Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 15, 2003
Дочь
Пять глав о главном
1. Уродина
Я – толстая некрасивая девочка. Мои родители не говорят мне об этом, но я-то точно знаю, что это так. И они, конечно же, знают. Но, наверное, не хотят меня расстраивать.
У меня большой нос и татарские глаза. Татарка – это что-то ужасное. Когда во дворе меня обзывают татаркой, мне кажется, что нет никого на этом свете страшнее меня. К тому же я конопатая. А это значит, что меня обкакали мухи. Когда некоторые взрослые говорят мне, что меня любит солнышко, я им не верю. Тогда бы ребята не дразнили меня конопатой, а дружили бы со мной. Может быть, даже дарили бы мне вкладыши или календарики. Или, по крайней мере, не забирали бы у меня самые лучшие, которые я так долго копила. Но ничего этого нет. Они все только тычут пальцами мне в лицо и смеются. Я тоже в ответ пытаюсь улыбаться, но чувствую себя дурой.
Иногда я не знаю, что хуже: татарка, конопатая или… У меня ко всему прочему ужасная фамилия. А это значит, что я – лысый череп. Лысый череп скажет речь… Мальчишки смеются, а я опять глупо улыбаюсь, скаля свои щербатые зубы. Да, я ещё и щербатая… Когда я вырасту, я обязательно сделаю операцию. Изменю нос, удалю веснушки, вставлю новые зубы и похудею. И ещё выйду замуж и переменю фамилию. Я стану очень красивой и знаменитой. И все мне будут завидовать. И будут жалеть, что вовремя не подружились со мной. А я с экрана телевизора покажу всем язык. Всем, кто меня обзывал. И громко засмеюсь. И не буду чувствовать себя дурой…
Вот только бы мама с папой не перестали меня узнавать и не отказались бы от меня. Я этого не переживу.
2. Трусиха
Моих родителей никогда не бывает дома. Мама – очень занятой человек. Она вечно на каких-то совещаниях и собраниях. А папа работает на нескольких работах допоздна и приезжает на последнем автобусе.
Я очень боюсь оставаться дома одна. Боюсь, когда долго нет родителей. А вдруг что-то случилось. Вдруг случилось что-то страшное. Я боюсь, что мои родители умрут. Папе нельзя курить – у него больное сердце. Я прячу папины сигареты. Иногда я подолгу плачу. Папа не может смотреть, как я плачу. И он бросает курить. Но я не бросаю бояться. Я не перестаю бояться, что случится что-то страшное. Не перестаю бояться, когда задерживаются родители. Или мне кажется, что они задерживаются….
Но ведь уже поздно. За окном очень темно. Мама давно должна прийти с работы. А её всё нет и нет. Мне очень страшно. Даже когда приходит брат, я не успокаиваюсь. Ну, разве что чуть-чуть. Ведь теперь я не одна. Но это не то. Совсем не то. Я хочу, чтоб пришла мама. Или папа. У мамы уже закончилась работа, и она должна прийти… Мама, мамочка, миленькая, родная, приди, пожалуйста… Пусть сейчас придёт мама… пусть раскроется дверь и войдёт мама… хоть бы мама пришла… хоть бы это она…
В подъезде хлопает дверь. Я замираю. Прислушиваюсь к шагам. Сердце колотится так громко, что я не слышу шагов. Я стараюсь успокоиться. Стараюсь не шмыгать носом… Но проходит целая вечность, а мамы нет. Я больше не плачу. Я начинаю рыдать. Я хожу по комнате взад-вперёд. Из угла в угол… Пусть сейчас придёт мама… пусть ничего не случилось… пусть она сейчас придёт… прямо сейчас… ну пожалуйста… мама… Брат называет меня дурой и трусихой. Он очень злится и говорит, что маму вместе с папой переехала машина. Я начинаю рыдать ещё сильнее. Захлёбываюсь слюнями и соплями… Но вот приходит мама. Она тоже ругает меня. Но мне уже не страшно. Мне хорошо. Я вытираю сопли и спокойно иду в свою комнату. Я рисую и слушаю за стеной мамин голос. Мама недовольно говорит, что я всех сведу с ума. Но я так рада: мама пришла.
