Из истории российско-грузинских отношений
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 11, 2004
“Грузины народ воинственный.
Они доказали свою храбрость
под нашими знаменами”.
А.С.Пушкин
Путешествие в Арзрум. 1829 год
Нынешний характер отношений России с Грузией явно не увязывается с историческим фундаментом этих отношений, переплетением судеб их народов, их тесным, хотя и противоречивым, взаимодействием на различных этапах совместно прожитой истории. Политический кризис в Грузии, разразившийся после ноябрьских парламентских выборов 2003 года и ухода в отставку президента Эдуарда Шеварднадзе, привел к обострению подспудно назревавшего российско-грузинского конфликта, чему немало способствовали действия российской стороны в самый разгар политического кризиса – демонстративные контакты с лидерами Абхазии, Южной Осетии и Аджарии. Западное сообщество расценило эти действия как “проявление антидемократического и империалистического поведения”, попытку вмешательства во внутренние дела Грузии.
Не говоря уже об ущербе, наносимом международному имиджу России, эти уже далеко не первые в последнее десятилетие недружественные акции трудно объяснимы, если иметь в виду, что именно Грузия издавна была главным опорным пунктом и стратегическим союзником России на ее южных рубежах. И здесь нельзя не согласиться с известным российским политиком, дипломатом и ученым В.П.Лукиным: нынешняя неприемлемая для обеих сторон ситуация могла бы постепенно измениться, если бы мы (российская сторона) отстаивали не “особые” интересы известных групп политического истеблишмента, а стратегическую линию российского государства. Пересмотр нашей политики необходим, и мы должны его произвести1. Пока же, как это показали события конца 2003 года, корпоративные интересы по-прежнему преобладают в кавказской политике России, и не только в ней, нанося очевидный ущерб имиджу страны и ее лидеров.
Все более важным компонентом политики на Южном Кавказе становилось в последние годы российско-американское соперничество. И хотя интересы России и США в этом сложном и насыщенном конфликтами регионе по многим позициям не совпадают, стороны до последнего времени воздерживались от явных проявлений конфронтации. Но после ноябрьских событий, в ходе которых российская сторона не слишком удачно и с очевидным опозданием попыталась воспрепятствовать дальнейшему утверждению позиций США в Грузии, баланс сил в регионе оказался под угрозой.
Потерпели неудачу и попытки России добиться продления своего военного присутствия в Грузии – по этому вопросу она вошла в противоречие с большинством европейских государств и ею же одобренными Стамбульскими соглашениями 1999 года. На состоявшейся в начале декабря 2003 года в Маастрихте встрече министров иностранных дел ОБСЕ российская сторона заблокировала проект заявления, призывавшего Москву выполнить свои обязательства по этим соглашениям, при этом большинство глав МИД ОБСЕ заявили о своей озабоченности в связи с тем, что сроки вывода российских войск из Грузии и Молдовы не соблюдаются.
Сегодня редко кто из российских политиков и политологов забывает упомянуть о геополитической роли Кавказа и его значении для России как связующего звена между Европой и Азией, Россией и Ближним и Средним Востоком, транспортного и цивилизационного перекрестка. Но это, как правило, не приводит к выводу о необходимости коренного пересмотра кавказской политики России, прежде всего в отношении ее исторического союзника – Грузии. Такой вывод с неизбежностью вытекает из современного, неприемлемого для России положения, равно как и из исторического опыта российской политики на Кавказе, к которому не мешало бы время от времени обращаться.
Впрочем, разнородные, подчас диаметрально противоположные оценки значения Кавказа для России и ранее существовали в российском общественном мнении. До понимания подлинных причин сопротивления народов Кавказа политике России первым (тогда еще одним из немногих) поднялся Пушкин. “Черкесы нас ненавидят”, – писал он в “Путешествии в Арзрум” и пояснял почему: “Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены”2. А для М.Ю.Лермонтова ссылка на Кавказ означала обретение свободы: “Быть может, за хребтом Кавказа укроюсь я от палачей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей…”
В целом же нельзя не заметить, что отношение к проблемам Кавказа – в историческом и современном планах – равно как, в свое время, к судьбе польских восстаний или “прибалтийскому вопросу”, никогда впрямую не увязывалось и не увязывается в российском общественном мнении с текущими политическими пристрастиями. Позиции определялись и определяются более глубокими мировоззренческими основами, более широкой, условно говоря, европейской трактовкой проблем или же их значительно более узким, “почвенническим” пониманием.
Что же касается нынешних кавказских проблем, и особенно настоящего и будущего характера отношений России с Грузией, то они значительно более важны для России, чем это подчас принято считать. По крупному счету, речь идет не только о стратегических интересах на Кавказе в их традиционном понимании (что само по себе важно), но и о задачах формирования будущего российского гражданского общества. Необходимо, наконец, понимание и признание серьезного историко-культурного вклада Грузии в сокровищницу мировой цивилизации и тех гуманитарных и культурных нитей, которые накрепко связали ее с Россией.
***
Множественные очаги нынешних противоречий и конфликтов и глубокое кризисное состояние большинства регионов Кавказа не могут и не должны заслонить собой богатейшей истории взаимоотношений его народов с Россией. В то же время в российской традиции существовала и все еще существует известная недооценка высокого уровня культуры, этики, сходных по своему характеру гуманистических традиций народов Кавказа. А понимание этого чрезвычайно важно, поскольку именно в этом качестве Кавказ “выступает по отношению к окружающему миру и в представлениях населяющих его народов как идеологически оформленная культурно-цивилизационная целостность”3. Из чего, в частности, следует, что для обретения стабильности на российском Северном Кавказе чрезвычайно важна нормализация отношений с государствами Южного Кавказа, особенно с Грузией, имеющей общие границы со всеми северокавказскими республиками.
