Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Сальников Алексей Борисович родился в 1978 в Тарту. С 1984 года живет на Урале. Публиковался в «Литературной газете» и журнале «Уральская новь». Живет в поселке Горноуральский Свердловской области.
* * * (2002) Если два четверостишья, То они уже, Как в прихожей два пальтишка, В склянке два драже. И (без всякой связи) сладок Старый карандаш, Снег заваливался набок В белую гуашь, То откроет, то закроет, И опять слова: Альфа, Бета - было двое, А осталось два. * * * (2002) Стесняясь тела своего, Состав кончается треглазо, И снег, ни мёртвый, ни живой, Косой на все снежинки сразу, Трясёт, как лошадь, головой. Пожалуй, всё. Такая кладь, Такой табак, такое мясо, Минусовая благодать Меж четырёх "не прислоняться", Другим лететь, а нам стоять, Пока вокруг бредут слоны Густой январской глубины. * * * (2002) Смотри - горит вода, Не ведая пруда, И лебеди плывут Куда-нибудь туда, Пусти пернатых сих На самый белый свет, Пусть зазеркалит след Их лебедих. * * * (2002) Краеведам ходить по краю И отведывать этот край - Недосоленные сараи, Перезавтраканный вчерай, Самый, елки панки und русский Непролазнозаразный лес, Или еле, для рифмы узкой, С ударением на конец, Чтобы сладкий с рьяного форте (На бинокль!) увидел ты, Как на цейсовском горизонте До сих пор они жгут зонты. * * * (2002) Вращение комара Сквозь горизонтальный зуд - Не более, чем жара, Не далее, чем маршрут. По циркулю только мы, А всё, что он обмахал, Есть лампа округлой тьмы И алый её нахал, Царапающий окно, В какой ни забьёшься лаз, В любую Взбредёшь траву - Будильник начнёт и враз Прихлопнет гордиев у. Но там, где и вдоха нет, Над входом висит с трудом, По самый носик согрет Твоим завязанным сном, Ветвистый, как домино, Как мальчик, невыносим, От крови ему смешно В пять с половиной зим. * * * (2002) Темнота неоднородна, И плывут из темноты: Тропок бледные полотна, Звуков плотные холсты, Плачут запахи еловым, Волки плавают окрест, Ангел - птицей-грехоловом Сел на облачный насест, И печаль потуже смерти Точит бритву на холсте, Та печаль, уж вы поверьте, - Страх остаться в пустоте. * * * (2002) Пополам на скатерти Яблоко и зеркало, Половинка к матери В понедельник съехала. С половины пятого Слэш дождя занятного. Середина пятого - А вторая спрятана. И смешны заранее Встреча и прощание. Раз - очарование. Два - очарование. * * * (2001) Громкое вороньё, Солнечные трамваи, Если обидишь её - Я тебя закопаю. Ты у неё один, Больше не обмануться, Злится - не уходи, Вырвется - дай вернуться. Ну, а меня в словарь, То, что сто лет моё - Солнечные трамваи, Громкое вороньё. * * * (2002) На тёплой пашне киберпанка Взойдет всё та же ерунда: По стеблю человечьи ранки И скользкий сок туда-сюда. Ну, а пока горчит ворона С восьми сияющих сторон, И червь - исчадьице питона - Неимоверно удивлён, Как ты своей босою ножкой Его роняешь на бока И ждёшь, когда тебя заброшу На кучевые творога. * * * (1999) У холма пологий склон, У тропы гранитный слон, Мы идём бродить по свету - Слева ты, а справа он. На горе еловый лес, Двух тропинок хвойный крест, Муравьи (спешить куда-то Им никак не надоест). А в лесу забытый дом, Чёрный дом, усталый дом, Значит, это будет тайна - Глянем в окна и уйдём. В чёрном зеркале окна: Дети, лес и тишина. * * * (2002) Что время отходит, А пыль остаётся, Метафора, скажем, На девять копеек, Нацеженных в самый Интимный карманчик За год похождений По хлебы и пиво. Допустим, она Отыгралась на тонком И новом