Комедия
Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 13, 2002
Действующие лица:
ОЛЬГА СУДЕЙКИНА, балерина на пенсии
АНТОН, ее сын
ЗУЛЯ, его жена
УБОЖКО, лаборант
КЛЮШНИКОВ, умелец
ЭРМАН, агент по недвижимости
ГЛЕБ, прохожий
СТОЛБОВ, участковый милиционер
Городская окраина. Трехэтажный дом, немного съехавший набок. На верхнем этаже – аварийный висячий балкон. Под окнами первого этажа разбиты грядки, здесь растет лук, укроп и картошка. Дом опутан проводами – через них осуществляется связь с внешним миром. Двор выглядит запущенным, но обжитым – здесь стоит скамейка, называемая почему-то “Лук Купидона”, детская песочница, а также довольно облезлый, с облупившейся краской, Дракон – деревянная горка, по которой скатываешься, выпадая из драконовой пасти.
Черный телефон-автомат украшает фасад. На скамейке, закутавшись плащом, спит человек.
В утренней дымке на аварийном балконе появляется фигура смутных очертаний – то ли женщина, то ли сирена… мы слышим ее голос – неземной, зовущий, и хочется сделать что-нибудь безотчетное и бессмысленное, куда-то пойти далеко в неизвестные дали, затеряться среди равнин, исчезнуть, утратить имя и черты облика своего обрыдлого… Или вот хотя бы с балкона сигануть вниз, на грешную землю, вырваться из неизбежного, раз навсегда заведенного.
Человек на скамейке приподнимается, в окне первого этажа появляется Клюшников. А на крыше встает в полный рост Убожко. Вдруг голос умолкает, сирена растворяется в воздухе. Человек на скамейке снова закутывается плащом, Убожко исчезает. Звонит телефон.
Клюшников, наполовину высунувшись из своего окна, снимает трубку. Слышится хриплый женский голос, совершенно бандитский.
КЛЮШНИКОВ (в трубку). Н-да…
ГОЛОС. Алё…
КЛЮШНИКОВ. Слушаю! Кто нам звонит?
ГОЛОС. Будьте любезны, позовите…
КЛЮШНИКОВ. Никого я не буду звать.
ГОЛОС. А что так?
КЛЮШНИКОВ. Все спят, имейте совесть.
ГОЛОС. Ну как там дом?
КЛЮШНИКОВ. Дом? Стоит и стоять будет!
ГОЛОС. Неужели стоит еще?
КЛЮШНИКОВ. Так и передайте… Выселяться не намерены, да! А кто нам звонит?
ГОЛОС. И что ты перед собой видишь?
КЛЮШНИКОВ. Двор наш… Клен… американский, я его в пятьдесят третьем году посадил.
ГОЛОС. А ты на улицу выйди, клен ты мой опавший, посмотри, может, дома уже и нет никакого… Потом прибежишь, мне расскажешь…
КЛЮШНИКОВ. Как нет? А я тогда где сижу?
ГОЛОС. На том свете, милый… Ну и как там тебе? Лужайку выбрал подходящую?
КЛЮШНИКОВ. А что, можно выбирать?
Гудки отбоя. Во дворе появляется Ольга, она свежа и полна энергии.
(Завороженно следя за ней глазами.)
Эх, мать твою… А мне – скоро в землю!
ОЛЬГА. Николай Степаныч, доброе утро! Кто звонил?
КЛЮШНИКОВ. Мужчина какой-то. А может, женщина. Слышимость ни к черту…
ОЛЬГА. Звонок международный?
КЛЮШНИКОВ. Да вроде местный.
ОЛЬГА. Если из Парижа – немедленно зовите меня.
КЛЮШНИКОВ. Есть.
ОЛЬГА. Толчков не было?
КЛЮШНИКОВ. Ни одного. (Голова его из окна исчезает).
ОЛЬГА. Я из-за этого спала плохо.
КЛЮШНИКОВ (появляясь перед Ольгой, внимательно осматривает двор и дом). Привыкли, значит, чтоб трясло…
ОЛЬГА. А вы-то как?
КЛЮШНИКОВ. Как всегда, ха(о)ндроз.
ОЛЬГА. Это пройдет. (Усаживает его на лавочку, треплет его всклокоченную башку, растирает плечи, все это такое нежное, тормошащее, касательное.)
КЛЮШНИКОВ (урчит от удовольствия). Ольга Дмитриевна… бачок не протекает?
ОЛЬГА. Вы – мой спаситель!
КЛЮШНИКОВ. На помойке нашел. Новьё…
ОЛЬГА. Антона не видели?
КЛЮШНИКОВ. Вернулся поздно, самолет задержали.
ОЛЬГА. А Зуля?
КЛЮШНИКОВ. Визжала от радости. Потом плакала.
ОЛЬГА. Ясно. Где отмечали-то?
КЛЮШНИКОВ. На воздухе, во дворе.
ОЛЬГА. У вас под окнами?
КЛЮШНИКОВ. Меня пригласили, я принял предложение. Убожко тоже… принял.
ОЛЬГА. Весело было?
КЛЮШНИКОВ. Коньяк “Наполеон” доверия не оправдал.
ОЛЬГА. Водкой разбавляли?
КЛЮШНИКОВ. Тяжелый случай… Антон дал три франка, Убожко сгонял в гастроном, без сдачи. Потом Антон начал рассказывать про “Мулен Руж”, Зуля как вцепится ему в волосы… Зачем мы сняли железный занавес, не постигаю.
ОЛЬГА. Она одна была, когда он приехал?
КЛЮШНИКОВ. С другом. Та еще компания… Без вас мы как дети, ей-богу… Ждали-ждали, потом Убожко махнул рукой, ушел на крышу дежурить.
ОЛЬГА. Что же делать, если меня в театр вызвали…
КЛЮШНИКОВ. А свет у них всю ночь, как на маяке: то вспыхнет, то погаснет. До обеда теперь спать будут.
ОЛЬГА. Ну как – легче?
КЛЮШНИКОВ (держит ее руку в своей, говорит то ли в шутку, то ли как глубоко личное). Жизель моя… Иль ты приснилась мне?
ОЛЬГА. Николай Степаныч, для вас невозможного нет, вам все стихии подвластны…
КЛЮШНИКОВ (напрягся). Двери скрипят?
ОЛЬГА. Без света сижу.
КЛЮШНИКОВ. Будем менять проводку. Все помойки переверну, не было еще такого, чтоб не нашел. (Бодрый и просветленный, уходит.)
ОЛЬГА. Чудный человек…
На аварийном балконе показался АНТОН. Он пристально смотрит вниз.
Антон! Ты откуда?
АНТОН. Оттуда… (Жест вверх.)
ОЛЬГА. Господи, что ты там делал?
АНТОН. Медитировал. (Балкон покачивается.)
ОЛЬГА. Сойди вниз, у меня голова кружится!
АНТОН. Бедная моя, воспитать хорошего сына – это тебе не тридцать два фуэте над оркестровой ямой… Как ты будешь без меня…
ОЛЬГА. Я сейчас к тебе поднимусь.
АНТОН (перекидывает ногу через перила). Меня уже здесь не будет.
ОЛЬГА. А ты не хочешь… поздороваться со мной?
АНТОН. Вчера хотел.
ОЛЬГА. В театре был срочный вызов.
АНТОН. Ах, да, театр! Про тебя вдруг вспомнили, ты обрадовалась… И кто же на этот раз тебя позвал? Этот твой, как его…
ОЛЬГА. Не заводись, прошу тебя. Просто был срочный ввод, меня просили помочь.
