Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 9, 2003
Лондон.
Национальная галерея
ТИЦИАН
19 февраля–
18 мая 2003
Лондонская национальная галерея продолжила в этом году свой беспримерный проект ретроспекции великих художников, начатый два года назад выставкой Вермеера.
(“Вестник Европы” писал о ней. См. т. 4 за 2002 г.)
Вермеер Дельфтский, чьи редкие работы рассеяны по миру, предстал тогда во всей мощи и блеске знаменитого вермеерского света.
Такого рода выставки уникальны, потому что почти невозможны – шедевры стоят баснословных денег, переговоры об их передаче на выставки ведутся годами и сопряжены со сложнейшими условиями контрактов, для них существуют очень жесткие условия хранения и перевозки, не говоря уж о баснословных суммах страховок, – и все равно перелеты по миру создают риск, который не может компенсировать никакая страховка.
И все-таки такие выставки время от времени происходят, слава Богу. И творчество мастеров, пусть не во всем, но в достаточно большом объеме представленное сразу и вместе, только и позволяет оценить его свежим глазом, увидеть в реальном значении и историческом масштабе. Да, конечно, искусствоведы и ценители ведут свое паломничество по музеям мира, составляя свой и “воображаемые музеи”, как говаривал Мальро. Вермеера можно увидеть в Дрездене и Берлине, Лондоне и Вене, Амстердаме и Франкфурте, Париже и Нью-Йорке…
А Тициана – во всех, наверное, хороших музеях мира.
Выставка Тициана только что закрылась в Лондоне.
Здесь были представлены 43 работы из Лондона, Берлина, Вены, Уффици и Венецианской Академии, Эрмитажа и Лувра, Прадо, Эдинбурга и Нортумберленда, Оксфорда и Неаполя. Из мировых музеев и даже частных коллекций. Увидеть такого Тициана могли только единицы за долгие годы паломничества по музеям, а увидеть вместе – никто.
Абсолютно уникальной оказалась экспозиция картин на мифологические сюжеты, выполненных Тицианом для камерино (“комнатки”) в замке герцога Ферарского Альфонсо д’Эсте… Одну из картин для камерино написал прежде Джованни Беллини. Тициан сделал три (одну по рисунку фра Бартоломео). Почти через четыреста лет работы эти собрались в едином контексте и так, вероятно, и будут теперь восприниматься.
Лицо выставки составили две работы – они были на плакатах и постерах, развешанных по всему Лондону. На стенах домов и красных автобусных бортах: прекрасная девушка “Флора” из Уффици и юноша, почти еще мальчик, “Рануччо Фарнезе”, из вашингтонской Национальной галереи.
Процитирую собственное давнее эссе о Тициане – о портрете Рануччо Фарнезе.
Удивительное дело, но мы с ним встречались, когда он приезжал в Москву много лет назад на выставку картин из музеев Америки.
“Портрет Рануччо Фарнезе, написанный в темной гамме – он с веками почернел. Вглядываешься – совсем мальчик. И румяное лицо выплывает из темноты, с которой почти слился плащ Мальтийского ордена. Нам помогут осветители телевидения получше рассмотреть его. Вот так. Теперь видно, что фон не черный, а серый, а черный плащ с Мальтийским крестом, обволакивая фигуру, не растворяет ее в черноте фона, а, напротив, подчеркивает мальчишескую беззащитность вновь обретенного кавалера Мальтийского ордена. Мальчику славного рода Фарнезе двенадцать, он уже приор и посвящен Богу, в четырнадцать лет он станет кардиналом, как и старший брат, надо торопиться, потому что отпущено ему всего тридцать пять лет, хотя он этого не знает. Но пока ему двенадцать, и никакие регалии не могут скрыть этот возраст, розовые прозрачные уши, румянец щек, готовых к улыбке, и не по-детски любопытные и холодноватые глаза”.
***
Тициан прожил очень долгую жизнь, работал и в глубокой старости и жил бы, может, до сих пор, если бы не умер вместе с сыном и множеством венецианцев страшным чумным летом 1576 года, когда из каналов воняло смертью.
Начинал как подручный – эпигон и продолжатель несравненного Джорджоне, у которого перенял, по утверждению Вазари, манеру, а кончил тем, что создал большой стиль живописи, выходящий за рамки и Венеции, и Италии, и даже всего Возрождения. К старости его портреты стали проникновенны, как романы, впрочем, до Рембрандта оставалось совсем недолго.
Мне повезло этой весною увидеть много разного Тициана. На этой выставке в Лондоне, в марте, и потом в мае в Венеции и Риме.
Незабываемое “Введение Марии во храм” над дверью Венецианской академии рифмуется, конечно, с величественным Вознесением Мадонны над алтарем в венецианском соборе Санта Мария Глориозо деи Фрари.
В соборе этом, как мало где, почти физически ощущаешь мощь духовной концентрации, сосредоточенной и удерживаемой здесь и молитвенными подвигами, и усилиями веры и таланта Паоло Венециано, Бартоломео Виварини, Джованни Беллини, Тициана Веччелио и многих других мастеров, работавших для этой церкви Богородицы.
Здесь Тициан и покоится.
Он был одним из немногих живописцев, сделавших большую карьеру. Император Карл V (портреты которого Тициан писал несколько раз) пожаловал ему графский титул. Полный титул его был такой: “Граф Латеранского двора, член императорского двора и Государственного совета с титулом пфальцграфа, рыцарь золотой шпоры с мечом и цепью”. Он сам придумал свой герб: медведица, облизывающая собственное чадо, и девиз: “Искусство сильнее природы”.
В этом был и вызов, и некоторое дерзкое, свойственное времени представление о человеке как наместнике Бога на земле, единственном, кроме Бога, имеющим право Творить.
Без этого понимания невозможна и сияющая Венеция, и гордая Флоренция, и купол Святого Петра в Риме, и творение Микеланджело – Сикстинская капелла с ее все еще Страшным Судом.
В наше постмодернистское, может, уже и постпостмодернистское время высокая классика кажется еще не классикой, но уже и не архаикой, иногда пугающе близко приближаясь к нам, таким суетно современным.
Виктор Ярошенко