Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
Драматические события последних лет вновь с особой остротой показали, что от того, как будет развиваться арабо-мусульманский мир (АММ), в значительной мере зависит глобальная (не только ближневосточная, но и евразийская, американская) политическая и экономическая стабильность. С осознанием этого реального фактора связана возросшая интенсивность дискуссий и аналитических публикаций по данной теме. Качество издаваемых материалов, конечно, разное. Но стали появляться довольно сильные разработки, на которые стоит обратить внимание. Достаточно жесткие оценки современного уровня экономического развития арабо-мусульманского мира, содержащиеся в недавно опубликованных докладах ряда ведущих исследовательских центров, во многом справедливы, хотя, на мой взгляд, и небезупречны1. Они в определенном смысле и занижены и завышены одновременно2.
Дело в том, что многие эксперты далеко не в полной мере учли понижательный тренд в экономической динамике других регионов и цивилизаций, а также существенную дифференциацию внутри исламских, в т.ч. арабских, стран (АС). Вместе с тем, более тщательный анализ, принимающий во внимание наряду с макроэкономическими показателями социально-культурные, технологические и институциональные характеристики, позволяет выявить более глубокую меру отставания большинства стран АММ и других периферийных государств от развитых.
Усиление неустойчивости валютно-финансовой основы глобализирующейся экономики, произошедшее в последние два-три десятилетия, активизация краткосрочных, преимущественно спекулятивных вложений в ущерб долгосрочным инвестициям во многом обусловили снижение среднегодовых темпов прироста мирового ВВП: с 4,5% в 1950–1980 гг. до 3,0% в 1980–2001 гг. В т.ч. в странах Запада – с 4,0 до 2,6% и в Японии – с 7,9 до 2,5% (и ниже); в Латинской Америке – с 5,2 до 2,2% и Тропической Африке – с 4,3 до 1,8%; в России – с 4,1 до 0,3% и арабских странах – с 6,3 до 2,2% (в других мусульманских странах замедление было меньше – с 4,7 до 4,1%). “Компенсирующую” функцию выполняли и новые индустриальные страны (НИС), в которых в отмеченные периоды темпы прироста ВВП держались на рекордно высоком уровне – 7–8% в год. Кроме того, Индия и КНР, встав на путь дозированных и достаточно продуманных либеральных реформ, сумели, несмотря на множество имеющихся проблем, ускорить темпы прироста ВВП соответственно с 3,4 до 5,8% и с 4,6 до 7,3%3.
Учитывая общий понижательный тренд в большинстве развитых и развивающихся стран, не стоит поэтому чрезмерно драматизировать трудности роста ряда исламских стран (хотя неспособность многих нефтеэкспортеров из их числа продуктивно абсорбировать многомиллиардные рентные поступления вызывает недоумение). В 1980–2001 гг. доля арабских стран в мировом ВВП снизилась с 3,4 до 2,9%. Впрочем, она сократилась в Тропической Африке (с 3,3 до 2,6%), Латинской Америки (с 9,5 до 8,0%), России (с 4,9 до 2,8%), в странах Запада (с 49,7 до 45,8%). При этом ряд мусульманских стран, проведя стабилизационные и структурные реформы, обеспечили в целом умеренные или даже сравнительно высокие темпы прироста ВВП в 1981–2001 гг.: в Марокко, Тунисе, Иордании, Турции и Бангладеш – 3,4–4,6%, в Египте, Пакистане и Индонезии – 4,9–5,1%, в Малайзии 5,7–5,9% в год4. В результате доля АММ в глобальном ВВП в последние десятилетия не снизилась, а выросла – с 6,2% в 1950 г. и 7,8% в 1980 г. до 8,3% в 2001 г.
Нестабильность
Однако для многих исламских стран характерна весьма высокая степень нестабильности динамики ВВП. Коэффициент погодовой флуктуации темпов прироста ВВП в АММ вырос почти вдвое (с 117% в (1950)1960–1980 гг. до 214% в 1981–2002 гг.), в т.ч. в арабских странах более чем втрое – с 96% до 314%. Заметим: в КНР и Индии он сократился в три-четыре раза – соответственно с 151% и 111% до 29–31%. Однако нестабильность роста повысилась также в развитых странах – в среднем вдвое (с 40–50% до 80–90%) и в Латинской Америке – в пять раз (соответственно с 50–55% до 250–260%). Ее уровень остается весьма опасным во многих странах Тропической Африки.
Однако, как справедливо говорят, “дьявол скрывается в деталях”. В 1980–2002 гг. коэффициент погодовой флуктуации ВВП равнялся в Бангладеш 28%, Пакистане – 36%, Тунисе и Бахрейне – 59%, Египте – 65%, Йемене – 70% и Омане – 77%, то есть оказался в среднем не (существенно) выше, чем в продвинутых странах и НИС.
В то же время в Саудовской Аравии, Турции, ОАЭ и Катаре приведенный индикатор возрос по сравнению с 1960–1970 годами в 8–12 раз (на порядок), достигнув в 1981–2002 гг. 287, 472, 647 и 1021%. В ряде стран, вовлеченных в военные конфликты, коэффициенты неустойчивости динамики ВВП были в 1981–2002 гг. поистине огромными: в Кувейте – 816%, Ливане – 863%, в Ираке и Сомали – не менее 2500–2800%. Они оказались намного выше, чем в некоторых крупных странах Востока и Юга (по которым существует долговременная погодовая статистика по ВВП – Индия, Индонезия, Бразилия, Мексика) на этапе их т.н. досовременного роста: в середине/конце 19-го – середине 20-го в. коэффициент флуктуации ВВП составлял в них среднем 260–280%5. Приведенные и иные аналогичные индикаторы экономической нестабильности в АС и АММ не только свидетельствуют о крайнем обострении в них социально-экономической и политической ситуации, но и с определенной долей вероятности способны “предсказать” эскалацию внутренних и внешних конфликтов в ключевых странах Ближнего и Среднего Востока (а возможно, и за его пределами).
