Константин Богомолов, Вячеслав Курицын
Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 4, 2000
Константин Богомолов, Вячеслав Курицын Баллада о миллионе. Киносценарий Два воина в экзотических одеждах, готовые сойтись в смертельной схватке, разом обнажают клинки и кричат, перебивая друг друга:
– Вот так и бывает, что брат убивает брата!
– Мне жаль тебя, Зит, но тебе придется умереть. Она должна принадлежать мне!
– Держись, Гит! Хоть тебя и считают умнее, но я всегда был сильнее тебя!
Словесная схватка переходит в кинжальную, которую пытается прервать красавица в роскошных нарядах:
– Стойте! Я запрещаю вам, слышите!
Братья продолжают размахивать оружием.
– Ты можешь остановить мою разящую длань, сказав, что лишь меня ты любишь, о, принцесса! – твердит первый.
– Отдай мне свое сердце, и я не трону его! – восклицает второй.
Принцесса продолжает миротворческую миссию:
– Я прокляну обоих, если прольется хоть одна капля крови. Прокляну и живого, и мертвого!
Конечно, мы в зале кинотеатра. В темноте один юноша шепчет другому:
– Вот дура, да? Ясно, что надо выбирать Зита, а не этого толстого олуха.
– Сам ты олух, – вдруг обиделся второй. – Конечно, она выберет умного, а не этого нахала.
– Ага, такого же толстяка, как ты, – с веселой злостью сказал первый и нагнулся к девушке, сидящей впереди. – Девушка! Вот вы как думаете, она кого выберет? Вам кто больше нравится?
– Оба хороши, – буркнула девушка. – Терпеть не могу близнецов.
Кинобратья разошлись не на шутку: они наступают уже не друг на друга, а на принцессу, почти прижимая ее к стене, почти касаясь ее лица клинками.
– Кому принадлежит твое сердце, свет моих очей?
– О, прекрасная, кому принадлежит твое сердце?
– Ответь, милая, сердце мое разрывается на части, потом жарким я обливаюсь, дрожью члены мои охвачены…
– Сердце мое на куски разрывается, руки трясутся, я оглохну, если ты не ответишь, я онемею, ослепну…
И тут изображение на экране пропало, зал погрузился в темноту.
– Ослеп! – сказала девушка, не любящая близнецов.
В зале засвистели. В дверных проемах появились вдруг милиционеры с карманными фонариками. Откуда-то сверху объявили:
– Уважаемые товарищи, по техническим причинам кина не будет.
Недовольная публика потянулась к выходам. Два юноши вышли на свет, и мы видим, что они близнецы: только один склонен к полноте, а второй постройней и повыше. Улица полна милиционеров на самокатах (этим транспортом нередко пользуются в нашем городке стражи порядка). Два милиционера ведут под руки растрепанного парня.
– Это же Ленька Попов! Стой здесь, я щас все узнаю, – говорит тот близнец, что повыше, и ныряет в толпу.
Второй находит глазами девушку и делает неуверенное движение, но его брат уже вернулся.
– Слушай сюда, все узнал. Ленька хотел взять кассу киношки, стал сигнал отрубать, а отрубил электричество. Надо же, блин, на самом интересном…
Мимо как раз проводят плененного Леньку, и первый близнец переадресует свою речь ему:
– Ты чо, не мог конца дождаться, а? На самом интересном!
– Да я не думал… – оправдывается Ленька. – Само собой как-то… Скучно стало, кирнуть захотел. Кассу, что ли, думаю, взять. Я и не знал, что кино интересное…
– Последний раз показывали, – вздыхает второй близнец. – Завтра другой фильм. Про Гамлета.
И он кивнул на афишу. Фильм назывался “Зомби и сын”.
Первый близнец – он, сразу видно, парень расторопный – догоняет девушку, с которой заговаривал в кино:
– А почему они вам не нравятся?
– Кто? – не поняла девушка.
– Мы… то есть – они. Близнецы.
– Чушь все это. Разве что в кино, и то оборвали. А так… Я лично ни одного не видала…
– Совсем ни одного? – широко улыбается первый близнец. – Тогда вам повезло увидеть первого.
– Это вас, что ли? – недоверчиво хмыкнула девушка. – И чей вы близнец?
Первый гордо и эффектно, как в кино, показывает на приближающегося второго:
– Вот его.
– Ого! – Девушка и впрямь сильно удивлена. – С ума сойти, живые близнецы! А как вас зовут – Зит и Гит? Чук и Гек?
Отвечают они, конечно, одновременно, только каждый ставит вперед свое имя:
– Петр и Марк.
– Марк и Петр.
– Анна и Анна, – приветливо передразнила их девушка.
Так что нет ничего удивительного в том, что они пошли ее провожать по старому тенистому бульвару.
– И вас, значит, постоянно путают? – продолжает она разговор, начала которого мы не застали.
– Вот как-то в детстве, – налаживается обстоятельно отвечать серьезный Марк, но Петр сразу его перебивает:
– Спутать нас все-таки трудно. Я высокий, спортивный…
В этот момент от сидящей на одной из скамеек бульвара хмельной компании отделяется парень, бьет Марка по плечу:
– Здорово, Петька! Дай закурить!
Петр, которого трудно спутать, с неудовольствием поправляет парня:
– Ты опять, косой, попутал. Это мой брат, он не курит. Держи. Ты, кстати, не смотрел про Зита и Гита, чем кончилось?
– А не все ли равно, чем кончилось! – вступает Анна.
Марк, как всегда, очень добросовестен в объяснениях:
– Он решил, что мы похожи на этих братьев, которые соперничают из-за принцессы…
– Вы тоже влюбились в одну принцессу? – кокетливо спросила Анна.
Они ответили одновременно, только один сказал “быть может”, а другой “может быть”.
– Ну вот, мне сюда, – сказала Анна у дверей ужасно некрасивого общежития.
– Мы ведь увидимся, да? – с надеждой спросил Петр.
– Быть может может быть, – ответила девушка и скрылась такой волнующей походкой, что оба брата от волнения приоткрыли рты.
А тем временем в столице, в каком-то чинном и огромном кабинете тоже смотрели кино. Фильм был снят как будто во времена НЭПа: убыстренные кадры, музыка ненастроенного таперского рояля, титры, сливающиеся с черно-серой пленкой.
Титр: НА СВОБОДНУЮ РОССИЮ НАБРОСИЛАСЬ ГИДРА ИНФЛЯЦИИ. Картинка: печатные станки гонят деньги.
Титр: ЦЕНЫ РАСТУТ НА ГЛАЗАХ. Картинка: гражданин подходит к ларьку, видит цену бутылки пива – 3 000 рублей, но пока достает деньги, киоскер меняет этикетку – 4 000.
Титр: ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ КРУПНУЮ ПОКУПКУ, ТРЕБУЕТСЯ ОГРОМНОЕ КОЛИЧЕСТВО КУПЮР. Картинка: господин, покупающий “Форд”, пригнал с собой грузовичок денег.
Титр: КАК НИКОГДА ОСТРО ВСТАЛА ПРОБЛЕМА КРУПНЫХ КУПЮР. Картинка анимационная: к цифре на купюре прибывают все новые нули.
Титр: НО ДЕНЬГИ ПОДДЕЛЫВАЮТ И ПОДДЕЛЫВАЮТ. ПРИХОДИТСЯ ВВОДИТЬ ВСЕ НОВЫЕ ТИПЫ ДЕНЕГ. Картинка: деньги круглые, квадратные, треугольные.
Титр: НО НИЧЕГО НЕ ПОМОГАЕТ. ПОТОК ФАЛЬШИВЫХ ДЕНЕГ НЕ ОСТАНОВИМ. Картинка: около станка сидят толстые довольные мафиози, вертят в руках свежие денежки.
– Серега, это ж ты! Прославился! – раздалось вдруг из темноты.
Титр: КАЧЕСТВО ФАЛЬШИВЫХ ДЕНЕГ СТАЛО ПРЕВОСХОДИТЬ КАЧЕСТВО НАСТОЯЩИХ. НАСТОЯЩИЕ ДЕНЬГИ ПЕРЕСТАЮТ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СПРОСОМ. Картинка: торговец фруктами, отчаянно жестикулируя, демонстрирует, как красива фальшивая бумажка и как уродлива настоящая. На ларек наклеен образец настоящих денег и перечеркнут крест-накрест: не берем!
Титр: УЧЕНЫЕ ЛОМАЮТ ГОЛОВЫ И НИЧЕГО НЕ МОГУТ ПРИДУМАТЬ. Картинка: в какой-то лаборатории люди в белых халатах в отчаянии хватают кирпичи и ломают себе головы.
Зажегся свет, и слово взял министр:
– Вот такая, значит, складывается ситуация. Мы вас собрали, чтобы вместе искать выход. Кроме членов правительства здесь присутствуют экономисты, производственники, банкиры… вот товарищи из мафии пришли, – министр указал на группу людей в малиновых пиджаках, те важно покивали. – Мы разработали несколько проектов особо крупной конвертируемой купюры. Вот, например: ручная ткацкая работа.
В зал внесли огромный гобелен, развернули. Министр продолжил:
– Но представители мафии конфиденциально дают понять, что уже через неделю на рынок поступят фальшивые экземпляры, ни в чем не уступающие настоящим, и даже превосходящие их. Да, такая, понимаете ли, штука. И от наших советников что-то не слыхать серьезных предложений. Между тем, уже и глубинка, так сказать, являет неравнодушие. Вот тут студент, будущий бухгалтер, пишет нам, чтобы не волновались, он разрабатывает, де, новую концепцию денег и скоро предложит нам некие невиданные проекты, дайте только время. Ну, студенту-то мы время дадим, пусть хоть вечный двигатель изобретает. А вот у нас, господа хорошие, у нас ни времени нет, ни денег, – одна сплошная инфляция…
– А деньги, деньги обесцениваются от неправильного отношения к ним, – страстно объясняет Марк идущей рядом с ним по парку Анне.
– Значит, когда ты закончишь свой техникум, ты будешь настоящим бухгалтером? – весело перебивает Анна. – И у тебя будут сатиновые нарукавники, как у этого… Евстигнеева в “Золотом теленке”? Слушай, а миллион у тебя будет? Миллион в таком большом чемодане…
– Ну, сейчас в мире другая ситуация с деньгами, – наморщив лоб, объясняет Марк. – Я, знаешь, слежу за этим. Сейчас очень остро встал вопрос фальшивых ценностей… и вот фальшивых денег. Деньги подделывают, системы защиты не срабатывают. А тут еще наша инфляция. Многие финансовые империи хотели бы для особо крупных расчетов иметь очень крупные купюры. Но невозможно, у фальшивомонетчиков теперь такая техника… А я – ну это, в общем, моя тайна — я хочу придумать новые деньги, такие, что нельзя будет подделать. У меня вообще другое отношение к деньгам. Они для меня как живые, понимаешь, их вовсе не интересно просто иметь и тратить…
– Если бы у меня были деньги, я бы, может, и поняла, – пожимает плечами Анна. – Какой ты все-таки забавный! Новые деньги придумать! Когда я только с вами познакомилась, у меня – я же раньше близнецов не видела – была такая дурацкая мысль: а вдруг, если я соглашусь прийти на свидание с одним из вас, вы решите меня разыграть, и придет другой, а я буду ломать голову, который это пришел, представляешь? Но уж теперь я бы не спутала, вы такие разные, ничего общего. Да и внешне тоже. И вообще… у тебя вот ладони от волнения вспотели, а ты так и не решился приобнять меня, и так смешно держишь руку у меня за спиной. Твой брат, тот иначе, даже слишком иначе. Ой, ты только не обижайся! И не молчи.