О Кавказе сложено множество легенд. От сотворения мира, говорилось в одной из них, Кавказ охраняют три царя-великана: Эльбрус, Казбек и священная гора Арарат – колыбель человеческого рода после Всемирного Потопа. Согласно существующим преданиям, Ноев Ковчег причалил к горе Арарат, и еще теперь в ясную погоду можно видеть его останки на вечно засыпанной снегами вершине.
О народах Кавказа упоминал греческий историк, географ и путешественник Страбон (64/63 г. до н.э. – 23/24 г. н.э.). К Черноморскому побережью нынешней Грузии устремлялись греческие аргонавты в поисках Золотого руна, к одной из вершин Кавказа был, согласно легенде, прикован Прометей. Через предгорья Северного и Южного Кавказа во II веке до н.э. был проложен караванный путь из Китая на Ближний и Средний Восток и через Северное Причерноморье – в Южную и Центральную Европу, получивший название “Великого шелкового пути” и ставший прообразом ныне проектируемых транспортных путей.
Автохтонами Кавказа были созданы древнейшие государства, упоминания о которых сохранились в источниках ближневосточного и античного мира. Наиболее известные из них – царство Маннейское (IX–VII вв. до н.э.) и Кавказская Албания в восточной части Кавказа; Иберийское (III в. н.э.) и Эгрисское (VI–II вв. н.э.) царства на территории современной Грузии. В X–XII веках древнее Грузинское государство располагалось на всем пространстве от Черного до Каспийского моря.
Предки армян и грузин еще в IV–V веках приняли христианство, установив тем самым духовную связь с европейским миром. Согласно существующему апокрифу, христианство было привнесено в Грузию святой Ниной, сестрой иерусалимского патриарха и дочерью римского полководца, отправившейся на Кавказ с миссией поиска одежды Христа, якобы увезенной туда одним из римских легионеров, присутствовавшим при его казни4. Крест из виноградной лозы, связанный волосами святой Нины, на протяжении веков оставался уникальной реликвией Грузии.
В начале II тысячелетия были созданы всемирно известные литературные памятники, в их числе принадлежащая перу Шота Руставели поэма “Витязь в тигровой шкуре” (первое название – “Барсова кожа”), написанная примерно в одно время с “Песнью о Нибелунгах” и со “Словом о полку Игореве”. Поэма была впервые опубликована в 1709 году в Тифлисе, где тем самым было положено начало грузинскому книгопечатанию. Сам же Шота Руставели был погребен в монастыре Св.Креста в Иерусалиме.
Начало продвижения России в сторону Кавказа относится к раннему периоду истории русского государства. В конце Х века князь Святослав, разгромив хазар, добрался до предгорий Кавказа к востоку от Азовского моря, где потом было основано Тмутараканское княжество. Летописи сообщают также о брачных союзах русских князей с царствующими домами Кавказа, и в их числе – женитьба князя Изяслава Мстиславовича на дочери грузинского царя Димитрия (1154 г.).
Татаро-монгольское нашествие и период феодальной раздробленности надолго отодвинули Русь от Кавказа, но после объединения русских земель и возникновения централизованного государства Россия возобновила свое продвижение на южном направлении. В свою очередь, и предводители разрозненных грузинских княжеств и государств искали в России опору против натиска с юга – со стороны Персии и Османской Турции.
Первый шаг в направлении России был сделан кахетинским царем Александром I, послы которого в 1491 году прибыли в Московию, положив начало более регулярным дипломатическим контактам, продолженным во времена Ивана Грозного, Бориса Годунова, Алексея Михайловича. В XVII веке в ознаменование крепнувших договорных и союзных отношений в Россию из Ново-Афонского монастыря была доставлена икона Иверской Божьей матери, в честь которой на Красной площади была возведена часовня, ныне восстановленная в одном из проходов между Манежной и Красной площадью5.
При Иване Грозном Россия вышла на кавказском направлении на рубежи открытого противостояния с Турцией и Персией. При Петре I это было оформлено в качестве стратегической задачи на создание плацдарма для расширения связей со странами Востока и поиска безопасных границ на юге империи6. Этому во многом способствовали окрепшие связи с представителями грузинских царствующих домов и особенно дружба Петра I с наследником кахетинского престола Александром. Возведенный в чин генерал-фельдцейхмейстера, Александр вместе с Петром путешествовал по Европе, участвовал в войне с Швецией, попал в плен под Нарвой. Умер в Стокгольме, но похоронен в Москве под алтарем Донского собора, где впоследствии была образована усыпальница многих грузинских военных и политических деятелей XVIII столетия7.
В конце царствования Петра I на берегах речки Пресни была заложена Грузинская слобода (в просторечье – “Грузины”), пожалованная находившемуся в изгнании царю Вахтангу VI. Там же была построена Георгиевская церковь, названная в честь младшего сына Вахтанга царевича Георгия, впоследствии генерала и “действительного камергера” при Елизавете Петровне. В 1785 году, незадолго до своей смерти, Георгий пожаловал Московскому университету 10 тыс. рублей, что было немало, если учесть, что такая же сумма запрашивалась для основания университета в 1755 году8.