***
Сохранение в арабо-мусульманском мире едва ли не самых высоких среднегодовых темпов роста численности населения (в 1980–2001 гг. 2,4%, в т.ч. в АС – 2,5–2,6%) вызвало рекордный рост доли АММ в мировом населении – с 12,5% в 1913 г. до 19,6% в 2001 г. (в КНР – 20,8%), в то время как доля стран Запада зеркально сократилась – соответственно с 20,8% до 11,7%. Вместе с тем среднегодовые темпы прироста подушевого ВВП в исламском мире снизились почти втрое (с 2,8% в 1950–1980 гг. до 0,9–1,0% в 1980–2001 гг.) и особенно резко в АС – с 3,5–3,6% до (-)0,3–0,4% в год. Но, подчеркнем, двухкратное падение отмеченного показателя произошло и в целом по мировому хозяйству (с 2,6% до 1,4% в год). Оно могло быть бульшим, если бы не успехи НИС, КНР и Индии.
В 1970-е гг., отмеченные каскадным взлетом нефтяных цен, среднегодовые темпы прироста подушевого ВВП, скорректированного на изменение внешних бартерных условий торговли, в АММ (4,4%) были в целом примерно на треть, а в АС (7,0% в год) в полтора раза выше индикатора роста подушевого ВВП. С середины 1980-х и почти до конца 1990-х гг., когда ценовая конъюнктура для нефтеэкспортеров была в целом неблагоприятной, среднегодовые темпы прироста скорректированного ВВП в расчете на душу населения в исламском мире (0,6–0,7%) оказались в полтора раза меньше “обычного” показателя роста подушевого ВВП (0,9–1,0%). В арабских странах темпы снижения скорректированного индикатора ((-)0,7–0,8% в год) были в два раза выше традиционного ((-)0,3–0,4%)6. По сравнению с 1970–ми годами в арабо-мусульманском мире реальное замедление среднедушевых темпов прироста внутренних доходов населения в 1980–1990-е гг. составило не 2,4 пункта (3,4–1,0), а 3,8 пункта (4,4–0,6), а в арабских странах соответственно не 5,1 проц. пункта (4,7–(-)0,4), а 7,8 пункта (7–(-)0,8). Эти данные усиливают сделанный ранее вывод о крайне высоком уровне нестабильности воспроизводства в ряде исламских, и прежде всего арабских, государств.
Значительная неустойчивость роста в АММ ассоциируется с аномально высокими индикаторами межстрановой дифференциации доходов. Разрыв в среднедушевых доходах самой богатой и самой бедной страны арабского мира, составлявший в 1960 г. 62:1, достиг к 1980 г. 112:1, а затем к 2000/2001 г. сократился, но по-прежнему остается чрезвычайно высоким по мировым меркам – 28-кратным (ОАЭ/Йемен). Он во много раз превышает уровень межстрановой дифференциации по доходам в ЕС и ОЭСР.
В 1960–1980–2001 гг. экономический рост в АС в среднем наполовину определялся ростом индустриального сектора. Однако вклад в прирост ВВП обрабатывающей промышленности в АС едва ли достигал 1/10, что характерно для наименее развитых стран мира. Если по группе развитых, а также по развивающимся странам в 1960–1990-е гг. коэффициент линейной парной корреляции между динамикой производства в обрабатывающей промышленности и ВВП достигал соответственно 0,75 и 0,68, то в арабском мире, в котором развитие добывающих отраслей происходило отчасти в ущерб обрабатывающей промышленности, отмеченный показатель понизился – с 0,45 в 1960–1970-х гг. до 0,34 в 1980–1990-х гг.
***
Интеграция мусульманских стран в мировое хозяйство происходит крайне неравномерно. Если в 1960–1980 гг. доля АММ в мировом экспорте выросла более чем вдвое – с 6% до 14% (в т.ч. АС – с 4,3% до 10,4%)7, то после окончания периода относительно высоких цен на углеводороды эта доля, несмотря на рост экспорта готовых изделий в ряде арабских стран, а также в Индонезии, Малайзии, Бангладеш, Турции, упала до 8,4% в 1990 г. и 6,3% в 2001 г. (в т.ч. в АС – до 3,8 и 3,5%). Хотя доля АММ в численности мирового населения к 2001 г. (19,6%) была уже на 2/3 больше, чем стран Запада (11,7%), удельный вес АММ в мировом ВВП (8,3%) и экспорте (6,3%) был многократно меньше соответствующих показателей по странам Запада (45,8% и 70%), что свидетельствует о сравнительно низкой международной конкурентоспособности хозяйственных систем большинства исламских стран, их слабой и в целом снижающейся вовлеченности в мирохозяйственные связи в период интенсификации глобализационных процессов.
Неэффективность экспортной модели арабских стран связана со сравнительно медленными изменениями в технологических и иных структурах их экспорта; низким уровнем региональной (общеарабской) торговой интеграции (на внутриарабскую торговлю приходится не более 4–8% их суммарного внешнеторгового оборота)8; относительной закрытостью экономик. В частности, импортные тарифы в странах арабского мира в 1991–2001 гг. были в среднем соответственно в 1,5–2 раза и в 3–5 раз выше, чем в других развивающихся и развитых странах9.