АНТОН. Я привез для тебя кое-что, думал, тебе будет интересно…
ОЛЬГА. Как там Олег Палыч?
АНТОН. Просил передать, что раздвигает твои ребрышки и целует тебя в самое сердце…
Ольга издает звук, похожий на стон.
Что ты сказала, я не понял… Он раздвигает – и целует!
ОЛЬГА. Антон…
АНТОН. Что с тобой?
ОЛЬГА. Ты знаешь, когда мне делали операцию, ты был маленький, не помнишь… Я так боялась отключиться, я всегда этого боюсь. Вошел хирург, взял скальпель электрический, я успела подумать, что разрез получился сантиметров десять, и только после этого я отключилась.
АНТОН. Ты – мазохистка…
ОЛЬГА. В комитет ты заходил?
АНТОН. Нет. Там автоответчик.
ОЛЬГА. Но как же так? Мы все тебя ждем, надеемся, а ты даже не зашел…
АНТОН. Как я мог зайти к автоответчику? Олег Палыч твой просто рассмеялся, когда я рассказал ему…
ОЛЬГА. Он всегда был циничен… Но неужели он ни разу не слышал о нас? Французские товарищи подготовили несколько передач по радио…
АНТОН. Ты думаешь, там весь Париж бурлит, выходит на демонстрации?
ОЛЬГА (убежденно). Наша судьба никого не может оставить равнодушным.
АНТОН. О да! Кстати, я привез тебе подарок.
ОЛЬГА. Ты меня заинтриговал.
АНТОН. Да, привет от твоей бабушки, с того света…
ОЛЬГА. Документы?
АНТОН. Можно и так сказать. Можно назвать это документами… Шикарная была старушенция… Кружила головы… всем этим недобитым эмигрантам, один из них до сих пор жив… до сих пор его недобили…
ОЛЬГА. Антон, прошу тебя, будь серьезен. Нам надо о многом поговорить. У нас полчаса, пока никто не проснулся…
АНТОН. Сподобился: она, ничем абсолютно не занятая, смогла выкроить для меня полчаса! Ты в этом уверена? Да как только я открою рот, из какого-нибудь угла сразу вылезет чья-нибудь рожа… (Громко.) Нет, уж лучше сразу! (Вспрыгивает на край балкона.)
ОЛЬГА (шутит). Значит… Зуля проснется вдовой?
АНТОН (в тон ей). Неужели я этого уже не увижу…
ОЛЬГА. В черном она будет особенно эффектна.
АНТОН. Но ведь ее слегка перекосит?
ОЛЬГА. Ошибаешься: страдание будет ей к лицу…
АНТОН. А чувство вины?
ОЛЬГА. Боюсь, твоя девушка легко с ним справится.
АНТОН (с легким ужасом). Она завернется в горе, как в плащ, и будет дефилировать по краю моей могилы?!
ОЛЬГА. А из памяти о тебе сделает перо для своей шляпки.
АНТОН. Но разве она не захочет, чтобы ее закопали… вместе со мной?
ОЛЬГА. Размечтался…
АНТОН. Как жить после этого?!
ОЛЬГА. После всего можно жить, даже после жизни!
АНТОН. Предупреждаю тебя: мы не в театре…
ОЛЬГА. А где?
АНТОН. Привыкла играть… (Другим тоном.) Я уже не различаю: где ты настоящая, а где нет. Заморочила тут всем голову… Что они носятся с тобой… Ты же всю себя им готова раздать, как наша бедная родина: всех любила, всем давала!!! (Кричит.) Что от нее теперь осталось?!
ОЛЬГА (по-детски). Больше не буду.
АНТОН. Тебе о душе пора подумать!!!
ОЛЬГА. Может, еще успею?..
АНТОН. Предупреждаю тебя: ты далеко не девочка!
ОЛЬГА. Спасибо, что напомнил, а то я все время забываю…
АНТОН. Хватит издеваться надо мной!
ОЛЬГА. Чего ты добиваешься?
АНТОН. Нормальной жизни! Чтобы под ногами у меня не путались все эти чокнутые, не лезли на глаза… Чтобы ты научилась разбираться в людях… (Устало.) Я всегда играл по твоим правилам, но счастья это не принесло…
ОЛЬГА. Бедное мое дитя, отчего ты так мучаешься? Ты начинаешь со мной говорить, и я сразу чувствую себя виноватой, готова оправдываться, но я не знаю, что еще я должна для тебя сделать…
АНТОН. Опять притворяешься? Запомни: или мы начинаем жить по-моему, или…
ОЛЬГА (легко). Я согласна! Я с тобой совершенно согласна…
АНТОН. Будешь меня слушаться?
ОЛЬГА. На все сто!
АНТОН. Сейчас ты увидишь, что я для тебя привез – мой подарок…
ОЛЬГА. Документы?
АНТОН. Да. Я сейчас спущусь.
Появляется УБОЖКО.
АНТОН. Господи…
ОЛЬГА. Ну как аура? Измерили?
УБОЖКО. Увы…
ОЛЬГА. Значит, ошибка?
УБОЖКО. Излучение неведомой энергии, которую вы называете аурой, происходит только во время толчков. Сегодня толчков не было. Следовательно…
ОЛЬГА. Вы спали.
УБОЖКО. Как убитый.
ОЛЬГА (смеется). Чудный человек… Он хочет умом понять, измерить ауру нашего дома…
УБОЖКО. Любую энергию можно зафиксировать.
АНТОН. Моя мама считает, что нас нельзя понять умом. В нас можно только верить.
УБОЖКО (крутит головой.) Не понял…
ОЛЬГА. А я вот чувствую – без всяких приборов, есть тут что-то эдакое…
УБОЖКО. Охотно верю: женщины не только чувствуют, но и сами излучают… Не все, конечно, некоторые…
АНТОН. Простите меня, люди! (Дернулся, балкон под ним закачался.)
УБОЖКО. Кто раскачивает дом?
АНТОН. Я раскачиваю дом посредством ветра.
ОЛЬГА. Это строчка, не забудь записать.
АНТОН. Мама!
УБОЖКО (взволновался). Послушайте, я не согласен… Наш дом не выдержит этого и рухнет! (Ольге). Вы хотите, чтобы нас всех из этого последнего приюта… (жест) к чертям собачьим?
АНТОН. Да что вы так взбесились-то? Про вас давно все забыли!
УБОЖКО. Ты должен извиниться, посмотри на свою мать! Ее невозможно забыть…
АНТОН. Извиняться будем на том свете, господа, там делать все равно больше нечего.
УБОЖКО. Жене сообщили? (Стучит в окошко Зуле.) Зуля!
ОЛЬГА. Она спит!
ЗУЛЯ (появляясь из окна первого этажа). Асиньки…
Убожко жестами приглашает ее посмотреть вверх.
Антон!!! (Вываливается из окна.) Антон… (Ольге.) Что вы стоите? У него же вестибулярный аппарат… Антон, ты успокойся!
АНТОН. Я спокоен.
ЗУЛЯ. Ты обиделся на меня?
АНТОН. Утром я обнаружил постороннее тело…
ЗУЛЯ. Где?
АНТОН. Рядом с собой.
ЗУЛЯ. Ну и что?
ОЛЬГА. Шведской семьи этот дом еще не знал…
АНТОН. Это был мужчина?
ЗУЛЯ. Он и сейчас там лежит, куда же его девать, комната у нас маленькая.
ОЛЬГА. Шустрая девушка…
АНТОН. Господа, вынужден вас побеспокоить: освободите мне место!
ЗУЛЯ. А если ногу сведет?
ОЛЬГА. Ну, просто приготовишка из пансиона “Девственное размножение”!