В годы царствования Екатерины II Россия стала для Грузии реальной силой, при поддержке которой грузинские царства могли противостоять натиску Персии и Турции и обрести государственность. В Москву с Кавказа потянулись послы с просьбами о помощи и покровительстве, встречавшие позитивный отклик. Грузинские земли стали потенциальным союзником России и ее плацдармом в предстоявшей борьбе за Кавказ.
Последовавшие за этим шаги, основанные на использовании турецко-персидских противоречий, имели своей целью вытеснение Турции из районов Северного и Восточного Причерноморья, а Персии – с западного побережья Каспия. Приложившая большие усилия к расширению южных границ Российской империи Екатерина II считала при этом необходимым, чтобы российская политика на завоеванных землях “возобладала над жестокостями Турции и Персии”. Практика, однако, зачастую свидетельствовала об обратном – как справедливо подчеркивает известный исследователь истории Кавказа Я.Гордин, Россия многое теряла в значительной мере из-за “неумения и нежелания учитывать национально-психологические традиции тех, на кого была направлена экспансия”9.
В годы русско-турецкой войны 1768–1774 годов русские войска впервые появились в Грузии, вместе с грузинскими воинскими подразделениями они успешно вели военные действия в глубоком тылу Турции, что во многом способствовало победе России и заключению выгодного для нее Кучук-Кайнарджийского мира. И хотя в мирный договор была внесена специальная статья, согласно которой, по словам Екатерины, “были выговорены некоторые выгоды для грузинцев”, после ухода русских войск положение в грузинских землях оставалось крайне тяжелым из-за постоянных набегов горцев и давления Турции10.
В 1782 году правитель Восточной Грузии (Картли – Кахетии) талантливый государственный деятель и полководец Ираклий II обратился с просьбой принять Грузию под покровительство Российской империи. Соответствующий договор был заключен 24 июня 1783 года в Георгиевской крепости на Северном Кавказе, отсюда и название – “Георгиевский трактат”, согласно которому Грузия признавала над собой верховную власть и покровительство России, Россия же брала на себя обязательство защищать Восточную Грузию от внешних врагов и гарантировала невмешательство в ее внутренние дела11.
Но на первых порах с задачей этой она не справлялась – незначительный контингент находившихся на “кавказской линии” российских войск не смог противостоять нашествию Персии и разграблению в сентябре 1793 года основных районов и городов Грузии, в их числе Тбилиси и Мцхеты. Несмотря на неоднократные запросы “начальника кавказской линии” генерала Гудовича, подкрепления из России присланы не были, о чем писал Ираклий II Екатерине: “По трактату надеялись мы получить скорую помощь победоносными вашего величества войсками, но оные не подошли, и нас победили”12.
После смерти Ираклия II Грузия на основе подписанного Павлом I Манифеста была включена в состав Российской империи, что способствовало ее защите от экспансии Персии и Турции. Но одновременно она утратила свою государственность, грузинская православная церковь была лишена автокефалии, замедлилось формирование единой грузинской нации, многочисленные крестьянские восстания были потоплены в крови.
В то же время в рамках Российской империи было положено начало активному развитию экономики основных областей Грузии. Грузинская интеллигенция получила возможность приобщиться к европейскому образованию, многие ее представители вошли в высшую государственную и научно-культурную элиту России. И можно с уверенностью утверждать, что феномен сложившихся еще в конце XVIII века интеллектуальных связей, несомненно, оказал воздействие на всю последующую историю Грузии и российско-грузинских отношений.
Выдающийся грузинский ученый и мыслитель Н.Я.Марр в опубликованной в 1906 году “Истории Грузии” замечал: “Чтению и письму можно выучиться в недели, месяцы и годы, а культурными народы становятся лишь веками. Важна интенсивность умственного трения данного народа с образованными народами, широта проявления им восприимчивости к культурным успехам соседей… Культурная школа грузин была продолжительной и разнообразной. Грузины использовали ее не без успеха, временами блестящего”13.
В изданной в 70-е годы прошлого века в Тбилиси монографии Михэила Горгидзе14 рассказано о деятельности и судьбах множества его соотечественников, оставивших заметный след в истории России, ее государственности и культуры. Часто они принимали русские имена и фамилии, но сохраняли свой темперамент, активное желание принести пользу своей второй Родине.
Видной фигурой русской дипломатии XVIII века стал Сергей Лазаревич Лашкарев (Лашкаришвили, 1739–1814). Выходец из старинного грузинского рода, он прошел обучение в Государственной коллегии иностранных дел, владел, кроме грузинского и русского языков, итальянским, французским, греческим, персидским и армянским, что способствовало его дипломатической деятельности в качестве представителя России на Ближнем Востоке. Работая в русском консульстве в Константинополе во время русско-турецкой войны, он оказывал поддержку русским купцам, спасая их от расправы и отправляя под иностранными именами через Голландию в Россию, помогал греческим повстанцам, а также выполнял ряд важных секретных государственных поручений. Был консулом в Молдавии и Валахии, добившись права свободного вхождения русских судов в Дунай, а будучи назначен в мае 1783 года резидентом при крымском хане Шагин-Гирее, сумел убедить его отказаться от покровительства Турции и просить покровительства Екатерины II, что стало важным этапом на пути присоединения Крыма к России.
Успехи по присоединению Крыма были особо отмечены Екатериной: она вручила Лашкареву перстень из собственной шкатулки, а также покрыла его долг в 12 тысяч рублей. На ее вопрос, долго ли она будет покрывать его долги, он ответил: “До тех пор, сударыня, пока я не стану красть казенные деньги”, чего ему не позволяли титул дворянина и высокая личная порядочность.
