Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 7, 2002
Без этического консенсуса весь европейский процесс объединения утрачивает свою ценность. Ни экономическое объединение, ни унификация валюты не смогут поправить положение. Хотя важно и это: в течение двух недель моего пребывания в отпуске на швейцарско-итальянской границе в Швейцарии приходилось рассчитываться во франках, а в Италии можно было вновь платить в евро. Однако когда сознание не поспевает за развитием, любое удобство или неудобство становится бессмысленным. На самом деле оно должно опережать развитие. Но равновесие между ними давно утрачено.
Удастся ли нам вмешаться в этот процесс, вдохнуть душу в этот все более и более разбухающий экономический колосс?
Великий европеец Жак Делор давно понял, насколько это важно. “Европе не хватает сердца и души”, – заявил он в начале 90-х годов прошлого столетия. Пять лет он боролся за то, чтобы Европейский союз разработал собственную программу, обеспеченную собственными средствами, под названием “Европе – душу”. Она проводилась четыре года. Затем средства были быстро изъяты на другие бюджетные цели.
Жак Делор в своих усилиях возлагал особую надежду на церкви и религии, на объединения, которые мировоззренчески воспринимаются серьезно, как гуманистический союз. Но большинство отвергло его усилия наделить Европу душой.
Хотим ли мы сегодня, хотя бы отчасти, выступить как представители церкви?
Мои выводы продиктованы фундаментальной позицией.
Евангелические академии несут особую ответственность в работе Евангелической церкви Германии. Одной из решающих причин этого является моральная несостоятельность церкви в т.н. Третьем рейхе. В те годы церковь в основном вынуждена была отстаивать свое собственное существование. Немецкие христиане, осознавая свою миссию как принцип, оказывали ожесточенное сопротивление, однако когда речь заходила об общественных вопросах, церковь отвечала удивительным безмолвием. Ни один из ее представителей не вступился за евреев, а также за цыган. Она добровольно отдала на заклание большинство душевнобольных. Когда Гитлер напал на Советский Союз, Евангелическая церковь послала даже поздравительную телеграмму, в которой благословляла его на вскрытие этого “нарыва на теле Европы”.
В 1945 г. церковь осознала, насколько низко она пала. Это не должно больше повториться. Поэтому в лице евангелических академий она создала инструменты, которые, будучи на стыке церкви и общества, были призваны стать глазами, ушами, голосом церкви, с тем чтобы чутко отзываться на общественное развитие и внятно выражать позицию церкви. Эта задача, стоящая перед евангелическими академиями, стала определяющей в моих действиях. В 1996 году в академии Мюльхайма мы основали фонд с названием “Европа с человеческим лицом”. Он был призван поддерживать усилия по развитию Европы демократической, социальной, ориентированной на укрепление семьи и защиту окружающей среды.
Мы выбрали это название, ибо видели, что Европе угрожает и будет угрожать опасность потерять лицо, т.к. слишком различные силы пытаются наложить на него свой отпечаток. Поэтому своей задачей в Мюльхайме мы считали постановку вопроса о человеческом лице Европы, последовательное выявление ценностей, важных для Европы с точки зрения государств Западной, Центральной и Восточной Европы. Но фонд в Мюльхайме давно прекратил свое существование. Его постигла участь усилий Жака Делора.
Я не хотел сдаваться. По приглашению епископа Клауса Валленвебера в 1997 году я, в то время уже пенсионер, приехал сюда, в Горлиц, как почетный руководитель исследований. Наряду с созданием внешней структуры академии, я должен был привнести опыт сотрудничества с Центральной и Восточной Европой. Результатом этого было то, что руководство церкви указало, что это сотрудничество должно стать первым из пяти главных вопросов плана работы нового руководства академии. Итогом явился семинар “Европа без ценностей – бесполезная Европа”.
Если Европе суждено будущее во все разрастающемся обществе, она должна осмыслить основополагающие общие ценности, создать этически принципиальный консенсус.
