Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
Григорий Анатольевич БЛОХ1 Из Петрарки Rime in vita di Laura I. Весною дней, в обманчивом Апреле, Я выплакал в стихах свою беду - Ошибки юной первый шаг к стыду… Я был другим, чем стал теперь на деле! Душой сгорал я в сладостном бреду, Стремясь в пустых надеждах к лживой цели… О, если в жизни вы любить умели, - Я состраданья, не прощенья жду! Я притчей для народа был родного, И этой мыслью часто я и снова, Как в первый раз, бываю потрясен! Мечты мне стыд и угрызенья дали И в сердце высекли резцом из стали: Что мило на земле - лишь краткий сон! II. Мне сразу отомстить за прегрешенья Любовь с улыбкою решила вдруг И тайно приготовила свой лук, Как злой стрелок настороже мгновенья. Ни сердце, ни глаза не знали мук И прежде не страшились нападенья, Но от стрелы я не нашел спасенья И пал впервые жертвой метких рук. Смущенный неожиданным ударом, Я не успел ответить с равным жаром, Не мог с оружьем равным выйти в бой Иль в край хитро уйти суровый, дальный, Где я бы избежал судьбы печальной, Насильно ныне овладевшей мной. VI. Я сбит с дороги страстью безрассудной В стремленьи к ней - но от любовных пут Ее свободно крылья в даль несут, А я бегу так медленно и трудно! Желанью мирный дать хочу приют, Но сердце для рассудка непробудно… И нет руля, нет паруса для судна: Любви упрямой путь тяжел и крут. На поводу у страсти слабнут силы, Подвластен ей, я вижу, как с собой Она влечет меня на край могилы И к Лавру, где смущенною душой Я плод бы мог сорвать, на вид прекрасный, Но, как отрава, - едкий и опасный! VIII. Говорят птички, посланные поэтом в дар Лауре В тени холмов, где некогда в земной Прекрасный образ душу ты одела, О ком, прервав покой тревожный тела, Пославший нас тоскует в тьме ночной, Летали мы в свободе мирной смело Всем смертным сладкой жизненной стезей, Не мысля для себя судьбы иной И нового жестокого удела. Несчастны мы. Но все ж, хотя для нас Привольной прежней жизни свет погас, Теперь и смерть отрадной мыслью краше: Свершилась месть над тем, кто нас сгубил, И под ярмом иных могучих сил Он связан цепью горшею, чем наша! XIII. Появление Лауры Промчится, мыслью быстрою гоним, Твой нежный лик, любимый и желанный… О, краткий отдых в муке неустанной!.. Но ты со мной - и я неуязвим! У врат души твой образ, страстно жданный, Предстал, и вновь страданием былым Дрожит Любовь пред голосом твоим, Пред нежным взором - крест судьбой мне данный! Как госпожа в свой дом, приходишь ты, И в скорбном сердце светом красоты Твой ясный взор сменяет ужас ночи, Душа потрясена, и слепнет глаз… Вздыхаю я: "Благословен тот час, Когда мне путь открыли эти очи!" XXXII. В душе моей, как в хижине царица, Светилась ты живою красотой; Но ты ушла в блаженный край иной, И умер я, и надо мной гробница. Исчезло счастье из души больной, Любви погасла светлая денница… От жалости гранит бы мог сломиться! Но кто расскажет о тоске глухой? Рыданья сердце недоступны слуху… Оно рыдает… В тяжкой скорби духу Возможно лишь стонать средь горькой тьмы! Во-истину, мы прах, мелькнувший тенью, Во-истину, слепые волей - мы, Во-истину, надежда - заблужденье! XXXV. Один, в раздумье, средь пустых полей Я тихими, усталыми шагами Бреду, и цель одна перед глазами - Подальше бы уйти мне от людей… Как за щитом, я скроюсь за лесами От любопытных взоров и речей: Они в порывах горести моей Прочтут с усмешкой страсти грозной пламя!.. Леса, холмы, овраги, ручейки! Обнажены вам сердца тайники, Покрытые для мира пеленою! Взгляните, - в глушь, сюда, пришла ко мне Любовь, и даже в этой тишине Мы спор ведем, я с ней, она - со мною! LXI. Благословенны месяц, день и год, И час, и миг, и уголок прекрасный, Где взор ее, ласкающий и властный, Меня связал - и душу ныне жжет! Благословен порыв нежданный, страстный, Тех первых сладких, радостных забот, Когда любовь открыла в сердце ход Своей стреле для муки ежечасной! Благословенны вы, дары судьбы, - И к имени заветному мольбы, И слезы, и томленье, и желанье, И новой вольной песни трепетанье, И помыслы о ней, о ней одной, - Единый путь, открытый предо мной! CXXIV. Прошли Любовь и Счастье предо мной, И тщетно я гоню воспоминанья… Блажен, кто, перейдя поток страданья, Вступил на