– А вот мама однажды в детстве спутала нас в комнате смеха, – заговорил наконец Марк, кое-как согнавший краску с лица. – Я в зеркале стал худеньким, а Петька … ну он наоборот. А мама… зайти, удивиться, спутать…
– Что мама? – не поняла Анна специфику Марковой речи.
– Мама… ну, она… удивиться, спутать, зайти… Это я когда волнуюсь, начинаю этими говорить, которые отвечать на вопрос “что сделать”.
Выйдя из парка, они побрели по тихой улочке, единственное украшение которой – киноафиша с какими-то страшными людьми в восточном платье.
– Может, в кино? – неуверенно предлагает Марк.
– Неохота! – решительно отвечает Анна. – Надоело мордобой смотреть.
– Вообще-то я тоже индийское кино не люблю, – удовлетворенно принимает ее отказ Марк. – Восток – это другое. Это покой, созерцание, постижение тайн жизни.
– И какую тайну ты постиг? Я читала про этих… йогов. Сидят на гвоздях, пуп разглядывают, третий глаз ищут. У тебя третьего глаза нету?
Марк поправил очки.
– Третий глаз – это высшая мудрость, к ней восходят всю жизнь. Пока я пытаюсь постичь сокровенное с помощью собственной руки. Когда я один… Особенно ночью, когда тихо и можно сосредоточиться…
И Марк, сам того не замечая, делает рукой какие-то двусмысленные движения.
Немного покраснев, Анна спросила, стараясь сохранить шутливый тон:
– Ого! Это тоже индусы придумали? И как, получается?
– Ну, пока не очень получается, – признается Марк. – Хочешь покажу?
– Нет-нет, не надо! – испугалась Анна.
– Да, так сразу и не покажешь, – снова соглашается Марк. – Очень сложно. Есть такая восточная притча, вроде загадки. Все слышали хлопок двух ладоней, а как звучит хлопок одной ладони?
– Фу, – облегченно выдыхает Анна, – так вот ты о чем… А что, там все однорукие?
Очень кстати на их пути антикварный магазин. В витрине, среди прочих статуэток и старинностей, бронзовый многорукий Шива.
– Наоборот,– показывает Марк. – Видишь, сколько рук у божества.
– А что это он делает, – спросила Анна, – выбирает, какой ладонью хлопнуть?
Та же витрина, тот же Шива, та же Анна, но теперь она смотрит на статуэтку вместе с Петром.
– Смотри, Петь, какое чучело. Мне Марк вчера про него рассказывал.
– Марк?! – неприятно поражен Петр. – Ты виделась с Марком?
– Вот смех, ревнует к родному брату. Успокойся, он только объяснил мне, как называется эта штука. Она, оказывается, хлопает одной ладонью.
– А хочешь, я тебе ее подарю?
– Смеешься! Знаешь, сколько это стоит?
– Фигня, я сегодня зарплату получил! – гордо говорит Петр и тащит Анну в магазин, ищет ценник на Шиву.
– Так. “Шива бронзовая многорукая”… Ну ни хрена! Половина “Запорожца”!
В другом углу Петр увидел статуэтку Венеры.
– Смотри, совсем без рук, может, дешевле… “Венера голая, двуногая”… Черт, еще дороже! Как же так: две куклы дороже “Запорожца”! Это кто такая, Венера?
– Не видишь, богиня красоты.
– Богиня красоты без рук? – с сомнением произносит Петр. – Не знаю, ты мне нравишься гораздо больше. Даже одетая.
Анна мягко вывела Петра из магазина. Он продолжает возмущаться, пыхтеть и как-то хитро шевелить руками, изображая, очевидно, половину “Запорожца”.
– Не, гляди, а? И находятся дураки, которые это покупают? Шивы вшивые, это ж двадцать моих зарплат!
– Значит, находятся такие дураки, – грустно говорит Анна.
Петр некоторое время молчит, потом предлагает:
– Может, в кино?
– Ой, не хочу в кино, – отказывается Анна. – Опять красивая жизнь: яхты, балы, шивы. А я даже Каспийского моря не видела. Даже во сне.
Ранним утром Петр идет по городу: видимо, к себе на завод. Встречает на бульваре знакомого с бритой макушкой и рюкзаком за плечами. Сочувственно приветствует:
– Что, забрили, Санек?
– Забрили, суки, – соглашается Санек, – опомниться не дали, суки. Вчера повестка, а сегодня с утра… суки.
– Да, не повезло.
– Куда там, блин, повезло. Ты про Леньку-то слыхал?
– Да не слыхал, видал, – отмахивается Петр. – Из-за него, козла, не знаю, чем фильм кончился. Ты не в курсе?
– Да чо фильм, я из-за Леньки так пролетел! Мы с ним, секешь, должны были на дело идти. Дело верняк. А Ленька на мелочевке сгорел. Не мог погодить маленько, ща бы куча бабок была, сука.
– А где сейчас эта куча, Санек? – осторожно спрашивает Петр.
– Да есть одно место…
– Колись, Санек. Тебе-то уж все равно.
– Ну ладно, кой-чо расскажу. Но ты, Петьк, эта… братана моего младшего знаешь?
– Ну, видал.
– Ты… того, если дело выгорит, купишь ему мопед? Охота ему мопед.
– Что за дело, Санек? Будет ему мопед, если дело стоящее.
– Ладно, – сдался Санек, – магазин антикварный знаешь? Ленька там все лето грузчиком вкалывал. Зачем, думаешь? Он там в сигнале один проводок так чисто отрезал, ни один спец не прорубит. Хотели лезть… Добра там до хера. Леньку взяли, я все думал, сам пойду. Трухнул, да и нельзя одному. Пока искал кого… сам видишь. Такая лажа, усек?
– Знаю я, как Ленька сигнал отключает. В кино вот…
– Да иди ты, понял? – горячится Санек. – Проверяли, молчит сигнал.
Со двора военкомата грянули звуки армейской трубы. Петр и Санек вздрагивают.
– Ну вот, труба меня зовет, сука. Если чо – я тебе не заикался. Про мопед не забудь, если чо.
Петр и Марк в общежитии. Тесная комната на три кровати, на стене портреты Высоцкого и кого-то, ждущего перемен, может быть, Цоя. С другой стены глядит древний мудрец, навроде Лао Цзы. На плитке в консервной банке варятся яйца. Тут же шепчутся Марк и Петр. На кровати в углу барахтается молодая пара, стыдливо прикрываясь покрывалом. Марк очень недоволен:
– Как же так, так ведь нельзя. Взламывать, воровать, уносить!
– А яйца в банке варить можно? – горячится Петр. – А впятером жить в одной комнате можно? А одну рубашку пять лет носить можно?
– Тише, услышат… А сколько лет потом носить полосатую рубашку, ты узнавал?
– Дело верное, сигнал отрублен, – доказывает Петр, – умные люди готовили. Твое дело маленькое: на шухере стоять, по сторонам смотреть, молчать в тряпочку. То есть, наоборот, свистеть, если кого увидишь.
С влюбленных сползает покрывало, девушка тащит его обратно, шепчет:
– Тише, увидят!
– Я не уметь свистеть, – сообщает Марк.
– Ну в ладони хлопнуть, болван, или взвизгнуть!
– У меня к деньгам другой подход, ты же знаешь, я же их вот… сижу, изобретаю… Как же я могу, это же получается – предать их, да!
– Кого – их? Деньги? Вот умора! Ты же их сроду в глаза не видел, как это можно предать, не будучи знакомым. Я и хочу тебя познакомить. Подведу тебя к толстому важному мешку: “Здравствуйте, многоуважаемый миллион! Это – Марк, гений финансов. Прошу любить и жаловать”. Но кроме шуток – пять минут постоишь, будем жить по-человечески, первоначальный капитал будет. Я тебе кастрюльку золотую подарю. На Восток свой съездишь. Я вот к морю…
– А Анна? – спрашивает Марк.
– Что Анна?
Марк говорит гораздо громче, почти кричит:
– Я знаю ты хочешь ее… увозить, соблазнять, иметь… Ты из-за нее все затеял!
– Ты чо орешь, дурень, все слышно! – почти орет Петр.
– Плевать, что слышно! – кричит Марк. – Увезти хочешь, да?
Влюбленным совсем хорошо, покрывало совсем падает на пол. Теперь обеспокоился юноша:
– Упало, все видно.
– Плевать, плевать! – лепечет девушка.
Бледная местная дискотека, “Модерн Токинг”, обшарпанные столики, Марк и Анна в укромном углу. Анна сквозь музыку:
– Ты так путано говоришь. Давай еще раз.
– Смеркаться, взламывать, залазить, хватать, тащить, бежать, ловить, судить, сидеть, быть полным идиотом!
Покачиваясь, подходит парень, уже путавший Марка с Петром:
– Закурить?
– Ошибаться, путать с братом, вредить здоровью!
– Теперь, кажется, поняла, – говорит Анна. – Он здесь?
– Придет, придет, – волнуется Марк. – Я ему… Он меня… Ты ведь поговоришь с ним? Ты ведь – он ведь тебя…
– Я ведь – да, – кивает Анна. – Поговорю.
Петр пытается пробираться через пытающихся танцевать. Его останавливает пьяненькая девушка.
– Пе-етя! Потанцуем?
– Нет, киска, не сейчас.
– Нну! Может, водочки?
– Потом, – Петр настроен не очень игриво.
– Когда? – не отстает девушка.
– Не знаю… Уезжаю я…
Из толпы выныривает Анна, берет Петра под локоть, отводит в сторону. Смотрит ему прямо в глаза и говорит с нажимом:
– Смеркаться? Взламывать? Залазить? Хватать? Тащить? Бежать? Быть самым умным?
– Ну, братец! – приходит в себя Петр. – Что он тебе наговорил?
– Все он мне наговорил. Ну так как?
– Аня, – оправдывается Петр, – ты пока не должна была ничего знать…
– Как – пока?
– Ну, пока… – мнется Петр, – пока у меня не будет много денег и я не смогу увезти тебя к морю. Ты ведь уедешь со мной?
– Сначала я пойду с тобой в магазин, – заявляет Анна.
– Нет, – пугается Петр, – ты не должна, это очень опасно. Я пойду один.
– Тогда и на море один поедешь.
– Ты упрямая… – ласково говорит Петр. – Это мне тоже нравится…
Он тянется ее поцеловать. Анна ловко хватает из рук дремлющего тут же на подоконнике паренька сигарету и сует ее в рот Петру.
– “Наша марка”. А Марк? Он ведь тоже пойдет?
– Он же не хочет. Ты же знаешь, у него, как это там … “другой подход к проблеме денег”. Он совсем спятил, заявил мне, что новые деньги скоро изобретет, которые нельзя будет подделать и каких еще никто не видел. Вот дурень! И потом, он такой ненадежный. Сегодня тебе рассказал, завтра ментам.
– Вот и возьмем с собой, чтобы не рассказал.
Ночь. Улица. Фонарь. Вороватые тени Анны, Петра и Марка. Под раскидистым кленом, напротив входа в антикварный магазин, Петр дает последние инструкции Марку.
– Все понял? Заметишь неладное, хлопай в ладоши.
– Шиве руки не обломайте, – шепчет Марк вслед.
Повозившись немного с замком, злоумышленники проникли внутрь. Сигнализация молчит.
