Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Кондрашов Дмитрий Леонидович родился в 1963 в Челябинске. Закончил филологический факультет Челябинского государственного университета. Публиковался в журналах «Юность», «Несовременные записки», «Уральская новь». Участник «Антологии современной уральской поэзии» (Фонд «Галерея», Челябинск, 1996). Работает завлитом в театре. Живет в Челябинске.
Отрывок (1997) ...Ничем не объяснить. И удержаться нечем. Не смерть красна, а нить. Я думал, что отмечен (не выстрелом в висок, но выходом из хора - куда? - на волосок от общего позора) и (там, на волоске) что одержим, в натуре, тоскою по тоске по мировой культуре. Воспоминание о будущем (1997) Я представляю свой сезон во всех деталях: старинный вальс "Осенний сон"; лубок и Палех; елей, бальзам; угар и чад; аплодисменты; в углах поклонницы торчат и конкуренты. Собрав весь этот коллектив (точнее - стаю), я знаю: более чем жив. Я процветаю. И, не избавивший слова от "алярюса", теперь - виновник торжества дурного вкуса. Письмо с поля битвы Барабан разбрызгивает дробь. В воздухе опять запахло дракой. Войско наблюдает исподлобь- я за нашим Главным Забиякой. Он в Большой участвует Игре, жизнь воспринимая как причуду. Что-то шепчет, а глаза - горе: в облака и далее повсюду. Там, вверху, - Всевышний Командир. У него в запасе есть делирий для того, кто понял этот мир как цепочку редких перемирий. Богу видно всё: что мы - поврозь, что для упоенья нужен повод... Поскорей бы что-нибудь стряслось, да непоправимое, а то вот - . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Где-то вдалеке сыграл горнист. Бог ему откликнулся валторной. Гром отгрохотал, и воздух чист. Ваш слуга лежит, уже покорный. Поводок отпущен и забыт. Я его отыскивать не стану. Небосвод умеренно скорбит ("Богу видно всё!") по барабану. Элегия (1997) Что происходит - там, за фасадом, в новой избе? Той, что кирпичным повернута задом лично к тебе? Многозначительна, многоэтажна - что твоя брань. Что происходит, не так уж и важно: Тьфутаракань. От возлияний чуть фиолетов, видишь в упор на занавеске двух силуэтов зыбкий узор. Ты зачарован их пантомимой, звуком стрельбы... Воздух Отечества! Невыносимый сор из избы. * * * (1997) То не повесть спешит к эпилогу, Не трамвай после смены в депо - То душа устремляется к Богу, Чтобы спорить с Ним в( )скорости. По- дозреваю: никто не спасётся, Ибо речь моя б(л)едная не О затменье Луны или Солнца! (Преставление света в окне.) Без названия (1997) Р. Г. Я ли держу удар? Бог ли держит меня? Стоит ли волосы рвать да по земле кататься? Запах твоих подмышек - всё ещё западня. Я до сих пор на свободе; даром что святотатство. Жизнь со мной обошлась помилосердней романса. Ты без меня обошлась. Я без тебя - тем боле. Как же мы постарели со времён Резонанса либо с ума посходили: нечувствительны к боли. Помнишь, как обращались к поэтам, а не к философам, исповедникам, знахарям, футурологам? Или как мы с тобой вдвоём старым, дедовским способом добывали огонь? Не добыли. Баллада об игре воображения (2003) Я это читал у древних (слушай сюда, дружок): в какой-то глухой деревне жил да был пастушок. Года его были недолги, мысли его коротки. "Волки! - он крикнул.- Волки! И когти у них, и клыки". Но жители той деревни сказали: "Ищи дураков! Мы это читали у древних - здесь не бывает волков. Глупые кривотолки мы отвергаем, смеясь: в нашей округе волки не водятся отродясь". ...И вот он уже - подросток, и взор его не потух. В руке у него посох, стало быть, он - пастух. Он видит глаза русалкины, разных кентавров тьму. Когда он орёт: "Ангелы!", никто не верит ему. Никто не верит фразе и все верят в счастливый конец, пока не мешают фантазии парню пасти овец. Но мы с вами - люди взрослые и знаем, что к чему. Когда он воскликнет: "Господи!", никто не поверит ему. Никто не поверит автору, начавшему издалека, будто всё это - правда, будто мосты, берега, победы и пораженья, радость или тоска - игра воображенья какого-то пастуха. "Нет никакого волка нигде и никогда, и жить мы будем долго - до Страшного Суда!" Из Иосифа Бродского (1998) Перевод с английского Вариации на тему "V" - Птицы, вы, что взирали свыше на отступленье, вдруг развернулись, прянули в сторону неприятеля. Или над нами глумится ваше пернатое племя? Что ж, мы разбиты, но силы всё ещё не утратили. - Петь не имеет смысла перед толпой худосочной. Вороны и валькирии с их номерами коронными Ринулись нам на смену. На горизонте восточный Ветер играет кронами, словно аккордеонами. - Клинышки клювов! Взрывы в каждой прячутся пальме! Западный ветер с визгом ваши ноты непрочные в небо взметнёт, а мы вам что предлагаем? Память. Будущее неизвестно, но неизменно прошлое. - Ни погребальных костров, ни посмертного крова нашему племени в царстве тмина, ромашки, цикория. "Влипли! ...пли! ...пли!" - ваше последнее слово. Мы же не так примитивны. Нам подобает виктория. Моей дочери Будь у меня ещё одна жизнь, я бы пел - без хора - в кафе "Рафаэлла". Или сиживал там до упора. Или стоял как мебель, потолок подпирая, если менее щедрой окажется жизнь вторая. Впрочем, поскольку всякий новый век будет лаком до кофеина и джаза, - терпимо; покрытый лаком и пылью, я сквозь любую щёлку, прореху, пору лет через двадцать увижу твою лучшую пору. Твой отец будет рядом. Не забывай об этом. Разве что он обернётся каким-то иным предметом - вещью, превосходящей возрастом или весом тебя, за тобой следящей строго и с интересом. Прости безымянной вещи её любовь к назиданью. Всё, что тебе запомнится: некие очертанья, которые я утрачу - как только выйдут сроки. И потому, кончаясь, деревенеют строки.