Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 3, 2001
XX век – век беспримерного насилия и жестокости. Его история – это история трагедий и катастроф. В этом веке были пролиты моря крови – больше, чем за всю человеческую историю. Мир озверел и взбесился, дух зла отбросил его далеко назад.
Случайно ли, что все это произошло в XX веке? Уверен, что не случайно. Хорошо об этом сказал Николай Бердяев: “Наша эпоха задыхается от злобы, потому что она изменила христианству”. Измена заключалась в подмене: религия любви была подменена идеологией ненависти в разных ее вариантах, и эта идеология, разлившаяся по миру подобно огромному чумному потоку, отравила сознание миллионов людей. По сути своей она была радикально антихристианской. Разрыв с христианскими ценностями начался давно. Все это копилось веками, но реализовалось в полной мере в веке XX.
Точнее было бы сказать, что наша эпоха изменила не христианству, а Христу. Христианство само изменялось на протяжении истории, и не всегда в лучшую сторону. Глубокая духовная болезнь, столетиями развивавшаяся подспудно, в конце концов привела к кризису христианства. Это не могло не отразиться на Церкви Христовой. Церковь, в том числе Русская Православная Церковь, далеко не всегда находилась на высоте своего призвания – надо сказать об этом прямо. А Христос всегда оставался неизменным. Христос никогда не покидал нас – это мы Его покинули. Отречение от Него было безумием, и мы за это дорого заплатили.
То, что с нами произошло в XX веке, произошло не потому, что Бог наслал на нас войны, революции и прочие бедствия, а потому, что мы бросили вызов божественному миропорядку. Миропорядок, основанный Богом, устроен, если угодно, по принципу бумеранга, только усовершенствованного: сеем добро – получаем еще больше добра, сеем зло – получаем еще большее зло. Такова была воля Творца. Но Его милосердие беспредельно. Это мы караем себя, а Он нас не карает. Он лишь попускает, до времени, катастрофы и бедствия, подготовленные нашими руками, давая нам возможность исправить содеянное нами зло. Какими Он нас хочет видеть, Он сказал предельно ясно: блаженны кроткие, блаженны милостивые, блаженны миротворцы.
Господь действует не так, как действуем мы: Он присутствует в самой глубине нашей жизни, Он берет нашу боль на Себя, Он страдает вместе с теми, кого мучают и распинают. Он не требует, а просит, смиренно просит нас опомниться, покаяться, начать, наконец, жить по Его заповедям. Его любовь и милосердие проявились еще вот в чем: предельную концентрацию зла, явленную в XX веке, Он уравновесил предельной концентрацией света. Мученики и святые, как факелы, освещали собой ночь XX столетия. Это было в России и в Германии, в Мексике и в Китае, в Испании и в Камбодже.
Мы вспоминаем о жертвах Октябрьского переворота в России, о сонме наших новомучеников, многие из которых канонизированы Русской Православной Церковью. Если вспомнить мучеников за веру в годы Второй мировой войны, надо прежде всего назвать имена Максимилиана Кольбе, Дитриха Бонхёффера, матери Марии Скобцовой. Все они погибли в гитлеровских концлагерях и застенках. Все они отдали жизнь за “малых сих”, а значит – за Христа. Католик, протестант, православная, они символизируют собой единство Вселенской Церкви – вопреки всем разделениям и расколам. Если говорить о послевоенных годах, надо в первую очередь назвать имена Мартина Лютера Кинга и ксендза Ежи Попелушко.
Последний христианский мученик XX века – отец Александр Мень. От первомученика Стефана до Александра Меня – так протянулась через века и тысячелетия героическая цепочка верных – мучеников и святых, прославивших Господа и прославленных Им.
Отец Александр Мень – это эпоха в истории Церкви, и она не закончилась в XX веке, она уходит в будущее. Но земная жизнь отца Александра протекла именно в XX веке, и тоже не случайно. Погром Церкви был настолько устрашающим, что она едва могла поднять голову и вынуждена была сотрудничать с безбожной властью. У нее хватало сил лишь на самосохранение. Мало этого, Церковь не смогла избавиться от того, что Бердяев считал самым большим ее грехом, главным корнем бед и страданий России, – от двоеверия, т.е. от соединения православия с язычеством. Язычество проявилось, в частности, в безраздельном подчинении государству и в “новом идолослужении, эпидемическом безумии национализма” (выражение Владимира Соловьева).