Основополагающий консенсус
В качестве необходимого основополагающего консенсуса для одухотворенной Европы я обозначаю:
СПРАВЕДЛИВОСТЬ НА ОСНОВЕ ПРИМИРЕНИЯ – РЕАЛЬНЫЙ И ЗАКРЕПЛЕННЫЙ МИР – ПЛАНЕТА, СОХРАНЕННАЯ ДЛЯ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ.
Прежде чем обосновать, почему я постулирую это в качестве ценностей, следует сделать несколько замечаний по поводу самих ценностей и того, как я пришел к этим ценностям.
Ценности приобретают свой смысл лишь во взаимосвязи, ни одна ценность не обладает абсолютной значимостью сама по себе. Это должны знать также политики, которые теперь в предвыборной борьбе за голоса вновь объявляют: “Если вы отдадите голос за нас, то старые добрые ценности вновь займут свое место как ориентиры, такие, как:
ПРИЛЕЖАНИЕ – ЧИСТОТА – ДИСЦИПЛИНА – ПОРЯДОК – ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ.
Мы придаем им значимость и демонстрируем молодежи, где они утверждаются”.
Педагог Бернгард Дресслер утверждает, что было бы странным возражать против подобных сильных постулатов, такого человека немедленно заподозрили бы в том, что он утверждает своекорыстие, леность, недисциплинированность, беспризорность, что он – безотцовщина. “Он указывает на то, что добродетели сами по себе никогда не представляют ценность… а могут быть использованы как инструмент. Положение, что с помощью ложных добродетелей можно управлять концентрационным лагерем, справедливо теперь, как и прежде”.
Ценностям следует придать двоякую направленность, так чтобы они смогли найти свое место в ценностном консенсусе. Они должны быть ориентированы на действие и на окружающих.
Сказанное можно пояснить на двух примерах, которые имеют очень важное значение, – верность и правда.
Как может быть извращена верность – очевидно. Эсэсовцы начертали это на своих пряжках: “Моя честь – верность” (Meine Ehre heist Treue). Во имя этой верности одному человеку были жестоко замучены и убиты многие миллионы людей. Та же присяга на верность Гитлеру, которую давал вермахт, удержала большинство офицеров от выступления против Гитлера, от участия в покушении на него 20 июля 1944 года. Они выполняли преступные приказы Гитлера вплоть до самого конца.
Это отнюдь не исключения. Верность ни в коем случае не может рассматриваться как абсолют в элите/семье, а также браке. Всегда следует спрашивать: что означает верность одному для моего ближнего?
Точно так же обстоит дело с правдой. Дитер Бонхофер в своей “Этике” в главе “Что означает правда?” приводит следующий пример.
Учитель спрашивает ученика перед всем классом: “Ну, твой папа вчера снова был пьян?” Это соответствует действительности. Ученик, однако, отвечает: “Нет, мой папа не был пьян”. Солгал ли ученик? Дитер Бонхофер говорит: “Нет”. Он взял на себя ответственность как человек, близкий отцу. Учитель же своим немыслимым поведением извратил правду.
Ценности приобретают свою действительную значимость или незначительность лишь во взаимосвязи. Для меня первопричина этого кроется в том, что каждый человек создан по образу Бога.
В Ветхом Завете это сказано в самом начале: “Бог создал людей по своему образу. Он создал их как мужчину и женщину”. Как мужчину и женщину. Это означает: тождество заключается во взаимосвязи. Лишь через женщину я становлюсь мужчиной, через ребенка отцом, через ученика учителем. В противопоставлении БЛИЗКИЙ–БЫТЬ воплощается мое человеческое бытие. Я образ Бога. По нему я создан. Я могу это исказить, выродиться в урода тогда, когда не воспринимаю серьезно другого, который также является образом Бога, лишаю его достоинства, как тот учитель, который перед всем классом спросил ученика: “Твой отец опять вчера был пьян?”