– Не обманул Санек, – доволен Петр. – Порядок!
Отделение милиции. Дежурный докладывает старшему чину.
– Дела наши неважные, товарищ майор. Стоять-то на страже стоим, отчего не стоять. Но уже конец квартала, день мента на носу, а у нас самое крупное – сантехник Сидоров жене ухо откусил, два фальшивых доллара выявили, лебедь в пруду гражданку изнасиловал, да этот придурок Ленька Попов в кассу кинотеатра полез. И то – даже кассиршу как следует не прищучил. Как ни крути, серьезного дела не выжмешь. Одна надежда – на эту вот лампочку.
И дежурный показал на пульт сигнализации, где одна лампочка горела отдельно от остальных.
– А чем хороша эта лампочка? – любопытствует майор.
– Тут история целая, – дежурный изготовляется к рассказу. – Приходит к нам как-то директор антикварного нашего магазина. Человек он опытный, глаз у него наметанный. Он и увидел, что кто-то там в сигнализации проводки перестриг. Тут я сразу смекнул: дело нечисто. Дай, думаю, мы вот что сделаем: будто ничего не заметили. Оставили все, как есть. А сюда, отдельно, другую сигнализацию вывели. Придет злоумышленник за добром, там-то все шито-крыто, а у нас зазвенит, что твоя труба иерихонская.
– Так-так, – переспрашивает майор. – Там, значит, шито-крыто, а тут зазвенит?
– Так точно. Там шито-крыто, а тут зазвенит.
– Дык чего ж не звенит? Пора бы уж.
И тут сигнализация начинает гудеть, все удивленно замирают.
– Во! – гордо говорит майор, придя в себя через полминуты
– В машину! – кричит дежурный. Старшина сбивает его пыл:
– Товарищ лейтенант, разрешите доложить: конец квартала, бензину шибко мало, хватит метров на сто.
– О, черт! Самокаты к бою! – орет дежурный.
Из гаража выкатывают желтые милицейские самокаты, и группа захвата мчит к магазину.
Марк, заскучав под деревом, отвлекся на созерцание луны. Время от времени он смотрит на свою руку и упражняется в хлопке одной ладонью. Из ниоткуда возникают, как призраки, самокатчики.
– Менты на самокатах, – ошеломленно шепчет Марк. – Что же… надо хлопать…
Совершенно забыв о наличии второй руки, он пытается хлопнуть пресловутой одной ладонью. Увы, самокатчики уже подкатили к дверям магазина. Через некоторое время они выводят на лунный свет Анну и Петра, отбирают у Анны Венеру двуногую голую, а у Петра многорукого Шиву.
– Ну, братец, погоди! – шепчет Петр в пространство и время.
И опять мы в чинном и огромном кабинете, возможно, том самом, где года три назад высокое собрание смотрело черно-белую немую фильму.
– Да, да, просите! – говорит хозяин кабинета.
В дверях появился Марк. Перемены в нём разительны. Безупречный костюм, взгляд и походка уверенного в себе человека, раздобревший подбородок укрыт вальяжной бородкой.
– Рад знакомству! – приветливо-покровительственно начинает хозяин кабинета. – Вот вы какой, молодейший и энергичнейший из банкиров. Ещё недавно столь быстрые перемены судьбы случались только в индийских фильмах. Но вы, наверное, не любили индийского кино?
– Один фильм я запомнил, правда так и не узнал, чем он кончился. – Уголками губ Марк попытался изобразить улыбку.
– Однако, ценя ваше время, буду краток, – перешел на деловой тон его визави. – Прав был тот, кто сказал, что новое – это хорошо забытое старое. В данном случае это старое – ваше. Ваш давний проект, сперва показавшийся нам плодом странной фантазии, дождался своего часа. Наши эксперты уже работают над ним.
– Мой старый проект? Я, признаться, не совсем…
– Ну-ну, не скромничайте. Еще будучи бедным провинциальным студентом, вы прислали нам утешительное письмо, столь нас позабавившее, а вскоре, уже появившись здесь, обивали пороги с этой новой концепцией денег, не так ли? “В наше время, когда так остро встала проблема фальшивых ценностей, когда все грозит обернуться подделкой… Только человек может быть равен сам себе в этом мире, только он защищен самой природой от подделок…”. Как там дальше? Так вот, пришло время концепций и национальных идей. А переводя в практическое русло – сейчас нам, как никогда, нужна особая крупная денежная единица, надёжно защищённая от угрозы подделок. И мы, так сказать, доросли до ваших идей. Теперь мы предлагаем вам возглавить теоретическую разработку проекта.
– Но поверьте, – заволновался Марк, – я и думать забыл об этих юношеских затеях, и меньше всего мог предполагать, что кто-то о них ещё вспомнит…
– Тем не менее вспомнили. Считайте, что вы выиграли секретный необъявленный конкурс. Ведь чего нам только не предлагалось!
– Прошу прощения, – решительно говорит Марк после недолгой паузы, – но я должен отказаться от участия. Я давно уже другой человек, не склонный к экспериментам и отвлеченным теориям. И я хочу просить вас, чтобы моя персона не фигурировала в качестве, так скажем, родителя.
– Ну что ж, каждый имеет право не знаться со своим прошлым, – говорит высокий чин, провожая Марка и украдкой подтягивая рукав, из-под которого выглянула фривольная татуировка. – Но странные идеи вас всё же иногда посещают. Вот хотя бы недавняя ваша затея с амнистией…
– Видимо, это тоже была моя ошибка. Надеюсь, последняя.
– Кстати, краем уха я слышал, у вас в тюрьме какой-то родственник? Вы не пробовали хлопотать? – спросил хозяин, перед тем как закрыть за гостем дверь.
– Признаться, совсем не знаю о его положении. Очень дальняя родня, вряд ли я даже помню, как он выглядит, – ответил Марк.
В кабинете директора тюрьмы – правительственный чиновник. Директор переспрашивает:
– И что же, прямо вот так, живой человек?
– Да, – терпеливо объясняет чиновник, – живой человек.
– Но почему выбор пал на нашу тюрьму? У нас нормальные показатели, план перевыполняем…
– Повторяю, компьютер выбрал не тюрьму, а человека.
Тюремная библиотека. Старичок библиотекарь радостно встречает посетителя:
– Ну-с, молодой человек. Судя по тому, как изящно вы хромаете, вы только что прочли мемуары Казановы. Вам известно теперь, как завоевать сердце женщины?
– Способов много, – отвечает Петр, – но ни один не нравится…
– Ну-ну, не нравится. Не нравится, мой друг, пока вы в заточении и из всех дам мира можете наблюдать на территории нашего заведения лишь козу Дусю. Так, что там еще у вас было? “Жизнеописание 12 фальшивомонетчиков”, “Бегите с нами. Пособие для засидевшихся в тюрьме”, “Как попасть в высший свет”… Вкус у вас становится все отменнее. Посмотрим, что вы усвоили. Что, например, должен делать бродяга, если ему нужно попасть на бал?
– Из всех способов, – докладывает Петр, – самым интересным мне показался тот, где бродяга прячется в сундук, стоящий в прихожей, и ждет появления запоздавшего гостя. Чаще всего опаздывают маркизы.
– Айн момент! – Библиотекарь поворачивается к копающемуся в стеллаже “убийства” устрашающего вида зэку. – Чертопханов, идите-ка сюда, голубчик… А вы забирайтесь вот в этот сундук и продолжайте.
Петр выглядывает из сундука:
– Опоздавший маркиз появляется, подходит к зеркалу поправить букли…
– Сейчас вы будете маркизом, – сообщает библиотекарь Чертопханову.
– Теперь надо позвать утробным голосом, – Петр закрывает за собой крышку. – Маркиз! В этом сундуке королевская грамота, возводящая вас в герцоги!
– Ну подойдите же, любезный, – подталкивает библиотекарь зэка, – вы что, не хотите быть герцогом?
Зэк вразвалку подходит.
– Возьмите грамоту, маркиз! – вещает Петр из глубины.
– Берите же! – вторит библиотекарь.
Зэк оглядывает сундук, медленно приподымает его и вдруг быстро переворачивает. Из сундука с грохотом вываливается Петр.
– Что-то не так? – любопытствует библиотекарь.
– Но маркиз должен склониться над сундуком и получить крышкой по лбу! – возмущается Петр. – Затем бродяга одевается в платье маркиза, а маркиза укладывает в сундук.
– Но почему-то сегодня маркиз поступил иначе, – качает головой библиотекарь. – Впрочем, это говорит лишь о том, что жизнь полна противоречий. Но обычно это способ срабатывает, не так ли?
– Обычно срабатывает, – кивает Петр. – Бывают, правда, случаи, что бродяга, придя в сундук, застает там уже пару-тройку себе подобных. А иногда сундук закрывают на ключ, и бродяга сидит в нем годами.
– А на бал надо попасть сегодня, – сокрушается библиотекарь. – Что же делать?
Входит дежурный:
– Заключенный Щ-821, к начальнику тюрьмы!
– О, это вас! – восклицает библиотекарь. – Не забудьте отвесить поклон. Повторите на досуге урок французского и подумайте еще о сундуке…
– За этого я спокоен. Он выйдет из тюрьмы светским человеком, – довольно бормочет библиотекарь.
– То есть кем же я тогда буду, что-то я никак не пойму? – с расстановкой спрашивает ошеломленный Петр в кабинете начальника.
– Ну, что ж тут такого непонятного, – ласково объясняет ему правительственный чиновник, – то есть, конечно, сперва трудно уловить всю соль, я понимаю. Не каждый день предлагают стать деньгами, да еще такими крупными.
– Но я держал себя за человека.
– Само собой, так и держите! Мы будем держать вас в теплом удобном сейфе в качестве крупной удобной купюры, а вы в это время держите себя за человека – хоть и не подавая виду, но так это внутри, в душе… Условия, повторяю, очень выгодные, день за два, вместо двух оставшихся вам лет в тюрьме – год, так сказать, государственной службы. Некоторые материальные стимулы, возможность в дальнейшем продлить контракт в качестве уже вольнонаемного. Ну и потом, подумайте – лавры первопроходца, возможная известность, слава! Все это, конечно, не сразу, пока строжайшая секретность, но, выйдя в отставку, вы сможете издать бестселлер – “Как я был миллионом”! Вы будете именно миллионом уе.
– Миллионом кого? – испугался Петр.
– Ну, на официальном языке сейчас так принято обозначать некий эквивалент доллара, мы ведь независимая страна и не можем признать доллар наравне с рублем, так что это – имя доллара, этакое “уе”. В переводе – условная единица. Впрочем, мы можем оговорить, чтобы вас так прилюдно не называли.
– У меня хотя бы есть время подумать? – спрашивает Петр, все еще не могущий прийти в себя.
– Ну, конечно, – любезно соглашается чиновник. – У нас с вами есть пятнадцать минут. Хотя нет, простите, только восемь, – у вашего начальника обед.
Начальник тюрьмы воодушевленно хватает телефонную трубку:
– Соедините меня с начальником женской тюрьмы. Эй, коллега, у меня есть свежая государственная тайна! Так сказать, с пылу с жару, родилась на моих глазах.
Начальник женской тюрьмы подпрыгивает от удовольствия у своего телефонного аппарата:
– Да что вы говорите, коллега? Не может быть! Он будет прямо-таки в обороте? Отличная, отличная государственная тайна!
Мимо типичных тюремных интерьеров (решетки, лестницы, двери камер) начальник женской тюрьмы взбегает на крышу, где оборудован роскошный бассейн, в котором отмокает его дородная супруга.