Фамилия Лашкаревых, принадлежавшая старой петербургской грузинской колонии, впоследствии дала России видных деятелей в различных областях. Его потомком был видный советский физик академик В.А.Лашкарев15.
Из грузинской дворянско-княжеской знати вышла плеяда военачальников, в числе которых нельзя не упомянуть Петра Ивановича Багратиони, прославленного полководца русской армии, героя Бородина. Будучи учеником и соратником Суворова, Багратиони за тридцать лет военной службы принял участие в двадцати походах и множестве сражений. В 1805 году противостоял превосходящим силам наполеоновского маршала Мюрата, за что был награжден боевым Георгиевским крестом. Был тяжело ранен под Бородином, не покинул поля боя, но вскоре умер, потрясенный известием о сдаче Москвы французам16.
Сложно сложилась судьба другого представителя грузинской военной знати – Александра Гарсевановича Чавчавадзе (1786–1846), который в 1813–1814 годах участвовал в заграничных походах против наполеоновской армии и вместе с русской армией вступил в Париж. Затем он прослужил три года в Петербурге и, вернувшись на родину, занимал видные военные и гражданские должности, принимал активное участие в турецкой и персидской кампаниях. А.Чавчавадзе не мог до конца смириться с реакционно-шовинистическим отношением к Грузии, которое господствовало в официальных кругах России, о чем свидетельствовал изданный им “Краткий исторический очерк Грузии и ее положения с 1801 по 1831 год”. Это и послужило причиной его выхода в отставку в 1830 году, после чего он полностью посвятил себя литературной и общественной деятельности.
Выдающийся поэт и переводчик, сторонник предоставления Грузии больших свобод, он не различал общественной и литературной сфер своей многогранной деятельности. По мере того как он приобщался к русской культуре, он стал понимать, что существует Россия передовая, связанная с именем Пушкина, и Россия чиновничья, и многое сделал для сближения грузин с передовой частью российского общества.
Салон А.Чавчавадзе в Тбилиси и его имение в Цинандали были широко открыты для общения передовых людей своего времени, грузин и русских. В них бывали поэты Григорий и Вахтанг Орбелиани, Николоз Бараташвили, а также А.С.Пушкин и М.Ю.Лермонтов. А.С.Грибоедов породнился с семьей Чавчавадзе, женившись на одной из дочерей Александра – Нине, рано овдовевшей после гибели Грибоедова в Тегеране в 1829 году.
Наследие Александра Чавчавадзе имеет высокую значимость для современных грузино-российских отношений. Один из его прямых потомков, ныне ушедший из жизни академик Нико Чавчавадзе, в 90-е годы, несмотря на тяжелую болезнь, неоднократно приезжал в Москву и многое сделал для того, чтобы возвратить Россию и Грузию на путь добрососедства. “Грибоедов – зять нашей семьи”, – любил он повторять, вкладывая в эти слова понимание переплетения и родства народов России и Грузии.
В XIX веке расширился круг грузинской гуманитарной интеллигенции в центре русской культуры – Петербурге. Ее видные представители – члены упраздненной после присоединения Грузии к Российской империи династии Багратидов – Давид, Иоанн, Баграт и Теймураз – были широко известны как авторы многих работ в области истории, лингвистики, юриспруденции, физики. Ими были переведены на грузинский язык сочинения французских просветителей и множество трудов российских авторов, написана история грузинского государства, включая события, разыгравшиеся в тревожные времена ликвидации династии Багратидов и грузинской государственности17.
Во второй половине XIX – начале ХХ века с Петербургом была связана жизнь и деятельность многих грузинских писателей, поэтов, историков, философов. В их числе нельзя не упомянуть выдающегося писателя и общественного деятеля Илью Чавчавадзе, члена Государственного совета, автора ряда прогрессивных законов, сторонника расширения крестьянского землевладения и прав угнетенных национальностей. Одним из первых он высказался за отмену смертной казни. Изданная им в 1869 году повесть “Человек ли он?!”, по оценке современников, стала ярким произведением революционно-демократического содержания.
Илья Чавчавадзе трагически погиб в 1907 году. Выступая в Петербурге на вечере, посвященном его памяти, известный общественный деятель и ученый, член Государственного совета М.М.Ковалевский оценил его как “крупного общественного и политического деятеля, которого академическая группа в Государственном совете имела честь считать ближайшим союзником своих редко когда успешных начинаний”18.
В середине XIX века Кавказ оставался в эпицентре большинства войн, которые Россия вела на южном направлении. Будучи передовым рубежом российской военной политики и оплотом российского наместничества, Грузия не могла оставаться в стороне от происходившего. В то же самое время военные действия на Кавказе и формирование отношений с различными слоями кавказских сообществ не оставляли равнодушной мыслящую Россию и, несомненно, оказали свое воздействие на формирование общероссийского менталитета.
В России XIX века не было сколько-нибудь крупного писателя, политика, общественного деятеля, военачальника, дипломата, да и простого крестьянина или солдата, судьба которого так или иначе не пересекалась бы с “кавказской линией”. Позиции многих из них по “кавказскому вопросу” не укладывались в обычные схемы противопоставления: либералы (республиканцы) – консерваторы (монархисты). Многие из них были сторонниками демократических преобразований “для себя” и имперской политики твердой руки для “инородцев”, руководствуясь даже в сфере межличностных отношений понятиями “мы” и “они”. Иногда в одной и той же, подчас весьма значимой фигуре сочеталось и то, и другое, и третье, а у самых прогрессивных деятелей того времени при соприкосновении с кавказской проблематикой зримо проступало имперское начало.
