ПЛОТНИКИ КУЛЬТУРЫ
Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 11, 2001
ПЛОТНИКИ КУЛЬТУРЫ
Дмитрий Кузьмин. Технология зрения, или http://www.vavilon.ru
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Произрастание современной культуры в условиях “поздней России” – явление для меня, например, небывалое. Раньше казалось, что у литературы есть свои объективные законы и правила: мол, как бы там ни крутился событийный калейдоскоп, она так или иначе будет расти-развиваться-изменяться и складывать в левое, допустим, лукошко всё, заслуживающее внимание, а в правое – всё, это самое внимание не заслуживающие. Однако ничего подобного. Культура – это то, что в конкретный момент делает определенная группа людей. Культура также и то, что в конкретный момент эта группа не делает.
Культура (заменим ее в нашем случае на “литература”) никогда не испытывала дефицита в “создателях”. Дефицитом были
“строители”. Всегда! Рубрика “Плотники культуры” призвана познакомить читателей с теми людьми, которые выстраивают литературные баррикады, на свой страх/риск/вкус/т.д., преграждая ими путь цивилизованной пустоте “исторического процесса”. Речь идёт не о меценатах, не о, простигосподи, “спонсёрах”. Речь идёт о частных лицах, умело заменивших отсутствие серьезных денег личной инициативой, которая при всех прочих равных не может не стать особым индивидуальным видением того, как/с кем/куда должна растекаться “чем-то там” по древу наша говорливая словесность. Конфликт между безынициативной памятью самой словесности и энергией этих людей и порождает литературную ситуацию как таковую.Речь идет о тех, кто заставляет безвекторную по сути литературу имитировать поступательное движение. И чем больше личной энергии вложено в эту имитацию, тем реальнее она (эта имитация) становится. Неблагодарная память современников и потомков о деятельности подобных личностей и составляет собственно ИСТОРИЮ любой литературы.
Первым персонажем ремонтно-строительной бригады “плотников культуры” по воле “судьбы и заслуг” оказался Дмитрий Кузьмин – частный человек… […] Отсюда я отсылаю взгляд читателя в низ страницы к “послужному списку” Д. Кузьмина
*.Любое сколь-нибудь стоящее дело
– это дело одного человека, так сказать, человека в единственном лице. Мне бы хотелось рассказать о Дмитрии Кузьмине именно в этом лице, и ни в каком ином. Поэтому жанр опроса в данном случае вроде бы не очень уместен. Но уж как вышло.“Плотники культуры” – это почти анонимы, научившиеся
уплотнять разреженное пространство литературы, превращая свое сугубо частное “безумие” во всеобщую культурологическую вменяемость.В.К.
ВК: Дмитрий, считаете ли Вы, что одна из задач проекта – организовать грамотный “менеджмент” (можно и без кавычек) вашего поколения – Вами выполнена?
Дмитрий Кузьмин:
Из первого Вашего вопроса получается, что Вы представляете меня преимущественно как организатора молодежного “Вавилона” – между тем как это проект первый и, может быть, самый любимый, но уж далеко не единственный. И это кажется мне, между прочим, довольно важным: литературтрегер, по возможности, не должен превращаться в мономана. С другой стороны, может быть, это вопрос моего личного самоощущения (и это можно включить в текст моего ответа): все-таки Гребенщиков в юности очень повлиял на мое сознание, а у него есть такая строчка: “И ты как мальчик с пальцем, но дыр в той плотине не счесть” (отсылка к голландской легенде о мальчике, который, увидев дырочку в плотине, встал рядом и заткнул ее пальцем, и держал до тех пор, пока родители не хватились и не стали его искать). Когда я смотрю на литературный процесс и вижу, что есть великое множество вещей важных и даже необходимых, которыми, тем не менее, никто не занимается, – как удержаться от того, чтобы заняться самому и тем, и другим, и третьим, и десятым? Выбрать очень трудно, поскольку ясно, что если я не возьмусь за какой-то сюжет – скорее всего, за него в скором времени не возьмется никто (или возьмется кто-то, кто сделает много хуже). И если возникает какой-то малейший толчок извне в сторону какого-то проекта – я стараюсь всегда ему последовать. В том числе и тогда, когда никакого собственного интереса (скажем, как литератора) у меня в этом сюжете нет: если проект, связанный с младшим литературным поколением, я затевал как один из представителей этого поколения, то малой прозой (Фестиваль малой прозы в 1998 г., вышедшая в 2000-м антология, готовящийся сейчас расширенный вариант этой антологии в Сети) или русскими хайку (в июне 2001 г. вышел уже второй выпуск альманаха русских хайку и трехстиший “Тритон” под моей редакцией) я занимаюсь сугубо “бескорыстно”, т.к. ни того, ни другого не пишу.Но и то, и другое кажется мне достаточно важным. Во-первых, потому, что я верю в мощный