3. Врунья
Со мной почему-то постоянно происходят какие-то дурацкие истории… Моя подружка живёт в соседнем подъезде. Я хожу к ней через палисадник. Там вытоптана тропинка. Специально, чтобы ходить по ней. И вот я иду по этой тропинке к своей подружке. Но перед калиткой меня останавливает взрослая девочка. Она грозно велит мне вернуться и пройти до подъезда как положено – по асфальту. Но ведь я уже дошла. Зачем мне возвращаться? И тогда большая девочка толкает меня, и я падаю прямо лицом на железную решётку. Возле самого глаза у меня образуется рана, и начинает сильно течь кровь. Я возвращаюсь домой. Тихонечко иду в свою комнату, чтобы никто не услышал и не увидел. Я прямо в одежде прячусь под одеялом и лежу там почти не дыша. Я чувствую, что произошло что-то нехорошее. Это не может понравиться родителям. Надо срочно что-то придумать. Но вскоре меня обнаруживают. Врать нехорошо.
Или вот ещё. Я прихожу на стройку, чтобы посмотреть вниз с третьего этажа. Меня позвала подружка. Это первая трёхэтажка в нашем дворе! Мы с подружкой поднимаемся по лестнице без перил на третий этаж. И вдруг какой-то мальчишка толкает меня. И вот я лечу вниз головой и разбиваю эту голову о бетонную плиту. Со лба медленно стекает струйка крови. Опять я совершила плохой поступок. Нельзя ходить на стройку. И родители запрещают, и на табличке написано: “штраф 3 рубля”. Но ведь на стройке так интересно! И высоко! И мы идём туда, несмотря на запреты. И вот результат: я с пробитой головой, и дома надо что-то говорить. Но ведь нельзя же говорить, что я была на стройке! Ни в коем случае! Ведь это так ужасно! Так нехорошо… И тогда мы с подружкой садимся на лавочку и сочиняем историю про качели. Я просто сидела на качелях и не держалась руками. Сзади подошёл какой-то мальчик и раскачал меня. Я упала на землю, и меня стукнуло по голове качелей. Нам с подружкой эта история кажется вполне правдоподобной. И я рассказываю эту историю родителям. И родители мне верят. Я лежу в постели, и папа приносит мне картошку с мясом. Я наворачиваю эту вкуснятину за обе щеки. Но вот с улицы приходит брат и выдаёт мою тайну (кто-то во дворе ему всё рассказал). Он спрашивает: “Так ты с качелей упала или со стройки?” Папа грустно смотрит мне в глаза и говорит: “Бессовестная”. И мне вдруг сильно хочется стать маленькой и незаметной. Раствориться, растаять, умереть в конце концов. Но я не умираю.
Мы переезжаем жить в другое место. У нас отдельный огород. Сад. И мы с мамой иногда ходим туда полоть сорняки. Но в этот раз очень жарко, и я решаю искупнуться в речке. Я спускаюсь к реке, вхожу в неё и начинаю плыть. Я всё дальше и дальше отплываю от нашего сада, от своей скинутой одежды, от того места, где я вошла в воду. Течение само несёт меня. Я собираюсь немножко постоять на песке. В речке достаточно мелко, и везде одна глубина. Но вот я обнаруживаю, что под ногами нет дна. Мне становится очень страшно, и я начинаю грести к берегу. Я плыву и плыву, а берег всё не приближается и не приближается. Ведь я гребу против течения. На берегу сидят дяденька с тётенькой и что-то пьют. Я зову их на помощь. Я кричу: “Помогите!” И дяденька мне помогает. От него сильно пахнет спиртным. Но это ничего. Ведь он спасает меня. Он вытаскивает меня на берег. Какое-то время я сижу на берегу и стучу зубами. Меня трясёт от холода и страха. Мне даже предлагают выпить, но я отказываюсь. Ещё этого не хватало для полного счастья! Что тогда скажет мама?! Постепенно я прихожу в себя и возвращаюсь в огород. Или в сад. Я ничего не говорю маме. Я не могу ей сказать о своём плохом поступке. Ведь она будет расстраиваться. И скажет мне, что нечего лезть в воду, если не умеешь плавать. И я делаю вид, что ничего не произошло. Я опять обманываю…