АНТОН. Зуля, последний раз тебя спрашиваю: у тебя с ним что-нибудь было?
ЗУЛЯ. С Эрманом? Так он же не мужчина.
АНТОН. А кто?
ЗУЛЯ. Я тебе вчера говорила: агент по недвижимости. Прошу тебя, Антон, у меня после вчерашнего…
УБОЖКО. Кстати, нормально посидели. Вполне…
ЗУЛЯ. Я вызываю пожарную машину.
УБОЖКО. Зачем?!
ЗУЛЯ. Они его оттуда снимут… (Антону.) Ты помнишь, что ты мне ночью обещал?
УБОЖКО. Тогда нас точно всех отсюда выселят!
АНТОН (отчаянно). А-а-а!
Человек, закутанный на скамейке в плащ, мгновенно пробуждается, вскакивает, оценив обстановку, бежит к балкону. Растягивает свой плащ, приглашая всех присутствующих присоединиться. Стоя под балконом, они держат плащ на весу.
ГЛЕБ (Антону). Прыгай!
АНТОН (посмотрел вниз и обиделся). Не буду…
ГЛЕБ. Прыгай, друг! Как я тебя понимаю… Меня однажды девушка не дождалась, надо один раз спрыгнуть, сразу как рукой снимет…
ЗУЛЯ. Какая девушка?
ГЛЕБ. Мадам, это случай, случай из моей жизни…
АНТОН взвыл на своем балконе.
Не отчаивайся, друг! А вот еще другой рецепт: утопить ее в ванной с полиэтиленовым пакетом на голове! Помогает, честно…
И вдруг ЗУЛЯ закричала испуганно, представив себя – молодую, красивую – в ванной, с полиэтиленовым пакетом на голове. ЗУЛЯ кричит душераздирающе: так не хочется ей окончить свою жизнь таким печальным способом. И тогда АНТОН прыгает со своего балкона, и чудом кажется, что Глеб, Ольга и УБОЖКО успевают растянуть плащ и поймать Антона.
АНТОН (бросается к Зуле). Успокойся, успокойся…
ЗУЛЯ. Не подходи ко мне, убийца, насильник… У тебя пакет в кармане! Проверьте у него карманы…
АНТОН (выворачивает карманы, на землю падает пакет). Я же за хлебом собирался!
ЗУЛЯ. А где хлеб?
АНТОН. Ну, я сначала хотел с балкона спрыгнуть, а потом уже…
ЗУЛЯ. Ты готовился, ты все продумал…
АНТОН (вдруг). Да у нас же ванной нет!!!
ЗУЛЯ. Нет. И душа нет, и биде…
И так ей опять обидно стало: душа нет, биде тоже, и вообще жизнь не удалась. Она заплакала, а АНТОН подошел к ней, обнял, взял на руки.
АНТОН. Пойдем домой…
АНТОН несет ее, а она на ходу выкрикивает.
ЗУЛЯ. В нашем городе нет Эйфелевой башни… У нас даже Триумфальной арки нет! Как можно жить без Триумфальной арки?!
АНТОН. Пойдем, пойдем, умоемся… (Ушли.)
УБОЖКО (Глебу). От благодарных жильцов… (Жмет ему руку.) Будьте любезны, скажите: вы ведь тоже почувствовали, какая здесь аура? А?! Но измерить не удается… (Уходит.)
ГЛЕБ (Ольге). На вас лица нет…
ОЛЬГА. Забыла надеть… (Глебу.) А вы кто?
ГЛЕБ. Прохожий.
ОЛЬГА. Вы здесь спали?
ГЛЕБ. Ночь-то теплая, я плащом накрылся, нормально.
ОЛЬГА. Странно…
ГЛЕБ. Больше не буду, честное слово. Меня зовут Глеб. Я хотел спросить вас: во сне я слышал какие-то… звуки. И мне стало так хорошо, как давно уже не бывало.
ОЛЬГА. Радио, наверное.
ГЛЕБ. У вас здесь… каждое утро так? Дом, мне показалось, старинный.
ОЛЬГА. А вы откуда вообще взялись?!
ГЛЕБ. Приблизительно середина прошлого века, я угадал?
ОЛЬГА. Тысяча восемьсот двадцать пятый год.
ГЛЕБ (взволнован). Как вас зовут?
ОЛЬГА. Ольга Судейкина.
ГЛЕБ (смотрит на нее пристально). Ольга, я хотел бы снять у вас комнату.
ОЛЬГА. Какое странное желание…
ГЛЕБ. Да, именно в этом доме.
ОЛЬГА. Но я не сдаю комнату.
ГЛЕБ. Вы меня не поняли: мне не нужна отдельная комната, я хочу комнату вместе с вами.
ОЛЬГА (догадалась). Вы жиголо?
ГЛЕБ (скромно). Я ем очень мало.
ОЛЬГА. Кажется, я поняла: у меня двадцать четыре квадратных метра. Вы…
ГЛЕБ. Утоплю вас в ванной? Да что ж вы все об этом так мечтаете-то… У вас ведь тоже нет ванной?
ОЛЬГА. Конечно, нет. Зимой я купаюсь в проруби. А весной…
ГЛЕБ. Это ведь про ваш дом в “Вечерке” писали: в первый день весны женщина провалилась со второго этажа на первый вместе с унитазом?
ОЛЬГА (с достоинством). Это была я.
ГЛЕБ. “Это была я… Я, которая видела Эйфелеву башню”!
ОЛЬГА. Видела, на гастролях в тысяча девятьсот… с цифрами у меня… я их не запоминаю…
ГЛЕБ. Подсказать?
ОЛЬГА. Откуда вы все про меня знаете?!
ГЛЕБ (с нарастающим напряжением). Это было предсказано – конец света приближается… Создается единое геополитическое пространство… общеевропейский дом… Размываются все границы: сегодня вы в Париже, а завтра, преодолев границу между этажами… летите вниз вместе с унитазом!!! (Буднично, коротко.) Потом во всем мире вводится единая валюта и единая религия. Приходит Антихрист.
ОЛЬГА. Как страшно…
ГЛЕБ (жутко серьезно). А вам бы хотелось веселого конца света?
ОЛЬГА (иронично). Глеб, а кто это предсказал – вы?
ГЛЕБ (смутился). Да нет, это я в одном журнале прочитал. Просто я говорю и боюсь остановиться, потому что тогда вы повернетесь и уйдете, а я не ел вчера и сегодня тоже…
ОЛЬГА. Что ж вы сразу не сказали? Пойдемте! Нет, лучше вы здесь сидите, я вам прямо сюда подам. (Уходит.)
ГЛЕБ. Я мечтал об этом два дня… А может быть, всю жизнь.
Входит Клюшников, возвращается с помойки с добычей и синяком под глазом. Видит Глеба.
Вам помочь?
КЛЮШНИКОВ. Здравствуй, мил человек…
ГЛЕБ. Здравствуйте.
КЛЮШНИКОВ (с одышкой). Сидишь, соображаешь, какую квартирку грабануть?
ГЛЕБ. Где это вас так?
КЛЮШНИКОВ. Паспорт предъяви.
ГЛЕБ. Вот, я купил его в подземном переходе.
КЛЮШНИКОВ. Ты мне зубы не заговаривай, у меня пистолет под подушкой…
ГЛЕБ. А под кроватью – ядерный чемоданчик?
КЛЮШНИКОВ. Да надо бы, для таких, как ты, наготове держать… Прямо конец света какой-то… (Скрывается в своей квартире.)
Появляется Ольга с тарелкой супа.
ГЛЕБ (с аппетитом ест суп). Вы еще и поваром работали?