художественный потенциал малой формы. В поэзии это более (и все более) очевидно, что не мешает и супротивному движению (скажем, гигантские исторические “композиции” Ларисы Березовчук или длинная, построенная на обильных повторах-возвратах-подхватах лирика Фаины Гримберг также кажутся мне очень интересными). В прозе же в фокусе внимания все чаще оказываются тексты фрагментарной композиции (в т.ч. наиболее близкая лично мне линия “превращенного дневника”: Павел Улитин – Евгений Харитонов – Александр Ильянен – Михаил Федотов – Станислав Львовский…) – понятно, что тут остается один шаг до самодостаточной малой формы. Во-вторых, и малая проза, и хайку – формы, подталкивающие литературу к интернационализации. Скажем, хайку – форма заимствованная для любой западной литературы, как бы все в равном положении – от американцев до сербов или белорусов. Есть феномен всемирного движения хайку – постоянной циркуляции текстов, обмена идеями поверх национальных и языковых границ, и было бы здорово к этому подключиться.При
всем том толчок-то был вполне случайный. С малой прозой вышло так: наш литературный клуб “Авторник” собирался первые два сезона в московской библиотеке имени Тургенева, библиотека вознамерилась с помпой отпраздновать 180-летие писателя, нам предложили поучаствовать. Тургенева я, честно говоря, не люблю и считаю автором совершенно неактуальным… И вдруг одного из наших ребят осенило: ведь считается, что именно Тургенев ввел в русскую литературу жанр прозаической миниатюры (так называемые “стихотворения в прозе”; на самом деле два-три автора работали в этой форме раньше, но про это помнят только узкие специалисты). Так и получилось… То же самое было с хайку: по инициативе японского посольства газета “Аргументы и факты” объявила конкурс, получили они около 12 тысяч писем, свалили их в крохотной комнатушке кафедры японистики МГУ и стали думать, что с этим делать дальше, – кому-то пришло в голову позвонить мне, я им организовал жюри, провел с двумя ребятами предварительный отбор, а дальше стало жалко терять такой материал… В то же время есть бездна разных других идей, для которых такого внешнего толчка не нашлось. Ну, не знаю, первая попавшаяся: очень интересно было бы проследить, как отражаются в современной поэзии античные мотивы – единственный устойчиво существующий в ней сегодня инокультурный пласт; могла бы выйти классная антология…Теперь возвращаясь к “Вавилону”, младшему поколению и т.д. Главная трудность работы по, как Вы выражаетесь, “менеджменту” этого поколения состоит в том, что на поддержку старших товарищей надежды никакой. Как в любой ситуации культурного перелома (легко сопоставить с ситуацией рубежа XIX-XX вв.), мало-мальски значительные авторы нового поколения не являются ничьими прямыми продолжателями, у них очень сложные и двусмысленные
отношения с предыдущим поколением. Соответственно, предыдущее поколение не спешит “в гроб сходя, благословлять”. Чаще всего оно выбирает безопасных для себя эпигонов, вроде покойного Бориса Рыжего. В лучшем случае – из натуральных лидеров поколения пытается выдернуть одну-две фигуры по вкусу, а те вне диалога с десятком других авторов того же масштаба непонятны, ускользает именно их индивидуальность внутри поколения. К примеру, хорошо раскручен Дмитрий Воденников: три книжки, несколько публикаций в “Знамени”, множество рецензий, – при этом никто не понимает, что его стихи последних четырех лет представляют собой интенсивный диалог с другим автором, Дмитрием Соколовым, не менее ярким и самобытным, но совершенно неизвестным за пределами “Вавилона”. Закономерность прослеживается совершенно четко: чем меньше у автора перекличек с ключевыми авторами старших поколений – тем меньше его шансы на внимание за пределами “Вавилона”. Самые непохожие – уже упомянутый Станислав Львовский, по глубокому моему убеждению, один из лучших поэтов и лучший прозаик поколения, или Андрей Сеньков, работающий с визуальной поэзией так, как этого больше никто в России не делает, – практически не публиковались в сторонних изданиях… В результате исключительно нашим внутренним достоянием (и, конечно, достоянием тех, кто следит за нашими собственными изданиями) остается понимание контекста: что В ЦЕЛОМ происходит, как устроено новое литературное поколение, какая проблематика доминирует. И поэтому разнообразные “точечные” победы меня радуют не слишком сильно – хотя их, вообще говоря, полно: вот, например, давеча учредили премию “Дебют” (идея благая, хоть и бестолково сделано) – и в двух основных для нас номинациях, поэзии и короткой прозе, выиграли ее авторы, открытые именно “Вавилоном”: Кирилл Решетников и Данила Давыдов. В престижных книжных сериях – питерской, “Пушкинского фонда”, и московской, издательства “ОГИ”, – выходят книжки ключевых авторов “Вавилона”: Марии Степановой, Андрея Полякова, Полины Барсковой, того же Воденникова. И т.д., и т.п.ВК: После стольких лет работы над проектом (который, на мой взгляд, все-таки – ВАШ) не испытываете ли Вы депрессивный синдром? Точнее – не приходит ли Вам в голову мысль/ощущение, что все, что происходило за эти годы, было нужно только Вам самому. Довольны ли Вы своим сегодняшним статусом и качеством Вашего авторитета?
