Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 15, 2003
РОДИНА Эх, еду я на лошади, Кручу-верчу педали, Эх, лошади, ох, лошади, Тен-дари-дари-дали! Эх, еду я на лошади, Вкупаюсь в небеса, Эх, лошади, ох, лошади, Кудрявы волоса! Кругом, похоже, родина, Чернявая коса, Какая к черту родина? Куси меня оса. Какая к черту родина? Наш родина Париж. Лошадка мохноногая Торопится-бежит. Куда ж ты, Русь родимая, Торопишься-бежишь? Спешу-скачу на родину. Наш родина Париж. ЖИЗНЬ Я купил себе гармошку И бананов прикупил, Нахерачил в таз окрошку, Выпил, пернул, закурил, Сел на лавку, взял гармошку, Заиграл на всю страну. Так живем мы понемножку, Осень, зиму и весну, Ну а летом шаньки парим, Пляжи, девочки, разврат. Жизнь несется, тари-дари, Жизнь - забавный самокат! НЕ СИСЬСКА ПИВА! Тараканы любят чавкать. Чавку чавкают и ржут. Тараканы, хватит чавкать. Чавка ж - это не продукт. Это ж Вам не пива сиська, Не омлет и не кефир. Чавка - квазиколбасиська, Беспонтовка, псевдосыр. Чавка - это оправданье Тараканьского греха. Тараканам - тараканье! Жизнь - потеха, ха-ха-ха! МЕДВЕДЬ Медведь животное опасное, Особенно, когда кусается, Медведь один, а люди разные, Вот он за ними и гоняется. Бывает выйдешь в тихий полночь, Идешь по лесу и поешь, А кто-то уж зовет на помощь: "Медведь напал, едрёна вошь!". Утихни, жертва, сдайся, чтобы Не усложнять урок судьбы. Медведь нас ест без всякой злобы, Как мы порой едим грибы. ДЕВОЧКА Девочка моя с белым бантиком. С розовым таким белым бантиком. Что же ты сидишь на фуфаечке? Девочка моя в грязной маечке. Девочка моя с грустной мордочкой, Я дружу с тобой, а не с водочкой. Что же ты все пьешь, стерва старая? Я тебя убью за сараями. Извини, шучу, моя милая. Я тебя проткну ржавой вилою. Я опять шучу, моя крошечка. Я ж в тебя влюблен! Понарошечке! * * * В котором сне ты выронил звезду? Какая боль тебя лишает рая? Глодай, глодай себя на скользком льду. Блуждай, блуждай, шальной глоток ломая. Хрипи в руинах рухнувших небес. Пластай и плющь стон глаз на стеклах ночи. Тебе готовит мат лохматый бес Из бурелома оголенных строчек. В рассыпчатый, серебренчатый тлен Вверзай себя, верней золись, вернее Попробуй переверить нудный плен, Перезверев на мертвой батарее. * * * Намагниченный лунным сиянием Плащ хрустит, и пронзительно свеж Воздух ночи, и ночи молчание Наполняет сердечную брешь. Убаюкав мечтами сознание, Тонут звезды в сосновой хвое. Завершается бал мироздания. Все утянуты. Пусто в фойе. * * * Сырь с мурашками. Кости ерзают. Серь паучая с перемерзами В лужах хрумкает. Дни прозрачные В большинстве своем перетрачены. Кровь едва течет по инерции От земли к земле мимо сердца, и… Не разжать колен, не смахнуть волос. Миром правит рой бестелесных ос. * * * Абсолютно чистое вмерцанье. Свежий воздух в порах вечных слов. Льды слезили, слезы танцевали В целовальне тающих снегов. Прокричались воды из колодцев, Прогудел проворный рой планет. Между двух ночей ручное солнце В голубой купели сеет свет. Ускользает резвое сердечко Звонкой змейкой в золотую высь. Речь журчит, сливаясь с легкой речкой. Время греться. Время. Торопись. * * * Последний выстрел, он и есть последний. И что тут сложного? Все ж просто, как во сне. Летит стрела, сжимаясь в острой бездне, Последней бездне, с Богом наравне.