ОЛЬГА. Нет, только Жизелью.
ГЛЕБ. Тридцать два фуэте?
ОЛЬГА (интимным шепотом). И ни одной ложки супа. За двадцать лет.
ГЛЕБ (тоже шепотом). Чем же вы питались? Меня давно волнует этот вопрос, с детства…
ОЛЬГА. Дежурное блюдо было – ресницы кальмара…
ГЛЕБ. Зато теперь…
Смеются, как два заговорщика.
ОЛЬГА. Какой чудный человек, совсем из другого мира…
Из своей квартиры выходит Клюшников.
ОЛЬГА. Николай Степаныч! Поздравить с добычей?
КЛЮШНИКОВ. Груз доставлен.
ОЛЬГА. А что с глазом? Час от часу нелегче…
КЛЮШНИКОВ. Ударился о косяк.
ОЛЬГА (громко). Зуля, Николаю Степанычу нужна твоя помощь.
АНТОН (из окна). Никуда она не пойдет.
ОЛЬГА. Зуля!
В окне появляется голова Зули.
Скажи пожалуйста, ты давала клятву Гиппократу?
ЗУЛЯ. Ничего я ему не давала… (Появляется во дворе с медицинским чемоданчиком в руках.)
КЛЮШНИКОВ. Ранение пустяковое, не стоит беспокоиться…
ЗУЛЯ (сочувственно). Попали в лапы мафии?
КЛЮШНИКОВ. Конкуренция обостряется.
ОЛЬГА. Больше я вас никуда не отпущу...
КЛЮШНИКОВ (стонет). Вы запрещаете мне работать по специальности?
ОЛЬГА. Я понимаю: эти разбойничьи походы по помойкам весьма романтичны…
КЛЮШНИКОВ. Там зарыты несметные сокровища!
ОЛЬГА. Из-за этих сокровищ вы полгода ходили на костылях…
КЛЮШНИКОВ (кивает на Зулю). Домашний доктор не даст пропасть… Зато провел телефонизацию!
ЗУЛЯ. Дому скоро двести лет, а вы все обустраиваетесь…
ГЛЕБ. Двести лет! Вы только представьте себе: ваш дом помнит Пушкина…
Зуля крутит пальцем у виска.
ОЛЬГА (Зуле). Как пациент?
ЗУЛЯ. Жить будет.
ОЛЬГА (Зуле). Уматывай.
ЗУЛЯ (вздыхает). Пойду кормить своих…
В окошке появляются Антон и Эрман.
Красавцы! (Интимно.) А как они лопают… за четверых! (Уходит к себе, Антон и Эрман скрываются в окошке.)
ОЛЬГА. Николай Степаныч, это Глеб. Позавтракаете вместе с ним?
КЛЮШНИКОВ (очень эмоционально). Вы погубите нас всех! Мы на осадном положении…
ОЛЬГА. Пока мы открыты миру, нам нечего бояться!
КЛЮШНИКОВ. Я вынужден ввести пропускной режим.
ОЛЬГА. Ненавижу режим в любом виде!
КЛЮШНИКОВ. Диссидентка проклятая! Нагрянет Столбов, а тут какой-то подозрительный человек призывного возраста ест суп…
ОЛЬГА. Он был голоден.
КЛЮШНИКОВ. Почему он не на фронте?
ОЛЬГА. Николай Степаныч, вы в своем уме? Какой фронт?!
КЛЮШНИКОВ. Значит, дезертир.
ОЛЬГА. Николай Степаныч, умоляю: не надо стучать яйцами по полу!!! (Смягчилась, томно.) Иногда вы меня просто пугаете… своим тоталитарным сознанием. (Глебу.) Глеб, вам негде жить?
ГЛЕБ. И не с кем.
ОЛЬГА. Пойдемте со мной, вы будете жить у меня. (Уводит Глеба.)
КЛЮШНИКОВ (вслед). Предупреждаю: или он, или я!!!
ОЛЬГА (подумав). Оба.
ГЛЕБ (на пороге комнаты). Комната с мебелью?
ОЛЬГА. Конечно.
ГЛЕБ (из комнаты). А где мебель? (ОЛЬГА скрывается в комнате.)
КЛЮШНИКОВ (взвыл). Легкомысленная! (Закручинился). Сногсшибательная!
Появляется Антон.
Антон, Ольга Дмитриевна выходит из-под контроля!
АНТОН. Серьезно, да?
КЛЮШНИКОВ. А ведь она – старшая по дому… И это именно сейчас, когда нам угрожают и когда мы все должны объединиться вокруг… вокруг старшего по дому… Тьфу, запутался! У нее там мужчина, понимаешь? Она погубит себя и всех нас!
АНТОН. Весело…
КЛЮШНИКОВ. Она его сначала покормила, а потом пригласила пожить у нее. Зовут Глеб. Я хотел паспорт проверить…
АНТОН. Николай Степаныч, вы расслабьтесь…
КЛЮШНИКОВ. Не могу. Проводку обещал починить.
АНТОН. Кому?
КЛЮШНИКОВ (священным шепотом). Самой!
АНТОН. Ну что вы стоите?! Идите, чините!
КЛЮШНИКОВ (стучит в дверь Ольгиной комнаты). Ольга Дмитриевна, я должен войти…
ГОЛОС ОЛЬГИ. Ни за что!
КЛЮШНИКОВ. Проводку сменить.
ГОЛОС ОЛЬГИ. После…
КЛЮШНИКОВ (Антону). Такая женщина гибнет! Пойду приму грамм двести от нервов… (Уходит.)
Антон рванулся к двери в комнату Ольги, стучит.
ГОЛОС ОЛЬГИ. Потише, пожалуйста!
АНТОН. Это я, выйди на минутку…
КЛЮШНИКОВ (из окна, Антону). Пусть он тоже выходит, его, наверное, разыскивает милиция…
ОЛЬГА (появляясь). Ну?
АНТОН. Хочу показать тебе, что я привез, смотри…
ОЛЬГА. Сейчас не могу, потом…
АНТОН. Не приглашаешь?
ОЛЬГА. Там – Глеб…
АНТОН. Так. Ты опять все по-своему делаешь?
ОЛЬГА. Он два дня ничего не ел.
АНТОН. Пусть выметается!
ОЛЬГА. Иди сюда! (Приоткрывает дверь.) Посмотри – он спит… Как ребенок.
АНТОН. Думаешь, нашла игрушку, да? Да они же все пользуются тобой, употребляют во все дырочки…
Ольга бьет его по щеке.
Я хочу защитить тебя, а ты…
ОЛЬГА. Уходи… (Бьет его ладошками по спине.) Уходи, уходи…
АНТОН. Ты – моя и больше ничья. Ну хоть что-нибудь в этом мире должно быть мое?!
Входит СТОЛБОВ.
Еще один! (Просто.) Убить мне их всех, что ли?
СТОЛБОВ. Общий привет!
ОЛЬГА. Какие люди в нашем дворе! Я сейчас Николая Степаныча позову.
КЛЮШНИКОВ (из окна). Вот он я!
ОЛЬГА. Не буду мешать… (Ускользает).
Антон рванулся за ней, стучит в дверь.
АНТОН. Открой!
ОЛЬГА. Уйди от меня!
СТОЛБОВ (Антону). С возвращеньицем!
АНТОН. Лучше бы я никуда не ездил…
СТОЛБОВ. Как там Запад-то – загнивает?
АНТОН. А здесь все совсем с ума посходили… (Уходит к себе.)
КЛЮШНИКОВ (выходит во двор, здороваются за руку). Преступность растет – раскрываемость падает?
СТОЛБОВ. Ночь не спал.
