Мысли, высказанные вслух
Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 4, 2002
21 ноября 2001. Московская
Межбанковская валютная биржа
Во времена, подобные нынешним, на память вновь приходят строки из знаменитого стихотворения Уильяма Батлера Йетса “Второе пришествие”:
Things fall apart, the centre cannot hold.
Mere anarchy is loosed upon the world…
The best lack all conviction,
while the worst are full of passionate intensity1.
До подобного пока не дошло. И держит пока основа. И есть пока еще достаточно внутренней убежденности в наших обществах. Надеюсь, что так оно и останется.
При этом нельзя не видеть, что сегодня в этом мире и в нашем ближайшем окружении есть также люди, готовые, как сказал поэт, утопить в крови “почтенье к невинности”. Запад столкнулся с ярой, неприкрытой ненавистью, которая вселяет ужас.
Неужто мы из эпохи взаимного ядерного устрашения шагнули в эпоху глобального террора? Эпоху, в которую любой может подвергнуться нападению, захвату? И в которую представление о насильственной смерти становится для всех нас осязаемым?
Еще не пришло время ответить на этот вопрос. Все мы надеемся, что с террором, в атмосфере которого мы живем, будет покончено.
Но не настало еще время. И вообще – можно ли жить во времена террора, не испытывая постоянно чувство ужаса? Отсюда вопрос касательно повода, по которому мы собрались сегодня: “Можно ли, дозволено ли в такие времена вручать премии и премии принимать, в частности эту, носящую имя Александра Меня?”
Мой ответ: “Да, дозволено”. Более того – должно. В мои планы вовсе не входит обращение к временам немецкого реформатора Мартина Лютера. Тем не менее, сегодня стоило бы напомнить его слова: “И будет мне известно, что завтра мир рухнет, я постарался бы еще сегодня посадить яблоньку”. Такой силы вера нам сегодня, пожалуй, не дана. Однако мы подразумеваем нечто подобное, когда говорим: “Смотрящий на мир только через призму террористической угрозы утрачивает дееспособность”. Более всего нам следует бояться самого страха. Так что давайте делать то, что должно делать. Делать наши повседневные дела, работу, в чем бы она ни заключалась.
<…>
В этом смысле мне хотелось бы высказать слова благодарности прежде всего тем, кто счел меня достойным премии Александра Меня, вручаемой в этом году.
И в первую очередь Вам, уважаемая Екатерина Юрьевна, а также Вам, досточтимый господин Кустерманн, в Вашем качестве представителя Роттенбургской епархии и ее главы – Епископа Фюрста.
<…>
Дамы и господа! Журналистам, ведущим свои репортажи из Афганистана, не обойтись без мужества физического. Мы, к сожалению, не раз становились свидетелями того, сколь опасной бывает эта работа. Но нередко журналистам приходится проявлять и мужество политическое, когда они передают критические материалы из страны, не принимающей свободу слова всерьез. Немецкие журналисты в Москве такое мужество проявили. Немецкая общественность высказала им свою признательность за это, немецкому правительству следовало бы сделать то же самое.
Дорогая госпожа Гениева!
Премия, которой Вы сегодня награждаете меня, учреждена в память Александра Меня, русского священника, убитого в 1990 году. Мы в Германии знаем о нем по-прежнему слишком мало. Такое положение изменится, вероятно, лишь тогда, когда его книги будут переведены на немецкий язык и найдут у нас широкую читательскую публику. Как бы то ни было, нам в Германии, в Европе следовало бы знать больше об Александре Мене. О том, чему он учил как богослов и убежденный поборник экуменизма, что значил он для Русской Православной Церкви и что он мог бы дать нам.
Полагаю, однако, что и в России известно слишком мало об Александре Мене и его трудах. Отдавая дань памяти этому человеку, мы обращаем наши взоры и к России также.
Мне кажется, что российское общество, равно как и Русская Православная Церковь, да и мы все испытываем настоятельную нужду в таких людях, как Александр Мень. И терпимость он не только проповедовал, он жил ею.
