Обзор
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
Проблема глобализации во Франции, как и во всем мире, широко обсуждается как в экономическом, так и в политическом аспекте.
Понятия “глобализация” и “мондиализация” во французской научной мысли очень близки по значению и часто используются как синонимы. Некоторые ученые, как, например, Фернан Бродель в книге “Материальная цивилизация: экономика и капитализм” (1979), рассматривает глобализацию как древнее явление, зародившееся еще в ХV в.
Весьма полезным гидом в достаточно новом и сложном мире понятий, связанных с процессами глобализации, стал “Словарь мондиализации”, изданный в Париже в 2002 г., содержащий около 300 терминов. По мнению французских экспертов, “мондиализация” – это завершение интернационализации, охватывающей не только экономику, но и политику, сферу потребления, право, культуру и т.п. Ее формирование относится к 1970–1980 гг. “Глобализация” подразумевает второй этап мондиализации, а именно создание мировых транснациональных систем в сфере производства и информатизации (1).
В 2003 г. в Париже вышла в свет книга “Глобализация и мировое управление”, подготовленная коллективом ученых Института международных и стратегических отношений. Ее авторы исследуют различные аспекты глобализации: проблему национального суверенитета, влияние стратегических структурных изменений в транснациональных компаниях, роль социальной политики, миграции, средств массовой информации, регионализма, международного права и т.п. Ими также определены характерные для глобализации признаки:
– растущая открытость национальных экономик
– рост прямых иностранных инвестиций
– финансовая глобализация и ускорение международного движения капиталов
– расширение международной конкуренции в новых секторах экономики
– растущая конкуренция среди стран, охваченных процессом глобализации.
По мнению большинства аналитиков, глобализация – это развивающийся процесс, комплекс социальных явлений, которые эволюционируют и видоизменяются во времени.
При этом глобализация рыночной экономики ведет к разделению понятий государство–территория, усилению социально-политической составляющей рыночных механизмов, способствует перераспределению политического влияния в мире. Возникают однако, вопросы: ослабляет ли она традиционную дипломатию государств в противовес усилению негосударственной дипломатии? Каковы новые способы влияния и нормы международного юридического права в мировой политике. По мнению многих французских исследователей, политические науки по сравнению с экономическими уделяют несоразмерно меньше внимания процессам глобализации.
В ранее упоминавшейся работе “Глобализация и мировое управление” исследуется роль государства в таких аспектах, как: государство и транснациональные компании, государство и региональная политика, миграционные процессы, международное юридическое право, и предпринимается попытка понять, насколько глобализация ослабляет или усиливает государство, национальный суверенитет на мировом рынке.
Усиление транснациональных как материальных, так и нематериальных потоков подрывает существование государства, размывает его границы. Такова позиция Альбера Мишеле и Катрин Винталь де Венден. Анализируя миграционные процессы, Катрин Винталь де Венден полагает, что государство утратило свою главную роль в контроле за миграцией, который теперь осуществляется на межправительственном и межгосударственном уровнях. Глобализация в сфере миграции, по мнению автора, началась относительно недавно – с 1980-х годов и имеет ряд особенностей. Фактор притяжения – стремление осесть на Западе, в Европе – имеет большее значение, чем фактор выталкивания – сохранение глубокого разрыва в отношениях Север–Юг, демографическое давление и бедность. Неимоверно возросло число беженцев из Африки, Юго-Восточной Азии, Балкан, Ближнего и Среднего Востока, Карибского региона. Появились транснациональные каналы миграции, чаще всего подпольной (Китай, Румыния, Балканы, Западная Африка). Расширилась сезонная миграция из Восточной Европы в Западную, миграции Юг–Север, Юг–Юг. Возникли, хотя пока они еще малоэффективны, региональные организации для свободного передвижения трудовых ресурсов в Северной и Южной Америке, Европейско-Средиземноморском регионе, в Северной Европе, Европейском союзе. Наконец, характерная черта современной мировой миграции – отсутствие связи между странами исхода и приема мигрантов (иранцы в Швеции, румыны в Германии, вьетнамцы в Канаде и т.д.), “феминизация” иммиграции, особенно из Восточной и Юго-Восточной Азии (2).