КЛЮШНИКОВ (достает что-то из внутреннего кармана, шепчет, зажав в ладошку). Под подушку спрячь, помогает.
СТОЛБОВ. Пока ваш дом не выселю, спать спокойно не смогу.
КЛЮШНИКОВ. Значит, нескоро. (Вздыхает.) Мы вот картошку посадили.
СТОЛБОВ. Когда!?
КЛЮШНИКОВ (снова вздох). Всходит уже местами…
СТОЛБОВ. Вы же обещали к лету выехать, бумагу подписали…
КЛЮШНИКОВ. От своих обещаний мы отрекаемся, а бумагу подписали под давлением.
СТОЛБОВ. Вот приеду сюда на танке…
КЛЮШНИКОВ (по секрету). У нас окопы готовы, будем обороняться!
СТОЛБОВ. Совесть у вас есть или она у вас рудимент?
КЛЮШНИКОВ. На твой террор ответим своим террором.
СТОЛБОВ. Хочешь, убью тебя прямо сейчас при попытке к бегству?
КЛЮШНИКОВ. Милиционер в бегущего человека никогда не попадет.
СТОЛБОВ. Антон когда приехал?
КЛЮШНИКОВ. Вчера.
СТОЛБОВ. Что привез?
КЛЮШНИКОВ. Документы какие-то…
СТОЛБОВ. А что здесь сегодня случилось? Суицид на глазах у психически неустойчивого населения в аварийном доме…
КЛЮШНИКОВ. Да это так, шутили ребята. Бесплатный театр для народа.
СТОЛБОВ. Содом, Гоморра и непрописанные жильцы…
КЛЮШНИКОВ. Пропускной режим хочу ввести. Пароль будут знать только свои.
СТОЛБОВ. Старшего по дому позовите мне, все переговоры буду вести только с ним. С ней…
КЛЮШНИКОВ. Ольга Дмитриевна!
ОЛЬГА выходит из своей комнаты.
(Проходя мимо Ольги.) Если будут попытки насилия, только свистните… (Уходит к себе).
ОЛЬГА. У вас что-то случилось? (СТОЛБОВ целует ей руку.) Чаю хотите?
СТОЛБОВ. Я к вам с предложением. Может, пройдем? (Подталкивает ее к двери комнаты.)
ОЛЬГА. Говорите здесь.
СТОЛБОВ. А как же чай?
ОЛЬГА. Сюда принесу.
СТОЛБОВ. Я не спал ночь.
ОЛЬГА. А что, разве преступность…
СТОЛБОВ. Преступность растет. Все как положено.
ОЛЬГА. Какой ужас! Хоть из дома не выходи!
СТОЛБОВ. Дорогая вы моя Одетта…
ОЛЬГА. Она же – Одилия…
СТОЛБОВ. Я предлагаю вам выйти из этого дома и перейти в мой.
ОЛЬГА. Вот так сразу?.. А как же остальные товарищи?
СТОЛБОВ. Всех подобрать не смогу.
ОЛЬГА. Значит, вы решили меня подобрать?
СТОЛБОВ. Только с вашего добровольного согласия.
ОЛЬГА. А… а что же будет с остальными?
СТОЛБОВ. Ничего. Сегодня вечером я подъеду на танке…
ОЛЬГА (нервно). Вы привезете мне на танке букет цветов?
СТОЛБОВ. На цветы у меня денег нет, на заграничные поездки тоже…
ОЛЬГА. Антона вызвал отчим, он оплатил все расходы…
СТОЛБОВ. Мне бы такого отчима…
ОЛЬГА. Может, вас усыновить?
СТОЛБОВ. Вы играете со мной…
ОЛЬГА. Поговорим серьезно. Что вы намерены сделать сегодня вечером?
СТОЛБОВ. Несколько выстрелов “Авроры”. Всего лишь.
ОЛЬГА. Но здесь же люди…
СТОЛБОВ. Здесь нет людей, не прописан ни один человек. Зона отчуждения.
ОЛЬГА. Здесь все наши… мысли, чувства… Кстати, Антон привез кое-какие документы, они прольют свет…
СТОЛБОВ. Документы – на стол!
ОЛЬГА. Как вы нетерпеливы…
СТОЛБОВ. Я вам не мальчик, чтобы терпеть. И у меня тоже есть мысли и чувства…
ОЛЬГА. Как, и у вас?! Ой, простите, ради бога…
СТОЛБОВ. Безымянный практически герой России прихожу после изнурительной борьбы с преступностью домой, и что я там нахожу?
ОЛЬГА. Что?
СТОЛБОВ. Одни бульонные кубики.
ОЛЬГА. Вам нужна кухарка?
СТОЛБОВ. Вы мне нужны со всеми потрохами. И с вашей аурой, пожалуйста.
ОЛЬГА. Вам завернуть?
СТОЛБОВ. Не шутите со мной, я при исполнении. Этого дома давно уже нет на карте.
ОЛЬГА. Его видно из космоса.
СТОЛБОВ. Сами видели или вам кто рассказал?
ОЛЬГА. Понимаете, на снимках из космоса видна не только поверхность земли, но и океан на тысячу метров в глубину…
СТОЛБОВ. А зачем вам лично видеть океан на тысячу метров в глубину?
ОЛЬГА. Просто я думаю, что и наш дом, и нас с вами… тоже видно из космоса.
СТОЛБОВ. Помашите им ручкой… крепость вы моя неприступная! (Обнимает сзади, берет ее руку в свою и машет).
ОЛЬГА (высвобождаясь). С ними… (жест в небо) нельзя так… фамильярно…
СТОЛБОВ. Я думаю, что там (тот же жест) одни иностранные разведки.
ОЛЬГА. Наш дом известен на Западе.
СТОЛБОВ. Да что вы говорите…
ОЛЬГА. В Париже создан комитет нашего спасения…
СТОЛБОВ. Делать им больше нечего…
ОЛЬГА. Они звонят нам… буквально каждую неделю!
СТОЛБОВ. А мне звонят из районной администрации! А я не могу доложить об исполнении…
ОЛЬГА. Если вы хотя бы пальцем тронете наш дом…
СТОЛБОВ. Да сколько же это можно?! Ходите тут со своей аурой, а людям никакой жизни… Проще надо быть, Одетта вы моя Раздетта, и ближе…
ОЛЬГА. К кому?
СТОЛБОВ (сурово). К нам – к народу! В общем, милочка моя, если хотите спасти эту богадельню, приходите ко мне сегодня вечером. Если нет – в двенадцать ночи начинаю штурм… И никакой Запад вам не поможет – разнесу здесь все по кирпичику…
ОЛЬГА. Скажите, пожалуйста, какой боевой командир нашелся… Забил снаряд я в пушку туго и думал, угощу я друга… (Делает отчаянно-неприличный жест.) Вот вам…
СТОЛБОВ. До вечера, радость моя. (Уходит.)
КЛЮШНИКОВ (на пороге своей комнаты). Столбов! На твой террор мы ответим! Убожко!
УБОЖКО (из окошка). Асиньки?
КЛЮШНИКОВ. Где знамя?
УБОЖКО. На чердаке.
КЛЮШНИКОВ. Без знамени – все равно что без Родины!
УБОЖКО. Не понял…
КЛЮШНИКОВ. Знамя давай!
Убожко скрывается в своем окне, потом появляется на балконе, где укрепляет знамя.
Они не пройдут!
АНТОН (появляясь, увидел флаг). Да, были люди в наше время…
КЛЮШНИКОВ. Может, женщин увести подальше?