И сегодня, при вручении премии, носящей его имя, быть может, мы наилучшим образом почтим его память, процитировав одно высказывание, которое неизменно приводится, когда речь заходит об Александре Мене, высказывание негромкое, простое, но это вечная истина: “Любить свое, – говорит Александр Мень, – не значит ненавидеть чужое. И шовинизм, где бы он ни поднимал голову, неважно в каком народе, – исполняет нас печалью”. Пусть это высказывание станет мерилом той остроты, с которой мы нуждаемся сегодня в такой личности, как Александр Мень. Имея в виду в том числе и непосредственно диалог с исламом, безотлагательность которого стала очевидной. Александр Мень, во всяком случае, никогда не воспринимал ислам, вообще приверженцев других религий как врагов. Характерной чертой в его отношении к иным вероисповеданиям, как христианским, так и нехристианским, была непредвзятость. Он любил цитировать слова владыки Платона, митрополита Киевского, умершего в 1891 году, говорившего, что “наши земные перегородки до неба не доходят”. Как было бы хорошо, если бы эти слова здесь в России, равно как и во всем мире, стали всеобщим достоянием.
<…>
Обращаясь к Вам сегодня, я не могу не коснуться событий, которые еще очень долго будут занимать наши мысли, – событий 11 сентября и их последствий.
Уничтожение более пяти тысяч беспомощных, ничего не подозревающих людей было актом массового убийства. После него многие занялись поисками причин и мотивов, объяснений и оправданий в отношении этого преступления. Считаю подобное недопустимым. Ибо существуют абсолютные ценности и абсолютные табу. И тот, кто пытается перевести в категорию относительности абсолютную ценность жизни и абсолютное табу на массовое убийство, тот отрывается от основ гражданского общества, как они сформировались за последние полтысячи лет на Западе. Существует множество способов объяснить и простить ошибку. Преступления против человечества нельзя ни простить, ни оправдать.
Мы, то есть Запад, современный мир – а это значит и Россия тоже, – должны предпринять все усилия, чтобы посадить преступников на скамью подсудимых, что отвечает интересам всех государств-членов Организации Объединенных Наций.
Для уничтожения терроризма необходим всеобъемлющий подход: военные действия должны быть дополнены мероприятиями политическими, экономическими и гуманитарными. Последнее, конечно же, относится напрямую к Афганистану. Непозволительно вновь бросать эту страну и ее общество на произвол судьбы. И если уж говорить об оправданности нового издания Плана Маршалла, то именно сейчас и именно в отношении Афганистана. Впрочем, внести свой вклад в такой план могла бы и Россия, руководствуясь чувством исторической ответственности, которое, как я надеюсь и предполагаю, начинает прокладывать себе дорогу и в этой стране.
В остальном мне остается лишь согласиться с венгерским писателем и философом Дьердем Конрадом: “Занимаясь самовосхвалением и размахивая флагами, сумеешь добиться немногого”. Куда полезнее навести порядок в системе контроля в аэропортах и надлежащим образом оплачивать труд сотрудников службы безопасности. И наконец, нам, возможно, придется вспомнить навыки безопасности.
Правда, все это не решает принципиальную дилемму, перед которой стоит наш западный мир: как уничтожить террористические организации, если живешь в открытом обществе? Обществе, позволяющем террористам действовать на нашей земле с большей самоуверенностью и меньшими помехами, нежели у себя на родине?
Многие видят решение в реализации формулы “Меньше свободы – больше безопасности”. Нам действительно придется ограничить на срок, который сочтем необходимым, некоторые свободы, предоставленные как-то слишком уж беспечно. У открытого общества есть свои враги – антимодернисты, фанатики, люди, побуждаемые к действиям завистью и ненавистью. Не желающие, чтобы им самим и их странам жилось лучше, но чтобы нам жилось хуже. От их посягательств мы должны уметь защищаться.
При всем этом нам следует – и я заявляю это как убежденный либерал – держаться идеи “безопасность через свободу”. То есть любая мера по контролю и наблюдению должна быть точно определена и должна служить достижению конкретно сформулированных целей. Недопустимо превращение противодействия террору в самоцель, в инструмент власти и манипуляций в руках скрытых властных группировок. Последнее означало бы не что иное, как начало конца открытого общества, которое как раз и предполагается защитить.
У меня нет желания участвовать в дискуссии по вопросу о том, не является ли террор выражением войны культур, предсказанной нам Самуэлем Хантингтоном. Нам такая война не нужна. Что нам нужно вместо нее, так это диалог с исламскими обществами и – если это вдруг окажется возможным – с исламским фундаментализмом в том числе. Реакция исламских стран на события 11 сентября просто обескураживает – этакое полуискреннее сожаление, сдобренное более или менее прикрытым злорадством в связи с постигшим США несчастьем. Подобная реакция вынуждает Запад, вынуждает всех нас к прояснению позиций.