Дмитрий Кузьмин:
Мне кажется, что ощущения подобного рода периодически посещают любого нормального человека – это как бы ничего не значит. Вопрос ведь на самом деле в том, каковы альтернативы (есть или были). Я мог построить свое существование в литературе по-другому. Свои собственные стихи я люблю и нахожу вполне приличными – это, вульгарно выражаясь, твердый второй ряд (актуальная для современной поэзии художественная проблематика + некий индивидуальный интонационно-тематический акцент; здесь же в скобках замечу, что убежденность в собственной гениальности, к счастью, в нашем поколении встречается довольно редко, и это замечательно, т.к. свидетельствует о культурной вменяемости); я их как писал, так и пишу – правда, особо не печатаю, потому что неловко ни печатать себя самому, ни конвертировать в публикации приобретенную другой литературной деятельностью известность. Но поэтов такого уровня в русской литературе сегодня, полагаю, сотни три – а значит, моя большая или меньшая активность в этом качестве не столь уж принципиальна для судеб отечественной словесности. Я мог бы сделать ставку на перевод – великого переводчика из меня бы не вышло, поскольку это требует абсолютного искусства перевоплощения, но созвучной моим собственным интересам иноязычной литературы мне бы хватило на всю жизнь; однако языки – и английский, и, тем более, французский, – я знаю так себе: хорошо чувствую строй, но совершенно не помню слов, а учить их мне лень, поскольку занятие это рутинное; посему перевожу я только тогда, когда одновременно очень хочется и очень надо: скажем, моего любимого американца Чарлза Резникоффа, которого никто и никогда до меня не переводил, или первую повесть Сент-Экзюпери “Южный почтовый”, которую хотя бы к столетию автора надо же было все-таки напечатать по-русски в приличном виде. Я мог бы заниматься филологией – особенно теорией стиха, но, к сожалению, раннее знакомство с работами великого стиховеда Максима Шапира вселило в меня глубокий комплекс неполноценности: такая невероятная изощренность анализа при одновременном учете сколь угодно широкого контекста – мне не по плечу (впрочем, одну свою стиховедческую работу я надеюсь когда-нибудь закончить – уж больно тема интересная: история русского моностиха). Оставалась еще критика – и это бы, наверно, было очень правильно, потому что современная русская критика по большей части совершенно невменяема: вместо попыток докопаться до сути дела какие-то малосимпатичные люди упорно пытаются делиться своими малоинтересными и вполне случайными соображениями по поводу. Но критик должен иметь в своем распоряжении тексты – причем тексты, потенциально доступные читателю. Какой смысл идти в критику, если я знаю, что значительная часть волнующих меня текстов не напечатана? Вот так и получается, что работа литературтрегера – наиболее важное и осмысленное из всего, чем я могу заниматься в литературе.А статус – что статус? За 12 лет работы мне удалось довести до сведения литературного сообщества два обстоятельства: 1) есть круг вопросов, в которых я ориентируюсь лучше других; 2) я умею работать как следует. В результате, как правило, если где-то что-то происходит важное или интересное – меня зовут. Обычно, правда, зовут каким-то таким образом, чтобы работу делал я, а реноме в глазах широкой общественности делал на этом кто-то другой. Но это, по нашему, по гамбургскому счету, не так существенно. Тем паче что этому делу я с юности научен: зеленым юнцом я дважды выступал на так называемом “турнире поэтов”, который проводил такой почтенный шестидесятник Александр Аронов. В итоге там выбирали “короля поэтов”, голосованием народа. В первый раз я вышел в финал вместе с Александром Еременко – и Аронов сказал: ну что, в самом деле, у мальчика еще все впереди, давайте его объявим “принцем”, а уж “королем” – состоявшегося автора. На следующий год я из принципа прочитал тот же стишок и вышел в финал уже вместе с каким-то неведомым персонажем – и Аронов сказал: ну, Кузьмина мы ведь уже знаем, давайте отдадим титул новому человеку… Так что когда в прошлом году “Малый Букер” за лучший литературный проект был присужден Владимиру Абашеву и команде Фонда “Юрятин” – я не удивился.
