Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 12, 2004
Курт Тукольски (1890–1935) – знаменитый немецкий прозаик, поэт, литературный критик и фельетонист, соратник и коллега А.Польгара по литературному цеху, творческим установкам и общественному темпераменту. Его книги горячо любимы читателями и по сей день, песни на его слова, написанные для эстрады и варьете, относятся к числу самых популярных и тепло принимаемых сегодняшней публикой в странах немецкого языка и везде, где любят меткое немецкое слово.
Книги Курта Тукольски вместе с книгами братьев Маннов, Брехта, Фейхтвангера и других крупнейших писателей были публично подвержены сожжению, сам он в 1933 году лишен фашистами прав гражданства и эмигрировал в Швецию, где два года спустя покончил жизнь самоубийством.
Рецензия-фельетон “Черным по белому” была напечатана в журнале “Вельтбюне” в 1929 году как отзыв на одноименную книгу А.Польгара.
Хорошо написано – значит, хорошо продумано. Немец, он “братец задушевный” и с охотой извинит неудобоваримость стиля за глубину чувства, за то, что в нем глухо клокочет… И тогда он говорит: “Бог смотрит на сердце”. Но художник смотрит и на стиль.
С тех пор как Ницше дал немцам образцы новой прозы, еще далеко не все писатели знают, что это значит: “работать над страницей прозы, как над колонной”, – но многие уже поняли это. Альфред Польгар, например, понял. Что я люблю в нем наряду с безукоризненной чистотой его образа мышления, тактом и сердечностью, так это то, что он “хорошо пишет”. А это значит: он продумывает все до конца, он думает светло, чисто, ясно и пишет на изящном немецком языке, беспрепятственно проскальзывающем сквозь все западни грамматических правил. Я люблю в литературе и ремесло, которое не цель, но предпосылка, условие. Для этого ремесла необходимо многое: годы учебы, спокойствие, терпение и чувство языка.
“Альфред Польгар, – сказал однажды Зигфрид Якобсон, – давильщик винограда”.
Очень верно сказано: он давит вино из немецкого языка, который красив, но красота эта должна быть из него исторгнута. Работой похваляться незачем, можно сказать, что лишь в исключительных случаях происходит то, что называют “сыпать словами из рукава”. В рукаве мало что есть: разве несколько пылинок да шерстинок… Нет, не станем “сыпать”, надо трудиться.
Женщины, подписчицы этого издания, смогут оценить Польгара еще выше, чем я: он наряду с некоторыми в лучшем смысле слова “homme de lettres a femmes” – “автор для женщин”; даже тогда, когда и речи о женщинах нет, каждая непременно почувствует: он знает, какая я, понимает меня, гладит меня, боится меня, любит меня, живет ради меня. В нем столько нежности, что мы, остальные, кажемся себе охотниками в шкурах, загоняющими оленя в диком лесу…
И все же я, хоть грубый человек,
Не мог не ощутить любви…
Новый сборник Польгара “Черным по белому” вышел у нашего общего издателя Эрнста Ровольта, и драгоценностей в нем не счесть. И написано все хорошо. Мне неизвестен процесс творчества Польгара, и я не знаю, правит ли он в голове или на бумаге, да и к чему это знать? Он внимателен, даже сверхбдителен, так что не пропустит мимо себя лазутчика, даже если тот крадется тишайшей сапой; слова у него никогда не толпятся перед калиткой в мозг читателя, они скользят внутрь, учтиво кланяются друг другу, вежливые, как японцы… Польгар прочувствовал ритм немецкой прозы: в ней есть куски стаккато, аллегро и скерцо сменяют друг друга, но чаще всего у него встречаются очаровательные анданте, в котором посверкивают острия иронии, присущие той муке, которая старается притвориться весельем. Познание тоже не всегда бывает сладким. Иногда мы слышим барабанную дробь шутки: “Было бы неприятно, если бы после этого вечера сказали: сегодня я дважды был на чтении Польгара – в первый и последний раз”. Вот его слова об Арно Борге: “О нем не скажешь того, что лежит на поверхности: он плавает, как рыба. Нет, просто “рыба” для этой картины не годится. Он плывет, как затравленная рыба, которая спешит, poisson rapide, как рыба, которой выстрелили из пистолета!” Или такой, например, удар литавр: “У животных, если их к этому не вынуждают, профессий не бывает”. Бою из гостиничного лифта грустно, он замечтался… ну что было бы, если бы ему подарили гостиницу?.. Может быть, стоило для начала… да! Одним из его первых указаний явилось бы следующее: запретить поставщикам и персоналу подниматься на лифте”.
И очаровательный этюд “Место у окна” – о чем думает и что забывает пассажир в поезде, сидя в полудреме у окна и то и дело путая свое место в поезде со своим местом в жизни. Вон, посмотри, крестьянин идет за плугом!.. “И в раздумье смотришь ты, горожанин, вслед крестьянину, который в раздумье смотрит вслед тебе”.
Абсолютным признаком хорошего стиля является его плотность: можно писать широко, но не расплывчато, и краткость – это не только соль шутки, но и соль хорошего стиля. Роман в шестьсот страниц тоже может оказаться коротким.
Портной Польгар, мы с вами из одного цеха, и мне не просто объясняться вам в любви. И не только потому, что в мастерстве вы меня превосходите, не качайте ножницами, это так, и почему бы бегуну не преклоняться перед Нурми?.. Я преклоняюсь. Я знаю, как вы шьете некоторые вещи, какой приклад вы берете и где закупаете сукно… но, когда вещь готова, не могу объяснить, как она сделана, я ощупываю швы, пуговицы, подкладку и спрашиваю себя: как у него это получилось? Иногда знаю: это когда маленькая заноза, для виду приодевшаяся, прогуливается под ручку с другой мыслью как ни в чем не бывало… Об Эгоне Фриделле вы пишете: “Он курит блинные трубки, плавает, как чемпион, любит общество и заснуть в веселом застолье…” Но в тысяче других случаев я не знаю, как вы шьете.
Я знаю лишь , что “написано хорошо”. Чисто, рассудительно, элегантно, с шармом, ибо швы в работе уже не различишь; и еще потому, что вы никогда не сделаете зла немецкой словесности.