История подтвердила правоту Николая Лескова, сказавшего, что “Россия была крещена, но не просвещена”. Октябрь 17-го показал, что происходит, когда религиозная идея вырывается из сердца народа: на ее место приходит культ диктатора. “Возврат общества к языческому обоготворению тирана – страшный откат назад”. Это слова Александра Меня. Но и после смерти тирана положение оставалось трагичным. “Мы живем сейчас в последствиях колоссальной исторической патологии, – говорил о. Александр. – Важнейшие из этих последствий – дух вражды, оскудение веры и подмена вселенского узконациональным (точнее, националистическим). К середине XX века стало ясно: чтобы спасти тяжело больную страну, ее необходимо заново христианизировать”.
Вот это и было жизненной задачей о. Александра Меня. Естественно, он не мог сделать это один, но он сделал главное – положил начало.
Нельзя сказать, чтобы это был его произвольный выбор. Нет, это была его миссия. Он был избран для совершения этой миссии и наделен для этого соответствующими талантами – могучим интеллектом, даром проповедника, гениальной интуицией, непоколебимой верой, силой воли. Время и место были определены свыше. Он только дал согласие.
Он очень рано осознал свое призвание и пошел ему навстречу. Вот его собственное свидетельство (очень редкое, потому что он избегал говорить о себе): “Я всегда ощущал, что «вне» Бога – смерть, рядом с Ним и перед Ним – жизнь. Он говорил со мной везде и всегда… Бог явственно воспринимался личностно, как Тот, Кто обращен ко мне”. На рубеже детства и юности Александр остро переживал бессмысленность и разрушимость мира. “И тогда, – вспоминает он, – явился Христос, явился внутренне, но с той силой, какую не назовешь иначе, чем силой спасения… Тогда же… я услышал зов, призывающий на служение, и дал обет верности этому призванию. С тех пор оно определяло все мои интересы, контакты и занятия. Вместе с этим пришло решение стать священником”.
“Вера от слышания, – говорит апостол Павел, – а слышание от слова Божия” (Рим. 10, 17). Но “как слышать без проповедующего? И как проповедовать, если не будут посланы?” (Рим. 10, 14). Вот о. Александр и был послан для проповеди слова Божия.
Для него проповедь – это не только способ духовного просвещения, а – шире – самая подходящая форма евангелизации. Сила его проповедей такова, что слушающего или читающего их охватывает глубокое волнение. Его книги, его лекции и беседы – это тоже проповедь, тоже благовествование и поклонение Богу в Духе и истине.
Что позволяло о. Александру говорить так, как он говорил? Необычайная близость Христа к нему, постоянное водительство Святым Духом и, очевидно, мощная поддержка Отца, т.е. благодатная помощь Триединого Бога, который вел этого удивительного человека с самого детства. Предоставим еще раз слово ему самому: “Неисчислимое количество раз я узнавал Руку, ведущую меня. Ее действие проявлялось даже в мелочах. Это напоминало камни мозаики, ложащиеся на заранее подготовленный рисунок. А над всем – если выражаться выспренне – светила звезда призвания”.
Отец Александр был рукоположен во дьяконы в 1958 году, а в священники – в 1960-м. Таким образом, его служение в священном сане продолжалось более 30 лет. И все эти годы он жил и работал по максимуму – с полным напряжением сил, духовных и физических. Более того, к концу 80-х годов его духовная энергия приобрела необычайную, запредельную интенсивность. Служба в храме, многочисленные требы, общение с прихожанами, писание книг, статьи в журналах и газетах, выступления в школах и институтах, в больницах, академгородках и у космонавтов, работа в Библейском обществе, организация воскресных школ и групп милосердия, ответы на сотни писем, в том числе из тюрем, до пяти бесед и вечеров в неделю, циклы лекций в шести домах культуры, курс библеистики в Историко-архивном институте. Постоянные передачи на радио, выход на телевидение. Все било в одну точку, все было проповедью, все было подчинено осуществлению его миссии – духовному воскрешению России путем ее рехристианизации.
Он торопился, потому что знал, что время его сочтено. Надо было успеть, и он успел. Его проповедь стала приносить ощутимые плоды. Десятки и сотни приглашений, просьб о встречах. Его ждали повсюду, его звали на международные конференции и симпозиумы, его слову жадно внимали. Тысячи и тысячи благодаря ему еще при его жизни обратились ко Христу. Вовсе не стремясь к этому, он фактически стал общенациональным духовным лидером.