Нам следует со всей серьезностью отнестись к исламизму как к симптому глубокого кризиса. С другой стороны, мы должны недвусмысленно заявить, что исламизм не в состоянии предложить никакого реалистичного решения проблем, к преодолению которых он призывает. Нам постоянно твердят об “унижении” исламского мира Западом. Позволительно спросить, в чем же оно проявляется. Позволительно также спросить о том, что же мешает мусульманским государствам в установлении общественного порядка, обеспечивающего гражданские свободы и благополучие гражданам, как это удалось странам Дальнего Востока? Считаю, что в этом фиаско повинен отнюдь не Запад. Проблемы коренятся, прежде всего, в самих государствах Среднего и Ближнего Востока.
Нашу позицию составляют не только такие ценности, как права человека, воспринимаемые многими, как обнаруживается, слишком уж абстрактно. Нашу западную позицию составляют и конкретные жизненные уклады. Позвольте упомянуть один из них, являющийся особенно важным. Я имею в виду положение женщины. Во многих странах ислама женщины подвергаются угнетению, в обществе насильственно устанавливается их неравенство по отношению к мужчинам. Как следствие, мы нередко имеем дело с таким исламом, который несет на себе печать мужского начала, предстает как непродуктивная и разрушительная сила, начиная с религиозного воспитания ненависти и неспособности к отысканию источника существующих проблем в самих себе и кончая готовностью мужчин-мусульман к самоубийству во имя религиозных принципов.
Не могут быть гражданскими общества, в которых женщины подвергаются угнетению. В этом утверждении содержится, как выразился недавно один мудрый человек, предложение, обращенное к пятидесяти процентам мусульманского населения Земли. В конечном же счете это предложение обращено к исламу в целом. Предложение к совместному размышлению над тем, как должно обходиться с “другими”, будь то этнические или религиозные меньшинства, и как можно было бы совместными усилиями выстроить гражданское общество.
В завершение темы несколько слов о талибах – последние предстают перед нами все более явно не столько как защитники террористов, а как самые настоящие террористы, исторгающие в наш адрес новые жуткие угрозы. Так сделаем же все от нас зависящее, чтобы не дать им осуществиться. Гёте в своем “Фаусте” назвал зло частью “…силы той, что без числа / Творит добро, всему желая зла…”. Будем надеяться, что с террористами сегодня дело обстоит так же.
<…>
Премия Александра Меня, являясь российско-германской, присуждается за “заслуги в деле мирного и гуманного построения Европейского дома” (таков официальный текст). Как же обстоит дело с Россией и Германией, с Россией и Европой, с Россией и Западом, если воспользоваться этой вечной формулой?
И в этом плане, как представляется, события 11 сентября изменили все. Ваш президент Владимир Путин осознал – во всяком случае, многое указывает на это, – что Россия стоит перед стратегическим выбором: успешное развитие внутри страны или внешнее величие; первенство экономики или “великая держава”. Все указывает на то, что российский президент принял решение в пользу успешного внутреннего развития. И против мышления в категориях XIX века.
Я предполагаю, что президент Путин уже давно осознал эту необходимость и что свое принципиальное решение на сей счет он принял столь же давно. События же 11 сентября открыли ему возможность реализовать это решение в зримой форме. Россия приняла решение в пользу совместной борьбы с террором, вместе с США и их союзниками.
Тем самым президент Путин, как я нахожу, действовал в интересах России. Останься Россия нейтральной, не присоединись она к антитеррористическому союзу, – негативные последствия оказались бы неизбежными: Россия предстала бы фактическим союзником террористов. И она вряд ли могла бы рассчитывать на помощь, если бы сама подверглась нападению террористов. Впрочем, борьба США с талибами идет на пользу и России, имея в виду ее заинтересованность в безопасности своих южных границ.
После решения, принятого президентом Путиным, положение и имидж России на международной арене существенно улучшились. Шансы на то, что многочисленные проблемы России смогут отныне найти прагматичное решение, значительно повысились. Нормативы, пришедшие к нам еще из времен холодной войны, теряют силу.
Одиннадцатое сентября дает России исторический шанс достижения важных целей в области внешней политики и национальной безопасности, а в конечном итоге и целей во внутренней политике, а именно – более благоприятные условия для успешного внутреннего развития страны. Присоединение к антитеррористической коалиции открывает перед Россией возможность вступления в европейские, а также в глобальные структуры, причем на условиях, приемлемых для страны.
Россия никогда не была так близка к тому, чтобы стать частью Запада. Никогда у России не было столь благоприятных шансов выхода из добровольной изоляции, как в настоящий момент. И никогда еще не была столь вероятна возможность того, что в отношениях между Россией и Западом произойдет настоящий перелом.