Иммиграция отчасти сглаживает негативную динамику старения и нехватки рабочей силы в Европе и Японии. Доклад ООН (март 2000 г.) предусматривает несколько сценариев, поощряющих дальнейшее развитие миграции в названных регионах. В Германии, Греции, Венгрии, Италии, Швеции и Чехии миграция сыграла главную роль в приросте населения, несмотря на то, что эти страны предпочитают постоянной временную миграцию. Число мигрантов в мире за последние тридцать лет выросло с 7 млн в 1965 г. до 140 млн в 1997 г. и 150 млн в 2003 г. 90% мигрантов проживает в 55 странах. Растущая миграция – одна из характерных черт современной глобализации. Эти явления обусловлены распадом традиционных обществ, соответствующим изменением ментальности, установлением транснациональных систем экономических, культурных, семейных связей.
По мнению Катрин де Венден, глобализация способствовала тому, что среди причин, побуждающих население мигрировать, помимо экономических, стали доминировать также и социальные, политические, религиозные и культурные. Легитимность закрытия государственных границ ставится под сомнение разнообразием форм миграционной мобильности. Все чаще права человека выступают в качестве наднационального, надгосударственного фактора (право политического убежища, семейного воссоединения, защита перемещенных лиц и т.д.), отодвигающего на второй план суверенитет государства.
Большинство авторов книги “Глобализация и мировое управление”, наоборот, полагает, что на фоне отступления либерального фундаментализма и гегемонии рынка роль государства будет вновь возрастать. “Либеральная глобализация”, по словам Жана Кусси, не привела к исчезновению социальной функции политики, более того, она расширилась, решая задачи конкуренции, протекционизма, социальной защиты (3). Это позволило государству использовать свои относительные преимущества, чтобы лучше интегрироваться в глобализирующийся мир. Возврат к государству, его социальная составляющая, по мнению автора, может сгладить противоречия мирового рынка.
Жоанна Симеан, изучая процесс интернационализации неправительственных гуманитарных организаций, и в частности мобилизацию их финансовых ресурсов, также полагает, что государство не отходит на второй план, поскольку для гуманитарной деятельности всегда характерно “государственное дробление”, которое позволяет участвующим сторонам включиться в соревнование между государствами, оптимизируя свою деятельность (4). Государственный сектор, сферы его влияния, по ее мнению, хотя и интернационализированы, остаются в значительной степени структурированными государствами.
Динамичное развитие транснациональных компаний, их слияние, поглощение и т.п., по мнению Владимира Андрееффа, пошатнуло авторитет государства. Вместе с тем с расширением глобализации государство не теряет полностью контроля над национальной экономикой. Транснациональные компании вынуждены считаться с государственной политикой на тех национальных территориях, где размещаются финансовые инвестиции. В этом случае государство играет роль своего рода промоутера инвестиций, этакого “глобализирующегося государства” (5). Отношения государство–транснациональные компании можно охарактеризовать как отношения сотрудничества и партнерства.
По мнению ряда французских ученых, интересно было бы проследить, как в условиях глобализации перераспределяется политическая власть в сфере коммуникации. Если изучать глобальные изменения в системе телекоммуникаций и аудиовизуального рынка, которые произошли в течение последних десяти лет, то можно констатировать, как это делает Пьерр Мюссо, “самонейтрализацию” государства путем передачи функций и, соответственно, ответственности другим задействованным в этой сфере участникам. На первый взгляд прерогативы государства в области коммуникаций ограничены. Но при ближайшем рассмотрении речь идет скорее о новом типе партнерства государств и частных структур, о системе соучастия, соглашений. В средствах коммуникации одновременно происходит два процесса – регулирования, в котором интересы частного и государственного секторов совпадают, и, с другой стороны, – гегемонии, если речь идет о гегемонии США – эти интересы сталкиваются (6).