хлысте Забубённой печали, Протянутой вдоль И растянутой между Сырыми от блеска Пелёнками света, Сквозь плоское зеркало Вьющего прямо Шнурами по шторам И в белое небо (Под сорок, родные, И некуда деться). И девять, и сорок, А в годик остригли Недужные прядки Секатором стрелок, И студень из пыли Дрожал на поминках, Лизал хрусталя, Воровал анекдоты, Ты помер, А мы как бы В ритме остались (Подвзглоте сердешном) Однако, без рифмы. Win (2002) На хладокомбинате пустота, Фреон прозрачен, Линзой обозначен, Стекает с долгоногого моста, Сама себя копирует вода И в темноте слоями и слоями Лежит песком, спокойным, как суоми. Разрежь, увидишь - впаяны в бархан Твои фигуры, Тени, пассажиры, А не проглочен лишь левиафан, Все льёт и льёт финляндию стакан, И сломано последнее колено, И всё накрылось полиэтиленом. * * * (2003) Предметы проросли в предметы, Иглоподобная пчела Символизирует при этом Стежок сухого ремесла, И рафинадом свет заломлен, Плетёт его же на корнях Уют любой, возникший полым. И для троянского меня Всё перепрядено короче, Но здесь, в декарте мозжечка, Где сеть прекрасней паука, Нет ничего красивей точки * * * (2003) Покуда воздух безразмерный - Он всюду лепит острова, Легко прокладывает нервам Разнообразные слова. Настолько образные, словно Экран винды - иконостас, И лишь трёхбуквенное слово Дошло от Игоря до нас. Настолько разные, что чистый Твой холодильник - скорлупа С холодной головой чекиста, Легко поставлен на попа. Слова настолько, что улова В них без ловца не уловить, Меж полом, оловом и пловом, Засим их синтез ядовит, Как молчаливая игла Лежит внутри себя на спинке, Питая остротой угла И патефоны и пластинки. * * * (2003) Когда пойдёшь последним чемоданом, Попробуй не оставить ни аза, Пускай цена холеного Седана Не выклюет наследникам глаза. И затанцуй обратно все балеты, Вверни тоску, что выжгли фонари, И соврати обратно малолеток, И лапы за собою подотри, Но, как ни бейся, будет в три обхвата, Сплошная - и уже не страшно ей, Ветвистая твоя Махабхарата, Гомеровский глоссарий кораблей У мира внутривенно и подкожно. Петроглиф ты, заноза - вынимать Которую, во-первых, очень сложно, А в пять десятых - грустно вынимать. Закрой глаза, исчезнуть невозможно. * * * (2003) Мгновенно истаявший в сладости Солоноватый следок твоих пальцев, Положивших мне на язык Белую дольку порезанного яблока. О дольках: прохладная апельсиновая, Если поднести к губам, точно указательный палец племянника, Что поиграл в снежки. В хорошем стихотворении Обязательно должен быть снег, Ребенок и трамвай, Но сейчас июль, Ты уже взрослая особа, Трамваи не ходят в Тарту. * * * (2003) бройля медленно читая мнёт брусочек пластилина абсолютно золотая смерть по имени полина. и сама себе не рада за отсиженную ногу. свет погаснет. ну и ладно. спать пора. и слава богу, что неназванному волку вертикали ныть кроваво, а луне опять подолгу, как всегда, глядеть направо и слепить сплеча с любовью и ещё сырую лошадь молча ставить к изголовью, так, что дальше не продолжить. * * * (2003) На педосайте нет случайных лиц, Поскольку лиц там все-таки не много, В бойлаверы запишем Владислава, Я Миша Джексон, я люблю зверей, А я люблю, когда похолоднее, Free pics, preteens, Ukrainian angels, Webmasters, members only, join now. Тоскливее, чем польское "Uwaga" (SS, кино, секретная бумага), Двухцветней "Знатоков", по самый лоск Лежит себе каракулевый мозг С прожилками путей к универмагу, Почтамту, телеграфу, телефону, Работе, горнолыжному балкону. Туда