Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 10, 2003
Сом Как черная дыра - осклизлый этот сом усами вписывает вкрадчивые взмахи в движение воды - и ходит колесом, и дышит вкруг своей возлюбленной коряги. Сам Сабанеев бы не пожалел бумаги, чтоб описать, как он - движенью в унисон - вдруг жабры навострил, повел хвостом во мраке и замер, как свинья, клонясь от счастья в сон! И так протянут он, как будто скользкий мост от преисподней тьмы аж до вселенских звезд, восславив Н2О, в той смуте бытия, в которой тайный смысл и жизнь идет своя, вбирая облака, что спят над головой, как розовая тень всей жизни мировой... Ностальгия Гололед - ну, такой спотыкач, что ломаются ребра и пальцы, и скользят по руинам, хоть плачь, погорельцы, лишенцы, страдальцы... Ты подставь под оглоблю плечо, и подумай при адовом юзе, что не раз доведется еще пожалеть о Советском Союзе... Стихи без начала всё-то страданье под звездами зимними, в мартовских заводях розы бензиновые, все-то веселье по блочным окраинам, песнями поминальными раненым... Все-то сердечная тяга к возлюбленным, в будущем где-то нами загубленным... Ломится в сердце, все длится и тянется горькое это - прекрасное таинство. Жизнь моя грешная немолодая. Родина снежная. Мама седая. Все-то дорога да хвоя сосновая. Время огромное, время суровое... Нежность украдкою, вьюги над Волгою - самое краткое, самое долгое... Европа Статуи в патине - зелень и желчь, вьются потёки на голом, бронзу не просто столетиям сжечь молнией или глаголом... Сифилис времени... Выставлен счет маршалам и королевам, и ядовитая зелень течет по носоглоткам и зевам... В Риме, в Париже ли, etcetera - статуи травлены ядом, это идет мировая игра перед вселенским распадом... Ты замираешь, растерян и нем: пряча слепые глазницы, млеко зеленое Ромул и Рем пьют из сосков у волчицы... И над старинной Европой Луна светится, как спирохета, зелень сочится и плещет волна - Сена ли, Волга ли, Лета... 1993-1997 Что-то деется впотьмах? Просто кончилась эпоха, и поэтому в умах - чепуха и суматоха... А когда-то просто так беззаботно водку пили и романтиками были, да остался пух и прах от отчаянных времен, от всемирного пожара, от торжественных знамен и от прочего угара. Но сквозь уголья - нет-нет! - пробегая между нами вдруг прорвется тайный свет и невидимое пламя... Это ярко - как Матисс! Вровень Баху или Богу - неуместный романтизм в криминальную эпоху. Берег Мы стоим на песке, он шуршит, как бездонное время, он хрустит и скрипит, до кости ущемленный песок... Замерев от тоски, мы влачим непосильное бремя человеческой жизни в развалах великих эпох... Этот берег гудит, сквозняками навылет продутый, мы стоим на песке, за собою не зная вины, и пускай на березе хрипит кружевной репродуктор и бездомное эхо сливается с плеском волны. Мы стоим на песке. Он воистину наш, этот берег, сквозь туманы сочится густая заря, словно сок, снова хочется жить, снова хочется плакать и верить в час, когда под ногой расступается вечный песок. Граненая ода Миллионы и миллионы - Крепостные и господа Возлюбили стакан граненый, Не разлюбленный никогда... При царизме и коммунизме Русь, сжигаемая дотла, При тотальной дороговизне Эту горькую дрянь пила. Ты и сам - раскрывая скобки! - Обдирался о все углы, Пил из рюмки и пил из стопки, Из горла и из пиалы... А с утра осмотрись по пьяни - В душах хлюпает таракань... Это тонет в родном стакане Приблатненная Лебедянь... Ты уже не Россия. Где же твой лебединый стан? Где твой новый мессия? Поглядите в кривой стакан. У последнего встав предела, Не ревную и не скорблю. За помятое жизнью тело И бессмертную душу пью... (7 июня 1995 - в автобусе в 8 ч. между домом и метро Планерная) Вот чудесная женщина, но у нее нет уже никакой перспективы, хоть крахмально хрустит кружевами белье и глазища смертельно красивы. Вот мужик, молодой и вполне деловой, полон силы и полон надежды, он и знать не желает о том, что его расстреляют в субботу в подъезде... Незаметно реальность меняет черты, поражая своей простотою, и уже ты стоишь у последней черты, а скорее всего - за чертою... Я скоро стану стариком, и остро в горле встанет ком, что ты в больнице, а не дома, такой дурак, такой бедняк, но все же, господи, не рак, а язва или аденома... Теперь живи - иллюзий без, наперекор, наперерез, но волею не бога - черта: вся жизнь - химический процесс, да, этот мир придумал бес, дерьмом полна его реторта!.. Природа все-таки глупа - готовит старикам гроба, когда бы ими восхищаться, носить с любовью на руках, хотя б за то, что знают, как на свете жить или прощаться. Ты собирался долго жить, и горевать, и ворожить, приняв за чистую монету весь этот мир, весь этот мрак, где глаукома или рак, - ну а зачем? ответа нету... Я скоро стану стариком, об этом ведаю тайком, что вскоре мне взметнуться дымом в родное небо, но о том, что близко с вечностью знаком, не признаюсь своим любимым.