Политическая динамика, сопровождающая процесс глобализации рыночной экономики, колеблется между двумя полюсами: универсализмом (регулированием) и доминированием. Так, во Всемирной торговой организации каждая страна имеет голос и большинство решений принимается консенсусом, в то время как система голосования в Международном валютном фонде или Всемирном банке обеспечивает очевидное превосходство развитых стран, а точнее США, Европы и Японии. Даже если, как считает Мишель Раннелли, управление, введенное в практику Всемирной торговой организацией пока несовершенно, отныне оно играет роль регулирования международной торговли.
Политическая власть в современном мире также достаточно неоднородна и децентрализованна. Многомерность процесса глобализации развивается на фоне множественности взаимозависимых политических уровней: местный, национальный, региональный и, конечно, мировой, которые способствуют изменению рамок государственного и расколу между частным и общественным. В связи с этим актуальна проблема взаимосвязи глобализации и регионализма. Так, Софи Буассо дю Роме пытается ответить на вопрос, не является ли регион хранителем анахроничной логики суверенитета. Диалектика этой связи в том, что региональные структуры, созданные глобализацией, затем стараются интегрироваться во все то же всемирное движение политической перестройки. Общественные, социальные функции государства не столь устарели, как это может показаться, на фоне устаревающей самой государственности. Процесс глобализации только отчасти стер четкие различия между частным и общественным, соединив их таким образом, что можно говорить об “общественном характере приватизации” и об “огосударствлении” некоторых частных функций. Иначе говоря, несмотря на то, что рыночная экономика максимально глобализирована, все происходит так, как если бы политическая власть сохраняла всю свою значимость и переживала процессы реабилитации и релегитимизации (7).
Встает также вопрос, как такие разные партнеры, участвующие в процессе глобализации, могут выработать общие решения, иначе говоря, возникает проблема “мирового управления взаимозависимостями”. Концепция мирового управления, появившаяся в 1980-е гг. ставит акцент на разнообразие транснациональных участников и на переговоры, которые они ведут. Она также подчеркивает стратегическую важность новых методов управления мировым сообществом, значение которых возрастает на фоне ослабления прерогатив государств. Таким образом, можно определить мировое управление как попытку регулировать отношения между растущим числом все более взаимозависимых субъектов. Остается необходимым выработать и узаконить общие правила, которые смогли бы способствовать управлению глобализацией и сократить неравенство, которое она привносит.
Все большую актуальность приобретают проблемы движения антиглобалистов, во многом обусловленные отсутствием общих обязательных для всех участников глобализации правил игры. Очевидно, что до тех пор, пока существуют неконтролируемые экономические зоны и незащищенные мировые общественные богатства, попытки “очеловечить” глобализацию останутся декларативной риторикой. Сегодня, полагает Кристиан Шаване, возникает необходимость контроля над процессами глобализации, так как ослабление авторитета государства не ведет к усилению роли негосударственных структур (8).
Еще одна проблема – это растущая угроза для мировой экономики существующих в мире территорий (около 90 офшорных зон), недоступных для налогового, банковского и юридического контроля. Эту проблему французские исследователи поднимают особенно часто. Офшорные зоны выводят из-под контроля как законную, так и незаконную экономическую деятельность, и в результате сотни миллиардов “отмытых” долларов каждый год поступают в оборот международной финансовой системы. Признавая, что глобализация способствует росту международных правонарушений, Жиль Фаварель-Гарриг предлагает проанализировать логику, которая лежит в основе норм и законов, состоящих в арсенале у государств в борьбе с “отмыванием денег через офшоры”. Автор констатирует, что эта борьба сводится к разоблачению криминальных организаций, в то время как она могла бы стать попыткой более масштабной юридической регламентации международных финансовых потоков. Ограниченность этой политики также и в том, что принятие законодательных норм предполагает поиск согласия между разнородными партнерами, взгляды которых на содержание понятий “глобализация преступления” и “международная преступность” часто не совпадают. Тем не менее, в течение последних лет Организация экономического развития и сотрудничества (ОЭСР) и другие финансовые организации публикуют списки государств, которые проявляют политическую готовность к международному урегулированию ситуации в офшорных зонах. Эти документы, представляющие собой одновременно общественное осуждение, рекомендации и призывы к принятию санкций, свидетельствуют о стремлении выработать минимум общих правил для управления международными финансовыми потоками. В то же время, по мнению французских исследователей, необходимо внимательно проанализировать то, что лежит в основе предлагаемых нормативов, так как единодушное обличение может оказаться своего рода порогом, за который нельзя переступать “обличительной стратегии”. Возможно, поэтому взаимозависимые участники до сих пор не могут договориться о способах управления финансовой глобализацией.
