Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 15, 2003
СЕНТЕНЦИИ И МАКСИМЫ 1 Пейзаж напоминает медный таз: тут эхо трудится и отдыхает глаз, напившись крови, цепенеют маки, щекочут ноздри афродизиаки, и облако минуты три подряд похоже здорово на чей-то голый зад. 2 Почто, судьба, нас нынче занесло в сей вертоград? и сломано крыло, и нет руки свободной - почесаться иль срам прикрыть, ремня - подпоясаться, подруги, чтобы ложе разделить, и даже друга - душеньку излить. 3 Постылый мир! Он тем уже постыл, что я к нему порядком поостыл, приняв причастье тысячи затрещин, и агнец мой с голодным волком скрещен. А в остальном - здесь чистый парадиз, и мы кричим в восторге слово "cheese". 4 О, времена! О, нравы! О, страна - венец терновый проволоки ржавой! Молчания китайская стена вокруг меня воздвигнута державой. И жаворонок в звонкой тишине слагает гимн, увы, не обо мне... 5 И выбор страшный дан... Засим - ступай по водам, аки по суху. Поверят - распнут. А, часом, не поверят, по новой к испытанью приступай. Не верь, не спорь, не бойся, не проси, а поднесут - налей и закуси. 6 А посему - ступай. В руках - свеча и томик Пушкина, в душе - поползновенье остановить то самое мгновенье, что изглодать готова саранча. И швец, и жнец, и на дуде игрец, - найди себя средь сущих, наконец... 7 Блажен любой, кому сей скорбный мир - что туалетный мягонький папир... А что до тех, кому не довелось у очага домашнего согреться - не все ль равно, на что нам опереться: на землю, на воду, на воздух, на авось? СВЯТАЯ НОЧЬ О чем, метель, ты молишься с утра под образами из оконной рамы, покуда в предстоянье Рождества нас тешит жизнь данайскими дарами? Ни капли из-под смежившихся век... Но до чего похожа на затменье Святая ночь, и черно-белый снег летит с небес, как крестное знаменье. О, неужель я призван, наконец, туда, где от огня никто не гонит, и над столом склонился Бог-Отец весь в мишуре мгновений прошлогодних... В ту ночь, когда все прошлое - прошло и в будущее прав не испросило, воспоминаний тусклое стекло, - одно оно имеет власть и силу. Устав питать надежды на ночлег, я ночь раздумий не сочту обузой, пускай еще полвека сыплет снег, и ветер пахнет корочкой арбузной. Пусть впереди еще один виток, Полярною прочерченный звездою, бесценен этот карточный чертог, из памяти воздвигнутый судьбою. Ночь, не спеши, я к прошлому привык, я слился с ним, я влез в его обличье, великий и могучий мой язык прощает мне мое косноязычье. И если время - вывести итог словами, в душу вложенными Богом, пускай любое слово будет - Бог, утешенный сложившимся итогом. ВЕЧЕР В САРЫ-ОЗЕКЕ 1 День клонился к закату. Из пыльных кустов сирени, облюбованных молодежью, раздавались томные ахи и вздохи, водители скорой помощи отключали сирены, глядя на то, как лохматые кабыздохи, изнывающие от жажды, жары и любовной страсти, воспламенясь изнутри, снаружи окаменев, как сфинксы, белый флаг выставляя из каждой пасти, капли слюны роняли на пыльный асфальт или чьи-то джинсы. 2 Короче, ситуация из разряда вполне заурядных (как, впрочем, любое перемещенье молекул в старинном тигле над огнем спиртовки), чему толкований хотя бы отчасти внятных не дали экклезиасты, ниже иезекиили. А потому, полагаю, ситуация нравоучительна, как плохая сказка, вернее, подсказка - что делать, когда во рту и в горле все пересохло (то есть, даже если с фасадов облезет краска, то всегда остаются еще полыхнувшие солнцем стекла). 3 И снова песок не хуже куска шагрени у всех на глазах стареет, и смертельно устав за четырнадцать тысяч лет железяками грунт царапать, облаченные в синий сатин и кирзу феллахи просят у бога Ра: скорее бы колесница Рамзеса прогрохотала на запад. Аборигены из местного бантустана сражаются в секу, очко, по щелястым сортирам курят. Проводивший супругу в Талды-Курган, мой сосед по кирпичной клетке, закутавшись в полосатое байковое одеяло (как витязь в тигровой шкуре), порывается мастурбировать, корчась в слезах на кухонной табуретке. 