и тащит по дрова и в лес Посасывать курительный рефлекс, Который (снято!) больше не затрону. Мне хорошо, что остаются тени В любом из проходных стихотворений И по слогам заманивают яд, Летьмя летят и что-то там едят, А фантики бросают на ступени. * * * (2003) Сто лет назад, Когда вы только спали, У нас был сад, И мы его копали. Сто лет назад Мы все входили в роли, У нас был Сад И мы его пороли, Пололи и пароли, Так сказать. * * * (2000) Притом, что любое Коллоди Почти протекает в Толстое Дорога всегда переводит Себя с одного на другое. На рельсах её каравана Платком, почерневшим от плача, Дана: полнорукая Анна Решению: лев и заначка. Составы проходят канвою Конвоя и тянут отсюда: Москву, что пропахла Москвою, Неву, что остра обоюдно Под стуки, под Геки и Чуки. А мы засыпаем, коль скоро Серёжу оставят разлуке, Серёжу возьмут в Холмогоры. * * * (2003) Ты можешь забрать меня, только верни до пяти, Иначе тебе же самой и не станет покоя. Я - город, хотя и не знаю, куда мне идти. Я - Гойя, хотя и не знаю, что это такое. Пока десятичная дробь набирает разбег (Ведром) и неряшливо сопоставляет размеры, Такими же лапами нам натянуло проспект На мыльную пленку покрытой пылинками склеры, Открыло последнюю банку, того, что внутри Выводит и выведет общая наша кривая. Ты просто возьми и холодной ладонью сотри Сплошное стекло и сплошное железо трамвая, Который идет параллельно, отсюда - назло, Оттуда - по швам расползается, как барахолка, Но, как ни торопится он, загоняя число, Часы отстают, и поэтому это надолго. * * * (2003) Пустоты иероглиф - Абсолютный сглаз - Все автобусы ушли в Свой Аннуминас. И осталось две по сто, Да и те, прости, Оттого что нам с пальто Некуда идти. А простая голова, Путая слова, Проведёт из кухни "А" И до кухни "А".
Сальников Алексей Борисович родился в 1978 в Тарту. С 1984 года живет на Урале. Публиковался в «Литературной газете» и журнале «Уральская новь». Живет в поселке Горноуральский Свердловской области.
* * * (2002) Если два четверостишья, То они уже, Как в прихожей два пальтишка, В склянке два драже. И (без всякой связи) сладок Старый карандаш, Снег заваливался набок В белую гуашь, То откроет, то закроет, И опять слова: Альфа, Бета - было двое, А осталось два. * * * (2002) Стесняясь тела своего, Состав кончается треглазо, И снег, ни мёртвый, ни живой, Косой на все снежинки сразу, Трясёт, как лошадь, головой. Пожалуй, всё. Такая кладь, Такой табак, такое мясо, Минусовая благодать Меж четырёх "не прислоняться", Другим лететь, а нам стоять, Пока вокруг бредут слоны Густой январской глубины. * * * (2002) Смотри - горит вода, Не ведая пруда, И лебеди плывут Куда-нибудь туда, Пусти пернатых сих На самый белый свет, Пусть зазеркалит след Их лебедих. * * * (2002) Краеведам ходить по краю И отведывать этот край - Недосоленные сараи, Перезавтраканный вчерай, Самый, елки панки und русский Непролазнозаразный лес, Или еле, для рифмы узкой, С ударением на конец, Чтобы сладкий с рьяного форте (На бинокль!) увидел ты, Как на цейсовском горизонте До сих пор они жгут зонты. * * * (2002) Вращение комара Сквозь горизонтальный зуд - Не более, чем жара, Не далее, чем маршрут. По циркулю только мы, А всё, что он обмахал, Есть лампа округлой тьмы И алый её нахал, Царапающий окно, В какой ни забьёшься лаз, В любую Взбредёшь траву - Будильник начнёт и враз Прихлопнет гордиев у. Но там, где и вдоха нет, Над входом висит с трудом, По самый носик согрет Твоим завязанным сном, Ветвистый, как домино, Как