берег твердою ногой! Любовь у сердца отняла покой, От счастья в дар я взял лишь ожиданья И нынче, как беглец в краю изгнанья, Живу в борьбе с другими и собой. Возврата нет моим надеждам милым, Алмаз мечты - дешевое стекло, Покрыто небо пологом унылым, За мною полпути давно легло… Вспорхнув, порывы, мысли вьются мимо, И жизнь из рук скользит неудержимо! CXXXII. Нет, не любовь!.. Но что тогда со мною? Любовь?.. Мой Бог! Но что тогда она? Не благо, нет! Я муки пью до дна! Не зло: я счастлив сладкой мукой злою! Я сам хотел? И плачу над собою? А не хотел - тоска моя смешна!.. О жизнь и смерть, о яд и чары сна, - Вы взяли верх над спорящей душою! Не спорил я? - Так жалобы к чему?.. И без руля, в ладье, средь ветров встречных Я по морю ношусь в сомненьях вечных, В ошибок бурю, в легковерья тьму! Слепою волей надвое расколот, Я в зной дрожу, пылаю в зимний холод!.. CLIX. Какой нетленной мысли образец Природа обрела в краях небесных, Когда нездешний мир в чертах прелестных Явил ее божественный резец? Дриады, нимфы! Золотой венец Видали ль вы таких волос чудесных? Кто сердцем чище в узах жизни тесных? Но это все - мне гибель и конец! Восторг небесных чар постигнет тот, Кто взор ее увидит и поймет Пленительный и сладко-безмятежный, - Лишь он поймет и рай любви, и ад, Когда в нем струны сердца зазвучат От нежной речи и улыбки нежной! CLXI. О, путь блужданий! Мыслей бег туманный! О, память цепкая! О, грозный пыл! Желанье властное! Душа без сил! Глаза - о, слез источник постоянный! Венец лавровый - ты, славой мил И мирной Музе и Беллоне бранной!.. О, жизни бремя! Бред благоуханный! Я с вами горы, долы исходил!.. О, чудный лик! Любовью прихотливой Тебе дано и влечь, и гнать меня, И пред тобой бессилен дух строптивый! О, души - где вы? - полные огня! О, тени бледные! О, прах ничтожный! Пред вами ужас муки безнадежной. CLXIV. Земля и небо смолкли, ветер стих, В лесу заснули крепко звери, птицы, Струится ночь вкруг звездной колесницы, Вдали не слышно плеска волн морских. В душе - сомненья, пыл, тоска, зарницы Мученья сладкого в тенях ночных!.. Война - удел смятенных чувств моих! Лишь мысль о ней, как мирный луч, ложится… Один источник светлый и живой Поит так горько, сладко разум мой, Одна рука меня живит и ранит, И бесконечной пыткой дух объят, Стократ я гибну в день, живу стократ… Томлюсь… и жду… Нескоро свет проглянет… CLXVIII. Любовь сказала мне мечтою сладкой, Давнишней вестницей меж мной и ней, Что для надежды пламенной моей Открыться должен путь к блаженству краткий. То ложь, то правду чую я живей В ее речи, пленяющей и гладкой… Не знаю, верить ли душою шаткой? Ни да, ни нет не прозвучат сильней! Бегут года. И зеркало бесстрастно Мне говорит, что близки времена, Когда мечтать мне о любви напрасно… Но будь, что будет! Старость суждена Нам всем. Мое желанье не устало, - Лишь страшно мне, что жить осталось мало! [1920-е гг.]
1 Г.А.Блох (1867-1927) закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и одновременно Санкт-Петербургскую консерваторию по классу виолончели. Еще студентом печатал стихи в журналах «Вестник Европы» и «Новости». В последнем, по окончании университета, стал музыкальным критиком, а затем фактическим редактором. В начале 1900-х гг. обратился к деятельности в области крупной промышленности, был членом правления Санкт-Петербургского Международного Коммерческого банка. Эмигрировал и вернулся к литературной работе. Печатался под псевдонимом Григорий Тюрсев. Его переводы из Петрарки включены в посмертный сборник «Стихотворения» (Париж: Родник, [193-]). В России не публиковались.
2 Г.Л.Лозинский (1889-1942) — филолог, родной брат переводчика «Божественной Комедии» М.Л.Лозинского. В 1920 г. он уехал во Францию по состоянию здоровья, успев до этого перевести «Переписку Фрадике Мендеса» Ж.М.Эса ди Кейруша, а также «Дон Кихота» Сервантеса. В эмиграции он продолжал заниматься литературной работой, публиковал статьи по русской литературе и взаимосвязям литератур в парижском еженедельнике «Звено» («В.А.Жуковский и Франция», «Сумароков и его школа» и др.). В юбилейный пушкинский 1937 г. опубликовал по-французски статью «Пушкин — читатель Бомарше».
3 Статья приурочена к 600-летию со дня встречи Петрарки с Лаурой.