ВК: Есть ли недоброжелатели/враги у Вас и ПРОЕКТА? Насколько они влиятельны. Соответственно, неплохо
бы услышать и о друзьях.Дмитрий Кузьмин:
Ну, это широкий вопрос… Конечно, существует такая элементарная вещь, как зависть. Скажем, был один тип, который рассчитывал на Фестивале малой прозы получить премию, а ему не дали (не я лично не дал, а имевшееся жюри), – и он начал писать в разные издания статьи о том, какой плохой фестиваль, каким плохим авторам дали премию, и т.д., и т.п. Или, к примеру, организаторы альтернативного проекта по консолидации младшего литературного поколения – был такой в начале 90-х, назывался “Алконост”, ничего абсолютно не породил в силу узости художественной платформы, – вот они меня очень не любят… Но это все неинтересно.Другое дело – “классовые враги”. Причем с разных сторон. С одной – “традиционалисты”, консерваторы, настроенные против авангардных и поставангардных тенденций вообще – и, в частности, против “Вавилона”, показывающего, что эти тенденции – ядро сегодняшнего литературного процесса, а не его периферия. С умеренно консервативным флангом мы вполне в состоянии сотрудничать – хотя бы с журналом “Арион”. Но есть и упертые товарищи – скажем, Дмитрий Быков, написавший про меня чудесную статью в “Литературной газете” (в том смысле, что и сам-то я никто, да еще и надуваю каких-то несуществующих авторов – такой Крошка Цахес с замашками демиурга). А в другом издании, газете “ExLibris”, ровно то же самое написал некто Котомин – мальчик из издательства “Ad Marginem”; это строго противоположный фланг: там издают Сорокина, Пелевина, Баяна Ширянова – литературу, в определенном смысле, ультрарадикальную, “литературу после литературы”. Опять-таки, к этой литературе мы вполне готовы отнестись всерьез (тот же Ширянов, автор скандально известного романа про наркоманов, написанного на их сленге, у нас в клубе не раз выступал), – но товарищам из “Ad Marginem” хотелось бы собственно литературу, в прежнем смысле, отменить вовсе – и у них, судя по этой статье, есть ощущение, что “Вавилон” этому мешает.
Однако и это, конечно, пустяки перед лицом того, о чем я уже говорил выше: полупризнания и полупонимания (которое, по сути, равно непониманию) со стороны уважаемых нами и, в принципе, так или иначе уважающих нас людей. Не хочу
тревожить ничьи седины – вот для примера Дима Бавильский. Уже довольно давно, года четыре назад, читаю в каком-то его обзоре: дескать, “Вавилон” с его идеей поточного производства молодых гениев не оправдал себя… Встречаю, спрашиваю: какое, к свинкам, поточное производство? Ну, говорит Дима, “поточное производство” – это так, оборот речи, но ведь по сути “Вавилон” так и не породил ни одной заметной фигуры… Вот, отвечаю я ему, интересное дело: страницей раньше в этом же обзоре ты пишешь, что подборка стихов Сергея Круглова в “Митином журнале” – едва ли не самое яркое твое впечатление за год; откуда же, по-твоему, едрена мать, этот Круглов взялся? Кто бы его еще отыскал в городе Минусинске Красноярского края и стал разносить по московским и питерским редакциям?А друзья и доброжелатели – есть, как не быть. Только почему-то никто из них не занимает никаких постов и не пишет статей в газетах.
ВК: На какие средства существует сейчас ПРОЕКТ (тут я имею в виду весь конгломерат)? Используются ли деньги налогоплательщиков?
