Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 16, 2003
Дозморов Олег Витальевич родился в 1974 в Свердловске. Окончил филологический факультет Уральского госуниверситета и аспирантуру. Работал литсотрудником в журнале «Урал», обозревателем в газетах. Публиковался в журналах «Знамя», «Звезда», «Арион», «Таллинн», «Урал», альманахе «Urbi» и др. Автор двух книг стихотворений: «Пробел» (Екатеринбург, 1999) и «Стихи» (Екатеринбург, 2001). Преподает русский язык в Екатеринбургском театральном институте. Живет в Екатеринбурге.
* * * (2000) Родная речь, отойди от меня, поди прочь, не приближайся ко мне, я боюсь сейчас твоего огня, между тем сгораю в твоем огне. Так покойник садится, почти встаёт в крематорской печке, зовёт рукой, открывает рот и почти поёт. Что со мной, что со мной, что со мной? * * * (1997) В стекле читая по губам - душа уже на всё готова - что там? - подумаешь - и там всё прособачено толково. Ведь для презренного ума какая в этом неизвестность? Там всё известно: тоже - тьма, мученье, скотство, бестелесность. * * * (1997) Не гром, а хруст, передвиженье хмар, их переход и вновь перемещенье - всё обещало гибель и пожар, стремительно меняя освещенье. Но Боже мой - чудесная гряда, вскипавшая уже свежо и быстро, вдруг тихо растворилась без следа, как жизнь моя,- без радости, без смысла... * * * (2002) Душа уходит постепенно, но не удерживай её: живи легко и отчужденно, продли присутствие своё, пока уход её небыстрый и этот отблеск над тобой серебряный и серебристый, серебряный и золотой. * * * (2000) Вечереет. И синие тени легли, пролегли, как писали до нас, и трамвай серебрится в морозной пыли, но и он исчезает из глаз. Ты мне спать не даёшь, ты мне спать не даёшь, машешь голою веткой в окно. Ты, пожалуй, до смерти меня доведёшь. Доводи. Всё равно, всё равно. Что ты хочешь от сердца, о чём ты молчишь и о чём ты со мной говоришь? Всё равно ты угрюмца не развеселишь, ещё пуще растрогаешь лишь. * * * (2002) Ты дал мне тему. Что мне делать с ней, такой нелепой и такой моей? За радость громкую - писать и жить - могу ли я тебя благодарить? Я продолжатель и учитель я, и сам себе приятель и друзья. Я сам себе и друг, и господин, пожизненно, единственно один. На стекла вечности уже легло твоё дыхание, твоё тепло. Орнамент этот зрение промыл, и всё происходящее простил. * * * (2002) Какая тишь после дождя! Поэт заплакал, как ребенок, и дождь, немного погодя, опять расхныкался спросонок. Наверное, тому не быть, что мы увидимся, однако так хочется поговорить. И дождь. И вою, как собака. Большой Исток (1997) Белей щеки в морозном декабре мой небосвод в простуженное лето. У тополей изнанка в серебре, и медь ольхи расплатится за это. Горит рябины яркое вино. Пора брать пилы и сжигать валежник, бить комаров, распахивать окно в садах осенних, карих, безнадежных. * * * (1998) Ещё на закате над рощей проводят багровый разрез - в ночи через полночь и площадь тревожный летит мерседес. Давно расступается местность, окраины, пригород, плёс, а он оглушает окрестность нервическим визгом колёс. В холодном молчании ночи, нагретым мотором ведом, он светит в звериные очи бессонным своим огоньком. Накурено, душно, и ясно, что к чёрной баранке приник мой злой, гениальный, опасный, мой самый прекрасный двойник. * * * (2000) Под дождем проливным, моросящим, и опять проливным, и в другой раз в замедленный переходящим - я не мог попрощаться с тобой. Что мне надо - не знаю, не знаю. Что ни год - обложили дожди, а потом без конца и без краю выпал снег: обожди, обожди! * * * (2000) Подумаешь, экое счастье: что север, погода к