Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 3, 2001
На международной выставке “Конец века. Семена будущего” в Милане премию “Лучшему европейскому художнику” в 50 тысяч евро получил московский архитектор Александр Бродский. Это, конечно же, решение миланского экспертного совета, а не всего Европейского сообщества. Но все равно премия Бродского должна быть лестна для русского искусства, считающегося безнадежно выкинутым из западного культурного контекста. О “лучшем европейском художнике” и его творчестве – арткритик ФЕДОР РОМЕР
Приятно, черт возьми, что награжденную миланцами инсталляцию Бродского “Кома” впервые увидели москвичи в марте прошлого года на выставке в Галерее М.Гельмана. Значит, Бродский не стремился соорудить нечто исключительно европейское и даже миланское, оставаясь верным себе и своим темам и в Москве, и в Италии, и в Америке, где подолгу работает. Впрочем, темы эти вполне “общечеловечны” и вседоступны – хрупкая культурная память, развоплощение временного материального мира, его руинированность, летаргия и просто смерть. Любимый цвет Бродского – серый, любимый материал – глина. В общем, Бродский – художник праха и конца.
Вот и весь смысл инсталляции “Кома” в ее постепенном уничтожении прямо на глазах у зрителей. (Так что все-таки в Милане видели несколько иную “Кому”, чем в Москве.) Бродский вылепил целый город, чем-то похожий на Москву с ее хрущобами и высотками, набережными и закоулками. Город этот стоит на металлическом поддоне, в который из канистр-капельниц стекает бурое техническое масло. Оно постепенно заливает поддон и по-настоящему поглощает игрушечное поселение. В идеале выставка закрывается тогда, когда на ней не увидеть ничего, кроме огромной коричневой лужи с дурным запахом.
Экологический апокалипсис – вещь равно актуальная и для Милана, и для Потьмы. Потому если воспринимать инсталляцию Бродского как лобовую метафору, то, кажется, легко объяснить его успех. Но “лучший европейский художник” не может быть простым “зеленым” публицистом. И у работы Бродского на самом деле нет однозначного смысла.
Во-первых, масло или мазут льется не из разверзнутых хлябей небесных, а именно что из капельниц, источников спасительных инъекций. Во-вторых, город лежит на поддоне как на операционном столе, освещенный и прогреваемый сверху огромными больничными лампами. Он – пациент в коме, который ждет помощи. И процедура затопления на самом деле для него – процесс реабилитации. Эта самая евангельско-кьеркегоровская “болезнь к смерти”, за которой открываются границы жизни вечной. Пусть в статусе града Китежа. И вообще, инсталляция необычайно хорошеет со своим распадом: грубо слепленные зеленоватые домики приобретают классическую ровность, лишь отражаясь в черной воде.
Бродский вообще поэт распада, в нем черпающий вдохновение. Не как “бумажный” архитектор 80-х, а как современный художник 90-х он прославился своими серыми объектами-инсталляциями (его выставка в американской Галерее Фельдмана так и называлась – “Серое вещество”), в которых все из той же глины воссоздан материальный мир времен авторских детства-отрочества-юности. Коньки, очки, пишущая машинка. А также целые бытовые сцены – люди на кровати, люди в кинозале, люди в морге. Бродский словно извлекает из-под толщи пепла и истории слежавшиеся и мумифицировавшиеся останки жертв извержения какого-то вселенского Везувия. Искусство начинается у него с последнего дня Помпеи, и никак не раньше. Именно смерть превращает жизнь в артефакт.
Руины, уходящие под воду мосты, мумии-объекты и мумии-люди – вот образы Бродского. Физический конец обеспечивает если не красоту, то стерильность: глина не пачкается, не пахнет и не испражняется. Потому еще в одной из инсталляций Бродский старательно рассовывает всякий бытовой мусор по герметичным пластиковым ящичкам из IKEA – он виден, но материально безопасен. Выбор IKEA неслучаен. Только кажется, что Бродский – настоящий романтик элегического миросозерцания. На самом деле он – подсознательное современного западного искусства, тщательно вымываемая и скрываемая его бюргерская составляющая. И именно поэтому объясним миланский триумф. Бродский – лучший европейский художник потому, что он больше европеец, чем сами сегодняшние европейцы.
Современное искусство ведь давно порвало с категориями прекрасного и идеального, заменив их на волю к брутальному и реальному. Сначала телесность с ее анатомическими трансформациями, интересом к перверсивному и запретному, патологическим документализмом, а потом так называемое “искусство пользы” (художник полностью слипается с реальностью, выполняя общественно полезную нагрузку – раздает денежные премии, готовит еду, организовывает турбюро или общедоступный кинотеатр) сделали ставку на живую жизнь во всем многообразии ее проявлений. Но классическое искусство – это ведь не жизнь, а всего лишь подражание ей, мимесис, как учил в древности Аристотель. По большому счету, уничтожение жизни в реторте творческого горения. Искусство начинается со смерти, только символической, а не тиражируемой во всей подлинной красе фотографиями и видео с бесчисленных биеннале. В этом смысле певец красивого умирания Александр Бродский – наследник классической парадигмы.
Но вернемся к IKEA. Именно в ней тоже живет классическая парадигма. Стерильное, комфортное, простое, никакое жилище – буквальная и невольная материализация знаменитой “комнаты, похожей на гроб” Достоевского-Раскольникова. А идеальный насельник этой шведской комнаты – промытый, пахнущей лосьонами и гелями, стерильный и ухоженный – тоже своего рода “человек после смерти”, замороженный труп из мертвецкой. Или откопанный и перенесенный в музей житель Помпей. Или персонаж Бродского.
Не случайно Бродский, со своей радикальной, “некрофильской” эстетикой, имеет бешеную популярность как дизайнер дорогих квартир и ресторанов. Туда не поставишь дешевую мебель из IKEA, но хочется же чего-то духовно близкого ей. Из одной серии, одной парадигмы.
Шведская фирма, не ведая того, отвечает теперь за мертвое классическое искусство. И Бродский отвечает за него, верно следуя аристотелевской традиции. А современное искусство Европы с его живыми акциями, перформансами, фото и видео ее предало, чего очень стесняется. И потому называет русского архитектора и дизайнера Александра Бродского “лучшим европейским художником”. России остается только гордиться.