Дмитрий Кузьмин:
(ответ см. ниже)ВК: Как реагирует на вашу жизнь Ваша семья (не только жена, например, а, скажем, мать, отец)?
Дмитрий Кузьмин:
Это, вообще говоря, один вопрос, а не два. Деньги со стороны на свою деятельность я получал два раза в жизни. Первый – в 1993 году, когда живущая в Англии Валентина Полухина, известный специалист по Бродскому, прислала мне от себя и своих коллег некоторую сумму, истраченную на выпуск первых книжек серии “Библиотека молодой литературы”. Второй – в конце 90-х, когда саратовский поэт Олег Рогов напечатал под псевдонимом какой-то детектив, получил приличные деньги и дал мне сто баксов на издание какой-нибудь книжки по моему усмотрению. Ну, еще, наверно, можно сюда присчитать Артемия Лебедева, самого дорогого и престижного дизайнера в русском Интернете, который подарил мне дизайн и место на сервере для сетевой антологии современной русской литературы (сайт тоже называется “Вавилон”, но это разные проекты).В остальном: все, что я делаю, существует на деньги моей семьи. Поскольку я гей, постольку моя семья – это мой супруг, с которым мы вместе 10 лет. Большая часть денег, которые мы оба зарабатываем, идет на издание книг и альманахов, выпуск ежемесячного информационного бюллетеня “Литературная жизнь Москвы”, оплату Интернета и прочие расходы по моей литературной деятельности. Деятельность эта, понятно, для зарабатывания денег оставляет не слишком много времени, так что в основном зарабатывает их мой Димка. Работает в двух местах: в одном – веб-мастером, в другом – менеджером по продаже компьютеров. Поскольку минимизация расходов достигается за счет самообслуживания (корректуру, верстку и все остальное и для бумаги, и для Интернета я делаю сам) – постольку в результате остается еще некоторая сумма на пирожные и отпуск за границей (правда, последние два года на отпуск не было времени).
Ну, а родители мои, к счастью, в состоянии понять, чем я, собственно, занимаюсь, так что тут никаких проблем нет. Мама моя всю жизнь работала редактором, а ее мама, моя бабушка, была одним из крупнейших советских переводчиков – Нора Галь, “Маленький принц”, “Посторонний”, “Американская трагедия” и
т.п. Отец – известный архитектор, от которого, наряду с бабушкой, я унаследовал склонность работать, по возможности, 24 часа в сутки и 365 дней в году.ВК: Не могли бы озвучить парадигму других современных российских “текстрегеров”, чья деятельность Вам кажется интересной. И, пожалуйста, прокомментируйте также “отрицательные”, на Ваш взгляд, моменты их деятельности, т.е. те, которые Вам кажутся неточными, излишними, надуманными, вредными, наконец, ну и т.д.
Дмитрий Кузьмин:
Это безмерно широкая тема – и скользкая, поскольку чревата обидами и конфликтами. А я по собственной инициативе ругаться не люблю – только ответно. Поэтому я бы тут танцевал не от кураторов, а от проектов, чтобы, по возможности, не переходить на личности.Есть разные жанры литературтрегерской работы. Конкуренция в них неравномерна. Скажем, в жанре литературной премии разговаривать почти не о чем: все крупные премии – Букер, Анти-Букер, Аполлон Григорьев, “Триумф”, “Национальный бестселлер” – совершенно невменяемы, и это легко увидеть, расположив в ряд список лауреатов каждой: получившиеся последовательности имен ничего не означают, не складываются ни в какую единую картину. Единственный проект, продуманный от начала и до конца, – петербургская Премия Андрея Белого, уходящая корнями в самиздатские времена. Я писал в свое время о выборе лауреатов 1999 года как образцовом; решение 2000 года меня удивило, поскольку на место идеальной точности и сбалансированности пришла провокативность и непредсказуемость, – однако оценивать нынешнее состояние
проекта можно будет не раньше итогов нынешнего сезона: такие вещи видны только в динамике.В жанре журнала или альманаха я всегда сверял свою работу с несколькими “классово близкими” изданиями (относясь к ним по-разному). Два из них – “Соло” и “Постскриптум” – пару лет назад умерли; об “Urbi” тоже что-то давно не слыхать. “Митин журнал” после двухлетнего перерыва вышел (№59); говорить мне о нем сложно. Логика процесса мне ясна: журнал хочет публиковать только то, что, с точки зрения редактора, в других местах не опубликуют или опубликуют в неверном контексте. Эта идея уже обусловила один перелом в истории издания – в конце 80-х, еще в самиздатские времена; тогда круг авторов журнала сузился, определился набор эстетических приоритетов, и в результате получился наиболее, может быть, важный (ну, наряду с “Вестником новой литературы”) литературный проект начала 90-х. Теперь “фирменные” авторы “Митиного журнала” – дорогие гости в самых разных местах (взять хоть Елену Фанайлову, которую возлюбило “Знамя”), и журнал проделывает ту же эволюцию вторично: вновь сужает круг, оставляя только то, что действительно в других местах вряд ли возможно (не хочется долго объяснять, что именно). Теоретически вроде бы все правильно – а практически, на мой взгляд, получилось слишком узко и однообразно, хотя номер и вдвое толще прежнего; но, опять-таки, надо посмотреть, как это будет в динамике, – подождем № 60. Еще два журнала, “Черновик” и “Комментарии”, по-прежнему познавательны, представляя определенные тенденции в литературном