Более чем полувековая Кавказская война нанесла тяжелый ущерб самой России. Согласно данным составителей изданного в 1901 году “Сборника сведений о потерях Кавказских войн”, с 1801 по 1885 год безвозвратные потери военнослужащих и мирного населения Российской империи, понесенные в результате боевых действий, болезней, гибели в плену, составили не менее 77 тысяч человек, “без учета истребленных горцев”(!)19. Что же касается военно-стратегического ущерба, то соперничавшие с Россией европейские державы, несомненно, использовали тот факт, что военные действия на Кавказе сковывали 200-тысячную русскую армию, и, по оценкам ряда исследователей, это стало одной из причин тяжелого поражения России в Крымской войне.
Отношение европейской общественности к методам ведения Россией кавказских войн и утверждения России на Кавказе было в те годы (как и сегодня) крайне негативным. Нельзя не упомянуть о том, что “черкесский вопрос” стал в середине XIX века в европейском общественном мнении символом сопротивления имперской политике России. В период польского восстания 1863 года по всей Англии развернулась деятельность комитетов борьбы за свободу Польши и Черкесии, проводивших прямые аналогии между судьбой польских повстанцев и кавказских горцев. А в день окончания Кавказской войны, 1 июня 1864 года, в Лондоне вышел с черной каймой специальный номер газеты “Free Press”, сообщавший “о конце Черкесии”.
Такого рода выводы подводили передовое российское общество к мысли о необходимости преодоления “кавказского синдрома” как условия нравственного очищения России. Совсем не случайно, что именно этим озаботился в конце своего жизненного пути Л.Н.Толстой, оставивший многие, казалось бы, более важные дела для написания своей последней повести – “Хаджи Мурат”. Будучи в свое время непосредственным участником кавказской войны, Толстой сумел в этой повести противопоставить высокое человеческое начало общей ожесточенности и с одной, и с другой стороны.
И здесь нельзя не заметить, что это чувство прикосновения к какой-то особой правде, “которая не принадлежит никому в отдельности, а всем людям вместе”, было тогда свойственно многим россиянам (русским), побывавшим в военных кампаниях на Кавказе либо участвовавшим в деятельности гражданской администрации в Тифлисе, и этим была во многом определена роль Кавказа и Грузии в формировании передовой мысли в России.
Не говоря уже о значении кавказской проблематики в творчестве Пушкина и Лермонтова, совместная история налагала свой отпечаток на творчество многих деятелей Золотого и Серебряного века русской культуры. Грузию часто посещал П.И.Чайковский, и в финале балета “Щелкунчик” им были использованы мотивы известной грузинской колыбельной. Грузинскую лирику переводили лучшие российские поэты, и, может быть, поэтому в творчестве Пастернака, переводившего лирические произведения Бараташвили, ощутим “грузинский акцент”.
О том, насколько глубоко мир Кавказа входил в самосознание русских людей, рассказывает любопытная история семьи брата императора Александра II, великого князя Михаила Николаевича, бывшего наместником на Кавказе в годы его правления. Мог ли думать великий князь, что его выросшие на Кавказе сыновья в детстве мечтали навсегда остаться в Тифлисе! Как впоследствии вспоминал один из них, “наш узкий кавказский патриотизм заставлял нас смотреть с недоверием и даже с презрением на расшитых золотом посланцев из С.-Петербурга. Российский монарх был бы неприятно поражен, если бы узнал, что пятеро его племянников строили на далеком юге планы отделения Кавказа от России”20.
ногие из либерально мысливших российских чиновников “вросли” в мир Кавказа, а главный центр наместничества, Тифлис, в свою очередь, поставлял России грамотных управленцев и высших военачальников. Одним из них был занимавший в середине XIX века достойное место в российских военных и правительственных кругах грузинский князь Джамбакур-Орбелиани, генерал-майор русской армии, под началом которого в Кубанском казачьем полку в молодости состоял князь Барятинский, сыгравший определяющую роль в завершении кавказской войны. Орбелиани происходил из древнейшего грузинского рода, основатель которого Бакур еще в V веке до н.э. переселился в Грузию из Китая. Рассказывали, что в молодости он был глубоко возмущен гибелью Пушкина и совершенно серьезно писал в Петербург своему знакомому: “Скажи убийце Пушкина, что меня в Петербург не пускает начальство, пусть сюда приедет, я его убью, как собаку…”21
В трудах российских авторов XIX века можно найти множество дружественных оценок в адрес политиков и просто жителей Грузии и Кавказа. Так, видный русский историк и этнограф В.Л.Величко, говоря об отношениях русских и грузин, замечал, что “нижние народные слои сближаются прекрасно, как два родственных стихийных начала… в армии русские также теснее сходятся с грузинами, а генералы из грузин популярны среди русских солдат”22.
Сказанное, разумеется, не означало, что на Кавказе царила обстановка всеобщего согласия и мира. Ликвидация прежней системы управления сопровождалась введением русской администрации, судопроизводство и делопроизводство были переведены на русский язык. Посты администраторов и чиновников занимали преимущественно русские, и, как об этом свидетельствуют многочисленные источники, возможности легкой наживы, бесконтрольного обогащения и быстрого продвижения по службе привлекали различного рода авантюристов, нередко уже запятнанных злоупотреблениями, или же просто мздоимцев. Цитируя воспоминания одного из современников, известный кавказовед А.В.Фадеев писал: “Кавказ был убежищем и сборным пунктом разных пройдох и искателей средств вынырнуть из грязи или из неловкого положения”23. Приезжавших на Кавказ чиновников привлекала также специальная поощрительно-льготная система – возможность быстрого повышения в чинах, получение дополнительных льгот и вознаграждений. В дальнейшем все это приняло широкий размах, не способствуя уважению местного населения к российскому чиновничьему сословию.
