Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 5, 2002
Независимая Республика Словения была образована после принятия 25 июня 1991 года “Основных конституционных начал о самостоятельности и независимости”, одобренных парламентом (скупщиной) на основе проведенного 23 декабря 1990 года референдума. Путь словенцев к независимости был долгим и сложным. Сегодня Словения – одна из самых благополучных республик на постюгославском пространстве – готовится к вступлению в НАТО и ЕС, но в то же время не хочет и не может забыть своих исторических связей с Востоком Европы, прежде всего с Россией…
В начале XX века Россия была излюбленным местом паломничества для молодых словенских интеллектуалов. В 1904 году ее посетил будущий политический деятель либерального направления, а в то время двадцатидвухлетний студент-юрист Богумил Вошняк. “Непередаваемо и неописуемо радостное сознание того, что русский народ является родственным нам по крови, духу и языку, – отмечал воодушевленный идеей славянской взаимности молодой человек, описывая свои впечатления от поездки. – Там, среди бескрайних равнин, веет чем-то необычайно родным, домашним и братским…” Во время своего путешествия по России Вошняк побывал в Санкт-Петербурге, Новгороде и Москве, а перед возвращением в Австро-Венгрию на короткое время задержался еще в Ясной Поляне, став гостем Льва Николаевича Толстого. Во время их беседы юноша спросил у Толстого, что следует делать малому народу, такому, как словенский, который “безжалостно эксплуатируют превосходящие его по силе” соседи – в случае со словенцами, в первую очередь, немцы. Толстой в ответ признался, что ничего не понимает в “языковой борьбе в Австрии”, и добавил, что в его представлении “воинствующий национализм”, откуда бы он ни исходил, является “страшным несчастьем человечества”. Единственным средством, которым располагают люди, уверенные, что с ними “обходятся несправедливо”, могло бы быть (как полагал Толстой) сопротивление государству, которое их угнетает, а одновременно с этим обращение этих людей к космополитическим ценностям “братства и человечности”.
В то время когда Богумил Вошняк беседовал с Львом Толстым, словенцы были уже зрелым народом с развитым языком, имели свои органы печати, сложившуюся элиту, культурные и государственные учреждения, а также политические партии. Начиная с 1848 года они имели и собственную национально-политическую идею и программу: объединение всех провинций, населенных словенцами, в единую автономию в рамках Габсбургской монархии, построенную на принципах федерализма, а в 1917–1918 годах в словенских провинциях окрепло массовое движение в поддержку идеи югославянского государства, подобного которому не было ни в Хорватии, ни в любой из провинций, населенных сербами.
Создание в 1918 году Королевства сербов, хорватов и словенцев (после 1929 г. – Югославия) было для населения словенских земель большим прогрессом. С образованием в 1919 году университета в Любляне, расширением сети школ, театров и музеев, созданием Академии наук и искусств и учреждением множества новых газет и журналов югославянские словенцы стали жить в динамичной и открытой для культурного европейского влияния атмосфере, чего до тех пор они не знали. Кроме того, в словенской части Югославии стала быстрыми темпами развиваться промышленность, что уже в 20-е годы выдвинуло ее, вместе с Хорватией, на передовые позиции в Королевстве СХС.
В 30-е годы словенцы являлись важным фактором, уравновешивавшим конфликтность между сербами и хорватами, при этом, однако, несмотря на недовольство усиливавшимся централизмом, в словенских землях не возникли политические течения, которые выступали бы за отделение от Югославии. В основе критических заявлений представителей словенских политических кругов лежала мысль о федерализации Югославии, а не о ее разрушении.
Эта позиция оставалась в силе и в последующие пятьдесят лет вплоть до второй половины 1980-х годов, когда стало очевидным, что Сербия вместе со значительной частью своей интеллигенции тонет в агрессивном национализме, что стало препятствием для демократизации всей Югославии. Именно в этих условиях в 1988 году группа словенских юристов и писателей сформулировала новую словенскую программу и призвала к самостоятельности Словении и формированию независимого словенского государства, которое бы опиралось на принципы уважения прав человека, парламентский демократизм и рыночную экономику. Вначале, в 1988 году, эта инициатива была поддержана еще достаточно ограниченным кругом, но в течение двух лет – до 1990 года – в результате все углубляющегося экономического кризиса, распада Союза коммунистов Югославии и открытых сербских угроз о военной интервенции в Словению число приверженцев этой идеи быстро увеличивалось. В декабре 1990 года, как показал референдум, идея о “независимом словенском государстве” имела уже массовую поддержку – за нее голосовало 88% избирателей.