неоавангарде, хотя обнаружившаяся в самое последнее время у руководителей изданий склонность к теоретизированию по поводу собственной деятельности вызывает у меня тяжелое чувство (как всякие высказывания в модальности “наша литература самая литературная”). Пожалуй, в последнее время в этот список нужно добавлять еще и журнал “Крещатик” (выходящий, вопреки названию, в Германии) – возможно, он перехватит выпавшее у “Постскриптума” знамя конструктивного традиционализма.В жанре книжной серии издательство “Пушкинский фонд” совсем было уже собралось почить на лаврах, представляя сегодняшний постакмеистический стихотворный мэйнстрим (при минимуме чужеродных добавок в лице, скажем, Сосноры, зато с аккуратным подбором мало-мальски близкого из младшего поколения), –
как очень похожую по формату серию запустило издательство “ОГИ”; здесь замах шире, палитра разнообразней: от Айги до ярославца Александра Белякова, – пожалуй, сегодня это ведущая поэтическая серия страны. К сожалению, я отчасти знаю, какие авторы издательством “ОГИ” отвергнуты, – увы, похоже, что широта здесь особого рода: не литературное пространство целиком, а просто признаются три разных канона (а не один, как обычно), так что авторы, не вписывающиеся ни в линию Сатуновский–Айги–Ахметьев (минимализм с опорой отчасти на футуризм, отчасти на западный конкретизм), ни в линию Айзенберг–Сабуров–Гуголев–Дашевский (одна из версий постакмеизма), ни в линию Кибиров–Воденников (концептуализм, перетекающий в постконцептуализм), остаются, все едино, за бортом. Из более многочисленных прозаических серий приходится выделять серию “Амфоры” “Наша марка” (и ее филиал – серию “Версия письма” издательства “Борей”) – хотя кажется, что объединение Павла Крусанова, Андрея Левкина и Шамшада Абдуллаева (при всей важности полноценного издания каждого из них) говорит скорее о чьих-то личных вкусах, чем об эстетическом родстве.Что там у нас дальше? Литературные клубы (устойчивые, с программой, идущей весь сезон) есть только в Москве, каждый старается сохранять какой-то нюанс специфики – спасибо и на том. Приличных сайтов в Интернете на удивление много, и если не называть несколько “наших” (курируемых близкими к “Вавилону” людьми), то ключевые страницы – это проект Курицына, страница Александра Левина, “Камера хранения”, “Остракон” и
“Литературная промзона”. Различие в том, что проект Курицына (у него, как и у Левина, имя записано в названии – так что без личностей не получится) предлагает взгляд – весьма своеобразный – на все пространство русской литературы, тогда как четыре других проекта выгораживают в этом пространстве определенные уголки и обживают их; поскольку принцип выгораживания достаточно внятен (скажем, “Остракон” – это русская литература Израиля, но не всякая, а позиционирующая себя как израильская литература на русском языке) – постольку результат интересен и небесполезен.Еще, наверно, надо сказать об особом виде литературтрегерской работы – поддержании местной литературной среды. Это занятие довольно универсальное, в какой-то осязаемый вид (альманах, сайт, клуб) оно может
отливаться сугубо спорадически (при появлении денег), но внимательный взгляд все равно замечает, что в городе кто-то работает. Последние год-полтора интереснее всего наблюдать за событиями в Риге и Кемерово, причем первое до некоторой степени естественно (младший из авторов журнала “Родник”, Сергей Тимофеев, наконец сформировал вокруг себя новый круг, из более молодых ребят), то второе – полная неожиданность. Любопытно, что во многом эти две ситуации похожи: и рижане, и кемеровчане работают в направлении синтеза искусств, поэзия плавно перетекает в видео-арт, интенсивно взаимодействует с фотографией; обе группы ориентируются на западную верлибрическую традицию…ВК: Дмитрий, в городе Коркино (Челябинская область) есть пара/тройка ребят, способных, амбициозных, ну и далее – по парадигме. Не могли бы Вы дать им практический план деятельности для того, чтобы создать свою литературную среду. Именно – план (схема и последовательность действий, сферы деятельности, возможные источники финансирования…). Короче, дать реальную “шпаргалку”.