АНТОН. Скажи-ка, дядя, ведь не даром…
КЛЮШНИКОВ. Твоя мать в окопе не усидит, прибежит на передовую.
УБОЖКО. Надо сделать все, чтобы избежать прямого вооруженного столкновения.
КЛЮШНИКОВ. А это видел? (Предъявляет пистолет.)
АНТОН. Он заряжен?
УБОЖКО. Может, лучше выйдем на мирную демонстрацию? Сегодня – день пионерии, праздник…
КЛЮШНИКОВ. А ты знаешь, почему у пионеров галстук – красный? Вот то-то… Будешь бросать бутылки с зажигательной смесью.
УБОЖКО. В человека – не смогу.
КЛЮШНИКОВ. А ты не в человека бросай, а в танк. В железную машину.
УБОЖКО. Я не попаду.
Появляется ЗУЛЯ с Эрманом.
АНТОН. Девчонок не берем!
УБОЖКО. Только без крови! Умоляю, только без крови!
ЗУЛЯ. Я буду перевязывать раненых.
ЭРМАН. Каких раненых? Прости, пожалуйста, мы так не договаривались…
ЗУЛЯ (всем, радостно). Это Эрман! Агент по недвижимости!
КЛЮШНИКОВ (жмет Эрману руку). Спасибо, товарищ!
АНТОН. А как же пропускной режим?
КЛЮШНИКОВ. Пропуск будет выписан немедленно.
ЭРМАН. За что спасибо?!
КЛЮШНИКОВ. Военную подготовку имеем?
ЭРМАН. Начальную…
КЛЮШНИКОВ (мрачнеет). Значит, в боевых действиях участия не принимал?
АНТОН. Что тут хитрить, пожалуй, к бою! Уж мы пойдем ломить стеною… Уж постоим мы головою…
Мужчины смотрят на Ольгу.
ОЛЬГА. И что это за цирк? И что вы на меня так смотрите? Какой у вас сегодня праздник?
УБОЖКО. День пионерии, натурально.
КЛЮШНИКОВ. Ольга Дмитриевна, наркомовские сто грамм.
ОЛЬГА. Как вы мне все надоели… (Уходит к себе.)
ЭРМАН (Зуле). Сейчас здесь что – война начнется?
ЗУЛЯ. Да ты не волнуйся, если что, я тебя с поля боя вынесу…
ЭРМАН. Предупреждать же надо…
Телефонный звонок.
ЗУЛЯ. Да, говорите!
ГОЛОС. Аллё, это морг? Братскую могилу заказывали?
ЗУЛЯ. Вы ошиблись номером.
ГОЛОС. Извиняйте, дамочка, нервное напряжение, с ног валюсь, ошибки неизбежны. Если нальете, за ваше здоровье не откажусь.
ЗУЛЯ. По телефону?
ГОЛОС (жестко). Алё, кто нам звонит? Почему голос детский? Это частное предприятие “Последний приют”. Заказ подтверждаете? У вас сколько трупов будет – десять, пятнадцать? Что вы молчите? Если вы думаете, что это свальный грех и хотите скрыть от нас парочку-тройку, мы все равно узнаем. Если у вас меньше…
ЗУЛЯ. Меньше…
ГОЛОС. Вам все равно придется оплатить за пятнадцать.
ЗУЛЯ (упавшим голосом). Почему?
ГОЛОС. Потому что если меньше, сами будете копать. Дело это криминальное. Так что – оформляем?
Гудки отбоя.
КЛЮШНИКОВ (очнулся). Да обрежу сейчас все провода!
УБОЖКО. Николай Степаныч, это наша последняя связь с миром… И вообще, я давно хотел сказать: кроме этого дома и вас всех у меня ничего нет.
КЛЮШНИКОВ. Это все столбовские штучки… Диверсант! Вымогатель! Маньяк… Пристал с ножом к горлу…
ЗУЛЯ. По-моему, нужна жертва!
ЭРМАН. Уголовщина какая-то…
АНТОН. Человеческая? Я готов.
ЗУЛЯ. Мультфильм “Красавица и чудовище” видели?
УБОЖКО. Зуля, мы вас не отдадим!
ЗУЛЯ (Антону). Для такого чудовища, как наш участковый, вполне сойдет такая красавица, как твоя мать.
АНТОН. Ну, ты у меня сегодня получишь!
Ольга возвращается, ставит на стол водку. Тем временем во дворе накрывается длинный стол, за ним, по-соседски, располагаются все жильцы. В трехлитровой банке стоит распустившаяся сирень.
МУЖЧИНЫ. Спасибо… Большое спасибо…
ЗУЛЯ (звонко). Ольга Дмитриевна, это Эрман! Он агент по недвижимости, мы с Антоном давно хотели вам сказать, что мы больше не можем жить в этом доме…
ОЛЬГА. Антон, можно тебя на минутку! (Антон подходит к ней.) К тебе муза где стала являться?!
АНТОН (опустив голову). Здесь…
ОЛЬГА. Ты думаешь, бедная муза так и будет ковылять за тобой по всему городу?
УБОЖКО. Ольга Дмитриевна, простите, ради Бога, но вы для меня всегда были… идеалом! Не сходите с пьедестала! Умоляю вас! Хотите, на колени встану? Я бы вас вот так вот – поднял – и пронес… Через всю жизнь…
ЭРМАН. Это тост или мне показалось? (Пьют все, кроме Антона.)
КЛЮШНИКОВ. Но сегодня, товарищи, мы должны обсудить об опасных связях… некоторых наших жильцов!
ОЛЬГА. Буду рада, если вы это сделаете без меня. (Уходит к себе.)
КЛЮШНИКОВ. А компания? Ольга Дмитриевна! (Подходит к ее двери, стучит, прислушивается.) Объявляю всеобщую мужскую мобилизацию.
ОЛЬГА. Не дождетесь!
КЛЮШНИКОВ. Вы должны предъявить нам своего гостя… иначе он как человек без пропуска будет депортирован… Ольга Дмитриевна, а как же без света? Свет будем устанавливать? Скоро стемнеет…
ОЛЬГА (появилась из двери). Не сейчас. (И скрылась за дверью.)
УБОЖКО. Эх… Окрошка без укропа – это как песня без баяна. (Выходит из-за стола, рвет укроп на грядке, возвращается.)
ЗУЛЯ. Эрман, начинайте!
ЭРМАН. Господа, у меня к вам очень выгодное предложение. Ваш дом мечтает купить один человек.
КЛЮШНИКОВ (оглядев всех). А разве мы продаем наш дом?
ЭРМАН (мягко). Понимаете, он просто потерял покой: спит и видит, что он купил ваш дом…
УБОЖКО (невпопад). А почему он один?!. И что он тут собирается делать – один?
ЭРМАН (вежливо). Это вас абсолютно не должно волновать.
УБОЖКО. Как раз это и волнует – мы жили тут из поколения в поколение…
КЛЮШНИКОВ. Он что – хочет тут кататься на велосипеде?
ЗУЛЯ. Да хоть на лыжах…
ЭРМАН. Господа, я расселю этот муравейник!
КЛЮШНИКОВ. Выходит, мы тут жили только для того, чтобы пришел ты и мы тебе все отдали?!
ЭРМАН (терпеливо). Все получат то, чего они достойны…
УБОЖКО (взвился). А судьи кто?!
ЭРМАН. Я вам гарантирую, что никого не обижу.
КЛЮШНИКОВ. Нет, мил человек, нас голыми руками не возьмешь!
УБОЖКО. У нас тут аура…
ЭРМАН. За ауру накинем…
КЛЮШНИКОВ. Да что ж вы навалились-то: с одной стороны – Столбов на танке, с другой – агент этот…
ЗУЛЯ. Господа, Эрман – это человек дела! Он трепаться не любит. Все получат квартиры в новом доме… Антон, ну скажи ты им!