– Рыбонька моя! Русалочка! Появился человек-миллион! Это дикая тайна!
Глаза русалочки хищно блестят:
– Мужчина-миллион?! А ты его достанешь?
У обитательниц заведения в разгаре прогулка по тюремному двору. Анна, наша милая Аня, присела на корточки и ловит слабые лучи солнца, которых, судя по ее бледноте, ей достается немного.
– Куда это наш толстяк пронесся? – подошла к Анне одна из юных узниц. – Сбежал, может, кто?
– Сбежишь тут, – тоскливо тянет Анна, не открывая глаз. – Кретин, вот и носится. Кретины всегда носятся.
– Эт точно! – хохотнула узница. – Вот тут в газете-то чо пишут – банкир один носится с тем, что надо срочно амнистировать всех молодых баб. И предлагает по алфавиту. Сначала, говорит, тех, у кого имя на “А”. Ни фига себе, да! И, пишут, такой настырный оказался, что в Думе стали рассматривать. И сразу уперлись в какую-то, как её… вот – Аделаиду Метелкину. Баба какая-то из писак – завалила, прикинь, восемь мужиков, потому что те чо-то не то писали! Ну, кобели эти депутатские посмотрели – нет, говорят, так дело не пойдет. Пусть дальше сидят– и которые на “А”, и которые на “Б”. А так бы ты, прикинь, по амнистии пошла бы среди первых. Только, уж извини, конечно, я вот – Эрнестина, и пока до меня по алфавиту дойдут, я уже успею выйти, оттянуться и снова сесть. Вишь, банкир-то на фото! Стоит, довольный такой. Думал, наверное, выпущу телок молодых из тюряг, они как все ко мне бросятся благодарить, как всех их поимею задаром, и вообще, всё что хошь. Знаем мы банкиров этих!
Открыв глаза, Анна как-то замедленно потянулась к газете и, не моргая, стала всматриваться в фото.
– Ну чо ты, чо ты уставилась, – развеселилась опять товарка, – как будто он тебя бабой сделал, жениться обещал, а сам уехал…
– Нет, он до меня боялся дотронуться, ничего не обещал, и уехала я, а не он, – отстранённо сказала Анна.
– Кто? – не поняла веселая Эрнестина.
Государственный банк. Нечто вроде клетки, внутри которой стоит стол со стулом, унитаз и огромный сейф. Банковские служащие открывают сейф, приглашают:
– Пожалуйста обедать.
Из сейфа появляется Петр в униформе. Сразу видно, что это купюра. Притом крупная и красивая. Орнамент, золото и сталь. Двуглавый орел и кремлевские башни. На груди гордо отчеканено: “Подделка преследуется по закону”.
Увидев обед на множество блюд, Петр, потирая руки, принимается за трапезу. Наедается до отвала, пытается встать, его удерживает врач:
– Надо съесть все.
Вскоре Петр, так и не осилив последней тарелки, вновь пытается встать.
– Надо съесть все, – повторяет врач вежливо, но жестко.
На следующий день у клетки Петра, который в это время сидит на унитазе и недовольно косится на зевак, стоят два банкира.
– Ну что же, вполне симпатичный парень. На Гагарина чем-то похож. Таким и должен быть первый российский миллион. Аппетит, говорите, отличный?
– Да, – отвечает младший банкир, – но сегодня у него не будет повода его проявить.
Вносят булочку, карамельку и стакан чая. Петр слазит с унитаза, подходит к столу, удивленно смотрит на булочку, обиженно жестикулирует. Младший объясняет:
– Дело в том, что вес вашего тела должен колебаться в зависимости от колебания курса доллара на Нью-йоркской бирже. Вы же у нас конвертируемая валюта. Вчера курс резко повысился, а сегодня резко упал. Но вы не беспокойтесь, эксперты предсказывают нормализацию.
– Нет, какой великолепный экземпляр! – не нарадуется старший банкир. – Завтра же пускаем в оборот… Кстати, на завтра как раз запрос на миллион наличными от одного крупного клиента.
Крупный клиент в кабинете старшего банкира.
– Иван Иванович, – вкрадчиво сообщает банкир, – вам очень повезло. Вы станете первым владельцем новой купюры. Именно в миллион. В миллион, так сказать, уе.
– Позвольте, – удивлен клиент, – разве есть такая купюра?
– Появилась, позавчера появилась.
– Гм! Мне как раз удобно одной купюрой…
В кабинет во время беседы вносят сейф, извлекают оттуда Петра.
– Но это же человек! – восклицает Иван Иванович.
– Не извольте беспокоится, это миллион. Документы в порядке.
– А он не фальшивый?
– Бог с вами, мы же государственный банк!
– Но он что же, разговаривать умеет?
– Бог с вами, где вы видели говорящие деньги? Разве деньги могут говорить?
– Да, действительно, – начинает успокаиваться клиент.
Иван Иванович в роскошном автомобиле, на заднем сидении чемодан с миллионом. Автомобиль притормаживает, в него садится сообщник, смотрит на озадаченную физиономию Ивана Ивановича:
– Что, сэр, волнуешься? Взяток никогда не давал?
– Давал, но не в таких же размерах, – растерянно отвечает Иван Иванович. – Куда едем?
– К прокуратуре, – сообщает сообщник.
Иван Иванович жмет на тормоза, давится сигаретой.
– Ну чо ты плюешься, сэр? – кривится сообщник. – Сейчас все дают взятки в скверике у прокуратуры. Он сядет к тебе на лавочку, случайно перепутаете сумки и вся недолга…
Сквер. На всех лавочках сидят с каменными лицами люди с сумками, дипломатами, яуфами, грибными корзинами, бурдюками и делают вид, что слушают пение несуществующих птиц или читают газеты. Иван Иванович сидит с огромным чемоданом. Подходит человек с сумочкой-визитницей, садится рядом и озадаченно смотрит на чемодан. Иван Иванович быстро берет сумочку и исчезает. Новый владелец миллиона тщетно пытается приподнять чемодан.
Светский вечер в загородном особняке. Гостей встречает у дверей хозяин. Мы узнаем в нем человека, случайно взявшего вместо сумочки громадный чемодан. Часть гостей во фраках и вечерних туалетах от Кардена, часть – в турецких свитерах и кожаных куртках от челнока. Гости оживленно переговариваются.
– Вы точно знаете, что миллион у него?
– Да еще с прошлого месяца…
– И что, он еще никому не показывал?
– Но это же тайна, миллион засекречен, строжайшие инструкции.
– Ох, как я обожаю тайны!
– Какая тайна, уже самый грязный брокер знает…
– Ну вот, решил сегодня показать…
– А что, он прямо живой, да? У него все, как у людей? Руки, ноги…
– Я вам больше скажу. Насчет рук-ног не знаю, а вот говорят… – дама наклоняется к соседке и что-то шепчет ей на ухо. Соседка заливается краской:
– Неужели целых два? Не может быть! Я никогда не видала!
– А вот так: целых два. Люди зря говорить не станут…
Хозяин громко объявляет:
– Дамы и господа, я приготовил вам несколько сюрпризов. Для начала прошу в уборную, посмотреть на самый большой в России унитаз. Очень модные в Европе толчки-гиганты, очень рекомендую.
Гости восхищенно рассматривают унитаз двух метров в диаметре.
– Ах, но ведь там легко утонуть, – ахает одна гостья.
– Да, вчера уже утонули горничная и кошка, – разводит руками хозяин. – Но что делать: мода, мода… Да, пардон, я должен сделать еще одно сообщение. Господа, я хочу представить вам нового обитателя моего дома. Многие из вас, наверное, слышали об особо крупной купюре, имеющей несколько необычный вид.
Хозяин поворачивается к дверям, в которых появляется Петр. Гости окружают Петра, все пытаются потрогать его, пощупать, понюхать. Проворная дама тянет ему банановую гроздь.
– Прошу вас, не предлагайте ему шампанского, ему нельзя… – успевает говорить во все стороны хозяин. – Нет-нет, не прельщайте его бананом, у него особая диета. Если у него будет нестандартный вес, меня объявят фальшивомонетчиком.
Теперь мы видим ту же гостиную глубоким вечером. Осталась только часть гостей. Хозяин и двое мужчин играют в карты. Дела хозяина идут плохо.
– Господа, наличные у меня вышли. Могу поставить на кон унитаз.
– Играть на унитаз? – скептически замечает первый игрок. – Как-то, право, странно.
– Нет, отчего же, – флегматично возражает второй.
В углу беседуют на канапе две дамы.
– Удивительный, чудесный унитаз. Он мне напомнил Средиземное море. Однажды там гналась за мной акула. Меня спас молодой рыбак.
– А все-таки тот, другой, – отвечает вторая дама, – произвел на меня большее впечатление. Меня никогда не возбуждал вид больших денег, но сегодня…
Первый игрок восклицает:
– Очко, сэры!
– Что же, поздравляю, – бледнеет хозяин. – Унитаз ваш.
– О, мон шер, ты его выиграл! Он наш! – первая дама выбегает из комнаты. – А как мы его повезем, он такой могучий? В нем должно быть эхо. Ау, а-уу!
Игроки слышат всплеск, грохот, визг. Вскакивают, бегут к уборной, дама бултыхается в гигантском унитазе.
– Нельзя же, право, туда падать, ма шери, – наставительно произносит первый игрок. – Он может засориться. Хорошо, вылезай, но чтобы это было в последний раз.
– Увы, – сообщает хозяин второму игроку, – мне нечего больше поставить.
– А ваш второй сюрприз? – все так же флегматично спрашивает второй. – Ну, Дмитрий Семеныч! – восклицает хозяин.– Как же это так? В очко на людей?
– Какие уж люди… А потом – можно и в буру.
Теплоход совершает увеселительно-деловую прогулку. Фуршет на палубе. Гостей веселят цыгане с медведем, клоуны, скоморохи. Молодой человек, улучив момент, спрашивает:
– А правда, Дмитрий Семеныч, что вы его в карты выиграли?
– Ах, злые языки страшнее пистолета, – улыбается Дмитрий Семеныч. – Не верьте. Заработал в поте лица своего.
На палубе появляется Петр в сопровождении охранника. Все расступаются, некоторые аплодируют. Чуть поодаль – группа подвыпивших джентльменов.
– Вот он! Вот! Ходит!
– Ходить-то ходит, а не говорит. Нем, как рыба.
– Да нет, говорить-то он может, только не умеет. Его же в пробирке вырастили, в Госбанке. Говорить не учили, вот и молчит.
– Фигня, научим. У меня все говорят. Кошка “фак” говорит на чистейшем английском.
Джентльмены обступают Петра:
– Молчишь, монета?
– Не хочешь буржуинам тайну выдавать?
– Ну, скажи “мама”.
На палубе появляется Марк. Улыбается, здоровается со знакомыми. Петр замечает его и почти беззвучно произносит:
– Марк!
И исчезает в толпе.
Петр, спрятав заднюю часть тела в шезлонге, а все остальное прикрыв газетой, сидит в самом укромном уголке одной из палуб рядом с симпатичной старушкой. Старушка продолжает рассказывать Петру о тех, кто клубится на палубе.
– Вот тот господин с усиками торгует земельными участками на Луне, а это – знаменитый экстрасенс, лечит СПИД по телефону…
Петр тычет пальцем в мелькнувшую спину Марка. Старушка оживает пуще прежнего:
– О, это банкир. Человек интересной судьбы. Студент-недоучка. Основал “Хлопок ладони банк”. Очень, очень солидный и уважаемый банк.