Дмитрий Кузьмин
: Ну, прежде всего, надо понимать, что с тех пор, как начинался “Вавилон”, сменилась эпоха, и наши тогдашние рецепты больше не действуют. Ведь дело-то было как? Собрались какие-то ниоткуда взявшиеся молодые люди – и кем-то таким себя провозгласили. Точно таким же образом вели себя сотни, если не тысячи юношеских окололитературных тусовок по всей стране. И практически от всех не осталось даже названий. Потому что мы, во-первых, были открыты для новых людей и всячески стремились к новым знакомствам (внутри своего поколения), а во-вторых, не считали зазорным читать, причем много и разное, на ходу осваивая опыт двух-трех предыдущих поколений. Основная проблема молодых и явно способных авторов из провинции (сужу хоть по той же премии “Дебют”: в прошлом году мне пришлось пробежать глазами около 5000 присланных стихотворных подборок) – они абсолютно не знают русской литературы последнего полувека. Выходит бесконечное открывание давно всем надоевшей Америки.Сегодня основное
условие создания собственной литературной среды в нестоличном городе – чтение. Необходимо отчетливо представлять себе, каково пространство современной русской литературы, как оно структурировано, насколько плотно заполнена та или иная экологическая ниша. Сопоставляя себя с этими и с теми, молодой автор все четче определяет собственное место, собственный метод. Сверх того, учитывая труднодоступность многих текстов, обмен ими придает первоначальному ядру группы некий романтический ореол (а где, в самом деле, брать тексты в городе Коркино? Если никто из участников конвенции не катается время от времени в Москву, покупая при этом свежую прессу в магазинах некоммерческой литературы “ОГИ” или “Графоман”, – тогда остается только Интернет, а в нем, в первую очередь, наш сайт, созданный ровно для этого; там, кстати, и система заказа литературы по почте предусмотрена).Второй тезис. Быть (считаться) лучшим поэтом города Коркино – приятно, но бессмысленно. Литератор или круг литераторов должен быть признан литературным сообществом России в лице тех или иных литературных институций (журналов, сайтов, антологий, фестивалей и т.п.), существующих в столицах или иных крупных литературных центрах. А вот если в своем городе ты можешь предъявить московский или екатеринбургский
журнал, где тебя печатают или о тебе пишут, – тут уже растет твое реноме на месте.Если же группа литераторов города Коркино пытается развивать у себя дома какие-то конкретные проекты – альманах или сайт, – то мыслить эту ситуацию следует, по возможности,
в масштабе страны и литературы в целом. Заинтересовать сторонних людей альманахом “Коркино литературное” – весьма проблематично. А вот учредить первый в России специализированный альманах такого-то жанра, или формы, или темы, можно хоть бы и в Коркино – но, конечно, с первого же выпуска публиковать не только своих, коркинских, а натурально авторов со всей России, если не со всего мира. Для того, чтобы это не превратилось в проект “Васюки” известного культуртрегера Бендера, есть два условия: хорошо владеть материалом (т.е. понимать, кого именно надо звать со всего мира в такой альманах) и хорошо делать самим то, на что ангажируешь других (чтобы тексты местных авторов не проигрывали в соседстве с остальными). То, что такое возможно, доказано: во всем мире для литераторов и художников, занимающихся визуальной поэзией и мэйл-артом, одна из самых крупных точек на карте России – городок Ейск в Краснодарском крае, где много лет издавали hand-made журнал “Double” Ры Никонова и Сергей Сигей. Между прочим, под проекты глобального масштаба обычно легче выбивать деньги, особенно в провинции.Общий принцип – сформулированная Шкловским идея “гамбургского счета” .