По мнению антиглобалистов, глобализация усиливает экономический разрыв между Севером и Югом и различные формы неравенства внутри общества. Так, Зигмунт Бауман полагает, что логика рынка зачастую сводится к экономическому росту, не сопровождаясь экономическим развитием, игнорируя понятия равенства и экономической справедливости, необходимые для политики международного распределения (9).
Мари-Клод Смоут рассматривает очевидные издержки глобализации на примере решения экологических проблем. Она полемизирует с Ульрихом Беком и отвергает его концепцию одинаковых для всех стран последствий экологического риска. Смоут полагает, что, напротив, эти риски углубляют неравенство между и внутри стран, создавая новые, так как степень подверженности им у разных государств – различная (10). Пытаясь выработать подходы к пониманию процесса глобализации, следует исходить из того, что социально-экономическое неравенство – это не стабильное, а динамично развивающееся явление. Глобализация представляет собой процесс, который усиливает иерархичность и вытесняет участвующих в нем субъектов, а динамика мирового развития находит в этом новые импульсы и обретает свою законность (11).
Очевидно, что глобализация экономики требует защиты глобальной экосистемы, являющейся всеобщим достоянием, что, в свою очередь, зависит от международного сотрудничества всех заинтересованных государств, международных организаций, фирм экспертов, населения и т.п. Учитывая растущую “неуправляемость” отдельных государств, необходимо установить глобальные принципы управления внешней средой, основанные на надтерриториальности коллективного (общественного) интереса. Чтобы создать новые правила, делая акцент на взаимозависимость субъектов, очень сложно привлечь всех их к участию, тем более в рамках государственной деятельности, оптимальной для решения глобальных экономических задач. В реальности, по мнению Франсуазы Константин, подлинных глобальных дискуссий на эту тему нет, так как, например, по проблеме коммерческого природопользования выступают только те заинтересованные участники, у которых есть свои специфические интересы и достаточно средств, чтобы заявить о себе в средствах массовой коммуникации. Встает вопрос о том, чтобы в решении глобальных экологических задач эффективно сочетать демократический подход, глобальную защиту окружающей среды и освоение глобализирующегося рынка.
Глобализация экономики значительно изменила международную юридическую систему. По мнению французских исследователей, существует опасность институционализации “права сильного” с преобладанием англо-саксонской культуры и имперского права (12). “Глобальное право”, подлинное право эпохи глобализации, предполагает, по их мнению, сочетание универсального, глобального и частного. На этих принципах должны базироваться основные правовые нормы, юридические процедуры, правила поведения, политический компромисс и арбитраж, направленные на управление финансовой глобализацией и кризисами (13). “Не забудем, – пишет Андре Картаранис, – управление финансовыми международными кризисами предполагает в высшей степени политический характер третейского судейства. Поэтому, если новая международная финансовая система, которую пытаются создать перед лицом глобальных кризисов, сегодня несет на себе отпечаток “права сильного”, этого нового глобального права, существует опасность активизации роли политических интриг в международных отношениях и решающего давления американской дипломатии” (14).
Проблема американского влияния затрагивается и в исследовании Паскаля Веннессона “Глобализация и война”. Он приходит к выводу, что глобализация влияет на военную мощь великих держав, не только подстегивая их военную стратегию, но и являясь ресурсом военных инноваций, оправдывая некоторые военные доктрины и оборонную политику государств. Облегчая развитие некоторых форм военной мощи, глобализация часто усиливает отставание военно-экономического развития стран.