Жена Дмитрия Семеновича, хозяина миллиона, дает какие-то указания официанту. Официант направляется к Петру с подносом, полным снеди, и объявляет:
– Велено передать, что курс доллара начал сильно расти. Так что можете все это съесть.
На подносе Петр обнаруживает записку, игриво выглядывающую из пирожного.
Дмитрий Семеныч, увлеченный гостями, видит Петра, делающего ему красноречивые знаки.
– Простите, господа, у меня, кажется, финансовые проблемы.
Петр увлекает хозяина в безлюдное место. Тот снисходительно спрашивает:
– Что такое, дружок? У тебя такой вид, будто мы сейчас пойдем ко дну.
– Хуже, – сообщает Петр.
– Постой, как же… – изумлен хозяин. – Так ты… говорящий?
– Я нем, я не умею говорить, – с пафосом отвечает Петр, – но когда дело касается счастья и благополучия моих хозяев…
– Что такое? Ты девальвировался? По твоей ряхе не скажешь, растолстела пунктов на двадцать.
– Ваша супруга – достойнейшая из женщин, – начинает Петр, – возвышенная, благороднейшая натура, любящая мать, верная жена.
– Приятно слышать, – недоверчиво бурчит Дмитрий Семеныч.
– Бес, однако, способен попутать и саму воплощенную добродетель.
Петр протягивает хозяину записку. Дмитрий Семеныч читает:
– Если у вас есть сердце, приходите в полночь ко мне в каюту… Я вся горю… Что это? Боже, это ее почерк, какой позор – соблазнять условную единицу! И много их было?
– Прежние я съедал, – врет Петр, – даже рискуя набрать лишний вес. Но бес упорен. Я чувствую, как он проникает и в меня. Вы должны оградить вашу супругу, честь ваша не должна быть попрана.
– Что же делать? – совсем растерялся хозяин.
– Отдайте меня в банк, – горько произносит Петр. – Деньгам не место среди людей. Я знаю банк с высокой репутацией – “Хлопок ладони банк”.
Ночь, теплоход. Петр, крадучись, заходит в актерскую уборную. Перебирает парики и накладные бородки, меряет их, некоторые пихает за пазуху. Хватается за очередной парик и обнаруживает, что схватился за спящего цыганского медведя. Медведь рычит и припускает за Петром. Петр бежит прочь, несется по коридору между кают. Дверь одной из кают приоткрыта. Петр проносится мимо и исчезает. Медведь заходит в каюту. Голос из темноты:
– Ты пришел?
Медведь, рыча, приближается к постели, где лежит супруга Дмитрия Семеныча. Супруга в ужасе и в неглиже вскакивает на кровати. Медведь с любопытством на нее смотрит. В дверях появляется Дмитрий Семеныч:
– О, боже, до чего ты дошла!
Кабинет Марка в “Хлопок ладони банке”. Аккуратный интерьер, статуя Шивы в углу. Марк беседует с клерком:
– Ну, как ведет себя наша новая банкнота?
– Да, честно сказать, мало чем отличается от других денег. Только сейф побольше да кормить приходится… не хотите взглянуть?
– Банкиру не к лицу знакомиться с деньгами, – отказывается Марк, – да мне и сразу не понравилась эта затея…
Звонит телефон. Марк берет трубку:
– Что? Нашлась?! Вы проверили, это точно она? Просите начальника тюрьмы пожаловать ко мне по очень, очень важному делу.
Петр в своем сейфе. Он во фраке, парике и накладной бородке. Придерживает рукой спадающие брюки. Будь он потолще и покруглее лицом, он был бы копией Марка.
Петр будто бы репетирует:
– Я принял следующее решение… Дело не терпит отлагательств… Не то, не то, другие интонации… жестче, уверенней… Я ведь хозяин, я знаю, чего хочу… Господа, я собрал вас…
Марк выходит из своего кабинета, к нему обращается секретарша:
– Шеф, вы отказали во встрече корреспонденту “Настырного комсомольца”, но он все-таки пришел.
– Нет-нет, гоните его, – раздраженно машет Марк. – Кстати, куда делся мой второй фрак? Опять отдали в химчистку?
Секретарша приоткрывает дверь в коридор:
– Извините, шеф не может дать интервью вашей газете.
Молодой волосатый журналист, пожимая плечами, нехотя идет к выходу. На другом конце коридора появляется копия Марка.
– Э, подождите! вы крр… крреспондент? Вот, решил дать вам интервью, ладно… Я немного подшофе сегодня, но вы ведь не станете писать лишнего…
– Да, конечно! – обрадовался и облизнулся журналист.
– Зайдем… – машет рукой Петр. – Нет, в кабинете слишком официально… вот в эту комнату.
Журналист включает диктофон:
– В последнее время появились слухи, что у вашего банка возникли некоторые сложности…
– Это, конечно, только слухи… – Петр икает. – Простите… Да, в некотором роде кое-какие сложности. Мы столкнулись с рядом проблем… Я скажу вам по секрету, дело дрянь. Ваше лицо вызывает на откровенность… мы на пороге полного краха… Если бы не доверчивость наших клиентов, мы давно были бы разорены…
Кабинет Марка. Марк держит газету, вокруг снуют перепуганные клерки. Огромный заголовок: “Хлопок ладони банк” на грани краха. Банкир пьян”. Марк вне себя.
– Приходить! Назюзюкаться! Ползать! Разоряться! Клеветать! Что все это значит? Как это могло появиться? Разве я не велел гнать в шею этого молокососа?
– Но, шеф, – робко произносит клерк, – вы выходили с ним вместе из комнаты отдыха и даже… придержали его за талию…
– Что?! – ярится Марк. – Выходить? Придерживать? Сойти с ума! Уехать на совет акционеров, в глаза не видеть вашего щелкопера!
– Простите, – решается другой клерк, – но я тоже видел, как вы его провожали.
Марк бурчит нечленораздельное, валится в кресло:
– Так! Этих двоих к врачу! Остальные работать, быстро!
Еще один клерк начинает работать:
– Шеф, среди вкладчиков паника. Огромная очередь, люди забирают вклады. К вечеру подъедет господин Козлов, заберет свой долларовый вклад. Это четверть нашей валютной наличности.
– Выдать! – командует Марк, – вы… нет, вам к врачу, вам я мерещусь… вот вы – весь день завозите наличку, чтобы деньги не кончались. Завтра санитарный день, объявить заранее. Все. Костя, останься. Будем писать заявление для прессы.
Одна из кладовых банка. Крупный бизнесмен Козлов забирает свой валютный вклад. Клерки громоздят перед ним пачки наличности. Сейф опустел. Один клерк другому:
– Сереж, не хватает еще двух пачек, сходи во второе хранилище. Сережа идет за недостающими пачками. Когда он возвращается, в коридоре его останавливает Петр, переодетый Марком.
– Постой, голубчик. Возьми-ка вместо вот этой пачки эту…
В кабинете Марка начальник женской тюрьмы. Марк смеется:
– Да, замечательный анекдот… Ох, хорошо иногда отдохнуть от дел, поболтать с умным человеком… еще коньяку? Кстати, а вы лично знакомы с этой узницей?
– Конечно, – кивает начальник. – Мой долг знать всех узниц. Нормальная узница, дисциплинированная. Только вот немного себе на уме. Думает все о чем-то. А чего думать? Надо сидеть.
– Да, сидеть, – соглашается Марк. – Но вы говорите, можно и сбежать?
– Это с какой стороны глянуть, – рассуждает начальник. – С одной стороны, сбегать в некотором роде запрещено. С другой стороны, бывает, что и бегут. Всяко бывает. Скажите, а вы лично знакомы… с этим новым миллионом?
– Признаться, сам не знаком. Но вы вполне, вполне можете с ним познакомиться.
– О! – восклицает начальник. – Я и моя жена были бы просто счастливы. Но деньги, прямо скажем, большие… Мне как-то неловко, я человек честный. Вы знаете, я придумал: пусть бегут сорок узниц, даже пятьдесят. За такие деньги…
– Нет, это лишнее. Будет совершенно достаточно одной.
– Как знаете. Слушайте, а ведь может сбежать какая-нибудь другая узница. Можно подобрать поживее. Эта больно уж себе на уме. Знаете, у нас покрупнее есть узницы. Эта, доложу я вам, больно уж худосочна.
– Нет, нет, спасибо, – Марк слышит звонок, снимает телефонную трубку. – Да. Я… Что?! Вы… послушайте… Я…
Слышно, как в трубке всплывают короткие гудки. Марк умудряется разом покраснеть и побледнеть. Беря себя в руки, провожает своего приятного собеседника:
– Стало быть, мы договорились. Обсудите с моим секретарем, в какой день лучше опасаться побега…
Марк жмет кнопку. Кабинет заполняется сотрудниками. Марк старается держать себя в руках.
– Только что позвонил сэр Козлов. Извольте объяснить, каким образом среди выданной ему валюты одна пачка оказалась “куклой”? Гробовое молчание. Марк кричит:
– Объяснять! докладывать! увольнять!
– Все деньги из сейфов, хозяин, – говорит один клерк, – кроме той пачки, что вы лично дали мне в руки, когда я шел по коридору.
– Что-о? – едва не задохнулся Марк.
– Я нес деньги, вы меня остановили, забрали пачку.
– Что-о?
В кабинет заходит первый помощник:
– Шеф, простите, что я вас отвлекаю, но дело не терпит отлагательств. Перед тем, как послать платежку в “ЖЖЖ”, я решил еще раз поговорить с вами.
– Что-о? – ревет Марк.
– С полчаса назад, – объясняет первый помощник, – вы поймали меня в буфете и сказали, что следует купить на весь наш уставной фонд акции “ЖЖЖ”. Я позволил себе возразить, что “ЖЖЖ” в центре большого скандала, что ее счета вот-вот будут закрыты. Вы заявили, что это очень тонкая операция, что все продумано…
Сотрудники молчат. Марк вытирает пот, садится.
– Всем, кто есть в банке, срочно собраться в центральном холле. Банк закрыть, никого не впускать, никого не выпускать.
Начальник женской тюрьмы и его дебелая супруга стоят в бассейне и играют в ладушки:
– У нас будет миллион, у нас будет миллион, самый лучший миллион, самый толстый миллион!
Служащие банка выстроились в шеренгу. Марк расхаживает перед строем. Держит речь.
– Среди нас появился предатель. Искусно подделывая мою внешность, он стремится разорить банк. Только по счастливой случайности ему не удалось этого сделать. Вопрос: как поступить с предателем?
Строй дружно вытягивает вперед руки с опущенным вниз большим пальцем.
– М-мда, – кряхтит Марк, – но прежде всего предателя надо выявить. Он идет вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица подчиненных и сверяясь с зеркалом, которое держит в руке. Неожиданно оборачивается, словно надеясь застать на ком-то врасплох свое лицо. Кое-кто из сотрудников вертит у виска пальцем. Шеренга окончилась, предатель не обнаружен.
– Так, странно… – вслух думает Марк.– Больше ведь в банке нет ни одного человека?
– Ни одного, шеф,– подтверждает клерк. —Только миллион.
Марк застывает, трясет головой, словно отгоняя какие-то поразительные мысли.
– Миллион? Проводите меня к миллиону.
Петр в сейфе слышит приближающиеся голоса.
– Вот здесь и сидит.
Петр хватается за живот, валится в угол, лицом к стене. Молча бьется в конвульсиях.