мальчик, невыносим, От крови ему смешно В пять с половиной зим. * * * (2002) Темнота неоднородна, И плывут из темноты: Тропок бледные полотна, Звуков плотные холсты, Плачут запахи еловым, Волки плавают окрест, Ангел - птицей-грехоловом Сел на облачный насест, И печаль потуже смерти Точит бритву на холсте, Та печаль, уж вы поверьте, - Страх остаться в пустоте. * * * (2002) Пополам на скатерти Яблоко и зеркало, Половинка к матери В понедельник съехала. С половины пятого Слэш дождя занятного. Середина пятого - А вторая спрятана. И смешны заранее Встреча и прощание. Раз - очарование. Два - очарование. * * * (2001) Громкое вороньё, Солнечные трамваи, Если обидишь её - Я тебя закопаю. Ты у неё один, Больше не обмануться, Злится - не уходи, Вырвется - дай вернуться. Ну, а меня в словарь, То, что сто лет моё - Солнечные трамваи, Громкое вороньё. * * * (2002) На тёплой пашне киберпанка Взойдет всё та же ерунда: По стеблю человечьи ранки И скользкий сок туда-сюда. Ну, а пока горчит ворона С восьми сияющих сторон, И червь - исчадьице питона - Неимоверно удивлён, Как ты своей босою ножкой Его роняешь на бока И ждёшь, когда тебя заброшу На кучевые творога. * * * (1999) У холма пологий склон, У тропы гранитный слон, Мы идём бродить по свету - Слева ты, а справа он. На горе еловый лес, Двух тропинок хвойный крест, Муравьи (спешить куда-то Им никак не надоест). А в лесу забытый дом, Чёрный дом, усталый дом, Значит, это будет тайна - Глянем в окна и уйдём. В чёрном зеркале окна: Дети, лес и тишина. * * * (2002) Что время отходит, А пыль остаётся, Метафора, скажем, На девять копеек, Нацеженных в самый Интимный карманчик За год похождений По хлебы и пиво. Допустим, она Отыгралась на тонком И новом хлысте Забубённой печали, Протянутой вдоль И растянутой между Сырыми от блеска Пелёнками света, Сквозь плоское зеркало Вьющего прямо Шнурами по шторам И в белое небо (Под сорок, родные, И некуда деться). И девять, и сорок, А в годик остригли Недужные прядки Секатором стрелок, И студень из пыли Дрожал на поминках, Лизал хрусталя, Воровал анекдоты, Ты помер, А мы как бы В ритме остались (Подвзглоте сердешном) Однако, без рифмы. Win (2002) На хладокомбинате пустота, Фреон прозрачен, Линзой обозначен, Стекает с долгоногого моста, Сама себя копирует вода И в темноте слоями и слоями Лежит песком, спокойным, как суоми. Разрежь, увидишь - впаяны в бархан Твои фигуры, Тени, пассажиры, А не проглочен лишь левиафан, Все льёт и льёт финляндию стакан, И сломано последнее колено, И всё накрылось полиэтиленом. * * * (2003) Предметы проросли в предметы, Иглоподобная пчела Символизирует при этом Стежок сухого ремесла, И рафинадом свет заломлен, Плетёт его же на корнях Уют любой, возникший полым. И для троянского меня Всё перепрядено короче, Но здесь, в декарте мозжечка, Где сеть прекрасней паука, Нет ничего красивей точки * * * (2003) Покуда воздух безразмерный - Он всюду лепит острова, Легко прокладывает нервам Разнообразные слова. Настолько образные, словно Экран винды - иконостас, И лишь трёхбуквенное слово Дошло от Игоря до нас. Настолько разные, что чистый Твой холодильник - скорлупа С холодной головой чекиста, Легко поставлен на попа. Слова настолько, что улова В них без ловца не уловить, Меж полом, оловом и пловом, Засим их синтез ядовит, Как молчаливая игла Лежит внутри себя на спинке, Питая остротой угла И патефоны и пластинки. * * * (2003) Когда пойдёшь последним чемоданом, Попробуй не оставить ни аза, Пускай цена холеного Седана Не