Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 4, 2002
Памяти матери УЛИСС ...где не бывал и не буду уже никогда. Мимо реклам, супермаркетов, дансингов – плиз! Царь одиночества, царство твое – немота. Кто этот странник, присвоивший имя Улисс? Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом. Бедные девы по бедности рвутся в Париж. Страшно не то, что других понимаешь с трудом. Странно не то, что при этом над жизнью паришь. И – как поется – мне некуда больше спешить. Некуда больше – и можно вздохнуть наконец. Можно идти по прямой и по кругу кружить, чувствуя сердцем летящий сквозь сердце свинец. Он убивает, но ты остаешься в живых. Ты остаешься в живых, потому что весна. Сам по себе – и вокруг ни своих, ни чужих. Вольному – воля, живому – война не война. Я равнодушен и к самой священной из них. Адский соблазн – прикоснуться к живому огню. К вечной невесте подходит красавец-жених. Смотрит в бессмертную душу, как в зубы коню. Хватит об этом. О чем говорить под конец тысячелетия? Ложь на коротких ногах. Радуйся, дура, жених у тебя красавец! И не утонет в обманчивых русских снегах. Мимо вокзалов, где женщины спят по-мужски. Мимо Лубянки – на дикий сибирский простор. Холодно, леди. Тоска промывает мозги. Снег на вершинах Кавказских и Ленинских гор. Я не распался на Владивосток и Ташкент. Я не остался, Мария, как ты, за бугром. Вечность не больше, чем этот текущий момент. Дьявол не больше, чем бес у меня под ребром. Ты, сверхдержава, не больше меня, и в тебе есть и другие, идущие следом за мной. Я выхожу из себя, растворяясь в толпе. Кладбище света стоит у меня за спиной. Радуйся, старче, что в прошлом прошедшего нет. Нет ничего – ни тебя, ни былого, ни дум. Смутное время не слышит течения лет. Смутное время течет, как текло, наобум. Ты мимоходом проходишь своим чередом. Вечной весной упоительно капает с крыш. Жизнь под водой превращается в жизнь подо льдом. Но подо льдом ты над жизнью и смертью паришь!.. Так далеко я не видел еще никогда. Свет неизвестной звезды, отраженной в реке. Царь одиночества, царство твое – немота. Что ты стоишь? Уходи, как пришел, – налегке. Мимо Кремлевской, Берлинской, Китайской стены, мимо гражданской, афганской, чеченской войны, мимо германской, заросшей быльем до поры, мимо срытой Поклонной горы. Мимо века иного, с которым лишь мельком знаком. Мимо праха родного за темной стеной на Донском. ВРЕМЯ Змей пожирает самого себя: заглатывает хвост – и пожирает. Но Искуситель сам с собой играет. Так поступает Время, то есть я. Я прохожу – и прохожу насквозь! – сквозь этот мир как мировая ось и прохожу насквозь сквозь мир иной, прокладывая смертным путь сквозной. Неважно как, неважно почему – я прохожу сквозь свет, как свет сквозь тьму, и тайна для того, в ком тайны нет, я прохожу сквозь тьму, как тьма сквозь свет. Я прохожу сквозь звезды и сквозь слезы, сквозь жар пустынь и русские морозы, сквозь Древний Рим и Гефсиманский сад, сквозь ад земной и Дантов дивный Ад! И собственную сущность истребя, я обретаю полную свободу – чтобы пройти насквозь и сквозь себя, как свет сквозь свет и как вода сквозь воду. За веком век – и вновь, и вновь, и вновь – все по тому же замкнутому кругу, где, умирая, шепчут: “Дай мне руку!..” – но сквозь меня проходит лишь любовь! 1996 ДОНА АННА Взирают на меня из мглы бескрайней супруг мой вечный и любовник тайный. Два лика вижу в бездне бесконечной: любовник тайный и супруг мой вечный. Нет выхода из замкнутого круга, и сорок раз они убьют друг друга. Во мгле бескрайней, в бездне бесконечной – супруг мой тайный, мой любовник вечный!.. 1999 БЕГУЩАЯ СТРОКА И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин. Книга пророка Даниила Оркестр играет между нами, но между нами – пропасть. Звук лавирует между домами, но без музыки – как без рук. Не наш пример – другим наука. Не наш, но эта синева, но эта музыка без звука, как в старом добром синема!.. Оркестр играет в промежутках Истории, где нет меня, играет на моих уступках, на паперти, на злобе дня. И кажется, строкой бегущей впечатан день, и год, и век – и только букв горящих бег во мгле судьбы быстротекущей!.. Они горят на каждом доме по всей расхристанной стране, пока на энском танкодроме солдаты курят на броне. Оркестр играет между ними, бежит бегущая строка между чужими и родными – сквозь нас, сквозь них, через века... Оркестр без музыки играет, играет на своем веку, пока бегущая стирает строка – строку, строка – строку...