В конце XIX – начале ХХ века Кавказ периодически потрясали социальные и национальные волнения, что, с одной стороны, склоняло Петербург к проведению половинчатых реформ управления, с другой же – порождало стремление к централизации. В феврале 1905 года был издан императорский указ “О восстановлении должности Наместника Кавказского”, ранее упраздненной. Грузия в этих условиях становилась одним и важных центров национальных движений, подрывавших основы Российской империи и ставших существенным фактором катастрофы октября 1917 года.
Но в сознании образованных слоев российского общества отношение к Кавказу и Грузии оставалось таким, каким оно сформировалось на протяжении длительной совместно прожитой истории. И не случаен тот факт, что после октября 1917 года многие передовые деятели русской культуры обосновались в Тбилиси в поисках убежища от кровавой российской смуты.
***
Годы совместного пребывания России и Грузии в составе СССР также нельзя оценивать однозначно. Договор о признании независимости Грузии от 7 мая 1920 года был в 1922 году нарушен большевиками, с необычайной жестокостью было подавлено восстание 1924 года. В этом, однако, нет вины народов России, как неповинны грузины в кровавых сталинских репрессиях, от которых пострадали все. В годы Отечественной войны против гитлеризма сражались и русские, и грузины. А послевоенные годы были отмечены развитием творческих контактов российской и грузинской интеллигенции, подъемом грузинской литературы, театра, кинематографа, никогда не оставлявших россиян равнодушными.
В годы тоталитаризма и сталинского произвола на грузинской земле родился один из самых известных и уважаемых ученых-философов ХХ века – Мераб Константинович Мамардашвили (1930–1990). Как он сам об этом писал, он родился в городе Гори, там же, где и Сталин, “очевидно, во искупление его злодеяний”. Мераб Мамардашвили окончил Московский университет, долгое время жил и работал в московских академических институтах, а также в Чехословакии, где он встретил глубоко созвучную ему по духу “пражскую весну”. И все же он считал свой жизненный опыт нетипичным. По его признанию, он “легче находил общий язык с европейским типом людей” и полагал, что “в интеллигенте достоинство нельзя отделить от его убеждений”24.
***
Сегодня российско-грузинские отношения подвергаются испытанию, пожалуй, самому серьезному в истории. Во многом это результат тех драматических событий, которыми сопровождался распад СССР, – возникновение политико-этнических конфликтов и агрессивного сепаратизма, поддержанного носителями имперской идеологии, российскими псевдопатриотами – военными и политиками. В памяти нынешнего поколения остался тяжелый след апрельских событий 1989 года в Тбилиси, когда демократические силы Грузии одними из первых выступили против попыток ползучего коммунистического реванша. И именно в Грузии, где стремление к укреплению зарождавшихся демократических начал сочеталось с нараставшей борьбой за расширение национальных и гражданских свобод, центральное советское руководство решилось впервые пойти на крайние меры военного насилия, повлекшего за собой человеческие жертвы в ночь на 9 апреля 1989 года. А после распада СССР часть российских политиков и военных продолжила эту линию, поддержав сепаратизм грузинских автономий Абхазии и Южной Осетии. Условия для этого создавала нестабильность в отношениях между центром и регионами, усугублявшаяся националистическим курсом президента Звиада Гамсахурдиа.
После вооруженного конфликта 1992–1993 годов, в ходе которого на стороне сепаратистов выступили российские воинские соединения, сложилась тупиковая ситуация. Периодические заявления Москвы о необходимости соблюдения территориальной целостности Грузии не подтверждались выполнением достигнутых договоренностей, а в ряде случаев и нарушались (выведение Абхазии и Южной Осетии из установленного Москвой визового режима, приватизация российскими гражданами собственности на их территориях и др.). Сама же Грузия потеряла транспортные коммуникации, связывавшие ее с Россией, что и послужило одной из главных причин неудавшихся реформ и глубокого кризиса экономики. Неудивительно поэтому, что политический компас Грузии, как, впрочем, и других республик Южного Кавказа, все больше склоняется к сотрудничеству с НАТО и ЕС, российская же сторона, не прилагая реальных усилий к урегулированию “замороженных” конфликтов, пытается продлить пребывание на грузинской территории своих воинских подразделений и с возрастающим недоверием следит за расширением сотрудничества Грузии, как, впрочем, и других республик Южного Кавказа, с США.
Что же дальше?
Приход к власти в Грузии президента Михаила Саакашвили и его сторонников ознаменовался серией масштабных манифестаций и внушающих надежду обещаний. Первая часть инаугурации нового президента состоялась в Кутаиси, в храме Гелати, где покоится прах грузинского царя Давида IV Багратиони (Строителя), объединившего в конце XI – начале XII века грузинские земли и создавшего мощное по тем временам государство. В грузинских СМИ не случайно упоминалось также, что Давид Строитель именовался “царем абхазов и грузин”.