Охранник удивлен:
– Что это с ним? Съел чего? А вдруг отравили?
Марк пытается разглядеть лицо миллиона, но это не очень ему удается.
– Ладно, приведите ему врача. Я зайду в дугой раз.
Удаляясь, Марк говорит нарочито громко:
– Завтра в полдень приедет очень крупный американский бизнесмен: нам во что бы то ни стало надо склонить его к сотрудничеству. Я могу немного опоздать – минут на пятнадцать, проводите его в кабинет…
Марк-2 заходит в кабинет Марка. Спиной к двери сидит в кресле человек. Видна только верхняя часть головы. Петр подкрадывается к человеку, по дороге хватает графин с водой, вытаскивает пробку и примеривается вылить воду на голову американскому бизнесмену. Кресло разворачивается, в нем сидит Марк.
– Здравствуйте, многоуважаемый миллион. Это – Марк. А тебя и не узнать, хорошо выглядишь. Просто вылитый банкир.
Петр потрясённо молчит.
– Язык проглотил? – любопытствует Марк. – Ах, извини, я забыл, что деньги не говорят. До последнего момента я не верил, что это можешь быть ты. Значит, решил отомстить, разорить, опозорить. А, собственно, за что? За свои собственные глупые неудачи? Ты всегда любил переложить вину на меня. И всегда нам было не по пути. Только ты был уверен, что удачный путь – твой. Вышло иначе, и разве мог ты смириться с этим. Ты решил отравить и мою жизнь. Конечно, ты не мог безнаказанно довести до конца своё дело: контроль и учёт в моём банке на высоте. Но кто бы мог подумать, что деньги в наше время способны по щелчкам определять код замка и открывать дверь сейфа изнутри с помощью магнита. Но, Боже мой, как это провидение выбрало именно тебя? Тебя из тысяч заключённых! Однако этого я изменить не в силах. Единственное, что я могу, – это побыстрей с тобой распрощаться. В одном банке нам явно тесновато. Надеюсь, ты приятно погостил. Большие суммы денег хороши тем, что иногда за них получаешь нечто, о чём мечтал годами. Выходит – в этом смысле и ты хорош. Когда-нибудь ты, может, узнаешь, на что я не пожалел такой крупной суммы как ты. Кстати, запихав подушку под сорочку, ты немного переусердствовал, – я всё же не такой толстый.
И Марк положил руку на кнопку вызова охраны.
– Только один вопрос, – перехватил его руку Пётр. – Где Анна?
– Анна? Странно, что ты ещё помнишь это имя. Это тебя она должна благодарить за свой курорт, хотя ты, конечно, думаешь иначе. А что до Анны, – дремлющие глаза Марка вдруг заблестели, – она, надеюсь, скоро будет здесь. Вместо тебя.
Марк нажал кнопку. И мгновенно рухнул на ковер, получив сильный удар по голове.
– Вот так-то лучше, братец, – пробормотал Пётр, – надеюсь, ты приятно погостишь в моих апартаментах.
И он повернулся к дверям, где возник здоровый парень с детским личиком на бычьей шее.
– Заходи, дружок. Тут, видишь, такое дело приключилось. Я раздвоился.
Охранник изо всех сил выпучил глаза.
– Я и сам удивился, когда это случилось, – продолжает Петр. – Даже упал от удивления в обморок – видишь. Случай, конечно, редкий. Но бывает, что банкиры раздваиваются, бывает… Вот что, помоги поднять вторую половину.
Охранник наклоняется над телом, Петр бьет его по голове. Охранник падает. Петр находит на селекторе какую-то кнопку, нажимает, сообщает:
– Всем сотрудникам оставаться в своих комнатах! В коридоры не выходить! Санэпидстанция проводит профилактику от дизентерии.
Он быстро тащит Марка в свой сейф, быстро переодевает в униформу, стрижет, бреет, возвращается назад. Созывает других охранников.
– Ребята, тут ваш коллега серьезно заболел. Ворвался ко мне в кабинет, стал орать, что я раздвоился, а потом грохнулся на пол. Бедняга.
Входит первый помощник:
– Шеф, миллион погружен, машина готова. Можно ехать в тюрьму.
– В тюрьму? – пугается Петр. – Ах да, в тюрьму. Да, да….
Помощник переходит на доверительный тон:
– Шеф, вас не ждать сегодня? Вы ведь, наверное, девушку домой повезете?
Петр и начальник тюрьмы. Начальник любовно гладит сейф с миллионом, приговаривает:
– Вот и миллиончик, славный миллиончик… Так, машина должна ждать вон в той рощице… Миллиончик, миллион… Девушка выбежит вон оттуда…
– Вам несказанно повезло, – сообщает Петр. – Он вчера заговорил.
– Заговорил?! – восхищенно шипит начальник.
– Да, такие случаи бывают. Правда, это описано в книгах, деньги всегда говорят одно и то же: будто это они владельцы, будто их подменили… Вот и этот утверждает, что миллион – это я, а он владелец “Хлопок ладони банка”.
Начальник хохочет.
– Удивительно! Говорящие деньги! Говорит, что подменили! Удивительно!
Анна и начальник тюрьмы в тюремной камере. Начальник прихихикивает:
– Здравствуйте, прелестная узница… Любуетесь, хе-хе, пейзажем? Хорошо, наверное, сейчас на воле. Лето, солнышко, грибы…
Анна с недоумением смотрит на начальника. Он продолжает.
– Что, узница, хотели бы вы оказаться на свободе?
Анна молчит.
– А может, вы хотите сбежать от нас?
– Сбежишь от вас, как же, – мрачно буркнула Анна.
– Думаете, невозможно? Ошибаетесь, прелестная узница. Решетку, например, можно перепилить ножовкой. Могут же ваши друзья со свободы передать вам ножовку? Спуститься из окна на веревочной лестнице…
– Лестницу так запросто не передашь, – замечает Анна.
– А если, – предполагает начальник, – запечь ее в пирог?
– В какой пирог? – Анна смотрит на начальника как на полного идиота.
– В яблочный, скажем. Допустим на секунду, что ваши друзья прислали вам в передачу пирог.
Стук в дверь. Входит охранник:
– Господин начальник тюрьмы, госпоже узнице передача. Пирог-с…
– Пирог? – деланно удивляется начальник.
– Да-с, пирог. Дюжий пирог.
– Какое потрясающее совпадение, – оборачивается начальник к Анне. – Кто-то прислал вам пирог! Неси же его, голубчик! Милая узница, вы позволите мне отведать с вами вашего пирога?
Растерянная Анна садится за стол. Охранник вносит пирог и чай.
– Вот, уважаемая узница, – извивается начальник, – представьте себе, что вы снимаете крышку с пирога и обнаруживаете там веревочную лестницу.
В пироге и впрямь обнаруживается веревочная лестница, а также просто веревка, ножовка и груша.
– Ах! – хватается за сердце начальник, – вы посмотрите! Ведь это и вправду побег, настоящий побег!
– Перестаньте паясничать, – строго говорит Анна. – Объясните, что происходит.
– Ах, я могу только предполагать, что ваши друзья переслали вам в пироге эти орудия побега, и вы привяжете меня сейчас к стулу, а сами выпилите решетку и убежите… Ах, в это невозможно поверить!
– А груша зачем?
– Груша… боюсь предположить, что этой грушей вы будете затыкать мне рот, чтобы я не мог позвать на помощь.
– Черта-с-два! – Анна откусывает от груши изрядный фрагмент и тут же выплевывает: груша бутафорская.
– Тьфу, гадость! – недовольна Анна, – никуда я не побегу?
– Как же, – пугается начальник, – как не бежать, если приготовлен побег…
– Нет, увольте. Я вылезу из окна, меня сцапают часовые и мне впаяют за побег еще трояк… Очень надо.
– Я склонен подозревать, – объясняет начальник, – что там, в пироге, есть еще и газовый баллончик, с помощью которого вы преодолеете часовых. Анна выуживает из пирога баллончик.
– Ну, допустим. А дальше?
– Дальше, я подозреваю, что вы выбежите за ворота, а там вас будут ждать ваши друзья.
– Какие именно? – продолжает допрос Анна.
– Боюсь, это будут ваши старые и состоятельные друзья.
– Ну ладно, – сдается Анна. – И что же, вы подозреваете, я должна теперь делать?
– В первую очередь, – воодушевляется начальник, – взять веревку и, подозреваю, привязать меня к стулу… да позвольте, хе-хе, я и сам привяжу… боюсь, что вам уже пора выпиливать решетку.
Анна пробует водить ножовкой по толстенной решетке, но без всякого успеха.
– Что, не выходит? – озаботился начальник. – Позвольте, я попробую… Ой… как крепко привязано, хе-хе, помогите отвязаться, будьте любезны.
Начальник берет ножовку и скоро понимает, что решетку не одолеть. Он снова хмурится, посмотрев на часы.
– Да, не получается. Что-то ваши друзья не рассчитали… Мармеладов! Мармеладов!
Входит охранник.
– Автоген, быстро! Развороти эту решетку, прости господи, к чертовой бабушке… не извольте беспокоиться, досточтимая узница, сейчас все будет готово. Решетка, наконец, удалена, веревочная лестница выброшена из окна.
– Я помогу, помогу, – суетится начальник, – вот так, вот сюда ножку… Добравшись до середины лестницы, Анна, как и положено, срывается и повисает на одной руке. Кричит:
– Караул! Спасите!
– Караул! – кричит из окна начальник.
Караульные стоят неподалеку, не рискуя вмешиваться в ситуацию.
– Слушай, разобьется девка.
– Стой спокойно! Сказано не встревать.
– Караул! – надрывается начальник. – Эй, вы, ослы, вы что, оглохли, любезные? помогите, я вам говорю!
Часовые, наконец, поняли, в чем дело, подбежали, помогли Анне. Анна в нерешительности остановилась перед вооруженными людьми.
– Баллончик! Баллончик! – хрипит начальник громким шепотом.
Анна вертит баллончик, но не может сообразить, что с ним делать.
– Помогите ей, олухи! – орет начальник.
Один из караульных берет баллончик, прыскает в нос своему товарищу, потом себе. Анна, повинуясь сигналам начальника, бежит к воротам. Часовой у ворот бросает себе в глаза горсть песка и падает навзничь.
– Слава богу… – шепчет начальник. – Сбежала… сбежала! Тревогу!!
Петр запихивает Анну в машину, командует шоферу “гони!”, садится рядом с девушкой, пытается поймать и поцеловать ее руки.
– Анна! Анна!
– Я так и поняла, что это ты, – сообщает Анна. – Умница! Подожди, дай отдышаться.
– Анна! – лепечет Петр, – сколько же мы не виделись, боже мой… Продолжает порываться поцеловать Анну, но она все уворачивается, то заглядывая в зеркало заднего вида, то одергивая тюремную робу.
– Ну наконец-то я сниму эту дрянь… Слушай, как здорово ты придумал с пирогом! Но разве нельзя было положить что-нибудь вкусное, кроме этих глупых веревок… настоящую грушу… А правда, что сейчас в высшем свете принято есть пирожки с котятами?
– С котятами? – недоумевает Петр. – Не знаю… Вряд ли.
– Я так и думала, что врут. Мы с тобой сегодня же пойдем в ресторан, правда? Я все время читаю в газетах ресторанную критику, так хочется все попробовать…
Петр все тщится куда-нибудь поцеловать Анну.
– Какой ты суетливый! – Анна подставляет щеку. – Целуй сюда! А теперь рассказывай, как ты стал буржуем.