Для о. Александра новая евангелизация России была лишь началом. Он рассматривал ее как рычаг, позволяющий заново христианизировать все человечество. Он был убежден, что мир не выживет без нового ренессанса, который на этот раз должен развиваться на духовной, религиозной основе. Вот что сказал о. Александр за год до смерти на международном симпозиуме в Бергамо: “Уверяю вас, без нового ренессанса человечество способно погибнуть за очень короткий срок, потому что, овладев огромными разрушительными силами, потеряв нравственную ориентацию, потеряв то, что действительно питало корни культуры, человек пойдет по пути самоубийства”.
Мы должны констатировать, что в XX веке человечество шло именно по этому пути. Технический прогресс оказался вполне совместим с духовной деградацией. Это победное шествие в пропасть продолжается и по сей день. Одна лишь чеченская война способна похоронить для многих людей самые светлые надежды.
О грозящей человечеству опасности о. Александр предупреждал многократно и неустанно. Он говорил: “…Не пора ли, наконец, признать, что мы стали свидетелями мировой гражданской войны всех «детей Адама», терзающей его единое тело?” Он подчеркивал, что глубокий нравственный и духовный, идейный и социальный кризис порожден разрывом в духовной традиции, забвением высших, божественных истоков Добра. “Неудивительно, что вырвались такие темные стихии на поверхность. Они могут обуздываться только духовным началом. Если этого начала нет, если человек о нем не имеет представления – в нем вылезает зверь. Хуже зверя – демон”. Он надеялся, что человечество осознает: “…Культивируя ненависть – религиозную, политическую, национальную, – оно раздирает с а м о е с е б я. Приближает тот рубеж, где маячит апокалипсическая катастрофа”.
В конце своего выступления в Бергамо о. Александр повторил: “Без духа, без веры, без корневого нравственного стержня развитие человечества обречено. Таково мое убеждение, оно не просто догматическое, а результат внимательного наблюдения над тем, что происходит в нашей стране, что происходит в мире, к чему мы идем сегодня”.
И еще одно. Отец Александр был убежден, что язычество в “православной обертке” (его слова) намного хуже и опасней, чем атеизм. Честный атеизм не маскируется, он выступает открыто, а язычество, которое выступает под благочестивой маской, представляет собой огромный соблазн для человека. Такое язычество приобрело в России характер морового поветрия, и апостол Христа противостоял ему всем своим существом.
Проповедь о. Александра не могла не вызвать бешеного сопротивления врагов Христа. Бешеный – от слова “бес”. Но нельзя все списывать на бесов, потому что силы зла действуют через людей. Это люди, впустившие в свою душу бесов, погубили о. Александра. Ложь и клевета, гонения и преследования, обвинения в ереси и неправославии сопровождали его всю жизнь. Раньше других поняли смысл того, что он делает, в КГБ, присвоив ему прозвище “Миссионер”. Современный миссионер, апостол XX века, должен был проповедовать Христа не тем, кто никогда о Нем не слышал, а собственному духовно одичавшему народу.
Почти все апостолы Христа приняли мученический венец. Та же участь ожидала о. Александра. Христианство – не зона духовного комфорта, а зона риска. Вы не можете безнаказанно вступить в его пределы: у вас только два пути – в бездну или в Царство Небесное. О. Александр знал, что рискует, рискует смертельно. Знал, что, если не свернет с избранного пути, его ждет смерть не только близкая, но и насильственная. Знал, но не уклонился. Он был свидетелем Господним, а свидетель, в христианском смысле, это не очевидец, не тот, кто видит и описывает, а тот, кто жизнью и смертью своей свидетельствует о Высшей правде, о победе Бога.
Силы тьмы поняли, что ложью и клеветой с о. Александром не справиться: слишком популярен он стал, слишком могущественным было его слово. Он реально грозил тоталитарным устоям, реально грозил находившемуся под защитой власти и в корне своем языческому национал-православию. Нужны были радикальные меры, и они были приняты. Рано утром 9 сентября 1990 года, на пути к храму, о. Александр был убит саперной лопаткой – орудием спецназа, орудием спецслужб.
Крупнейший немецкий богослов Иоахим Иеремиас пишет об апостолах: “Они должны были возвещать начало эры спасения и атаковать царство сатаны… Иными словами, они должны – и в этом суть апостольства – передавать ту же весть, что и Сам Иисус, и передавать ее теми же способами, что и Он: словом и делом. Одно только слово – это пустой звук, одно только дело может быть делом дьявола. И у них тоже одно связано с другим в единое целое. Только в единстве слова и дела являет себя Царство… Апостолы являются носителями божественного спасения… Следовательно, в лице апостолов приходит Сам Иисус”.