Несмотря на успехи в облагораживании структуры экспорта в Тунисе, Марокко, Ливане, Иордании и Бахрейне, в целом в арабском мире доля продукции обрабатывающей промышленности в их вывозе повысилась лишь с 2–3% в 1960 г. до 6–8% в 1980 г. и 22–23% в 2001 г. (в развитых странах – соответственно с 66% в 1960 г. до 73% в 1980 г. и 82% в 2001 г., в развивающихся – с 13–15% до 42–44 и 63–65%). Доля высокотехнологичной продукции в стоимости экспортируемых готовых изделий в 2001 г. в целом по АС (2–3%) оказалась почти на порядок ниже, чем в других развивающихся странах (18–22%)10.
***
Переходя к проблемам накопления и эффективности экономического роста, заметим, что, за исключением, по сути дела, Индии и КНР, в большинстве других стран мира в последние два десятилетия произошло падение отдачи инвестиций и увеличение коэффициента предельной капиталоемкости. Коэффициент вырос в США и НИС (средневзвешенная оценка по Южной Корее и Тайваню) в 1,2–1,3 раза (соответственно с 5,3 в 1950–1980 гг. до 6,5 в 1981–2001 гг. и с 3,2 до 4,1); в среднем по странам Запада, а также в группе неарабских мусульманских стран – в 1,4–1,5 раза (т.е. с 5,8 до 8,5 и с 3,8 до 5,6); в странах Латинской Америки – в 2,5 раза (с 3,8 в 1950–1980 гг. до 9,5 в 1981–2001 гг.). Но еще больше – в 2,6–2,7 раза – он вырос в АС и странах Тропической Африки (с 4 до 10,7 и 10,6), а также в Японии (с 4,3 до 11,6). Таким образом, многократное падение эффективности капиталовложений в АС (и более умеренное – в среднем по группе других мусульманских государств) – не уникальное явление в современной экономической истории.
К числу факторов, обусловливающих низкую отдачу и далеко не оптимальную структуру капиталовложений в арабском мире, следует отнести возросшую в регионе политическую и экономическую нестабильность, чрезмерное вторжение государства в экономику, торможение процесса реформ консервативными и авторитарными режимами. Средняя по Арабскому региону доля общих государственных расходов в ВВП (в 1970–1990-е гг. 35–40% ВВП) была в полтора раза больше, чем в целом по остальной части развивающегося мира. Между тем коэффициент корреляции (r) между темпом экономического роста в 1981–2001 гг. и долей текущих госрасходов в ВВП по развивающимся странам оказался равен (-)0,7911. Иными словами, в условиях невысокого уровня развития наращивание государственных расходов сверх определенных лимитов становится контрпродуктивным.
В странах Ближнего и Среднего Востока аномально высок показатель массы выплачиваемой в госсекторе зарплаты, отнесенной к ВВП (10–11% ВВП; он вдвое больше, чем в целом по развивающимся странам)12. Страны региона выделяются огромными военными расходами. В АС они выросли с 5–6% ВВП в 1960 г. до 8–12% в 1980–1990-е гг. Этот показатель в среднем в 3–4 раза выше, чем в других периферийных странах13. В результате соотношение частных и государственных инвестиций в АС, а также в целом по группе АММ, хотя и выросло в среднем с 1,3–1,4:1 в 1960–1970-е гг. до 1,5–2:1 в 1980–1990-е гг., продолжает оставаться низким – на уровне стран Тропической Африки, в то время как в развитых государствах и восточно-азиатских НИС этот показатель составляет 4–5:114.
В ближневосточных странах бюрократизм, волокита и, разумеется, коррупция серьезно осложняют развитие частного предпринимательства. На процедуры, связанные с открытием бизнеса, в АС в начале 2002 г. уходило в среднем 40 дней, т.е. в 10 раз больше времени, чем, например, в США (4 дня)15.
Характеризуя состояние финансового сектора, отметим, что такой показатель, как сумма кредитов, выданных банками частному сектору, отнесенный к ВВП, в целом по АС вырос с 26–28% в 1980 г. до 40–42% в 1990 г. и 46–48% в 2001 г. Но он ниже, чем в среднем по развивающимся странам (52–54%) и существенно ниже, чем в азиатских НИС, КНР и странах Запада (120–130%), а также в Японии (186–188%). В большинстве АС сохраняются неэффективные, непрозрачные банковские системы, сильно контролируемые государством. По далеко не полным оценкам, доля неработающих кредитов в их общем объеме в АС достигает 10–20%16. Рынок ценных бумаг в арабских государствах развит (еще) слабее. Объем рыночной капитализации (в % от ВВП) вырос в них в 1990–2001 гг. лишь с 24–26 до 28–30%, и он в среднем ниже, чем по всей группе развивающихся стран (32–34% ВВП). По показателю же доли торгуемых акций к ВВП АС (в 2001 г. 4–5%) в пять–шесть раз отстают от других развивающихся стран (26–27%) и в десятки раз от развитых государств (163–167%)17.
По отмеченным выше причинам доля АС в мировых показателях чистого притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) сократилась с 2,6% в 1975–1980 гг. до 1,2% в 1985–1995 гг., 0,9% в 1996 г. и 0,4% в 2000 г. Одновременно активно происходил отток арабских капиталов из стран региона. На начало 2000-х гг. общий объем арабских капиталов, инвестированных в странах ОЭСР, оценивался примерно в 1,3 трлн долл.18
Хотя доля совокупных частных и государственных расходов на развитие здравоохранения, образования и науки в ВВП АС увеличилась по сравнению с 1960–1970-ми гг. примерно в полтора раза, она к началу 2000-х гг. едва ли превышала 11–12%: затраты на здравоохранение – 4,3–4,5%, на образование, включая профподготовку, – 6,5–6,9%, на НИОКР примерно 0,4%19 их ВВП. Это говорит о том, что арабские страны серьезно не готовятся к вызовам постиндустриальной эпохи.