По мнению Филиппа Рифмана, глобализация укрепляет, с одной стороны, неравенство между людьми и между государствами, а с другой – в международной борьбе с безнаказанностью – универсальный характер борьбы за права человека, создавая международные прочные связи между правозащитниками. Международное гуманитарное право и международное правозащитное право сегодня более децентрализованы, полицентричны, деиерархичны, а главное – экстерриториальны (15). Их дальнейшему развитию, по мнению автора, угрожает американская гегемония. Однако юридически оформленная международная борьба с вседозволенностью парадоксальным образом сможет найти новый импульс в “глобализации солидарности”, в международном движении, базирующемся на логике экстерриториальности и противостоящем “либеральной глобализации”. Правозащитная борьба в период глобализации, как считают Гийом Девин и Клод Дотье, становится более автономной по отношению к политике, однако не следует забывать, что либеральная глобализация поощряет в основном, если не исключительно, право более сильного.
В книге Антона Брендера “Франция перед лицом глобализации” (Париж, 2002) делается попытка определить место и роль Франции в процессе глобализации. По мнению автора, никто не заставляет государства подчиняться кому бы то ни было. “Если их прошлое величие прошло, их будущее – в их руках” (16). Проблема стран в эпоху глобализации, как считает Брендер, состоит не в том, чтобы доминировать или позволять управлять собой, а в их приобщении и продвижении по пути экономического и социального прогресса. Гражданский мир установлен во Франции прочнее, чем во многих других государствах. Благодаря капиталистической форме развития Франция стала богатой страной. Чтобы защитить свои богатства, по-видимому, можно было бы продолжать следовать рецепту – дальнейшая либерализация, свободная конкуренция, которые определили бы основной путь развития, как это было до сих пор. Однако в эпоху глобализации такой путь не столь очевиден. По мнению автора, К.Маркс переоценил силу капитала и недооценил силу общества. В борьбе, в организации, в компромиссах пролетариату удалось навязать капиталу свои законы, и, хотя мир, в котором живет Франция, не столь совершенен, капитализму более не свойственна та дикая форма, которая была характерна для него ранее. Он мало-помалу приручен (17).
Проблемы, которые ставит глобализация, во многом схожи с теми, которые пришлось решать французскому обществу на более ранних этапах. Почему бы, как считает Брендер, не воспользоваться этим опытом. Глобализация это не катастрофические последствия, но и не чудодейственная панацея. Она может служить социальному прогрессу, если, как и раньше, наряду с капиталистической будет сильна социальная составляющая развития (18). Сегодня социальное положение французов противоречиво. Доход французского безработного значительно выше заработка работающих в других странах мира. Именно высокая цена рабочего места является причиной роста безработицы во Франции. Существуют два решения проблемы: повышение квалификации работающих и соответственно оплаты труда или сокращение зарплаты при увеличении рабочих мест. В конце 1990-х гг. половина французов зарабатывала меньше 8900 франков в месяц. И, если спросить у француза, доволен ли он своим положением и доходами, только 35% давали положительный ответ. В то же время доходы 10% самых богатых французов без вычета налогов всего в три раза превышали доходы 10% наименее оплачиваемых слоев населения (19). Во Франции существует малораспространенное в мире явление: это “коллективные права”, которыми в принципе пользуется большинство французов. Речь идет о реальном богатстве страны, которым владеет ограниченное число государств мира. Для Франции характерны относительное общественное согласие в отношении правил социальной игры, в отношении принципов распределения национального дохода. “Мы способны не только приготовить пирог вкуснее и больше, чем у других, но мы знаем и как его разделить, не превращая порции в крошки. Безусловно, его части не будут равны, но определенная система распределения собственности и капитала принимается во Франции всеми” (20).
Французские исследователи полагают, что высокий уровень жизни французов не является необратимым фактором развития. Он был и остается результатом целенаправленного социального давления и компромисса с государством. Если раньше главной экономической задачей было создание развитой материальной инфраструктуры страны, то теперь на первый план выдвигается укрепление социальной инфраструктуры и ставка только на силу рынка, как показывает опыт, оказывается очередной иллюзией. Именно в социальном капитале и гражданском мире, которые Франция сумела достичь и сохранить, в социальной составляющей ее развития кроется тот ценный опыт, с помощью которого, считает автор, можно сгладить издержки глобализации не только в рамках страны, но и вне ее (21).