4 Ситуация, повторюсь, из разряда вполне обычных, элементарное "экшн" на уровне кинохроники и тому подобного анахронизма, но стоит сместить акценты на область переживаний сугубо личных, и не достанет слов у самого хлесткого афоризма. Потому что слова - это жалкий треп, на который способны любые ханыги, бичи и зэки, за стакан чифиря продающие все, что способны держать за душою, а простой летней ночью простые цикады на полигоне в Сары-Озеке хороши, как Ванесса Мэй, обдолбившаяся анашою. 5 Глупый мир инфузорий, финансовых пирамид, опасных связей, любовных свиданий, разлук, икоты после обеда, где правят железные канцлеры Санчо Пансы и сдаются в плен гуттаперчевые Дон-Кихоты!.. Так будет и после нас, было так и во время оно: то, что храним - не ценим, становимся сами себе врагами. И оплакивает иссохшая мумия почтальона грязь на дороге, что пахнет резиновыми сапогами... 6 Было время почувствовать на обнаженной коже бритвенных лезвий сталь и усталой Шахерезады шепот, перемежающийся стонами вожделенья. Однако избави, Боже, от желания повторить весь этот горький опыт! Потому что вначале у нас навсегда отнимают детство, после чего незаметно воруют воспоминанья, остается циничный сухой сценарий произошедшего действа, но едва ли мы знаем хотя бы его названье. 7 По большому счету, в пространство вокруг компонентов матричной платы (то бишь твоих мозгов) чересчур понапхали фигни и вздора, и все это щелкает калькулятором, требуя почасовой оплаты, будучи недостойно ни возгласа брани, ни огорченного вздоха. И пролетая над водной гладью, некий бесплотный облак более не согласен, как ерш на приманку, клюнуть даже на анекдот из разряда особо грязных, поскольку опыт порождает отнюдь не веселье, а только желание молча сплюнуть. * * * Осень - эра гипертонических кризов. Время стреляться, считать цыплят, выходить на Бога, делать последний нелегкий выбор из-за того, что любви никогда не бывает много. Время наступает тебе на пятки, заставляет послушно идти туда, где ни разу не был. Но и в случае, если - на обе - давно положили тебя лопатки, просто открой глаза - ты увидишь небо. Это - очень интимная вещь, вроде семейного фотоальбома, в иерархии детских снов - заменитель земного ада. Розовые слоны порхают и говорят: "Ты дома". Если это и шутка, ты где-то рядом. Ливни, тождественные алгоритму страсти столь безутешной, что думаешь о высоком, каждой струей своею напоминают трассы, соединяющие человека с Богом. Отче! Храм твой неслыханный пуст и светел, мало людей в нем, однако значительно меньше - истин. Тот, кто искал Тебя, тот никого не встретил, тот, кто узнал Тебя - к лику святых причислен. Буде и мне дарована эта милость, жизнь запродам за недолгую нашу встречу: очи потупив, проследовать молча мимо, не возражая, не жалуясь, не переча. Сердце нянчит в железных ладонях холод. Эхо заходится птичьего крика выше. На сорока холмах я построил город, но никого в этом городе я не вижу. Значит, поздно уже начинать сначала, биться как рыба об лед, вместо песен учить молитвы, бисер метать, влюбляться, сучить мочало, лоб расшибать о двери: все двери давно открыты. * * * Жизнь сложна, потому что она сложна, как банален и сложен бывает любой сюжет, где на слово "привет" отвечают: "пошел ты на", а при слове "прощай" умоляют: "вернись, мой свет". Жизнь проста, потому что она проста, точно холст, на который кладешь мастихином грунт, чтобы кто-то другой научился читать с листа, но не понял, какой это тяжкий труд. Потому что нет силы, способной разрушить явь наваждений, кошмаров, - всего, что страшней, чем смерть. Ибо есть Вседержитель, но, сколько Его ни славь, небо - небом останется, твердью - твердь.