УБОЖКО. Прошу налить.
ЗУЛЯ. Давайте, давайте… У всех? Попрощаемся с домом.
КЛЮШНИКОВ (взвыл). Антон, ты за них или за нас?!
ЗУЛЯ. Ну?
АНТОН (говорит для матери, скрывшейся в своей комнате). Мы жили тут так хорошо, что даже не успевали об этом подумать. Милый мой дом! Твои обшарпанные стены… проржавелые трубы… деревянные перекрытия между этажами… унитазы с неистребимым запахом человеков… Когда я в детстве болел корью, я лежал на кровати и рассматривал подтеки на потолке: черепахи, олени, и одна небольшая египетская мумия, как я любил ее, мою дорогую мумию… Когда мама побелила потолок, я рыдал как ненормальный, я не мог смотреть в это безжизненное стерильное пространство, поглотившее самое дорогое, что у меня было.
В дверях своей комнаты появляется Ольга, она стоит молча.
КЛЮШНИКОВ. Красиво сказал, но непонятно. А я вот, помню, в пятьдесят третьем году…
АНТОН. Кстати, о моей маме… Она так рассеянна, все время забывает, сколько ей лет…
УБОЖКО. За здоровье Ольги Дмитриевны! (Пьет.)
КЛЮШНИКОВ. Она – молодая женщина…
АНТОН. А кто спорит? Короче, вы же все понимаете: если мне сейчас столько, сколько мне.. то моя мама должна была родить меня лет в одиннадцать… Я только не понимаю, почему все об этом знают и молчат.
ЗУЛЯ. Ты напился, что ли?
АНТОН. Это не имеет никакого значения: я встретил ее… так давно, что практически не помню, как это было. И я ее люблю, такая вот страшная тайна…
ЗУЛЯ (нервно). Но мы ведь все ее любим: Ольга Судейкина – это наше все!
КЛЮШНИКОВ. Ну как же так, что же это?!
ЗУЛЯ. Да он пошутил! Вы что, не видите – он же шутит! Антон, скажи им…
УБОЖКО. Ольга Дмитриевна! Идите сюда…
АНТОН. Вот я смотрю на вас и удивляюсь: понимаете, люди так больше не живут. Нигде в мире… Толпой, все время толпой. Вот фотография, мне ее старичок один подарил в Париже. Узнаете?
Все рассматривают фотографию.
УБОЖКО. Это же наш дом!
АНТОН. Этот дом принадлежал Анастасии Судейкиной, балерине провинциального театра. Естественно, до тех пор, пока она не уехала в эмиграцию.
ЗУЛЯ. Значит, это дом твоей прабабки? Вау!
ЭРМАН. А документы есть?
АНТОН. Разумеется. Осторожно, бумага ветхая, может рассыпаться.
ЭРМАН. Ничего не понимаю – что это?
АНТОН. Это все, что осталось от Анастасии Судейкиной. Ее парижский поклонник передал это мне – для мамы. Руки у него дрожали, а глаза были такие прозрачные. Это счет из ресторана, случайно сохранился, реликвия, ужин с Анастасией Судейкиной… (Ольге.) Тебе интересно, что она заказала?
Ольга подходит к Антону, берет в руки листок, читает.
Ресницы кальмара…
ЭРМАН (его разбирает смех). Шутник, вот шутник…
КЛЮШНИКОВ. Ты бы лучше помолчал, мил человек…
ЭРМАН. Я, конечно, понимаю, творческие люди, буйная фантазия, больное воображение и все такое… Но ведь не до такой же степени?! Я первый раз встречаю людей, которые хотят жить несуществующим прошлым…
АНТОН. Жизнь проходит, и я не могу больше совершать ошибки. Я люблю эту женщину…
ЗУЛЯ. Прости, пожалуйста, а как же я?
АНТОН. Ты хорошая, Зуля!
ЗУЛЯ. Но ты все-таки утопишь меня в ванной?
АНТОН. Видишь ли, ты боишься спать одна… И ты хочешь отсюда переехать, а я решил остаться здесь, с любимой женщиной. Понимаете, у меня нет времени, чтобы жить просто так с кем попало… (Ольге.) Скажи им, скажи сейчас, что ты не бросишь меня, мы будем вместе…
ОЛЬГА (Антону). Ты сам не понимаешь, что ты говоришь…
АНТОН. А ты хочешь обмануть саму себя. Как ты можешь так жить, посмотри, кто тебя окружает? Ты не можешь стать для всех них осуществленным желанием… Не можешь одна дать им все то, чего не дала им жизнь.
УБОЖКО. Минуточку…
АНТОН. Стоит сделать один правильный шаг, просто встать рядом с тем, кого любишь, и от этого выстроится все остальное.
УБОЖКО. Кто с кем выстроится-то – я не понял…
АНТОН (Ольге). Если ты меня любишь… ты сейчас выгонишь их всех отсюда… и мы с тобой…
КЛЮШНИКОВ. Ольга Дмитриевна! Я вас ему не отдам! Учтите, я здесь единственный человек, который может защитить честь женщины. (Стреляет в воздух).
На балконе появляется Глеб. Пауза.
ГЛЕБ (Ольге). Я в вас не ошибся. (Всем.) В этом богоспасаемом доме… Вы все – хранители… (Взволнован, не может говорить.)
ЭРМАН. Продолжайте!
ГЛЕБ (Ольге). Будьте моим пресс-секретарем!
ЗУЛЯ. Теперь это так называется, да?!
ГЛЕБ. Я уже отчаялся, думал, что никогда не найду этот дом… Вся жизнь, вся моя сознательная и… бессознательная… И вот вчера я уснул здесь, на этой скамейке, в вашем дворе (все более возбужденно), а утром… Утром! (Ольге, сбивчиво.) Ваши коленки сводят меня с ума…
ЗУЛЯ. Ха-ха, с этого и надо было начинать!
ГЛЕБ. Как хорошо, что вы вот так вот все вместе, дружно! Вы же сохранили дом…
ЭРМАН. Простите, а при чем тут вы?
ГЛЕБ. Дядя мой здесь жил, ах, милый дядя, милый… (Счастливо смеется.)
ЗУЛЯ. А кто ваш дядя?
ГЛЕБ (просто). Пушкин…
ЭРМАН. А вы, наверное, литературовед?
ГЛЕБ (строго). Нет, я – налоговый инспектор! (Ольге.) Вы готовы? Сейчас я продиктую вам пресс-релиз.
Общее смятение.
Я должен осмотреть дом! (Исчезает.)
УБОЖКО. Вот кто измерит точную ауру нашего дома…
КЛЮШНИКОВ. Это самозванец! Где он раньше был, если у него тут дядя…
УБОЖКО. Его дядя, может, и Пушкин, но Пушкин в нашем городе сроду не бывал…
ЭРМАН. Бойтесь налоговых инспекторов, диктующих пресс-релизы!
КЛЮШНИКОВ. Разоблачить и сдать в милицию!
На балконе появляется Глеб. Молчание.
ЗУЛЯ (тоненьким голоском). Скажите, пожалуйста, а какие произведения Пушкина здесь были написаны?
ГЛЕБ. Практически все.
ЭРМАН. А как же Болдинская осень?
ГЛЕБ. Она была здесь.
ЭРМАН. А поездка по Молдавии?
ГЛЕБ. Никакой Молдавии, все происходило здесь. Вас обманывали, понимаете?