нулю, мне по сердцу это ненастье, я вычурностей не люблю. Мне нравятся нивы и рощи нагие, без всяких затей, а рифмы должны быть попроще: посеверней и победней. Воспоминание (1998) Философичный мотив неприличный выйдет на дудочке - самокритичный, спрячешь цевницу. Тут случай иной, и не Гандлевский из сумки тетрадку тут извлекает - и ну по порядку всякие господибожетымой. Скорбные тени стоят за стеною. Что же ты делаешь, муза, со мною? Вечер. Плацкарт. Не любителем ласк я уродился. От мая до мая - силлаботоника жизни родная, аполлонической музыки лязг! ...Ехали в Пермь "на гастроли" с поэтом, первым, быть может. На Каму рассветом вылита бронза багровая. "Да, встретят нас с музыкой: девочки, водка". В алом окне замелькала решётка длинного моста. Я вспомнил тогда. Лето. Пятнадцать. Ломается голос. Фото у сквера. В руке гладиолус. Речи ведут, принимают в лицей. Двойка по химии. Пять по предмету некоему, что сживает со свету метафизической музыкой всей. * * * (2000) Холодом зимним повеяло, зимним морозом дохнуло, только снежочком посеяло - на тебе, не обмануло. Мало из облака выпало, сеялось мелко, несмело, землю ещё не засыпало, небо уже побелело. * * * (2000) Навзничь с открытыми глазами! Перевернусь на левый бок - а всё не встречусь с небесами, а, верно, встретиться бы мог. Уснуть бы так, чтоб не проснуться, но так, чтоб сразу не уснуть - ненужной веточкой приткнуться, существовать - но как-нибудь. * * * (2000) Мне не понять, о чём они шумят, о чём ворчат раздетые деревья, и в полном одиночестве летят последние оранжевые перья. И ветра свист, немного погодя, уже осип от будущего снега, и у последнего осеннего дождя - лицо страдающего человека. * * * (2002) Я закрываю магазин стихов и открываю магазин несчастий, зла, общечеловеческих грехов и прочего по этой части. Я покупаю старые долги, храню несовершенные победы, и если я торгаш, то помоги моей торговле, приноси мне беды и бедствия. Ну а потом беги. * * * (2002) Та, о ком он писал: невозможно, та, о ком он, возможно, писал, из неверной ушла осторожно, слишком сложной системы зеркал. Что осталось? А то и осталось. В примечаниях тоже вот нет точных сведений, только усталость, некий трансцендентальный привет. * * * (2002) Что осенью бледнее небеса, об этом тоже говорить не надо. Становятся подробнее леса под трепетным воздействием распада. Становится прозрачнее. Увы, всё сказано - они навечно в ссоре. Какое безразличие в крови, какое безучастие во взоре! * * * (2002) Я книг не читаю, стихов не пишу, почтительно вялое тело ношу с работы домой и опять на работу, и если замечу, увижу хоть ноту, её не расслышу, но после, потом, когда прихожу в твердокаменный дом, в котором живу, я её вспоминаю, пытаюсь продолжить и плачу, страдаю и милому карандашу говорю: я верен тебе, я, как прежде, горю, одиннадцать строчек тебе посвящаю. * * * (2002) Ненавижу работу, хочу умереть, но не сразу, а так, чтоб дыханье иметь, чтоб лежать и дышать, и просить у небес продолженья дыханья страдания без. Не хочу умирать, а работу ценю за возможность заставить раз триста на дню азиатскую вытяжку напоминать то, за что никогда не хотел умирать. * * * (2003) Хотел сегодня написать стихи, да вот не написал. Зато в компьютер сел играть и до полуночи играл. И жизнь моя прошла меж тем, как несчастливое кино. И счастлив был уже я тем, что чем-то кончилось оно. * * * (2003) Нормально. Из дворика наверняка мы выйдем в большую аллею. Проходит с усилием товарняка и вправду товарный за нею. Стена тополей, и за ней полотно. А неба растянутый ситец висит за домами, а им всё равно, чего он там был очевидец.