В очередной раз я дома одна. Нет даже брата. Он гуляет где-то с друзьями. Папа – в Москве. На гастролях или на каком-то фестивале. А мама не знаю где. Она давно должна быть дома. Зима, и поэтому за окном темно. Перевалило за семь часов. Мама работает до шести. Я бегу к ней на работу, ведь её работа недалеко. Она бы сто раз уже могла прийти. Но на работе её нет. Там только сторож. Он говорит мне, что в универмаг завезли какой-то дефицитный товар. Носки, кажется. Он уверен, что моя мама пошла в магазин за этими дурацкими носками. Но универмаг далеко. За мостом. Тем более, что он к этому времени должен закрыться. А значит мама сейчас идёт домой. Или она уже дома. Я скорее мчусь во двор. Но свет в наших окнах не горит. Значит, дома никого нет. Я не хочу возвращаться домой. Я не могу оставаться дома одна. И я иду к подруге. Лишь бы не быть дома. Лишь бы вернуться и увидеть, как в окнах горит свет. В каждой комнате. И все дома. И всё хорошо… Слёзы так и текут из моих глаз. Я плохо смотрю по сторонам. И вдруг – яркая вспышка, сильный удар и я лежу на асфальте. Меня сшибает машина… Меня кладут на носилки и увозят в больницу. Больница – от слова “боль”. Я раньше не задумывалась над этим, а теперь точно знаю. Мне очень больно. Меня несут (или везут) по длинному тусклому коридору. На меня надевают сырую белую ночнушку. От неё сильно пахнет аптекой, и она какая-то мокрая. Мне в ней очень холодно. Холодно, больно и страшно. У меня спрашивают домашний адрес и как зовут моих родителей. Но я слёзно прошу не говорить маме, что я попала под машину. Ведь это так ужасно! Так плохо! Ведь я сама виновата. Разве можно доставлять столько хлопот родителям! Мама будет сердиться и очень расстроится… Я хочу, чтобы меня отпустили домой. Я хочу, чтобы как будто ничего не было. Я снова хочу обмануть. Но ведь так всем будет лучше…
Утром ко мне приходят мама и папа. Они совсем не ругаются. А папа очень грустный. У него очень грустные глаза, но он пытается улыбаться. Он подбадривает меня. Папа этой ночью приехал из Москвы, а тут такое… Он соскучился, привёз всякие гостинцы. Он протягивает мне большой апельсин, но оказывается, что это вовсе не апельсин, а какой-то грей-фрукт. А ещё он даёт мне письмо. Наверное, он написал его этой ночью, когда приехал домой… Когда все уходят, я читаю письмо. Папа называет меня доченькой и пишет, что всё будет хорошо, что он любит меня и чтобы я поскорей выздоравливала. Я тут же начинаю плакать. Слёзы текут из моих глаз, не останавливаясь. Но мне уже совсем не больно. И не страшно, что я вся в синяках и не могу вставать с постели. Конечно, мне немножко жалко себя, но ещё больше мне жалко папу. Он так спешил домой. Он хотел нас всех увидеть живыми и здоровыми. А тут такое… Но мне хорошо. Я ем этот горько-кислый фрукт и улыбаюсь про себя папиной неопытности. Стоило везти за тысячу километров такую бяку! И всё-таки я счастлива. У меня есть папа и мама. И они меня любят. И я больше никогда не буду врать. Я постараюсь…
4. Бесстыжая
Мне кажется, что очень плохо быть бесстыжей. Наверное, поэтому мне очень часто бывает стыдно. Иногда я рисую нехорошие рисунки и потом сжигаю их. Мне стыдно, что я так делаю. Мама спрашивает, кто жёг бумагу в туалете. А я говорю, что не знаю. Но вскоре я признаюсь. Мне стыдно, что я наврала.