Чтобы общество вновь поверило в свое будущее, государству необходимо выдвигать такие ценности и ставить такие цели, которые разделялись бы всеми. Инвестирование в социальную интеграцию не означает роста государственных расходов, а предполагает перераспределение сфер их вложения. Франция с помощью Евросоюза должна сконцентрироваться на поддержке тех направлений экономического развития (и соответствующих предприятий), в которых Франция могла бы найти свою специфику и преимущества на мировом рынке. Это мнение разделяет большинство французских авторов.
1 Dictionnaire de la Mondialisation. Paris, 2001. P. 210.
2 Сегодня в мире 150 млн мигрантов и перемещенных лиц, треть которых мигрирует в рамках воссоединения семей, другая относится к трудовой миграции и треть (2,8% мирового населения, или примерно 15 млн человек) – беженцы, находящиеся на нелегальном положении. Пять стран – Великобритания, Германия, США, Нидерланды, Бельгия – в 2000 г. приняли 58% всех беженцев, просящих убежище. США и Германия продолжают оставаться основными странами приема эмигрантов. Главный мотив эмиграции – воссоединение семей, хотя растет число беженцев и “трудовых”, в том числе и высококвалифицированных мигрантов.
Mondialisation et Gouvernance mondiale. Paris, 2003. Sous la dir. Joseph Laroche. P. 80–83. Ibid. P.14.
3 Ibid. P.15.
4 Ibid. P.16.
5 Ibid. P.17.
6 Ibid. P.19.
7 Christian Chavagneux. “Peut-on maitriser la mondialisation? Une introduction aux approches d’economie politique internationale”. Economies et Societes, Serie P.: Relations economiques internationales, 1998. P. 25–68.
8 Zigmunt Bauman. Le Cout humain de la mondialisation. Paris: Hachette 1999; “Dossier: La mondialisation de l’economie, menace ou progres?” Problemes Economiques (2415–2416), 15–22 mars 1995; “Terre des homes” (ed.). Halte a la mondialisation de la pauvrete. Reconnaitre les droits economiques, sociaux et culturels pour tous. Paris: Karthala, 1998.
9 Marie-Claude Smouts “Un monde sans bois ni lois: la deforestation des pays tropicaux” in: “Dossier: Politiques de la biosphere”, Critique Internationale (9), aut. 2000, p. 132–146; Forets tropicales, jungle internationale. Les revers d’une ecopolitique mondiale. Paris: Presses de Sciences Po, 2001.
10 Jacques Capdevielle. Modernite du corporatisme. Paris: Presses de Sciences Po, 2001. P. 131; Isabelle Sommier. Les Nouveaux mouvements contestataires a l’heure de la mondialisation. Paris: Flammarion, 2001.
11 Jacques Chevallier. “Mondialisation du droit ou droit de la mondialisation?” in: Charles-Albert Morand (еd.), Martine Azuelos. Le droit saisi par la mondialisation, Bruxelles. Bruylant, 2001. P. 40; “La regulation juridique en question”, Droit et societe (49), 2001. P. 827–846; Martine Azuelos (ed.). Le Modele economique anglo-saxon a l’epreuve de la mondialisation. Paris: Presses de la Sorbonne, Nouvelle, 1996; Marie-Claude Esposito, Martine Azuelos (ed.). Mondialisation et domination economique. La dynamique anglo-saxonne. Paris: Economica, 1997.
12 Jean-Pierre Allegret. “Globalisation financiere: quels enjeux pour le Systeme Monetaire International?”. Information et Commentaires (95), avr.-juin 1996, p.15–19; Andre Cartapanis. “La nouvelle architecture financiere internationale: economie politique internationale et regles procedurals”. Annuaire Francais de Relations Internationales. Bruxelles: Bruylant, 2001. P. 834–848.
13 Mondialisation et Gouvernance mondiale. Paris, 2003. Sous la dir Joseph Laroche. P. 24.
14 Ibid. P. 25.
15 Anton Brender. La France face a la mondialisation. Paris, 1998; 2002. P. 23–24.
16 Ibid. P. 43.
17 Ibid. P. 46–47.
18 Ibid. P. 93.
19 Ibid. P. 4–31.
20 Ibid. P. 12.
Я.Р.Стрельцова