Из этого подобия Богу, которое стремится воплотиться в отношении к окружающим, непосредственно вытекает ключевое положение немецкой конституции: “Достоинство человека неприкосновенно”. Достоинство каждого – инвалида, душевнобольных с глубоким расстройством психики, а также здорового человека, человека обратившегося с просьбой о предоставлении политического убежища, человека, не имеющего крыши над головой, немца, русского, поляка.
Ценность человека заключается не в его достижениях, а в его достоинстве, достоинство дано человеку Богом. Он может его лишь утратить. Одним из самых сильных впечатлений моего пребывания в Евангелической академии Мюльхайма было следующее происшествие. В нашем подвале мы приютили бездомных. Там они жили несколько лет. Однажды во время Рождества один из них, по имени Эрнст, пришел ко мне. Он сел напротив меня за стол. Я предложил ему стакан вина, мы пили и беседовали. Внезапно он сказал: “Дитер, знаешь, почему нам так хорошо у вас?” Я посмотрел на него вопросительно. “У вас мы не бродяги. У вас мы люди”. Он сказал это, имея в виду отношение 65 сотрудников и сотрудниц, которых он встречал на территории академии.
А вот слова преподавателя богословия Карла-Эрнста Нипкова: “Библейский образ человека как подобия Бога… прокладывает путь к универсальной этике прав человека, которая находит свое высшее проявление в фундаментальной ценности человеческого достоинства”.
Поэтому когда мы ставим вопрос о Европе с человеческим лицом, то говорим, что оно приобретает свои подлинно человеческие черты тогда и только тогда, когда Европа несет ответственность за людей в каждой стране и в любом отношении. Это принципиально.
На этом принципе базируются как основные приоритетные ценности, корни которых уходят в вопрос о достоинстве человека.
По вопросу об этих основных ценностях в 1988 году в словаре Евангелической общины “Компакт” я писал в отношении понятия “Ценность”: “В конституции постулируется, что “достоинство человека неприкосновенно”. В Гётесборгской программе от 1959 года СДПГ разработала триаду, которая позднее в большей или меньшей степени была воспринята всеми партиями: “Свобода–Справедливость–Солидарность”. Десять лет спустя, когда в эту триаду включили понятие охраны окружающей среды, она приблизилась к евангелистской формуле “Справедливость, Мир и сохранение всего, сотворенного Богом”.
Основные права регулируют отношения людей к друг другу…”
Они существуют не каждое само по себе, а только во взаимосвязи друг с другом.
Формулируя вопрос об этическом основополагающем консенсусе в Европе, к числу основных ценностей, которые должны быть значимы в качестве основополагающего консенсуса, я отнес Справедливость на основе примирения, реальный и закрепленный мир, земля, сохраненная для будущих поколений. Постараемся пояснить, что это означает.
Справедливость на основе примирения
Христиане исходят из того, что они живут в мире, в котором Бог примирился с ними. “В Христе Бог примирил мир с самим собой” (1. Кор.)
Это является для нас ключевым положением. В силу того, что Бог нас принял, принял безоговорочно, христиане призваны бороться за примирение людей друг с другом, причем безусловно.
В докладе, прочитанном в связи с моим уходом из Евангелической академии Мюльхайма, президент евангелических церквей, который одновременно является председателем совета евангелических церквей Германии, Манфред Кок сказал:
“Что касается христианских импульсов, Европа была сформирована на Востоке под влиянием церквей византийско-православного направления, на Западе римско-католической и реформаторско-протестантских. Сложившиеся на протяжении столетий различные конфессиональные регионы ощутимы вплоть до нашего времени. Будучи связанными с современным просвещением, они влияют на культуру и восприятие жизни вплоть до нашего времени. Сюда добавляется существенное влияние, которое на Европу оказал иудаизм. Задача примирить народы и культуры в Европе требует много сил. Однако примирение, свобода и справедливость относятся к существу христианской миссии. Поэтому, исходя из нашего самосознания, наша обязанность заключается в том, чтобы участвовать в диалоге в областях этики, культуры, образования, политики и экономики”1.