выклюет наследникам глаза. И затанцуй обратно все балеты, Вверни тоску, что выжгли фонари, И соврати обратно малолеток, И лапы за собою подотри, Но, как ни бейся, будет в три обхвата, Сплошная - и уже не страшно ей, Ветвистая твоя Махабхарата, Гомеровский глоссарий кораблей У мира внутривенно и подкожно. Петроглиф ты, заноза - вынимать Которую, во-первых, очень сложно, А в пять десятых - грустно вынимать. Закрой глаза, исчезнуть невозможно. * * * (2003) Мгновенно истаявший в сладости Солоноватый следок твоих пальцев, Положивших мне на язык Белую дольку порезанного яблока. О дольках: прохладная апельсиновая, Если поднести к губам, точно указательный палец племянника, Что поиграл в снежки. В хорошем стихотворении Обязательно должен быть снег, Ребенок и трамвай, Но сейчас июль, Ты уже взрослая особа, Трамваи не ходят в Тарту. * * * (2003) бройля медленно читая мнёт брусочек пластилина абсолютно золотая смерть по имени полина. и сама себе не рада за отсиженную ногу. свет погаснет. ну и ладно. спать пора. и слава богу, что неназванному волку вертикали ныть кроваво, а луне опять подолгу, как всегда, глядеть направо и слепить сплеча с любовью и ещё сырую лошадь молча ставить к изголовью, так, что дальше не продолжить. * * * (2003) На педосайте нет случайных лиц, Поскольку лиц там все-таки не много, В бойлаверы запишем Владислава, Я Миша Джексон, я люблю зверей, А я люблю, когда похолоднее, Free pics, preteens, Ukrainian angels, Webmasters, members only, join now. Тоскливее, чем польское "Uwaga" (SS, кино, секретная бумага), Двухцветней "Знатоков", по самый лоск Лежит себе каракулевый мозг С прожилками путей к универмагу, Почтамту, телеграфу, телефону, Работе, горнолыжному балкону. Туда и тащит по дрова и в лес Посасывать курительный рефлекс, Который (снято!) больше не затрону. Мне хорошо, что остаются тени В любом из проходных стихотворений И по слогам заманивают яд, Летьмя летят и что-то там едят, А фантики бросают на ступени. * * * (2003) Сто лет назад, Когда вы только спали, У нас был сад, И мы его копали. Сто лет назад Мы все входили в роли, У нас был Сад И мы его пороли, Пололи и пароли, Так сказать. * * * (2000) Притом, что любое Коллоди Почти протекает в Толстое Дорога всегда переводит Себя с одного на другое. На рельсах её каравана Платком, почерневшим от плача, Дана: полнорукая Анна Решению: лев и заначка. Составы проходят канвою Конвоя и тянут отсюда: Москву, что пропахла Москвою, Неву, что остра обоюдно Под стуки, под Геки и Чуки. А мы засыпаем, коль скоро Серёжу оставят разлуке, Серёжу возьмут в Холмогоры. * * * (2003) Ты можешь забрать меня, только верни до пяти, Иначе тебе же самой и не станет покоя. Я - город, хотя и не знаю, куда мне идти. Я - Гойя, хотя и не знаю, что это такое. Пока десятичная дробь набирает разбег (Ведром) и неряшливо сопоставляет размеры, Такими же лапами нам натянуло проспект На мыльную пленку покрытой пылинками склеры, Открыло последнюю банку, того, что внутри Выводит и выведет общая наша кривая. Ты просто возьми и холодной ладонью сотри Сплошное стекло и сплошное железо трамвая, Который идет параллельно, отсюда - назло, Оттуда - по швам расползается, как барахолка, Но, как ни торопится он, загоняя число, Часы отстают, и поэтому это надолго. * * * (2003) Пустоты иероглиф - Абсолютный сглаз - Все автобусы ушли в Свой Аннуминас. И осталось две по сто, Да и те, прости, Оттого что нам с пальто Некуда идти. А простая голова, Путая слова, Проведёт из кухни "А" И до кухни "А".