***
Несмотря на существенное замедление экономической динамики в АС в последние два десятилетия, им в целом удалось добиться определенных успехов в ряде спектров развития человеческого фактора. В 1970–1998/2000 гг. в АС процент нищих (критерий до 1 долл. в день, на базе ППС 1993 г.) уменьшился в среднем с 10–11% до 3%, а бедных (до 2 долл. в день) – с 37–39% до 28–30%. Эти индикаторы по АС оказались к 2000 г. ниже, чем в Латинской Америке (соответственно 12 и 32%), в Восточной Азии без Японии (15 и 49%), в Южной Азии (40 и 84%), в Тропической Африке (48 и 78%). Тот факт, что острые формы бедности в арабском мире сравнительно меньше распространены, связан с перераспределением нефтяных доходов; предоставлением государством ряда субсидий населению; с относительно низким “внутристрановым” уровнем неравенства распределения доходов; распространением мусульманских норм “закята” (уплата 2,5% от денежных доходов в пользу бедных) и “садака” (взаимопомощи)20.
Улучшение питания, санитарных условий, медицинского обслуживания вызвали сокращение индикатора младенческой смертности: в среднем по АС с 153–157 промилле в 1960 г. до 90–94 в 1980 г. и 45–49 (в АММ до 53–57) промилле в 2001 г. Достигнутый результат сильно варьировался по странам, но в целом соответствовал показателям стран Запада и Японии полувековой давности. Весьма значительными, хотя и не рекордными, темпами увеличивался в арабском мире индикатор средней продолжительности предстоящей жизни: в среднем с 44–46 лет в 1960 г. до 56–58 в 1980 г. и 66–67 лет в 2001 г.21
Немалые успехи достигнуты в АММ и в области образования (хотя очень многое еще предстоит сделать). Так, например, брутто-показатель охвата молодежи обучением в средней школе вырос в АС с 10–11% в 1960 г. до 35–37% в 1980 г. и 57–58% в 2000 г. В группе неарабских мусульманских стран он повысился, но не столь существенно – с 8–9% до 24–25 и 46–47%. Однако к 2000 г. средний индикатор по АС был не выше (а по АММ ниже), чем в целом по развивающимся государствам, и находился на уровне стран Запада и Японии конца 1940-х – начала 1950-х гг. Начав с крайне низкого старта, АС по индикатору охвата молодежи обучением в высшей школе в последние десятилетия (в 1960 г. 1–2%, в 1980 г. 9–10%, в 2000 г. 19–20%)22 в целом превысили “отметку” по развивающимся странам (соответственно 2–3, 8 и 14%). По рассматриваемому показателю АС в целом вышли на западноевропейские и японские позиции конца 1960-х гг. и достигли уровня США полувековой давности23.
Для системы образования АММ характерен ряд дефектов, которые существенно снижают ее эффективность. В АС в 2000 г. подготовленными считались не более 2/3–4/5 всех учителей начальной школы. В 1990-е гг. на естественнонаучных и медицинских факультетах университетов училось в среднем менее 1/3 всех студентов (в азиатских НИС 40–45%)24.
В АС средний показатель грамотности взрослого населения вырос многократно – с 16–17% в 1960 г. до 39–41% в 1980 г. и 59–61% в 2001 г. Однако его значения были ниже, чем в группе неарабских мусульманских государств (соответственно 25–27%, 42–44 и 66–67%) и в целом по развивающимся странам (в 1900 г. 13–15%, в 1950 г. – 27–29%, в 1960 г. – 37–39%, в 1980 г. – 55–57% и в 2001 г. – 72–74%)25. Для арабо-мусульманского мира особенно остро стоит проблема гендерного разрыва в уровнях грамотности. Несмотря на то, что в 1970–2001 гг. уровень грамотности женщин в АС вырос втрое (с 16 до 49%), свыше половины всех взрослых женщин не умеют читать и писать. Показатель соотношения женской к мужской грамотности в арабском мире вырос в отмеченные годы на 3/4 – с 36 до 64–65%. Но АС по этому показателю отстают от Индии (67%), группы неарабских мусульманских стран (74–75%), Тропической Африки (76–78%), КНР (85%), Латинской Америки и азиатских НИС (97–98%). Из 70 млн неграмотных, насчитывающихся в АС, 2/3 составляют женщины26.
Слабая диверсификация хозяйственных структур АС, быстрый рост их народонаселения и увеличение женской рабочей силы (в 1990-е гг. на 2–4–6% в год), выявленные дефекты в системе подготовки кадров, а также снижение конъюнктуры на нефтяном рынке в 1980–1990-е гг. вызвали существенное повышение уровня безработицы: в среднем по арабскому миру с 8–10% в конце 1970-х – начале 1980-х гг. до 12–13% в 1990 г. и примерно 15% в 1998–2000 гг.27
Среднее число лет обучения взрослого населения (редуцированное по качеству) в целом по арабскому миру выросло быстро, правда, с минимального уровня: с 1,6 в 1950 г. до 4,0 в 1980 г. и 6,5 в 2001 г. (см. табл. 1). В 1976 г. низкоквалифицированные и неквалифицированные работники составляли примерно 87% самодеятельного населения арабского мира, лица средней квалификации – 8%, высокой квалификации – 5%28. Многое ли изменилось спустя четверть века? По нашим расчетам, доля первой группы сократилась до 70%, по-прежнему составляя громадное большинство. Доля работников, обладающих средней квалификацией, выросла в два с половиной раза – до 19%. Но достаточно ли этого для эффективного проведения еще не законченной индустриализации? Доля работников высшей квалификации удвоилась – примерно до 11%29. Но хватит ли этого для того, чтобы справиться с вызовами постиндустриальной эпохи? В развитых странах высококвалифицированные профессионалы составляют не менее половины занятых. Но и это считается недостаточным. Знания и навыки устаревают. Накопленный человеческий капитал, к сожалению, достаточно быстро обесценивается (просто мы стараемся не замечать этого). Так что арабским странам, если они стремятся остаться хотя бы “на плаву”, предстоит провести не одну серию разумных, последовательных реформ по активизации своего человеческого потенциала.