Поместный синод евангелических церквей в 1996 году так сформулировал 30-й пункт своего доклада “Европу строить вместе – задача христиан, общин и церкви”: “Церкви должны участвовать в дискуссии о духовных основах Европы, о социальных и культурных силах и гуманизации рамочных условий, построении демократических отношений, значимости прав человека и свобод, защите меньшинств и больных, а также о взвешенных отношениях между нациями и Европой”.
Здесь вы сталкиваетесь с целой палитрой значений понятия “Ответственность”, которые вытекают из основополагающих ценностей.
Церковь на протяжении своей истории как выполняла, так и упускала из виду эту задачу примирения. Можно привести тому несколько примеров. В своей приложенной к так называемому Восточному меморандуму брошюре о положении перемещенных лиц в 1965 году Евангелическая церковь дала сильный импульс к примирению с Польшей. Особенно полезным было то, что эта брошюра несколько месяцев спустя была подтверждена обменом письмами между католическими епископами Польши и Германии и скреплена поднятием рук в знак примирения в соборе Св. Петра в Риме. “Мы прощаем и просим о прощении” – это была ключевая фраза. Без этого импульса, исходившего от церквей, не стали бы столь быстрой реальностью ни Варшавский, ни Московский договор, ни коленопреклонение Вилли Брандта у Варшавского памятника жертвам гетто.
Точно так же обстояло дело с посланием о примирении с народами Советского Союза. В 1984 году тогдашний епископ Вернер Круше проявил инициативу, заявив на конгрессе в защиту мира в Киле, что примирения с гражданами Советского Союза вообще еще не было. Это подействовало как слово, сказанное в решающий момент. Годом позже в Советском Союзе к власти пришел Горбачев, год спустя было осознание конца войны, т.е. через сорок лет. Один синод за другим говорил о примирении с народами Советского Союза. Участвовала также рейнская церковь. Она опубликовала 16 тезисов о примирении. Они привели к интенсивным контактам с Советским Союзом, к основанию Мюльхаймской инициативы; она также участвовала в этом семинаре в качестве партнера.
Точно так же обстояло дело при бархатной революции 1989 года, в мирный ход которой евангелическая церковь внесла решающий вклад.
Очень реалистично звучат заключительные слова фильма “Церковь Святого Николая”, которые вложены в уста начальника службы государственной безопасности: “Мы всё учли, не учли только свечи и молитвы”.
Гораздо более серьезные последствия, безусловно, сказались там, где христиане способствовали не примирению, а расколу и ненависти. Я вспоминаю действия Тевтонского ордена на северо-западе России, где он хозяйничал, убивая и поджигая, почти так же скверно, как и нацисты. Я вспоминаю о бесчинствах литовского и католического войск в 16-м столетии на той же самой русской территории. Я вспоминаю о гуситской церкви, которая опустошила Лаузитц, об ужасах Тридцатилетней войны. Об изгнании жителей Зальцбурга пруссаками, о войнах с гугенотами… перечисление можно продолжить.
А сегодня?
Вспомним о столкновениях между протестантами и католиками в Ирландии, об идеологии крестового похода президента Джорджа В. Буша против Афганистана и идеологии Владимира Путина, направленной против Чечни.
Эта непримиримость весьма конкретно отражается в противостоянии между русской православной и римско-католической церквями в России. С того времени, как Папа учредил в России епархии, отношения стали холодными. Мы это ясно ощущали на примере Пскова. Православный епископ запретил строительство новой католической церкви. Он собирает подписи в монастырях и церквях и объявляет публично, что католикам в Пскове делать нечего.