Однако насколько глубоко воздействие нового мышления в России? Похоже, здесь по-прежнему уместен некоторый скептицизм. Не подлежит сомнению, что в настоящий момент Россию и Запад объединяют одинаковые или сходные интересы в ряде важных областей. Однако в других областях они по-прежнему не совпадают. И кроме того: бо─льшая часть политического класса России, элиты, определяющей внешнюю политику и национальную безопасность, не поддерживает курс президента. Здесь по-прежнему властвует старое мышление. Дискуссии идут лишь о том, какие ответные шаги должна потребовать Россия за свою поддержку американских действий. Соответствующий список оказывается достаточно длинным. Это со всей серьезностью поднимает вопрос: может ли президент Путин ввести Россию в современный мир, в западный мир, если российские элиты этого в конечном счете не желают?
Я также не вижу, чтобы Путин располагал в стране достаточной поддержкой для ясной стратегии модернизации. В особенности бюрократия, по-прежнему всевластная, продолжает стоять на пути реального прогресса. В Думе принято много хороших законов. Но претворяются ли они в жизнь?
Остается проблема Чечни, эта открытая рана, как ее называют. Несомненно: там тоже есть террористы, в том числе и из арабских стран. И было бы хорошо, если бы чеченцы отмежевались от этих сил. К тому же в самом деле нельзя допустить, чтобы арабские террористы использовали Чечню как плацдарм для дестабилизации России. Но там, на Юге, существуют также и прежде всего люди, которые хотят только того, чтобы прекратились действия российской армии, чтобы прекратились нарушения прав человека, чтобы вернулся мир, чтобы началось восстановление, чтобы тем или иным образом самим решать свою судьбу. Об этом следовало бы вести переговоры. Партнеры для переговоров есть. Президент Путин сделал шаг к таким переговорам. Следует продолжать – в интересах России.
Президент Путин произнес в Берлине в бундестаге речь, которая произвела впечатление на многих, в первую очередь на самих парламентариев. В ней он представил свою концепцию партнерства с Европой. Его основная мысль: Европе следовало бы соединить свои возможности с ресурсами и потенциалом России.
Теперь настал черед Запада, который должен дать российскому президенту, России ответ на эту речь, на высказанные в ней предложения. Однако прежде мы должны самим себе ответить на вопрос, что после 11 сентября действительно изменилось для нас в отношении России? Где проходят границы нашей готовности к проявлению гибкости? Общая защита от терроризма едва ли может стать солидной основой новых, долгосрочных отношений между Россией и Европой. В основе западного сообщества, Европы лежат не только интересы, но и ценности. Было бы хорошо, если бы наши общества, наши элиты вступили бы в диалог об этом.
***
Россия и Германия: Кто мы друг для друга?
“Науманновская лекция” 1995 года2
Мне не потребуется много слов, чтобы объяснить, почему Россия столь важна для нас, немцев, для Европы, для всего мира. Россия – потенциальный стабилизирующий фактор в Евразии. Но это и страна, которая может увлечь за собой других, если погрузится в пучину хаоса и анархии. Кроме того, Россия является страной, возможные пути развития которой и связанные с ними опасности самым непосредственным образом затрагивают интересы Германии и Европы. Наряду со значительным позитивным потенциалом, который может принести огромную пользу, Россия обладает не меньшим негативным зарядом, способным причинить огромный ущерб.
Из сказанного следует, что существуют общие интересы, объединяющие нас, немцев, с русскими, – общие интересы в сохранении наших жизненных основ, в поиске наилучших путей развития наших стран на благо своих граждан, развитии торговли и обмена товарами. В конце концов, ваши проблемы – это и наши проблемы тоже.
У меня сложилось впечатление, что современная Россия пока не определилась в своем желании избрать четкие ориентиры. Думается, российское общество еще само не решило, чего оно хочет, по какому пути желает идти. Так, сегодня в России существуют рядом друг с другом как самые прогрессивные, так и реакционнейшие тенденции, рыночное хозяйство и государственная экономика, свобода и авторитаризм, прогресс и реакция. Используя старую терминологию, можно было бы сказать: в России в настоящее время царит единство противоположностей.
В этом нет ничего удивительного. Россия имеет за собой не только 70 лет коммунистической диктатуры, но и 700 лет авторитарной власти. Естественно, общество не в состоянии мгновенно выйти из этой фазы затянувшегося несовершеннолетия и стать демократическим гражданским обществом. Немцам это хорошо известно. Демократии нам пришлось учиться в ходе длительного, мучительного и в буквальном смысле слова страшного процесса.