***
Приведенные выше причины во многом обусловили резкое падение в АС темпов прироста совокупной факторной производительности (СФП) – в среднем с 2,1% в 1960–1980 гг. до (-)0,2% в 1981–2001 гг. (см. табл. 2). Подчеркнем, однако, что, кроме азиатских НИС, а также КНР и Индии, в которых этот показатель повысился (в отмеченные периоды соответственно с 2,0% до 3,5%, с 0,1% до 2,7% и с 0,7% до 2,4%), в большинстве других стран мира ситуация ухудшилась. Темп прироста СФП сократился в целом по АММ с 1,8% до 0,3%, в Тропической Африке – с 1,2% до (-)0,3%, в Латинской Америке – с 1,1% до (-)0,4%; в странах Запада – с 2,4% до 1,1% (в т.ч. в США – с 1,7% до 0,8%) и в Японии более чем втрое – с 4,9% до 1,4%.
В Египте, Тунисе и Марокко – арабских странах, сумевших диверсифицировать структуру производства и экспорта – среднегодовые темпы прироста СФП составили, по нашим расчетам, в 1981–2001 гг. в среднем 1,0–1,3%; в Турции – 1,2–1,3%, в Пакистане 1,3–1,4%, в Малайзии 2,2–2,3%. Для увеличения эффективности и международной конкурентоспособности многим исламским странам необходимо существенное повышение качества их трудовых и капитальных ресурсов, обеспечение б?льшей открытости экономики, формирование новых рыночных институтов, а также достижение большей политической стабильности.
***
Интегральная оценка результативности во многом зависит от выбора ключевых индикаторов. По критерию среднедушевого ВВП арабские страны в 1950–1980 гг. в целом почти в полтора раза сократили разрыв с США (с 14,8% до 21,8%), а затем резко отстали – до 13,3% в 2001 г. Правда, в последние двадцать лет, за исключением НИС, КНР и Индии, существенное увеличение масштабов отставания от лидера мирового хозяйства по отмеченному показателю обнаружилось также в Латинской Америке, Тропической Африке, России и ряде других стран.
За последние полвека в арабских странах и в целом по АММ индекс человеческого развития (ИЧР, см. табл. 1) вырос в 2,6–2,8 раза, т.е. больше, чем по Тропической Африке и Латинской Америке (соответственно в 1,9 и 2,3), но значительно меньше, чем в Индии (3,1), КНР (4,0) и НИС (4,9). ИЧР в среднем по арабским и другим мусульманским странам повысился с 1/5 от уровня США в 1950 г. до 1/3(1/4) в 2001 г. По этому показателю АММ занимает, однако, одну из низших позиций в мировой табели о рангах, опережая лишь Тропическую Африку.
***
Достигнутый относительный уровень развития целесообразно скорректировать с учетом других важных индексов, отражающих основные характеристики современных производительных сил, а также институциональных факторов, способствующих развитию свобод, укреплению прав личности и частной собственности. По нашим подсчетам, совокупный показатель общего и гендерного (мужчин и женщин) равенства (субиндекс G в табл. 3) в 2001 г. оказался в АС (75% от США) ниже, чем в среднем по АММ (80%), Индии, Латинской Америке и Тропической Африке (76–78–82%) и значительно ниже, чем в НИС и России (88%), а также КНР и Японии (95–97%) и странах Запада (103%).
По индикатору распространения мобильных телефонов, компьютеров, использования Интернета (в расчете на тысячу жителей, к уровню США, %) АММ (4,4–4,9%) в 2001 г. в целом опережал Тропическую Африку (1,1%) и Индию (0,6%), но отставал от КНР и России (7–8%), Латинской Америки (15%). Отставание арабских и других развивающихся стран от “золотого миллиарда” по данному технологическому критерию многократно превышает их отрыв по индикатору подушевого продукта. В арабских странах в 2001–2002 гг. проживало около 5% всего населения мира, но менее 1% всех интернет-пользователей, в то время как в странах Запада, имеющих немногим более 1/10 всех жителей Земли, сосредоточено 2/3 всемирной интернет-аудитории30.
Индикатор S, представленный в табл. 3, есть среднее невзвешенное индексов развития экономических свобод и качества государственных институтов. Первый, состоящий из 10 субиндексов, включает такие ингредиенты, как свободу торговли, уровень налогового бремени, дерегулирование деятельности финансового сектора, свободное ценообразование, отсутствие черного рынка и др.)31. Второй индекс, рассчитанный как среднее арифметическое из 6 компонентов, включает индикаторы политической стабильности, степени соблюдения законности; эффективности государства, качества регулирования, контроля за коррупцией, подотчетности государства обществу (первичные данные Д.Кауфмана, А.Крэя и М.Маструзи были предварительно нормированы, за 100 принят уровень США)32.
Анализ материалов табл. 3 показывает, что по общему уровню развития институтов в целом мусульманский мир (S=21% США), включая арабские страны (26%), заметно перегоняет Тропическую Африку (16%), в массе своей представленную наименее развитыми странами, но находится в целом на очень низком уровне. (К сожалению, Россия пока что входит в этот кластер стран, составляя 28% от США.) КНР (35%), Индия (40%) и Латинская Америка (47%) представляют как бы промежуточную группу. В то же время азиатские НИС (Южная Корея и Тайвань, 74%) явно тяготеют к более развитым странам – к Японии (84%) и странам Запада (98% от уровня США).