В этой связи в своем вышеупомянутом докладе председатель Кок заявил: “Раскол церквей представляет собой негативную картину. Он подрывает доверие к их усилиям. Пока церкви агрессивно используют друг против друга возросшие противоречия и злоупотребляют различным происхождением в качестве идеологического оружия в борьбе между экономическими системами, до тех пор они являются препятствием в процессе объединения Европы” (s. 6).
В этой связи Христиан Нюмбергер в своей книге “Церковь, где ты?” требует следующее. “Теперешняя ситуация в мире представляет собой вызов людям вообще и христианам в частности такого масштаба… который требует объединения всех сил и совместной борьбы… Вместо того чтобы беспомощно спорить о второстепенных вещах… все “бойцовские петухи и курочки” должны обратиться к основной проблеме и направить собственную энергию на борьбу за главное дело” (s. 10).
Главное дело здесь и сейчас заключается в утверждении в Европе этического основополагающего консенсуса.
И прежде всего этот относится к вопросу о справедливости.
Для меня справедливость означает уважение прав другого, признание за ним того же права на жизнь, предоставление ему таких же шансов, которыми обладаешь сам. Для меня при этом основополагающими являются два изречения Библии. Одно я взял из Ветхого Завета, которое в изложении Мартина Бубера гласит: “люби своего ближнего, так как он такой же, как ты”.
Другое, возможно, одно из самых первоначальных изречений Иисуса из Назарета: “поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой”. Это переложение в активный залог нашего немецкого выражения: “Не делай никому другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе”. В этой связи на примере вопроса о социальной справедливости в сфере экономики мы продемонстрируем, что значит стремиться к справедливости как к фактору европейского основополагающего консенсуса.
Естественно, можно было бы выбрать другие аспекты, например справедливость между мужчинами и женщинами.
Пример: Социальная справедливость.
Свое библейское происхождение она находит в справедливом отношении к слабым, что закреплено как в Ветхом, так и в Новом Завете. Одной из важнейших книг Библии в этой связи мне представляется книга Амоса. В этой книге на том же языке с той же ясностью бичуется эксплуатация – я сознательно использую это слово – эксплуатация бедных богатыми, которые продают честных людей в качестве рабов только за то, что они задолжали такую мелкую сумму, как цена за пару сандалий, которыми пинают ногами нищих. Здесь подвергаются критике отец и сын, если они пользуются рабыней как наложницей. Бичуются также те, которые пьют в церкви вино, полученное ими в возмещение долга. Жен этих богатых Амос представляет сытыми и красивыми, похожими на коров, но они поступают точно так же, как и их мужья. Безжалостным будет суд над ними.
Точно так же безжалостным будет суд Иисуса над теми, кто не одел нагих, не накормил голодных, не посетил заключенных и больных, эти люди в силу этого виновны перед Богом.
Это в полной мере относится к церкви. Манфред Кок указывает на то, что многие церкви в Европе “участвовали в колониальном господстве, оправдывали разрушение культур на земле и… молчали, когда мирились с истреблением целых групп людей” (s. 7). Их покаяние должно заключаться в том, чтобы сегодня проявить особую бдительность, а именно под лозунгом “глобализации” так просто не подчиняться рынку.
Поскольку, как говорит Манфред Кок, “рынок не прав. Картели и соглашения существуют часто тайно и недоказуемо. Рынок в первую очередь является фиктивным, ибо он не все издержки возлагает на предприятие. Потери, необходимые затраты на инфраструктуры и прежде всего экологические последствия хозяйствования, скорее, возлагаются именно на общество. Капиталистическая экономика в Европе нуждается в обуздании, так как человек не является собственником, а лишь доверенным лицом на земле… Европе необходимо будет услышать голос церкви. Без нее о правде никто не спросит и никто ее не скажет. Речь идет не о самой церкви, речь идет об обязывающей силе миссии “ты здесь не для себя самого”. В экономическом развитии церкви представляют собой нечто подобное силе, охраняющей жизнь страждущих, умирающих и инвалидов” (s. 9–10). Уже в 1996 г. незадолго до смерти Петр Байер, тогдашний президент Союза Евангелических церквей, сформулировал 5 вопросов, направленных на поиск социальной, экономической справедливости в Европе в целях достижения консенсуса. Теперь, как и прежде, они сохраняют свою значимость. Прежде всего, следующие четыре вопроса.
