Сентиментальная поэма
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 11, 2004
Вильяму Гожице I На станции Тошная Пустошь, Богом забытой на свете, Телеграфистик Петр Плаксин, Увы, не играл на кларнете. Факт незначительный вроде, Явно в сюжеты негожий, Но небывалых событий Стал он причиною все же. Горестна жизнь... Вероломна... Часто пустейшие штуки Вырастут в тихую драму, Выльются в горькие муки. Словно холодные рельсы, Переплетутся уныло Неутолимой печалью И прозябаньем без силы. Однообразна, как шпалы, Дней череда безучастных, Только звонки отправленья Глохнут в потемках ненастных. Глянешь бывало в окошко - В слякоть и дождь угадаешь, Голову в руки уронишь, Слезы тихонько глотаешь. II Возле такого окошка, У телеграфной машины Плаксин страдал - и не всякий Этому ведал причины. Ни Парамон Параграфьев - Пристав, душевный мужчина (Так с ним и не повенчалась В летошний год Акулина). Ни Влас Димитрич Запойкин - Техник, что в месяц имеет Сотню целковых (начальству Техник потрафить умеет). Ни контролер Слономоськин, Малый настырный и серый, Тщетно желавший втереться В местные высшие сферы. И, наконец, был не в курсе Главный начальник Рубляга Пантелеймон Александрыч, Рюмку считавший за благо. Ежли же их благор-р-родье, Будучи в чине и званье, Не знали… Кому же в уезде Большее дадено знанье? III Все ж кой-какие особы, Зная всего понемножку, "Шерше ля фам" повторяли, То есть ищите бабешку. Я, признаюсь, не поверил, Хоть Антонина Петровна (Кондукториха) склонялась К версии этой любовной. И под секретом твердила, И приводила резоны, Что - не иначе - влюбился Телеграфист станционный. Ахти, угодники божьи! Господи! Вот не гадали! Это в кого же такую - В Ольгу, Прасковью, Наталью? Софью? Авдотью? Настасью? Веру? Анюту? Малашу? Может, в Марию Петровну? Может, в Семенову Ташу? Что?! Из буфетной в полячку?! Боже, и присно, и ныне!!! ...Плаксин меж тем у окошка В жутком томился унынье. IV На станции Тошная Пустошь, Богом забытой на свете, Техник Влас Дмитрич Запойкин Чудно играл на кларнете. То задудит безысходно, Словно отравлен тоскою - Скажем, "Последний денечек" Или другое какое... То задушевно сыграет, Словно бы пташки в июле, То исступленно и дико О самоварах и Туле. А у хозяйки буфета Прямо душа трепетала: "Как это дивно... Влас Дмитрич…" - Панна Ядвига шептала. Техник усишки подкрутит, Глянет умеючи этак: "Нешто вам, панна Ядвига, Нравится музыка эта!" Дмитрич кадит, а Ядвига То повздыхает, то охнет... Плаксин опять же страдает И по буфетчице сохнет. V По полю ходят бураны, Снеги за окнами сеют, Чисто выводит Влас Дмитрич: И-их, горемыка Расея! Падают белые хлопья, Дует в оконницы ветер, Панна Ядвига проезжих Потчует водкой в буфете. Лютая стужа ярится, Дрожь до нутра достигает, Плаксин сидит и посланье Панне Ядвиге слагает. Пишет о том, что Ядвига Вряд ли понять его может, Но умоляет, однако, О снисхождении все же! Пишет о том, что влюбился, Но не решался признаться, Технику просит ни слова: Дмитрич - насмешник, признаться! Пишет, что грезит, мечтает, Любит безмерно и чисто, И на послание каплют Слезы телеграфиста. VI Есть в аппаратной оконце, Откуда приметен проселок, И мокрый перрон, и вагоны, И три деревца невеселых. Откуда видать пассажиров, Спешащих в унылые дали, И видно российскую осень, И сумрачных буден печали. А в буднях тех сплошь удрученья И муки банальные очень, И фразы, прощальные фразы, И очень далекие очи... О, бедное глупое сердце! О, сладость надежды заветной! Ах, ночи бессонной рыданья! Ах, слезы любви безответной! "Мне безразличны, мсье Плаксин, Чувства телеграфиста... Мой идеал - Влас Димитрич С тонкой душою артиста..." Плаксин читает и плачет: "Всем-то я лишний на свете!" И думает: "Как же чудесно Влас Дмитрич-то… на кларнете…" VII На станции Тошная Пустошь Возле ограды кладбища Есть небольшая могилка С крестиком черным и нищим. С надписью: "Добрые люди, Маятна жизнь и терниста - Богу молясь, помяните Плаксина, телеграфиста". 1914 Перевел Асар ЭППЕЛЬ