Это одна сторона апостольского служения, и мы знаем, что о. Александр, как и его предшественники, нес людям Благую Весть, сообразуясь с современными условиями, и что для него, как и для всех апостолов, было характерно единство слова и дела. Но есть и другая сторона, о которой мы уже упоминали: миссия апостола связана со смертельной опасностью, со страданием ради Христа. Тот же Иеремиас писал: “Страдания являются частью апостольского служения, так как ненависть мира – это естественная реакция на свидетельство… Последовать за Иисусом – значит поставить на карту свою жизнь; этот шаг так же труден, как последний шаг приговоренного к смерти…”
Мы помним слова Христа: “…Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее” (Мк. 8, 13). И еще: “…Будете ненавидимы за имя Мое; претерпевший же до конца спасется” (Мк. 13,13). Очень важно и другое: человек, теряющий душу (т.е. жизнь) ради Христа, спасает не только себя, но и множество людей вокруг себя. Если говорить об о. Александре, то он обратил ко Христу и спас десятки тысяч – тому есть много свидетельств. И недаром его книги пользуются огромным спросом не в одной лишь России, но и за ее рубежами, недаром они изданы уже колоссальными тиражами в Европе, в Северной и Латинской Америке. Эти книги имеют свойство зажигать сердца и привлекать к Господу всех, кто открыт для Благой Вести.
Священник, жизнью и смертью своей прославивший Христа, прославил и Русскую Православную Церковь, которую он любил и которой был глубоко предан. Он совершал свое служение и свою миссию именно в лоне Церкви и всегда подчеркивал это. Все попытки противопоставить его Русской Православной Церкви – а они предпринимаются все снова и снова – злонамеренны и бессмысленны. Он уже навеки принадлежит к числу святых, в земле Российской просиявших.
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский назвал о. Александра “пастырем добрым”. А мы помним слова Христа: “Пастырь добрый полагает душу свою за овец” (Ин. 10, 11). Так и произошло с о. Александром. Он принес себя в жертву добровольно и осознанно. “Отдать себя до конца – это и есть совершить евангельский подвиг” – так он сказал за неделю до своей гибели о матери Марии Скобцовой. Так мы можем сказать о нем самом.
Христианский мученик – всегда мученик за веру. Мученик свидетельствует своей кровью верность Христу. Жертвуя собой, он следует за Христом, принимая участие в Его победе над смертью. Такое свидетельство составляет основу и жизнь Церкви. В акте мученичества христианин выходит, экзистенциально и духовно, за рамки чисто человеческого и вступает в божественные пределы. Это становится возможным потому, что его ведет Тот, Кто открыл людям тайну божественной любви.
Любовь – главный дар Святого Духа. О. Александр называл Евангелие вестью о любви, а саму любовь – величайшей динамической силой на пути преображения человечества и мироздания. Но путь любви – тернистый путь. Любовь всегда жертвует собой, и тут надо говорить не только о мученичестве, но и о святости. Одно с другим неразрывно связано. Как говорил Георгий Федотов, “святые неизбежно становятся мучениками”. Стать мучеником – значит засвидетельствовать свою любовь не только ко Христу, но и к людям, ближним и дальним. Святость – это актуализованная в человеке любовь Божия, направленная на спасение людей. Именно такой любовью горел о. Александр.
Святой, по его словам, – не безгрешный человек, но человек, посвятивший себя Высшему, посвященный Богу, служащий Богу. Святые и праведники, говорил он, “спасают нашу страну и всю нашу землю от гибели”. Исполнив великую заповедь Христа, став свидетелем Истины, он сам присоединился к сонму святых. Неканонизированный святой все равно прославлен Богом.
За год до смерти о. Александр писал: “Сегодня, как и вчера, я чувствую себя только оружием в Божиих руках”. Его воля всегда была в согласии с Высшей волей. Вера в спасительность Замысла Творца позволяла ему безбоязненно глядеть в будущее. Вот его слова: “Я глубоко верю в конечную победу света и добра. А как это будет, меня не очень заботит”. “Совершенная любовь побеждает страх” (апостол Иоанн). Любовь Александра Меня и была совершенной.
Митрополит Антоний Сурожский однажды заметил: “Отдавать свою жизнь – вовсе не значит умирать; это значит жить”. Владыка Антоний имел в виду, конечно, жизнь вечную, неразлучную жизнь с Богом. Он прав, потому что любовь – это путь к бессмертию. В этом смысл слов Габриэля Марселя: “Сказать кому-нибудь: «Я тебя люблю» – это то же самое, что сказать: «Ты никогда не умрешь»”.
Я думаю, каждый из нас мог бы сказать отцу Александру: “Я тебя люблю”.