Вопрос 1. Какие политические и экономические меры мы должны совместно принять, чтобы здесь и сейчас заложить тем самым фундамент для нового справедливого мирового экономического порядка?
Это необходимо для нас, европейцев. Что должно произойти, чтобы была преодолена разница между Востоком и Западом Европы? Акционерный капитализм – препятствие к существованию не только в нашей стране. Он затрудняет осуществление социальной справедливости в таких присоединившихся странах, как Польша и Чехия. И чем дальше на Восток, тем тяжелее его последствия. Это справедливо для всего мира. Неужели мы действительно думаем, что в укрепленной крепости “Европа” мы защитимся от взрывообразно нарастающих волн нищеты народов? Они неизбежно прокатятся через нас, если в процессе глобализации социальная и экономическая справедливость не станет критерием.
Вопрос 2. Какие контуры должна иметь политика в отношении беженцев и иммигрантов, разработанная и осуществляемая европейским сообществом материальной ответственности?
Насколько животрепещущим является этот вопрос, видно потому, что мы с ним обратились в Германии в Федеральный суд; партии надеются, апеллируя к национальному эгоизму, нажить тем самым капитал в избирательной борьбе.
Петер Байер говорит здесь о сообществе материальной ответственности. Я уже говорил, что крепость “Европа” не сможет длительное время ничему воспрепятствовать. Цитируя слова Манфреда Кока, я уже указывал на вину Европы в колониальной политике, которую она практиковала с 1492 года. Вплоть до сегодняшнего дня эта политика не прекратилась. Задолженность третьего мира теперь, как и прежде, объясняется эксплуататорской политикой богатых стран; вспомним только о защитительных пошлинах, с помощью которых препятствуется ввоз из бедных стран. Но дело ограничивается не только этим. Если говорить о всемирной социальной справедливости, то мы являемся обществом материальной ответственности вместе с этими народами, то есть несем материальную ответственность за то, что натворили наши предки, и там, откуда мы до сих пор не ушли. Мы должны осуществить позитивный поворот, для того чтобы признать ответственность за ликвидацию бедности. Такие подачки, как наша политика развития, хлеб миру и помощь бедным, не являются достаточными.
Это ведет к 3-му вопросу. К каким координатам и к какому контексту относится христианская социальная хартия для Европы, которая призвана воспрепятствовать превращению Европы в крепость?
Мы должны приложить все силы к тому, чтобы отодвинуть железный занавес к Бугу и при этом, увы, поляки возражают! Для этого мы тратим огромное количество денег. Мы ставим на службу человеческий разум и человеческие способности, для того чтобы с помощью приборов ночного видения и превосходного электронного контроля сделать непроницаемыми границы. Но я еще ничего не сказал о том, чтобы мы организовали мозговой штурм для разработки хартии, которая отражала бы основные условия социальной справедливости в Европе и во всем мире.
Ничего еще не слышно о рассмотрении четвертого вопроса. Каков в будущем приоритет в Европе? Примат политики перед экономикой или примат экономики перед политикой и культурой?
Политики, наконец, должны прекратить болтать о том, что если бы они пришли к власти, то тогда безработица была бы ликвидирована, а акулы капитализма приструнены, а также им следует прекратить болтать и утверждать, что они здесь так же бессильны, как и в воздействии на погоду. В противном случае политики и все общественно значимые силы, сюда я причисляю также церкви, начнут, наконец, серьезно разбираться с приматом политики. В этом аспекте их следует оценивать в предвыборной борьбе. Неужели партии настолько глубоко вовлечены в систему, что это им больше уже не под силу?
