904–1905).
7 Неканонично расположение рифм, различных в первой и второй строфе. – Примеч. Г.Л.Лозинского.