Россия сегодня, выражаясь общепринятым языком, находится на переходной стадии своего развития. Это очень трудная фаза в жизни любого государства, которое отреклось от одной системы, но уровня другой еще не достигло. Эта фаза полна опасностей. Попытка резкого скачка может подорвать силы общества. Расчет на постепенное, органичное развитие может исключить возможность какого бы то ни было прогресса. Особенно опасно, если общество сочтет себя обязанным восполнить пробелы в накопленном им опыте и слепо пойдет на поводу у чужого.
Фаза переходного периода таит в себе множество опасностей для России. Опасностей для вас самих здесь, в России, а значит, и для нас.
***
Национальные стереотипы могут причинить только вред. Мы должны отбросить их в сторону. Никто не обладает монополией на мораль – ни русские, ни немцы. И не американцы. Что касается Запада, к которому у вас и поныне относятся с подозрением, то там никто не ждет, что Россия воспользуется теми средствами, которые были найдены в Западной Европе для решения собственных проблем. Естественно, Россия, как и любая другая страна, идет собственным путем. И перенимает то, что ей кажется полезным. Разрешите мне несколько вольно процитировать Тургенева, а именно высказывание героя его романа “Дым” Потугина: “Ведь вы западное берете не потому, что оно западное, а потому, что оно вам пригодно; стало быть, вы соображаете, вы выбираете”. Добавить к этому мне нечего.
Хочу упомянуть еще об одном мифе, который кажется мне особенно примечательным. Это миф об угрозе изоляции России со стороны Запада.
По данному поводу у меня есть два замечания. Во-первых, западные индустриальные государства стремятся, как и прежде, к партнерским отношениям с Россией. Изоляция России – это прямая противоположность их действительным желаниям. Во-вторых, и это главное, Россия – самая крупная страна мира. Это целый континент. Россию просто невозможно изолировать.
Случиться может только одно – то, что Россия изолирует себя сама. Изоляция – это почти всегда самоизоляция. Тому подтверждение – русская история. Угроза самоизоляции России реальна и сейчас. Но у России есть все возможности для предотвращения такой угрозы. Одна из них заключается в том, чтобы российская политическая элита перестала постоянно обвинять Запад в его якобы стремлении изолировать Россию.
***
Прошу понять меня правильно. Государство имеет важные задачи. Но в первую очередь они заключаются в том, чтобы обеспечить мирное сосуществование людей в свободном обществе – в том числе и в экономической сфере. Ни социальные проблемы России, ни значительно меньшие проблемы Германии невозможно больше решить на пути политического управления экономикой. Но еще больше, чем любые социально-государственные гарантии существования, как раз в России необходимо повсеместное созидание и укрепление правового государства. Создание правового государства стало бы самым большим социальным достижением, которое могло бы осуществиться в этой стране. Это бы положило конец откровенной экономике привилегий, которая ошибочно называется “капитализмом” или “рыночной экономикой”. Именно эта экономика привилегий стала из-за слияния политики и экономики настоящим бременем для людей – не только в России, но в различной степени почти повсюду. Вряд ли кто-нибудь поставит под сомнение, что, несмотря на это, необходимо и социальное обеспечение. Существует незаслуженная нищета. Даже самый совершенный экономический порядок не может этого предотвратить. Вполне возможно добиться, чтобы нигде в мире больше не было голода, поэтому мы не должны больше допускать его. Кроме того, государство может принять такие законы, при которых лучше функционирует социальное обеспечение. Классическим примером этого является введенное в девятнадцатом столетии германское кооперативное право, которое дало кооперативам собственную правовую форму и юридически закрепило их ответственность. Оно дало миллионам людей возможность на достойное самостоятельное существование.
Социальное государство должно действовать как раз не против рынка, оно должно действовать вместе с ним. Либеральная экономика в социальном государстве – это нонсенс, не имеющий шансов на выживание. Единственный путь – это социальное государство, которое органично интегрировано в либеральную рыночную экономику. Социальные аспекты не должны наносить ущерб свободе отдельного гражданина, его моральной ответственности перед самим собой и произрастающему из нее человеческому достоинству. Они должны войти в рамки, в пределах которых свобода и ответственность могут развиваться и превратиться в открытый порядок.
1 Перевод с английского:
Связи распались, основа не держит;
Анархия выплеснулась на землю…
Тусклый от крови поток вскипает,
и в нем почтенье к невинности тонет.
2 Настоящие фрагменты из речей господина Отто Графа Ламбсдорффа взяты из книги: Отто Граф Ламбсдорфф. О России и Германии. М.: “Рудомино”, 2001.