Уставший от затяжного кризиса народ избрал нового руководителя впечатляющим большинством (97%) голосов, и высокий постреволюционный рейтинг деятелей “бархатной” или “розовой” революции может обеспечить ее инициаторам победу также и на предстоящих парламентских выборах. Однако такой сногсшибательный вотум доверия имеет, по мнению некоторых грузинских политологов, кроме положительной, также и отрицательную сторону, в некотором роде опасную. Люди ждут радикальных перемен, хотят всего сразу и как можно скорее и, кажется, все без исключения надежды связывают с одним человеком, которого называют “просто Миша”25. А если чуда не произойдет?
Конкретная программа предлагаемых реформ пока еще неясна. Основной упор сделан на борьбу с коррупцией, в том числе и в ближайшем окружении экс-президента Эдуарда Шеварднадзе, вплоть до ареста банковских счетов его семьи. Ход эффектный, особенно в условиях массового обнищания населения, но решит ли он наиболее острые для страны проблемы подъема производства, в том числе и в важнейшей для страны агропромышленной сфере? Будет ли он способствовать восстановлению разрушенной войнами инфраструктуры и железнодорожного сообщения с внешним миром, обеспечению страны энергоресурсами, наращиванию экспортного потенциала и поиску стабильных рынков сбыта?
Уже сейчас грузинские политологи с известной долей скепсиса оценивают результаты борьбы с коррупцией: “Всех посадить все равно не удастся, поэтому что-то кому-то будет прощено. И прощено будет больше всего тем, кто больше способствовал победе революции” (Д.Дарчиашвили, сотрудник НПО “Кавказский институт мира, демократии и развития”)26. Что же касается подъема экономики, то директор Института экономического развития Н.Орвелагишвили прямо заявил, что с такой командой, с какой пришел к власти новый президент, вряд ли за короткие сроки можно добиться реального экономического роста в стране27.
К этому же сводятся западные комментарии по поводу отношения к происходящему руководителей международных финансовых институтов, на данном этапе готовых оказать финансовую помощь Грузии: если первые транши будут потрачены с умом и честно, помощь продолжится, если нет, кредит будет быстро потерян.
В выступлениях нового президента – и до, и после избрания – просматривается идея Грузии как “государства этнических грузин”, основанного на мобилизации этнонационального ресурса. В недавние времена этот “ресурс” широко использовался Звиадом Гамсахурдиа (его памятный лозунг “Грузия для грузин”), и известно, к чему это привело. Поэтому можно лишь согласиться с позицией тех российских экспертов, которые считают более рациональным и соответствующим духу времени переход от концепции “Грузия для грузин” к идее “Грузия для граждан Грузии”28. И здесь уместно напомнить, что именно эта идея была заложена в название партии Э.Шеварднадзе “Союз граждан Грузии”.
Начиная свою деятельность с критики предшественника, легко потерять нити преемственности между прошлым и будущим. В интервью “Радио Свобода” известный грузинский политический деятель Нико Лекишвили, бывший в 1995–1998 годах государственным министром, указал на то, что после 1995 года в Грузии началось активное продвижение экономических реформ, была введена частная собственность на землю. Но отсутствие стабильных рынков сбыта и особенно транспортных коммуникаций с Россией, основным потребителем грузинской агропромышленной продукции, негативно сказалось на развитии грузинской экономики. К тому же, замечает Лекишвили, “мы оказались под очень жестким энергетическим давлением наших соседей”. Сказалась и система управления, замкнутая на президента, вокруг которого оказалось много коррупционеров. И тем не менее, по оценке Лекишвили, “Эдуард Шеварднадзе очень много сделал для Грузии, для демократии, и его большая заслуга в том, что все так закончилось” (имеется в виду финал “розовой революции”. – Авт.).
В последние годы Грузия оказалась в фокусе противоречащих друг другу интересов России и США. Предметом обсуждения стали и кризисное состояние грузинской экономики, и проблемы российского и американского военного присутствия, и настоятельная необходимость восстановления территориальной целостности страны. По-прежнему остается множество связанных с подготовкой “розовой революции” вопросов, на которые еще не получены ответы. Каким образом и при чьей поддержке в регионах Грузии создавались комитеты гражданского неповиновения и кто консультировал лидеров оппозиции? Известно, что американский посол Ричард Майлс, прибыв в Тбилиси, наладил контакты с оппозицией, дав понять, что считает своим первым делом подготовку к смене власти. Не случайно и то, что для консультаций по подготовке свободных выборов летом 2003 года Тбилиси посетил Дж.Бейкер, и произошло это вскоре после прихода на грузинский энергетический рынок российских “Газпрома” и РАО “ЕЭС России”, существенно улучшивших энергоснабжение страны, что могло бы стать позитивным вкладом в улучшение российско-грузинских отношений.
Но к этому времени на уровне обыденного сознания грузин, ранее всегда открытых и доброжелательных к России и русским, уже стали формироваться негативные стереотипы России как страны, из-за которой Грузия потеряла Абхазию и Южную Осетию, страны, которая бомбила Панкиси и временами угрожает Грузии. И, как справедливо заметил в опубликованном в “Независимой газете” комментарии Сергей Бунтман, после всего этого отношения с Грузией придется выстраивать заново – теперь в урну летит не Советский Союз и не СНГ, а Георгиевский трактат. Нужно начинать все со времен царя Ираклия29.
Не исключено, что России и впрямь придется расплачиваться за “двойные стандарты” своей политики в отношении Абхазии и Южной Осетии. В частности, очень опасным для нее представляется сценарий, недавно опубликованный интернет-изданием “Абхазия наш дом”: рано или поздно Грузия с помощью США создаст боеспособную армию и попытается силой решить проблемы непокорных территорий. И Россия окажется перед выбором: либо, наконец, вывести свои войска и бросить на произвол судьбы сепаратистов, либо вновь воевать, при этом рискуя вступить в серьезнейшую конфронтацию с США и объединенной Европой30.