КЛЮШНИКОВ. Мать честная, кругом один обман…
ЭРМАН (насмешливо). Вы желаете вступить в свои законные права?
ГЛЕБ. Я счастлив, я просто счастлив.
ЭРМАН. Во что вы оцениваете этот дом вместе с его так сказать, аурой?
КЛЮШНИКОВ. И вместе с нами?! Вот работорговцы….
ЭРМАН (ему жутко смешно). Итак, я покупаю этот дом у его законного владельца! Ставлю его на капитальный ремонт, надстраиваю верхний этаж… с учетом открывшихся обстоятельств… один квадратный метр жилья здесь будет стоить…
ОЛЬГА (спокойно). Дом не продается!
ГЛЕБ. Вот здесь будет “Аллея Керн”, там – указатель “на рудники…” (Счастливо смеется). Почем гектар родины? Сколько весит аура? Какое место в нашей жизни занимает строчка: “Духовной жаждою томим, в пустыне жалкой я влачился”? Поймите, если мы до сих пор не вымерли, если нас окружает воздух, которым можно дышать… это все благодаря этому дому!
ЭРМАН. У вас есть доказательства?
ГЛЕБ. Есть. Все самые главные доказательства есть у меня… Но что я вижу? (Рассматривает трещину на стене.)
ЭРМАН (беспокойно). Что там?
ГЛЕБ. Не уберегли! Трещина мира прошла через сердце налогового инспектора!
И вдруг гаснет свет. Шум подъехавшего танка. Луч прожектора выхватывает из темноты кучку людей: Убожко в пионерском галстуке, оскаленного Клюшникова, Зулю между двух мужчин, Антона и Эрмана, Ольгу.
ГОЛОС СТОЛБОВА. Руки за голову, выходим по одному! Мы никого не тронем! Руки за голову! Выходим!
КЛЮШНИКОВ. Слушай мою команду! По окопам! Рассеяться по окопам! Отставить временные трудности и разногласия!
Вдруг Ольга выходит вперед. За ней – все остальные. В луче прожектора они создают скульптурную группу, как на картине Делакруа, посвященной французской революции. Ольга как символ сопротивления и свободы парит над всеми. Ветер треплет ее волосы, она полна счастливой решимости и отчаяния.
ГОЛОС. Алло! Алло! Мадам и месье! Вы еще держитесь?! Не сдавайтесь… Мы делаем все, чтобы помочь! У вас есть валютный счет?
УБОЖКО. Господи, ну наконец-то! Мы так ждали, так ждали…
ГОЛОС. Сообщите номер вашего валютного счета!
КЛЮШНИКОВ. А нету у нас, здравствуйте, дорогие вы наши!
ГОЛОС. Помощь близка… Держитесь! Не склоняйте головы! Тоталитаризм не пройдет!
УБОЖКО. Все поднялись, все, как один…
КЛЮШНИКОВ. Дорогие мои, дорогие, хор-рошие!
УБОЖКО. Париж! Париж на проводе!
ГОЛОС. Мы собрали миллион франков, как вам их перечислить?
УБОЖКО. Миллион?
КЛЮШНИКОВ. Спасибо, товарищи, но нам ничего не нужно! Спасибо за поддержку!
ГОЛОС. До связи! (Гудки отбоя.)
УБОЖКО. Ну, что, Столбов, слышал?!
Все оживлены, обсуждают случившееся.
ЭРМАН. Я не понимаю, почему от миллиона-то отказались? Такие гордые, да?!
КЛЮШНИКОВ. Не в миллионе счастье! (Антону.) Плесни народу “Наполеона” грамм по пятьдесят!
ЗУЛЯ. Щас! Вчера все вылакали…
КЛЮШНИКОВ. Тогда давайте нашей… (Разливают водку.)
УБОЖКО. Столбов, выходи из танка-то!
СТОЛБОВ. А вы больше не будете?! Я сейчас… (Гул, это Столбов едет на танке.)
Сильная вибрация.
КЛЮШНИКОВ. Вот черт! Так ведь и рюмку можно мимо рта пронести!
Вдруг появляется знакомая всем по школьным учебникам фигурка Пушкина – Глеба.
ГОЛОС СТОЛБОВА. Старший по дому! Уберите его… Пушкина уберите!!! Объясните ему, что такое танк! Раздавлю гада!
Пушкин-Глеб гордо стоит перед танком.
КЛЮШНИКОВ. Столбов, ты на кого наезжаешь?
УБОЖКО. Ты на солнце русской поэзии наезжаешь?
Гул танка. Ольга выбегает, закрывает собой Глеба.
ОЛЬГА. Беги!
Глеб убегает.
КЛЮШНИКОВ (Столбову). Стой! Остановись! Заело там у тебя, что ли? Ольга Дмитриевна, назад! (Стреляет в воздух.) Я могу защитить честь женщины.
СТОЛБОВ (появляясь). Вы первыми применили оружие, щас я вам устрою выстрел “Авроры”!
Столбов внезапно хватает Ольгу, поднимает на руках. Звучит “Лебединое озеро”, они исполняют дуэт.
СТОЛБОВ. Не подходи, она моя!
КЛЮШНИКОВ. Схватил коршун добычу! (Целится из пистолета).
СТОЛБОВ. А если в нее попадешь?
КЛЮШНИКОВ. Бандит, вот кто настоящий бандит…
СТОЛБОВ (танцуя). Вчера я требовал в грубой форме то… что можно получить и так, стоит только протянуть руку… Я привык брать крепости с боя, но я не насильник! Я никогда ничего не боялся, но я не знал, что с собой делать и куда себя девать… Штурма не будет… Я просто протянул руку и взял свое… Ведь это – мое!
Фигурка Пушкина появляется на балконе и исчезает.
Где он?! Только что тут стоял!.. (Указывает на балкон.) Пушкин! То есть Ганнибал…
ЗУЛЯ. Кто?!
СТОЛБОВ. Ганнибал, выпустили его ненадолго, думали – ремиссия началась, а он совсем с ума съехал…
ЗУЛЯ. Ганнибал – это кличка?
СТОЛБОВ. Фамилия.
ЗУЛЯ. Значит, это правда? Все, что он тут говорил?
Зуля начинает смеяться.
ЭРМАН. Успокойся! Воды! Воды женщине дайте!
УБОЖКО наливает стакан, подает.
ЗУЛЯ (прыснула). Водка… Он мне водки налил!
ЭРМАН. Успокойся, не будь истеричкой…
СТОЛБОВ (поднимая Ольгу, всем). Тела практически нет. Одна душа.
КЛЮШНИКОВ. Да что ты в этом понимаешь, коршун! (Стреляет.)
Антон бросается вперед и закрывает собой Ольгу. Никто ничего не успел понять. Антон падает. Музыка обрывается. Все бросаются к Антону. Воцаряется молчание. Затемнение. В наступившей тишине происходит поворот сценического круга. Зрители видят “обратную сторону” дома. Осыпавшаяся штукатурка, пролом в стене, окно, заклеенное крест-накрест полосками бумаги. Все, что от дома осталось, – это кучка людей, связанных какими-то давними и неизбывными отношениями. А дома, собственно, уже и нет… Прежде, чем опустится занавес, зрители должны еще раз увидеть лица всех наших персонажей. Мы услышим голос Ольги: “Антон!” И от этого крика сценический круг качнется и пойдет вспять. Антон приподнимется, чтобы увидеть и запомнить лица окружающих его людей. Вместе с ним их увидим и мы.
ЗУЛЯ. Да он же пошутил, не видите, что ли? Антон, скажи им…
Антон улыбается, сцена погружается во мрак. Звучит голос – то ли женщины, то ли сирены… Потом – рассвет.