Мама приезжает из командировки. Или из санатория. В общем, откуда-то издалека. Я очень ждала, когда она приедет. Папы нет дома. Мы редко бываем дома всей семьёй. Брат всю ночь перед маминым приездом рассказывает мне всякие интересные истории. А я рассказываю ему страшилки. А потом мы крепко засыпаем. Мама долго звонит в дверь. Потом она стучится в окно. Но мы ничего не слышим. Она устала с дороги. У неё тяжёлые сумки. И она очень хочет спать. А может быть, просто соскучилась по нам и хочет нас видеть. Но она не может попасть домой и поэтому немножко сердится. Когда она наконец попадает в квартиру, она ругает нас с братом. И мне становится очень сильно жалко маму. И очень сильно стыдно, что я такая бесстыжая. Что я ждала и не услышала…
А однажды на балконе я нахожу сигареты “Прима”. У меня страшно колотится сердце. Я беру сигареты и спички и иду на улицу. Я прячусь за густыми зарослями и делаю свои первые затяжки. Я курю! Я курю и краснею от восторга и стыда. И чем сильнее колотится сердце у меня в груди от страха, что кто-то заметит, тем интереснее мне заниматься этим ужасным занятием. Но вот меня всё-таки застукивают и докладывают маме. Мама строго спрашивает меня, правда ли это. Правда ли, что меня видели с сигаретой в зубах? Но я отвечаю, что нет. Что я грызла белую ручку. И я краснею от стыда. И все уж точно понимают, что никакую ручку я не грызла. А у мамы в глазах написано: БЕССТЫЖАЯ! И я прекращаю заниматься этим дурным занятием. Это больше не доставляет мне удовольствия, ведь тайна раскрыта.
А ещё у меня есть лучшая подруга. И мы с ней играем в дочки-матери и в другие игры. В магазин, в школу или в кино. У неё есть много всяких фотографий с красивыми дяденьками и тётеньками. Мы выбираем себе по фотографии. Как будто это буду я, а это – она. Мою подружку теперь зовут Ада Роговцева, а меня – Изольда Извицкая. Очень красивые имя и фамилия, не то что мои настоящие. И мы играем в Аду и Изольду. Нам интересно играть вместе. А папа моей подружки покупает нам календарики. И обещает ещё привезти из города, если мы будем хорошо себя вести. Он добрый и любит детей. Но я не люблю, когда он появляется. Мне неприятно, когда он рядом. Он зачем-то снимает трусы и тычется в меня горячим и мокрым. Я избегаю его. Но он меня преследует. Он говорит мне, что любит меня, как дочку. Но мой папа так не делает. А этот делает. Он говорит, что скажет моим родителям, какая я плохая девочка. И они меня возненавидят. Ему откуда-то известно, что для меня это – самое страшное. И мне становится очень-очень стыдно, хотя ничего плохого я не делала… Ненавижу всех мужчин! Кроме папы. Когда вырасту, не буду иметь с ними никаких дел. Они ужасные, мерзкие, неприятные. Как этот… Хочу, чтобы папа убил его. Но мой папа добрый. Не как этот. По-другому. По-настоящему. А мама строгая. Если она узнает, она посмотрит на меня очень-преочень строго и скажет: “Как тебе не стыдно!” И назовёт меня бесстыжей. А я сильно-сильно покраснею и умру от горя и стыда…
Что же мне делать? Папочка, мамочка, миленькие мои, родные, помогите мне, пожалуйста. Сделайте же что-нибудь. Ведь вы же взрослые, сильные, умные. Ведь вы же мои родители. Мне очень страшно и стыдно… Мам, ну скажи, что всё хорошо. Назови меня доченькой и обними меня покрепче. Что есть силы! Пусть я лучше задохнусь в твоих объятьях, чем от горя и стыда. Чем от этого слёзного кома в горле! Но мама с папой ничего не знают. И они не могут мне помочь…
Подружкин папа предлагает мне побыть с ним. Он говорит, что у него нельзя, потому что все дома. А я говорю, что у меня тоже все дома. И тогда мы идём на стройку. Мы поднимаемся наверх, чтобы никто нас не видел. Он расстёгивает брюки и подходит ко мне всё ближе и ближе. А я отхожу от него всё дальше и дальше. Он начинает часто дышать и говорить мне всякие гадости. А я ничего не говорю и только пячусь назад. И вот он подходит совсем близко, а я отхожу в сторону и толкаю его…
С папой моей подружки происходит несчастный случай. Он погибает на стройке…
И никакой это не случай! И нисколько он не несчастный! А очень даже счастливый. По крайней мере, для меня. Я очень рада. Мне очень хочется поделиться своей радостью с родителями. Но тогда они назовут меня жестокой. И бесстыжей. Ведь умер человек. К тому же отец моей лучшей подруги! И вот я уже стыжусь своей радости.