*
КУЗЬМИН Дмитрий ВладимировичРодился 12.12.1968 года в Москве. Окончил филологический факультет Московского педагогического государственного университета (МПГУ). Преподавал литературу в гимназии, античную литературу в МПГУ. С 1993 г. – главный редактор издательства “АРГО-РИСК”. Персональная страница на сайте “Современная литература с Вячеславом Курицыным”. Электронный адрес: info@vavilon.ru.
Сферы литературной деятельности: 1. Поэзия
(публикации с 1990 г.: журнал поэзии “Арион”, альманах “24 поэта и 2 комиссара”, газеты “Гуманитарный фонд”, “Московский комсомолец”, сборники “Площадь Свободной России”, и др., сетевой журнал “TextOnly”, а также: в США – антология “Out of the Blue”, San Francisco, 1996, антология “Crossing Centuries”, Jersey City, 2000), Англии – журнал “Essays in Poetics”, Newcastle, 1994, Франции – журнал “Lettres russes”, Paris, 1995); лауреат VI фестиваля свободного стиха (Москва, 1995).2.
Критика (публикации с 1990 г.: около сотни статей и заметок в газетах “Книжное обозрение”, “Литературная газета”, “Независимая газета”, “Литературные новости”, “Гуманитарный фонд”, журналах “Знамя”, “Литературное обозрение”, “Детская литература” и др., на сайте “Русский журнал”, а также в Италии и США.3. Ф
илология: публикации с 1988 г. – статьи о литературной судьбе произведений Антуана де Сент-Экзюпери в России; публикации неизданных и малоизвестных стихов поэтов “серебряного века” (Сергея Боброва, Марии Шкапской, Елены Гуро, Варвары Мониной); теоретические и историко-литературные исследования по моностиху и составление “Антологии русского моностиха” (готовится к изданию; предварительные публикации состоялись в журналах “Арион” и “Новое литературное обозрение”; премия журнала “Арион”); составление сборника “НОРА ГАЛЬ: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография” (1997).4. П
еревод: публикации с 1989 г.: с английского – Уильям Шекспир, современная английская и американская поэзия – Чарлз Резникофф, Э.Э. Каммингс, Уистан Х. Оден и др., французского – Поль Верлен; белорусского – составление и перевод сборника “Современный белорусский верлибр”, 1996.4.
литературно-организационная работа: основал в 1989 г. Союз молодых литераторов “Вавилон” – единственную в России независимую организацию молодых писателей; провел в 1991 и в 1994 гг. два Всероссийских фестиваля молодой поэзии; организовал в 1996 г. литературный клуб; секретарь жюри Всероссийского конкурса хайку (1998-99 гг.); в 1998-99 гг. член оргкомитета и координатор профессионального жюри Сетевого литературного конкурса “ТЕНЕТА”; с 1999 г. координатор жюри Сетевого литературного конкурса “Улов”; член оргкомитета Первого Московского Международного Фестиваля поэтов (22-26 сентября 1999 г.); координатор литературной программы (октябрь-декабрь 1999 г.); координатор проекта “Так начинают жить стихом”; в 1998-2000 гг. член Общественного совета Малой Букеровской премии.5.
редакционно-издательская деятельность: редактор Вестника молодой литературы (16 выпусков в 1989-91 гг. в самиздате, 7 выпусков с 1992 г. по настоящее время в полиграфическом исполнении), редактор альманаха “РИСК” (3 выпуска в 1996-99 гг.), редактор “ГФ – Новой литературной газеты” (9 выпусков в 1994 г.; материалы 4 последующих выпусков, не изданные по причине банкротства издателя, составили сборник “Из архива “Новой литературной газеты””), редактор бюллетеня “Литературная жизнь Москвы” (49 выпусков с января 1997 г. по настоящее время); главный редактор издательства “АРГО-РИСК” (около 120 малотиражных – от 100 до 1000 экз. – книг современной русской литературы с 1993 г. по настоящее время, в т.ч. книжные серии “Библиотека молодой литературы” и “Тридцатилетние”, книги Натальи Горбаневской, Нины Искренко, Дмитрия Пригова, Льва Рубинштейна, Генриха Сапгира, Михаила Айзенберга, Дмитрия Авалиани, Григория Кружкова, Виктора Кривулина и других крупнейших писателей сегодняшней России); участие в составлении антологии “Самиздат века” (1997, поэзия 90—х гг. в разделе, курировавшемся Г.Сапгиром), раздела современной русской поэзии “Российской еврейской энциклопедии” (1994-97, словник и более 20 статей).