– Я, Анна, – вздыхает Петр, – все такой же неудачник, каким был всегда. Но вот увидишь, настанет день, и я, и мы с тобой…
При этом он достает из кармана батистовый носовой платок, оттуда вываливается золотая расческа, какие-то доллары… Анна хохочет:
– Сразу видно неудачника. Я же читала про тебя, нам приносят газеты. А когда прочитала про эту амнистию, сразу поняла, что ты это ради меня затеял. Какой ты молодец! – а я уж думала, про меня все забыли. Куда мы едем?
– Куда? Да, кстати, куда мы едем? – обращается Петр к шоферу.
– Домой, шеф.
– Здорово! Ты, надеюсь, мне приготовил выходное платье? – щебечет Анна. – Хочу принять ванну, хочу снять с себя эту дрянь. Слушай, у тебя такой шикарный фрак, но он же на пять размеров больше… Теперь так принято? Да ты весь худой какой-то, как Петр.
– Как кто?
Только сейчас тугодумный Петр понимает, что Анна принимает его за Марка.
– Как Петр, господи! Как твой брат! Где, кстати, Петр? Он еще в тюрьме?
– Анна, тут дело вот в чем, все не так…
– Надо выручить Петра из тюрьмы, слышишь? Ох, надо было захватить пирог… Но тебя ведь хватит денег на второй пирог?
– Я… я должен объяснить. Видишь, в чем дело…
Петр снова лезет в карман: на колени Анне вываливается кольцо.
– Ой, бранзулетка, – радуется Анна. – Это кольцо для меня, да? Кстати, как я буду выглядеть в вашем кругу? У вас ведь высший свет! Ой, что с тобой, Марк, ты сам не свой?! Ты так на меня смотришь, будто не собираешься вести в лучший ресторан.
Петр принимает решение.
– Нет-нет, дорогая, все в порядке. Конечно, в лучший ресторан.
Начальник женской тюрьмы с женой сидят в бассейне и развлекаются зрелищем миллиона. Для него рядом с бассейном соорудили клетку.
– Позовите полицию! позовите полицию! – надрывается миллион.
– А зачем вам, любезный, полиция? – любопытствует начальник. – Вы уже в тюрьме.
– Я не деньги, я банки… – орет Марк. – Мой брат… Брить, стричь, походить, подменять.
Начальница тюрьмы произносит со сладострастным умилением:
– Вот милашечка!
– Вы, любезный, – уточняет начальник, – хотите сказать, что вы не миллион, а владелец миллиона? Что тот, кто называет себя банкиром, на самом деле миллион, а тот, кого называют миллионом, в действительности является банкиром?
На протяжении всего этого обстоятельного вопроса Марк энергично поддакивает и кивает головой так, что она едва не отваливается. Начальник объясняет супруге:
– Видишь, рыбонька, все совпадает! Удивительный, восхитительный вид шизофрении! Мы можем воочию наблюдать сумасшедшие деньги! Однако, рыбонька, полдень, время уединиться и написать стихотворение…
Оставшись одна, супруга быстро выпрастывается из бассейна и несет свое громадное голое тело к клетке Марка.
– Уух, какой хорошенький миллиончик. Кого у меня только не было! Рецидивистики, людоедики, некрофильчики, художники-авангардисты… А вот денежек, денежек у меня никогда не было.
Марк испуганно забивается в дальний угол клетки.
Анна и Петр отдыхают в ресторане. Анна в вечернем платье, в многоэтажной прическе, в жемчугах. Двое официантов проносят мимо них огромный поднос, на котором дымится нечто вроде удава.
– Ой, что это? – восклицает Анна.
– Хобот африканского слона, сударыня, наше новое фирменное блюдо, – официант кланяется и оборачивается к Петру, который уже очень долго ковыряется в меню. – Вам как обычно?
– Как обычно, – обрадовался Петр. – Только на двоих.
Официант приносит две тарелки, на каждой из которых по три тощих вяленых червяка.
– Марк, а это что? Тоже хоботы?
– Это, кажется, червяки, – растерянно говорит Петр.
– И ты обычно ешь эту гадость?
– Нет-нет, только иногда… Я их уже разлюбил.
Петр подзывает официанта.
– Будьте любезны… знаете, я что-то не хочу, как обычно. Принесите что-нибудь необычное.
– У нас есть салат “Слюни дьявола”, паштет из галапагосских черепах, соловьиные язычки, печень динозавра…
– Нет-нет, – машет руками Петр. – Дайте нам что-нибудь человеческое.
– Это и впрямь столь необычно, – изумлен официант.– Позвольте, я посоветуюсь…
– Да, какие там пирожки с котятами, – комментирует Анна. – Соловьиные язычки! А в тюрьме все каша да макароны. По праздникам тюря…
– Здесь все иначе, – пытается играть роль Петр. – Совсем другая жизнь. Ты скоро привыкнешь. Помнишь, мы мечтали о море. Теперь ничто не мешает…
– Ты все перепутал, – перебивает Анна, – о море мы мечтали с Петром. С тобой мы мечтали, что ты когда-нибудь хлопнешь одной ладонью… У столика появляется метрдотель.
– Прошу прощения… Здравствуйте… Желания клиентов, особенно таких, для нас закон. И все же с вашим заказом возникли некоторые сложности…
— Что такое? – встревожен Петр. Он порывается даже встать перед нарядным метрдотелем, но вовремя соображает, что этого делать не надо.
– Видите ли… нам несколько в новинку… подавать людей… Есть один поваренок, готовый, так сказать, поделиться своей филейной частью… Если господин банкир обеспечивает ему пожизненную пенсию… Поваренок, смею заверить, чистенький, почти молочный…
– Филейная часть поваренка? – в ужасе вскакивает Анна. – Марк, ты ешь поварят?
– Нет, клянусь тебе, – совсем растерялся Петр. – Что вы такое говорите?
– Да, но ваш заказ… Вы просили необычного, человеческого… У наших клиентов бывают самые экстравагантные вкусы.
– Я не просил поваренка! – решительно сообщает Петр. – Дайте нам какой-нибудь нормальной пищи. Ухи, расстегаев, блинов, визиги! Квасу!
За соседним столиком мужчина тихо говорит своей спутнице:
– Странный он какой-то сегодня. Ни с кем не здоровается, пришел с женщиной, на всех орет, квасу требует.
– Ну, чего вы хотите… после всех скандалов с его банком…
– Трудно тут у вас, – вздыхает Анна, пожимая плечами, оглядываясь и кивая на эстраду, где в разгаре мужской стриптиз. Подают бог весть что, голые мужики пляшут. Шли бы в баню… Потом, почему все так на нас смотрят?
Сама Анна при этом, по тюремной, видимо, привычке, ковыряет пальцем в носу.
Утро. Петр в явной растерянности бродит по коридорам большущего особняка Марка. Спрашивает у встречного слуги.
– Скажи-ка, любезный, где здесь у нас нужник?
Слуга удивленно показывает рукой.
– Ах, да. Барышня ведь на этом этаже?
Петр делает еще пару шагов и натыкается на энергичного низенького человека со стетоскопом на шее.
– С добрым утром. Сделали уже гимнастику, были на тренажере? В газетах пишут, что вчера в ресторане вы ели блины. Так мы с вами никогда не похудеем. И как-то неважно вы выглядите… Пожалте пульс…
– Что вам от меня надо? – отпрыгивает Петр.
– Вы меня как будто в первый раз видите. Понимаю, переутомление, неприятности последних дней. Немудрено и врача забыть… дайте-ка, послушаем сердце.
Врач бесцеремонно лезет к Петру под рубаху. Оттуда вываливается маленькая подушечка, потом вторая.
– Это что? – изумляется врач. – Чем это вы себя обложили? Постойте, да вы похудели! Да еще как! Сработала, значит, моя метода! Я же говорил – рано или поздно… Надо продолжать…
– Не надо продолжать, – возражает Петр. – В этом году в моде толстые и очень толстые банкиры. Так что придумывайте теперь, как мне потолстеть обратно.
– Как же, – пугается врач, – а одышка? А сердце?
Петр его не слушает, цепляет еще одного встречного слугу:
– Так барышня на этом этаже?
Петр заходит в спальню Анны и растерянно замирает на пороге, увидев помещение в сто квадратных метров. С трудом находит глазами Анну, которая стоит у окна.
– Ого! У тебя и хоромы!
– Ты что, здесь не был? – удивляется Анна.
– Ну, дом большой, а жизнь коротка, всюду не поспеешь. Как отдохнула?
– Ужасно. Мне всю ночь снилось, что я необитаемый остров, затерянный в мировом океане… Слушай, а нет комнаты поменьше? Здесь можно разместить на нарах человек триста.
– Ну… – мнется Петр, – сложно сказать… есть, наверное. Дорогая, а сегодня в тот же ресторан пойдем или в другой? Я тут подумал, не попробовать ли нам хобот африканского слона?
– Нет уж, увольте, – сердится Анна. – То был хлопок ладони, теперь хобот слона. Я бы сегодня предпочла просто погулять по дому. И по саду.
Раздался осторожный стук в дверь и вошел секретарь Марка.
– Шеф, звонок из Монреаля, спрашивают, что делать с нулевым селенгом?
– С нулевым-то? Гм, что бы с ним сделать? Скажи, как обычно.
– Шеф, это у нас впервые.
– Извини, – Петр целует руку Анне, вздыхает и выходит из комнаты. Слышно, как он продолжает переговариваться с секретарем. Бурчит недовольно:
– Засунули бы они его себе в задницу, этот нулевой селенг.
– Многие это и предлагают. Но эксперты с фондовой биржи…
В бассейне, что на крыше тюрьмы, отражается луна. К клетке Марка подкрадывается начальница, открывает замок, приговаривает:
– Миллион! Миллиошечка! Денежка!
– Что такое? – недовольно бурчит спросонья Марк.
– Проснулась, миллиошечка моя! Пойдем скорее со мной. Он уехал в командировку, пойдем в мое уютное гнездышко.
Она хватает Марка в охапку и вытаскивает из клетки. Марк машет руками и ногами.
– Куда вы меня несете? пустите. Я не хочу, положите меня на место!
– Тише, денежка моя, нас услышат злые часовые. Сейчас я принесу тебя в уютное гнездышко, там нет часовых, там нас никто не услышит.
В уютном гнездышке начальница стремительно сбрасывает с себя большую часть одежды и наступает на Марка, пытаясь раздеть его.
– Иди ко мне, моя денежка. Смотри, какая у меня кроватка! настоящий батут! Иди ко мне! прыгай со мной!
Марк вдруг забирается на кровать и начинает скакать.
– Вот умница, миллиошечка, – заходится начальница. – Вот умница! Давай, кто выше!
Прыгая, начальница на лету срывает с себя последние предметы туалета. Марк, хитро изогнувшись, в очередном прыжке вылетает в окно. Начальница продолжает по инерции скакать и горестно кричит:
– Миллиошечка! Миллиошечка!
“Хлопок ладони банк”. Кабинет Марка. Докладывает первый помощник.
– Такие дела, шеф. Отчасти удалось стабилизировать обстановку. Некоторые несознательные вкладчики пытаются забрать свои деньги, но мы как можем уменьшаем их число. Дел невпроворот, наши сотрудники…
– Вот-вот, наши сотрудники. Похоже, все дело в них.
Помощник удивленно замолкает.
– В последнее время, – вдохновенно продолжает Петр, – у меня вызывают сомнения профессиональные качества наших сотрудников. Коме того, потеря бдительности и памяти.