Таким образом, Словенское государство явилось в большей степени плодом сербского, а не словенского национализма; решение же о выходе Словении из Югославии и создании независимого словенского государства стало радикальным переломом во всей словенской политической истории и традиции. Словенские национальные программы, начиная с 1848 года и до 1988-го, утверждали идею словенской автономии в рамках многонациональных, обустроенных на принципах федерализма государств, а важнейшими факторами, объединяющими словенцев в единый народ, провозглашались язык и культура, особенно литература. Переходу словенцев от Гердера к Гегелю, как определил этот процесс словенский философ Тине Хрибар (род. 1968), то есть изменение представлений о словенцах как прежде всего о культурно-языковой общности, к требованиям о создании национального государства произошло только после того, как уже начался процесс распада Югославии и из Белграда зазвучали открытые угрозы о военном нападении.
Это неизбежно обозначило и развитие Словении после 1991 года. В первые годы после обретения самостоятельности всеобщее воодушевление по поводу создания независимого государства было впечатляющим: в 1993 году, например, как показало социологическое исследование общественного мнения, большинство опрошенных еще считало, что самостоятельность Словении для них гораздо более значима, чем возможные преимущества от вхождения в Европу. Однако после 1995 года некритическое воодушевление уже получило признаки охлаждения, в ходе общественных опросов отмечалось, что от словенского государства ожидают прежде всего достижений в сфере экономики и социальной безопасности, а также демократической открытости. Начало меняться и отношение к образованным после распада Югославии государствам и их гражданам, что особенно сказалось в отрицательном отношении к сербам в первые годы после обретения независимости. Сербия, такая, какова она сейчас, разрушенная и бедная, кажется сегодня далекой, и гнев по отношению к сербам остывает. Отношения с хорватами осложняют проблемы границ, но словенцы вновь, как и раньше, в массовом порядке отправляются отдыхать на хорватское побережье Адриатики. Постепенное возобновление отношений с прежними югославскими республиками, а теперь самостоятельными государствами, не имеет значительного числа противников, хотя мнение, что обновление Югославии уже больше никогда невозможно, является всеобщим.
Вместе с тем, не менее амбивалентно отношение словенцев к Европе: за вступление в Европейский союз выступают все политические партии и большая часть общественности, однако в обществе преобладает уверенность, что это вхождение не может произойти только на условиях, диктуемых из Брюсселя. Опасение (страх), что словенцы, едва добившись провозглашения своего государства, окажутся в новом, еще более многонациональном объединении, где их голос в гораздо меньшей степени будет приниматься во внимание, чем в тех странах, в которые они уже до этого входили, – это опасение высказывают прежде всего деятели культуры. Тот же факт, что приближение к Европе (как мы любим называть это в быту) снимает лишь некоторые ограничения, создавая много новых, ощущается всеми на каждом шагу. В том числе и во время путешествий по территории бывшей Югославии, в Восточную Европу и Россию – во все страны, которые остаются по другую сторону Шенгенской границы и куда сегодня поехать сложнее, чем в предшествующие десятилетия.
Главными темами, волнующими словенскую общественность и политиков сейчас, спустя 10 лет после обретения независимости, являются: присоединение к Европе и НАТО, денационализация и приватизация, безработица и потенциальный экономический рост. Часть граждан все еще живо обсуждают и вопросы о территориальном расчленении Словении в период Второй мировой войны, о расстреле участников антипартизанского движения в 1945 году и о послевоенном коммунистическом насилии. Все более неопределенными становятся ответы на вопрос, что значит сегодня “быть словенцем” и что будет значить это завтра, ведь ясно, что понятие национальной идентичности в начале XXI века уже более не совпадает с определениями этого термина в начале XX века. Время “воинствующих национализмов”, которые в разговоре с Богумилом Вошняком столь решительно отвергал Лев Толстой, (надеемся) минуло, но будущее, тем не менее, кажется не менее определенным, чем тогда, когда полный надежд словенский студент и знаменитый русский романист встречались и беседовали в Ясной Поляне.
Перевод со словенского Т.Чепелевской