5. Самое главное
Мои родители – это главное, что есть у меня в жизни. А они считают, что я хорошо рисую и сочиняю хорошие стихи. Они говорят своим знакомым и друзьям, что я талантливая девочка. Мне нравится, что я могу доставлять им радость, а не только расстраивать их. Я действительно очень люблю рисовать и сочинять стихи. Дома мы с братом выпускаем стенгазету про нашу семью. Мы рисуем всякие смешные истории из нашей жизни и придумываем, что написать под рисунками. Иногда мы пишем просто смешные предложения, а иногда – в стихах. Готовую газету мы вешаем на кухне над столом. И, когда все идут завтракать, все читают эту газету и смеются. И, когда приходят гости и пьют на кухне чай, они тоже смеются. Или просто улыбаются. Мне нравится, когда улыбаются мама с папой. И поэтому мне нравится рисовать эту стенгазету. Вообще-то я рисую не только в газету, но и просто так. И сочиняю тоже не только для газеты. Я, например, переделала известную загадку про лампочку. И вот что получилось:
Висит груша золотая,
Стёклышки прихрустные.
Я хожу и повторяю,
Что она невкусная!
А ещё у меня есть вот какой стишок. Не загадочный. Просто про дедушку:
У моёва дедушки
Борода до пояса.
Он не любит с ней ходить,
Что она не колется.
Здорово, правда? Вот только у моёва дедушки на самом деле нет никакой бороды. И никогда не было. Но мне хочется, чтобы была. Ведь так гораздо интереснее!
А ещё у меня есть стихотворение про школу. Все маленькие дети хотят учиться. В первом классе я уже большая. Но учиться мне всё равно нравится:
Я люблю литературу,
Учим мы её всегда.
А учитель отвечает:
Для меня всё ерунда!
У меня есть много стихов. Я пишу и смешные, и серьёзные. Когда мне хорошо, я пишу весёлые стихи. А когда мне плохо – грустные.
Когда я вырасту, я обязательно стану поэтом. Или художником. И тогда мама с папой будут гордиться мной по-настоящему. И никто им теперь не скажет, будто бы я плохая, бесстыжая девочка. Никто! И никогда мои родители меня не возненавидят, а только будут всегда любить. Всегда-всегда-всегда! И папа скажет кому-нибудь: “Ну вот, что я говорил! Наша дочь – талантливая!” И мне будет очень хорошо и приятно. Я люблю, когда мои родители радуются. Когда им хорошо, тогда и мне хорошо. Мне так кажется. Я люблю родителей. Люблю приходить на работу к маме или папе и сидеть там до вечера. И что-нибудь рисовать. А потом вместе с мамой или папой идти домой. Ведь без них дома так пусто.
Я люблю, когда мама с папой дома. Сразу оба вместе. Люблю, когда вечером мы всей семьёй смотрим телевизор. Какое-нибудь интересное кино. Мы лежим втроём на одном диване: мама, я и папа в ногах. Брат сидит на полу, близко с телевизором. Он плохо видит. Посередине фильма я засыпаю. Я люблю засыпать на середине, чувствуя, что все рядом. Все дома. И всё хорошо. И так будет всегда. Надо только вовремя закрыть глаза. Я засыпаю, но ещё слышу отдалённые звуки музыки и чьи-то голоса. Я чувствую, как папа осторожно берёт меня на руки и уносит в другую комнату. Простыня на другой кровати холодная. На ней пусто и страшно. Но если не открывать глаза и подумать о чём-то приятном, то можно проснуться уже утром. А утром за окном светло. И все пока ещё дома. Мама шуршит на кухне. Папа кашляет. Сейчас мама позовёт нас, и мы будем завтракать. Все вместе.