Добавление к обычному индексу развития (ОИР) трех компонентов, отражающих уровень общего и гендерного равенства, степень распространения новейших ИТ, а также прогресс в обеспечении экономических свобод и качества государственных институтов, в немалой мере корректирует ОИР (см. табл. 3). Уровень развития исламских стран (относительно США) в целом снижается с 29 до 24%; арабских стран – с 33 до 27%; стран Тропической Африки – с 19 до 15%; Латинской Америки – с 44 до 41%; КНР – с 36 до 32%; Индии – с 28 до 18% (–10 п.п.). Но больше всего снизился относительный уровень развития в России – с 51% до 37%, т.е. на 14 п.п.
Трасформация обычного индекса развития в расширенный индекс еще четче размежевала продвинутые и отставшие страны. Обнаружила “скрытую” динамику более развитых государств. Наибольшее повышение “планки” обнаружилось у азиатских НИС, в которых относительный уровень повысился с 74 до 79% от США. В Японии он “вырос” с 85 до 87%, в целом по странам Запада – с 91 до 94%.
Заключение
Подытоживая, подчеркнем, что арабо-мусульманский мир действительно переживает немалые трудности. В 1980–1990-е гг. в обстановке относительного снижения бартерных условий внешней торговли в ряде стран АММ замедлилась динамика ВВП, произошло сокращение подушевого уровня доходов, отмечалось существенное падение эффективности капиталовложений и совокупной факторной производительности. Кроме возросшей доли в численности мирового населения, а также сохраняющейся значительной доли в общих запасах и экспорте углеводородного сырья, международные позиции арабских, а также в целом всей группы мусульманских стран (в глобальном объеме ВВП, экспорта, рыночной капитализации, притоке прямых иностранных инвестиций, в совокупных расходах на развитие человеческого фактора и НИОКР, в применении инфотехнологий, по уровню образования населения и качеству общественных и государственных институтов) весьма невнушительны или даже ослабли в последние два десятилетия33. Напомним, однако, что, за исключением КНР, Индии и НИС, понижательные тенденции роста ВВП, резкое падение эффективности капиталовложений и факторной производительности были, хотя и в разной степени, характерны для Тропической Африки, Латинской Америки, бывшего советского блока, а также стран Запада и Японии. Насколько нам известно, “простых” объяснений этому практически глобальному феномену пока не нашли.
Проблемы арабских и ряда других мусульманских стран, разумеется, в немалой мере связаны с т.н. “голландской” болезнью. Дело в том, что нефтегазовая рента (или, по сути дела, незаработанный доход), как мы знаем на собственном опыте 1970–1990-х гг., оказывает, при отсутствии отлаженного институционального механизма, тормозящее воздействие на проведение неотложных реформ, создает обстановку для рентостремительного, а не прибыльориентированного макро- и микроэкономического поведения среди значительной части как богатого, так и бедного населения.
В условиях повышенной внешне- и внутриполитической нестабильности, характерной для Ближнего Востока, во многих его странах сложились и в течение нескольких десятков лет сохраняются авторитарные режимы. По уровню развития политических и гражданских свобод АС и ряд других мусульманских государств к началу третьего тысячелетия в целом примерно в три раза отставали от других развивающихся стран34. Эти режимы тратят огромные средства на военные расходы и наращивание репрессивного аппарата, но по большей части они весьма безответственны в своей экономической и социальной политике35.
Они бездарно растрачивают огромные капитальные ресурсы, слишком мало уделяя внимания созданию нормальных, стимулирующих условий для “выращивания” конкурентоспособного частного сектора. Хотя авторитарные и консервативные режимы, составляющие большинство в арабском мире, принимают определенные меры, направленные на развитие человеческого фактора, государственная политика в отмеченной сфере, по существу, недостаточно рациональна, последовательна и эффективна.
Как и десятилетия тому назад, количественные аспекты в области подготовки кадров превалируют над качественными. Сохраняются огромные гендерные различия в сфере образования, на рынке труда, в общественно-политической жизни. Это, естественно, тормозит созревание цивилизованного, гражданского общества, хотя, быть может, сохраняет определенную целостность полутрадиционной мусульманской “уммы”, (все еще) не готовой к вызовам современности36 и поэтому стремящейся найти опору в своих фундаментальных основах (отсюда, возможно, достаточно широкое распространение исламского фундаментализма).
В результате арабские и некоторые другие мусульманские страны (за исключением Малайзии, Турции и, возможно, Индонезии) оказались недоиндустриализированными, со слабо диверсифицированной структурой производства и экспорта, неразвитым сельским хозяйством и, по сути дела, хуже многих других стран развивающегося мира подготовленными к информационно-инновационной революции. На фоне быстрых темпов демографического роста, резкого нарастания масштабов и уровня безработицы, нерешенности ближневосточной проблемы и стремительно уходящего в новый технологический “отрыв” стран Запада во многих странах арабо-мусульманского мира возникает ощущение фрустрации, чреватое далеко идущими последствиями.
Таблица 1
Динамика (обычного) индекса развития в 1913-2001 гг.
Примечания: 1. Индекс развития (D) рассчитан по формуле: Dij = {(Aij/Au)*(Bij/Bu)*(Cij/Cu)}1/3 *100, %, где Aij, Bij, Cij для каждой (i) страны/региона и для каждого (j) года означает соответственно подушевой ВВП в ППС 2001 г., долл., среднюю продолжительность жизни и среднее число лет обучения взрослого населения, скорректированное на качество. Au, Bu, Cu – аналогичные показатели по США за 2001 г.