Должны ли мы разочарованно отступить или же присоединиться к крику Христиана Нюмбергера “Церковь, где ты?”
По-видимому, импульс здесь должен исходить от церквей, и они должны бы, наконец, прекратить любоваться собственным пупком, а целиком обратиться к собственной ответственности перед миром.
Прошло больше шести лет с того момента, когда Петер Байер напомнил слова Иисуса из Назарета, который 2000 лет назад упрекал: “То, что вы не сделали для бедного, вы не сделали для меня”. Прошло 2700 лет с того времени, как Амос осуждал тогдашнюю социальную справедливость.
Является этот вопрос лишь красивым лозунгом для воскресных речей или же мы видим нашу обязанность лишь в том, чтобы вкладывать пальцы в раны, а не в том, чтобы сделать проблему основной проблемой нашего собственного существования и в рамках нашего существования находить решение?
Вопрос о социальной справедливости является основным вопросом в триаде:
Справедливость на основе примирения – реальный и закрепленный мир – земля, сохраненная для будущих поколений.
Поэтому я на них так подробно остановился и теперь могу быть более кратким в вопросе о двух других основополагающих ценностях.
Прежде всего остановимся на основной ценности – мир.
В 1985 году мы выпустили книгу под названием “Войны не оканчиваются в мирное время”.
Мы хотели сказать: если оружие молчит, то это еще далеко не означает, что достигнут мир в позитивном смысле, то есть люди действительно готовы мирно сосуществовать. Для этого требуются большие усилия на этом долгом пути.
Вплоть до сегодняшнего дня нам ни разу не удалось добиться, чтобы оружие молчало как в Европе, так и во всем мире.
Европа кровоточит многими ранами.
В Косово и в Югославии стороны, ненавидящие друг друга, могли удерживать себя только силой оружия. В Испании и Ирландии вновь и вновь вспыхивает ненависть.
А какова ситуация в мире?
Палестина и Израиль все не успокаиваются. Напротив, ненависть все возрастает. В Чечне русские воюют до победного конца. В Афганистане войска вынуждены будут оставаться еще долгое время. Против Ирака американцы собираются применить силу.
Насколько мы с нашими чувствами и мышлением вовлечены в это, показывает простой пример военных корреспонденций. Путь павшего американского солдата мы прослеживаем от транспортировки гроба, украшенного флагом, до торжественного погребения, о гибели же в том же самом бою сотен талибов сообщается с торжеством.
Когда в Чечне падает вертолет русских, сообщения обходят весь мир.
Никто уже не спрашивает, как много погибло чеченцев, как страдает уже много лет этот народ, насколько сильно были разрушены основы его жизни. Только мертвый талиб, только мертвый чеченец – хороший талиб, хороший чеченец?
Никто больше не хочет смотреть правде в глаза. Если же говорят о вине, то прежде всего мы думаем о вине других.
Например, трудно поверить, когда фрау Штейнбах, председатель союзов перемещенных лиц, в церковной газете “Дер Вег” требует отмены декрета Бенеша: она говорит о преследовании судетских немцев чехами в 1938 году и сразу после этого об изгнании их в 1945 году. Она ничего не говорит о том, что между этими датами имело место ужасающее господство немцев с убийством тысяч и десятков тысяч людей с подавлением и обращением в рабство.
Во многих местах на земле оружие еще говорит, что не позволяет говорить о позитивном мире. Если же в Европе должен царить и распространяться на всю землю позитивный мир, то тогда следует искать пути к миру, людей, организации, которые создают для этого основы.
Смогут ли церкви стать первопроходцами?
Перевод с английского Константина Челлини
1 Die Verantwortung der Kirche fЯr ein menschiches Europa. S. 5.