Осуществление такого рода катастрофического сценария представляется маловероятным, но полностью не исключенным. Его альтернативой могла бы стать совместная с США поддержка политического проекта, предусматривающего федерализацию Грузии при безусловном соблюдении ее территориальной целостности и распространении ее юрисдикции на мятежные автономии. Россия могла бы выступить гарантом невозобновления военных действий, и тогда присутствие российских миротворцев в регионе обрело бы смысл. Тем более что стратегическая опора на Грузию необходима России для сохранения и упрочения ее позиций на Кавказе.
В целом же нельзя не учитывать, что в условиях растущей взаимозависимости мира и наступивших на рубеже тысячелетий кардинальных сдвигов в системе международных отношений появление западного вектора в политике стран Южного Кавказа, в их числе и Грузии, неизбежно и закономерно. В свою очередь, это может стать и уже становится основой для соприкосновения и конфронтации в Кавказском регионе интересов России и стран Запада, прежде всего США. В ходе своего январского (2004 г.) визита в Грузию и Россию госсекретарь Колин Пауэлл заявил об отсутствии у США намерения размещать в Грузии военные базы и о готовности помочь России в деле их ликвидации. Грузия должна развиваться по пути демократии и рыночных реформ, а Россия и США должны “не соперничать, а сотрудничать”, подчеркнул госсекретарь.
И здесь трудно не согласиться с утверждением о том, что на этапе своих внутренних перемен Грузия стала “лакмусовой бумажкой”, на которой проверяется на прочность вся конструкция российско-американского партнерства. Москва хотела бы не только закрепить Грузию в сфере своего влияния, но и добиться от США фактической поддержки своего доминирования в Кавказском регионе. Вашингтон же, имея в виду перспективы реализации своих интересов, идет по пути поддержки реальной независимости и территориальной целостности Грузии, создания условий для развития рыночной экономики. В этих условиях, по оценке Пауэлла, выход на новые горизонты сотрудничества Россия–США затруднен, “пока между ними существует и даже расширяется ценностный разрыв”31.
Возможности США воздействовать на политическую ориентацию нового грузинского руководства несомненны, как не вызывает сомнений заинтересованность западных монополий в обеспечении безопасности проходящего через территорию Грузии нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан. Более сложным остается вопрос об обеспечении реформируемой грузинской экономики наиболее стабильным российским рынком и восстановлении территориальной целостности Грузии. С новыми грузинскими руководителями по всему этому кругу вопросов значительно труднее будет договориться, но это предстоит сделать, выдвинув в качестве широко понимаемой задачи восстановление стабильности в Грузии и Кавказском регионе в целом. Реализация этой задачи могла бы объединить усилия всех заинтересованных сторон – России, Грузии и США, но для этого необходимы разумные и неотложные шаги навстречу друг другу.
1 Владимир Лукин. Диалог глухих // Новые известия, 24 июля 2003.
2 Избр. соч.: В 2 т. Т. II. М., 1978. С. 620, 631.
3 Афранд Дашдамиров. Идеологические проблемы межкавказских отношений. Баку, 2001. С. 12.
4 Кавказ и его герои. Святыни, богатства и народы. СПб., 1902.
5 Б.Андроникашвили. Страницы прошлого читая. Тбилиси, 1987. С. 5.
6 История внешней политики России. XVIII век. М., 1998.
С. 54–55.
7 Б.Андроникашвили. Указ. соч. С. 18.
8 Там же. С. 51.
9 Я.А.Гордин. Россия в Кавказской войне. Исторические чтения. Звезда. СПб., 2000. С. 7.
10 Б.Андроникашвили. Указ. соч. С. 168–169.
11 История внешней политики России. XVIII век. С. 162–163.
12 Б.Андроникашвили. Указ. соч. С. 193.
13 Н.Я.Марр. История Грузии. СПб., 1906. С. 15–16.
14 Михэил Горгидзе. Грузины в Петербурге. Страницы летописи культурных связей. Тбилиси, 1976.
15 Там же. С. 63–69.
16 С.Б.Окунь. Очерки истории СССР. Л., 1956. С. 276.
17 М.Горгидзе. Указ. соч. С. 114.
18 Там же. С. 274.
19 Д.Веденеев. 77 тысяч. “Родина. Россия на Кавказе”. С. 109.
20 Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. Париж, 1933. С. 23.
21 1871 год. Русский – грузинам. По случаю смерти князя Джамбакур-Орбелиани. 1871 год.
22 В.Л Величко. Кавказ. Русское дело и международные вопросы. СПб., 1904. С. 51.
23 А.В.Фадеев. Россия и Кавказ в первой трети XIX века.
М., 1960. С. 242–243.
24 Мераб Мамардашвили. Мой опыт нетипичен. СПб., 2000.
С. 385–386.
25 IWPR, London. Caucasus Reporting Service № 213, 12.01.2004.
26 Там же.
27 Там же.
28 С.Маркедонов. Узаконенная нелигитимность // Московские новости, № 2, 23–29.01. 2004.
29 Сергей Бунтман. Довольно надувать щеки // Независимая газета, 16.01.2004.
30 www.abkhazeti.ru. 16.12.2003.
31 Е.Берлин. В Америке Пауэлла похвалили за жесткость // Независимая газета, 28.01.2004.