Рассчитано и составлено по: World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002-2003. New York, Oxford University Press, 2003. P.5-6, 37; Maddison, A. The World Economy. A Millennial Perspective. Paris, OECD, 2001. P.261, 298, 304, 316-326; World Bank. World Development Report, 2003. Washington, D.C., 2002. P.234-235,243; World Bank. World Development Indicators, 2003. Washington, D.C., 2003. P.14-16, 188; IMF. World Economic Outlook. Washington, D.C., April 2003. P.171-172,177-179; UNDP. Human Development Report, 1991-2003. New York; Meliantsev, V. “Three Centuries of Russia’s Endeavors to Surpass the East and to Catch Up with the West: Trends, Factors, and Consequences” – available at http://casnov1.cas.muohio.edu/ havighurstcenter/papers/THREE%20, Table A.4.
Таблица 2
Темпы и факторы экономического роста1, %
Примечания: 1. Расчеты выполнены по формуле: y=б*k +(1-б)*l +r; u=r/y, %, где y, k, l, r – соответственно среднегодовые темпы прироста ВВП, основного капитала, занятой рабочей силы, совокупной производительности; u – доля интенсивных факторов. По расчетам экспертов и нашим оценкам, средние индикаторы эластичности изменения ВВП по рабочей силе и основному капиталу составили по странам Запада и Японии в 1950-1973 гг. 0.65 и 0.35, в 1974-2001 гг. – 0.7 и 0.3; в НИС (Южная Корея и Тайвань) в 1960-1980 гг. соответственно 0.6 и 0.4 и в 1981-2001 гг. – 0.65 и 0.35; в арабских странах, в целом по арабо-мусульманскому миру, а также Тропической Африке, Латинской Америке и Индии – 0.65 и 0.35 (за оба периода); по КНР и России – 0.6 и 0.4 (оба периода).
2. По развитым странам, латиноамериканским государствам, НИС и России показатели отражают динамику отработанного времени.
Составлено и рассчитано по данным и источникам табл.1, а также: IMF. World Economic Outlook. 2003, April. P. 14-16, 171-179, 234-236; Russian Federation. Statistical Appendix. IMF Country Report № 03/145. Washington, D.C., May 2003. P.10; Cуринов А.Е. Уровень жизни населения России, 1992-2002. М., 2003. С.71; Мельянцев В.А. “Восточноазиатская модель” экономического роста: важнейшие составляющие, достоинства и изъяны. М., 1998. С. 49-51.
Таблица 3
Расширенный индекс развития, U, 2001г.
Примечания: 1. Обычный индекс развития (D) рассчитан по формуле: Dij = {(Aij/Ax)*(Bij/Bx)*(Cij/Cx)}1/3 *100, %, где Aij, Bij, Cij для каждой (i) страны/региона и для каждого (j) года означает соответственно подушевой ВВП в ППС 2001 г., долл., среднюю продолжительность жизни и среднее число лет обучения взрослого населения, скорректированное на качество. Ax, Bx, Cx – аналогичные показатели по США за 2001 г.
2. Индекс равенства по доходам Ei= (1-Gi)/(1-Gx)*100,% , где Gi и Gx – коэффициенты Джини в стране (i) и США.
3. Индекс гендерного равенства (Fi),% – среднее невзвешенное четырех субиндексов, отнесенных к показателю США (в сфере занятости, образования, по уровню доходов, по участию в правительстве и парламенте).
4. Gi = (Ei*Fi)0.5.
5. I – среднее невзвешенное относительных индексов распространения новейших коммуникационных и информационно-вычислительных средств (мобильных телефонов, персональных компьютеров, подключений к Интернету), отнесенное к уровню США (в %).
6. S – среднее невзвешенное индексов экономической свободы, а также качества государственных институтов, отнесенных к уровню США, в % (исходные данные Д.Кауфмана, А.Крэя, М.Маструзи).
7. Рассчитано по формуле:
Uij = {(Aij/Ax)*(Bij/Bx)*(Cij/Cx)*(Gij/Gx)*(Iij/Ix)*(Sij/Sx)}1/6*100,%.
Ax … Sx – соответствующие показатели по США за 2001 г.
Рассчитано по источникам к табл.1, а также UNDP. Human Development Report, 1991-2003. New York; The Heritage Foundation. 2003 Index of Economic Freedom. Washington, D.C., 2003. P.21-25; Kaufmann, D., Kraay, A., Mastruzzi, M., 2003, Governance Matters III: Governance Indicators for 1996-2002. Washington, D.C. P.98-115 (http://www.worldbank.org/wbi/governance/publs/govmatters.html).
1 См.: UNDP. The Arab Human Development Report, 2002; 2003. New York, 2002–2003; World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. New York, Oxford University Press, 2003; Harkura D., Sutton B. How Can Economic Growth in the Middle East and North Africa Region Be Accelerated? – IMF. World Economic Outlook. Washington D.C. September 2003. Ch.II.
2 См.: Мельянцев В.А. Арабо-мусульманский мир в контексте глобальной экономики. М.: Издательский центр ИСАА при МГУ, 2003.
3 Эти и ряд других расчетов базируются на обширных статистико-экономических банках данных, составленных и верифицированных экспертами ВБ, МВФ, ЮНКТАД, ВТО, виднейшими статистиками-экономистами А.Мэддисоном и Б.Болотиным (Maddison A. The World Economy. A Millennial Perspective. Paris, OECD, 2001; Болотин Б.М. Мировая экономика в цифрах //Ред. И.С.Королев – Мировая экономика: глобальные тенденции за 100 лет. М., 2003. С. 493–603).
4 Некоторые из отмеченных стран входят в группу НИС второго и третьего эшелонов.
5 Рассчитано по: Maddison A. The World Economy. A Millennial Perspective. Paris, OECD, 2001. P. 284, 298–302, 317–320; IMF. World Economic Outlook. Washington, D.C., April 2003. P. 172, 177–180; Крупные развивающиеся страны в социально-экономических структурах современного мира. М., 1990. С. 405–409; Мельянцев В.А. Экономический рост стран Магриба. М., 1984. С. 20; он же. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М., 1996. С. 239, 260, 263–268.
6 Рассчитано по: World Bank. World Development Report, 1983. P. 157–158, 164–165, 184–185; World Bank. World Development Indicators, 2003. P. 38-40, 202–204; UNDP. Human Development Report, 2001. P. 186–189; 2003. Р. 198–200; UNCTAD. Handbook of Statistics, 2002. Geneva, 2002. P. 374–395.
7 Рассчитано по: World Economic Outlook, April, 2003. P. 161–162; World Bank. World Tables, 1980, 1994; World Development Indicators, 1997–2003; UNCTAD. Handbook of Statistics, 1991, 2002. New York.
8 На внутрирегиональную торговлю в ЕС приходится 60% их торгового оборота, в странах Северной Америки – 55%, в Юго-Восточной Азии – 23%. Cм.: World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 124; Martens A. L’Economie des pays arabes. Paris, 1983. P. 176.
9 Рассчитано по: World Development Indicators, 2003. P. 326–328.
10 Составлено и рассчитано по: World Development Report, 1983. P. 186–187; UNCTAD. Handbook of Statistics, 2002. P. 137–140; UNDP. Human Development Report, 2003. New York, 2003. P. 287–289.
11 Рассчитано по: World Development Indicators, 2003.
12 World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 64; Benett A. Failed Legacies. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
13 Рассчитано по: Human Development Report, 1994. P. 170–171, 211; World Development Indicators, 1998. P. 278–280; 2003. P. 286–288; Rich and Poor States in the Middle East. Boulder, 1982. P. 418.
14 Рассчитано по: World Development Indicators, 1999. P. 270–272; World Development Report, 2000/2001. P. 384–385; World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 27; Sayigh Y.A. The Arab Economy. Past Performance and Future Prospects. Oxford, 1982. P. 78, 173; Benett A. Failed Legacy. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
15 World Development Indicators, 2003. P. 266–268.
16 Рассчитано по: World Development Indicators, 1998. P. 256–258; 2003. P. 258–260; Creane S., Goyal R., Mobarak M., Sab R. Banking on Development. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
17 В АС Залива и Иордании отмеченный показатель был выше – 10–12% их ВВП. (Рассчитано по: World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 28; World Development Indicators, 2003. P. 270–272.)
18 The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 103, 108–109; The Arab Human Development Report, 2003. Building a Knowledge Society. New York, UNDP, RBAS, 2003. P. 102–103.
19 Это вдвое меньше, чем в среднем по развивающимся странам (Self-doomed to failure. – Economist, July 4th, 2002).
20 UNDP. The Arab Human Development Report, 2002. P. 5, 90–91; World Economic Forum. The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 65; World Development Indicators, 2003. P. 58–60; Eken S., Robalino D., Schieber G. Living Better. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
21 World Development Indicators, 2003. P. 112–114; Human Development Report, 2003. P. 238–240, 262–265; Мельянцев В.А. Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М., 1996. С. 183.
22 В группе других мусульманских стран результаты были скромнее (1, 3–4 и 10%).
23 См.: Human Development Report, 1994. P. 136–137, 207; 2003. P. 237–240, 339; World Development Report, 1983. P. 196–197; UNCTAD. Handbook of Statistics, 2002. P. 356–362.
24 World Development Indicators, 2003. P. 76–78; The Arab Human Development Report, 2002. P. 155.
25 См.: Human Development Report, 1994. P. 27, 136–137; 2003. P. 270–274, 339; Стоклицкий С.Л., Фридман Л.А., Андрукович П.Ф. Экономические структуры арабских стран. М., 1985. С. 154; Мельянцев В.А. Восток и Запад. С. 199.
26 См.: UNCTAD. Handbook of Statistics, 2002. P. 356–362; Human Development Report, 2003. P. 318–321; The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 44.
27 См.: UNDP. The Arab Human Development Report, 2002. P. 158; Gardner E. Wanted: More Jobs. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1. Eken S., Robatino D., Schieber G. Living Better. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
28 См.: Amin S. L’economie arabe contemporaine. P., 1980. Table 14.
29 Рассчитано по источникам к табл. 1, а также: Human Development Report, 2001. P. 52–55.
30 Рассчитано по: World Development Indicators, 2003. P. 298–300; The Arab World Competitiveness Report, 2002–2003. P. 180–181.
31 См.: The Heritage Foundation. 2003 Index of Economic Freedom. Washington D.C., 2003. P. 21–25.
32 См.: Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M., 2003, Governance Matters III: Governance Indicators for 1996–2002. Washington. P. 98–115 (http://www.worldbank.org/wbi/governance/publs/govmatters.html.)
33 См. подр.: Makdisi S., Fattah Z., Limam I. Determinants of Growth in the MENA Countries. Wps0301. Arab Planning Institute-Kuwait, 2003 ( http://www.arab-api.org.); Economic Research Forum (ERF) for the Arab Countries, Iran and Turkey. Economic Trends in the MENA Region, 2002. Cairo, 2002. (http://www.erf.org.eg.)
34 Подсчитано по: Freedom House. Freedom in the World. Country Ratings, 1972–1973 to 2001–2002. New York, 2002. www.freedomhouse.org.
35 См.: Pollock R.L. Heritage. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1; Abed, G.T. Unfulfilled Promise. – Finance and Development. Vol. 40, 2003, № 1.
36 См.: The Arab Human Development Report, 2003. Building a Knowledge Society. New York, UNDP, RBAS, 2003. P. 141–145.