– Потеря памяти? Что-то я не помню, чтобы у кого-то была потеря памяти.
– Ага! Вот вы уже и не помните. Такое ощущение, что вы не в себе. Вы помните хотя бы, как вас зовут?
– Помилуйте…
– Не уходите от ответа. Ваши фамилия, имя, отчество, должность?
– Бобовых Илья Миронович. Первый помощник президента банка. То есть вас.
– Ну, положим, вы еще кое-что помните. А вот другие… Я, пожалуй, устрою нечто вроде экзамена. Распорядитесь, чтобы все заходили по одному. Да, кстати, как зовут мою секретаршу, вы еще не забыли?
В кабинет заходит один из клерков. Петр начинает допрос:
– Прошу садиться. Не буду ходить вокруг да около (Петр ходит именно вокруг стула, на котором сидит клерк.). Мне сдается, что у вас имеют место глубокие провалы памяти, прошу вас отчетливо назвать свое имя.
Изумленный клерк:
– Сорокин Владимир Георгиевич.
– Вот этим и отличается брокер от дилера, а холдинг от фьючерса.
Третий клерк указывает на части компьютера:
– Это, значит, монитор, это системный блок, это, извините, панель, это, так сказать, клавиши…
Четвертый клерк:
– На двадцать девять в плане семь от тринадцатого. Сорок четыре на две трети. Одиннадцать пятьдесят девяносто. Это в случае шестого через второй.
Женщина в рабочем халате тоже приглашена на стул:
– Огаркова Марья Сергеевна. Мое дело – комнаты туалетные убирать. Ничего не скажу, люди аккуратные. Я в министерстве культуры работала, вот там мимо унитазов серют. А тут ничего. Вот когда миллион в сейфе жил, после него много выносить приходилось. А так ничего.
На стуле – очередной служащий:
– Это самый противный вид налога. Многие банки его укрывают, перекачивая деньги в фиктивные фирмы, на подставных лиц.
– Но мы так не делаем? – уточняет Петр.
– Мы? – удивляется служащий. – Нет, мы так не делаем.
– А, собственно, почему? – любопытствует Петр.
– Но это небезопасно. Кроме того, наш банк предпочитает честный бизнес, насколько это возможно.
– А вы знаете, – вкрадчиво спрашивает Петр, – что наше положение несколько пошатнулось?
– Да, я в курсе, – кивает служащий.
– А вы могли бы заняться организацией такой фирмы?
– Я? Ну, если вы прикажете…
Вернувшись домой, Петр обнаруживает среди слуг изрядную панику. Они носятся по лестницам и явно чего-то ищут. Потом виновато сталпливаются перед Петром, долго мнутся и выталкивают вперед горничную, которая сообщает:
– Барышня пропала.
– Как это пропала? – удивляется Петр. – Она что же, ушла?
– Путем двери не выходила, шеф, – докладывает швейцар. – Я ручаюсь.
– Может, она в саду? – предполагает Петр.
– Мы обнюхали каждый кустик, – хором говорят несколько слуг, – заглянули во все беседки.
– Ну, нюхать-то было необязательно. Где вы видели ее в последний раз?
– Барышня стояла в своей комнате у окна, – докладывает горничная, – смотрела в сад и грустила.
– Что значит – грустила?
– Ну, вся бледная была. Хотели доктора звать, она запретила.
Петр врывается в комнату Анны и долго мечется по углам.
– Вот и я говорю, нигде нет, – сообщает горничная.
Услышав шорох, Петр заглядывает во встроенный шкаф. Анна лежит там, свернувшись калачиком, хотя в шкафу вовсе не тесно – размером он с комнату в “хрущевке”. Анна просыпается, потягивается.
– Я тут вздремнула…
– Но почему тут, – плещет руками Петр. – Это же шкаф, наверное. Ну да, шкаф, для одежды, для всяких вещей…
– Я же просила комнату поменьше. Тут мне тяжело, я задыхаюсь… Я видела Петра.
– Что? Кого? – не сразу понимает Петр.
– Что – видела, а кого – Петра. Твоего брата. Твоего худенького брата. Я видела его во сне.
– Дорогая, чуть не забыл, – перебивает Петр. – Сегодня прием в нигерийском посольстве. Там будут пляски народности йоруба, представляешь?
– Тебя совсем не интересует судьба Петра?
– Нет, почему же, – мнется Петр, – но у него, наверное, своя жизнь.
– В тюрьме нет своей жизни. Ты хотя бы пытался узнать, где он?
– Я пытался… я не знаю… он, конечно, найдется. Ты же нашлась. Аня, знаешь, этот климат… нам надо поехать на море, отдохнуть.
– Да, это Петр все время хотел на море. Так хотел, так хотел, что… – губы Анны начинают мелко дрожать, потом она начинает плакать.
Петр в своей комнате. Пьет уже явно не первую рюмку. Нетвердо подходит к зеркалу. Всматривается в отражение, заговаривает с ним.
– Ну что уставился, кретин? Ты кто? тот или этот? молчишь? отъелся, скотина, толстый стал. А ей нужен тот, худенький. А худенького-то и нет. Испарился худенький, тю-тю…
Ночь. Марк и инспектор около особняка Марка. Инспектор рвется в бой.
– Значит, действуем, как условились. Вы хлопаете в ладоши – мы врываемся в дом и вяжем самозванца.
Марк в саду своего особняка, ползет по кустарнику, шепчет под нос:
– Ну-ну, братец, веселись. Похозяйничай еще минут пять.
В беседке два силуэта. Марк подбирается поближе. И слышит голос Анны.
– Не оправдывайся, – говорит Анна. – Ты такой, каким должен быть. Хозяин жизни. Сидя в своей камере, да и вообще всю жизнь, я думала, что хочу роскоши, что хочу такой жизни. А оказалось иначе. И я не смогу сейчас любить тебя, Марк.
Марк в кустах вздрагивает от неожиданности.
– Не можешь любить сейчас? – голос Петра звучит как из могилы.
– Я поняла, что должна быть с Петром, – объясняет Анна. – Я все время вижу его во сне, чувствую, как он страдает. Я не могу разделить судьбу с богатым и преуспевающим, я должна принадлежать бедному и обездоленному. Я должна найти Петра.
Анна быстро и порывисто идет к дому, прямо как в красивом кино.
Марк в кустах отрешенно созерцает свою ладонь.
– Это карма, – шепчет Марк. – Я должен стать им.
Неожиданно раздается очень странный певучий звук: звук хлопка одной ладони.
– Получилось! – восторженно шепчет Марк. – Впервые получилось! Это знак.
Как из-под земли вырастает инспектор:
– Почему так задержали сигнал? Мы выходим из графика.
Марк раскидывает руки, как бы загораживая дом.
Инспектор и Марк стоят у милицейской машины. Раздраженный инспектор читает Марку мораль:
– Я всегда полагал, что близнецы – это дикая ошибка природы. Это еще хуже зеркал и совокуплений, которые множат сущности без нужды. Но я не хочу до пенсии ломать голову над вопросом, кто из вас кто. У меня есть задание – найти исчезнувшего миллиона. Один из вас должен ехать со мной – или вы, или тот, кто в доме.
– Поеду я, – гордо говорит Марк. – Тот, что в доме, имеет алиби. Все документы у него в порядке.
– Что же, будем считать, что дело в документах, – кивает инспектор.
Анна слышит, как в оконное стекло ударяет камушек. Анна подходит к окну. Пожимает плечами, отходит. В этот момент прилетает второй камушек. Анна спускается в сад. На солнце блестит медная монета. Анна поднимает ее и видит вторую, третью. Монеты разбросаны по тропинке, ведущей вглубь сада. Анна идет по следу. Столь же неожиданно, как блеск монетки, возникает голос:
– Анна!
Анна оборачивается. Под деревом стоит Марк. Вид у него еще более несчастный и изможденный, чем когда он сидел в клетке в тюрьме. Он острижен почти наголо, на нем истрепанное грубое платье.
– Петр? – замирает Анна. – Боже мой, Петр! Ой, господи, как голова закружилась… Ты во сне или так?
– Нет, я не во сне. Я так.
– А ты… Ты почти не изменился. Только еще больше похудел…
Анна и Марк медленно бредут по саду. Марк опасливо косится в сторону дома.
– Не может быть такого! – поражается Анна. – Ты – деньги? Ты – самая крупная купюра! Ты точно не шутишь?
Марк картинно разводит руками.
– Бедный, это так ужасно! – причитает Анна, – надо срочно тебя спасать. Знаешь, какой Марк богатый?
– Мм… догадываюсь.
– Он выкупит тебя, и ты снова станешь человеком. То есть… я хотела сказать…
– Это невозможно, – вздыхает Марк. – Я ведь не просто миллион, я беглый миллион. Я сбежал из своего сейфа. Если меня теперь поймают, то посадят уже не в сейф, а в тюрьму. Набавят срок.
– Но мы ведь можем доверять Марку! – восклицает Анна.
– Ты полагаешь? – усмехается Марк.
К дому медленно подруливает “Форд”. Марк прыгает в кусты, шепнув напоследок:
– Он не должен ничего знать. Ты не представляешь, что это за люди, банкиры. У них одни деньги на уме.
Утром Петр застает Анну в прихожей особняка:
– Анна, нам надо поговорить… Я хотел ещё с вечера, но ты, наверное, уже легла…
– Извини, мне нужно срочно ненадолго уехать.
– Но нам нужно поговорить … Ты не представляешь, как это важно. Это касается, как тебе сказать… меня, моего истинного облика…
Но Анна уже запрыгнула в машину, оставив Петра наедине с воздушным поцелуем.
Анна и Марк в каком-то дешевом кафе. Марк канючит:
– Ну когда же мы наконец уедем? Когда сбежим наконец на край света?
– Но Петр, ты должен понять…
– О, я понимаю, – со вселенской горечью говорит Петр. – Оставить роскошь, свет, блестящие знакомства и уйти с человеком, который сроду не имел ни гроша за душой, жить с ним в бедности… даже не совсем с человеком.
– Нет, это не так. Мне ничего этого не надо, – самоотверженно сообщает Анна. – Но твой брат – он ведь тоже страдает. Это будет для него таким ударом. Почему ты не хочешь с ним встретиться?
– Хорошо, если ты так просишь, – наконец вздыхает Марк. – Но знай, такие как он любят только свои деньги. Я хорошо знаю этот тип людей.
Сауна в банкирском особняке. Заходит Петр, завернутый в простыню, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Вдруг замирает, обнаруживая свое отражение без шевелюры и бороды. Оборачивается и видит Марка, завернутого в такую же простыню.
Помолчав несколько эффектных секунд, Марк произносит:
– Зеркала – что совокупления. Множат сущности без необходимости.
– Ах, это ты, брат. – Петр с трудом приходит в себя. – Тебя и не узнать. Ни фрака, ни бороды.
Он достает из встроенного в борт бассейна холодильника две банки пива, открывает обе, одну протягивает Марку. Тот берет и выливает пиво в бассейн. Медленно говорит:
– Чему я удивляюсь, как тебя мои олухи в банке не раскусили. Ты ведь в школе не отличал умножения от вычитания.
– Отнюдь, – улыбается Петр. – Они очень довольны, что у хозяина наметилось в башке хоть какое-то просветление. Могу тебя обрадовать: только что всем повышена зарплата.
– Ну да? Это из чего же? Ага, ты пустился в какие-нибудь махинации. Особо чист на руку ты никогда не был.
– Да уж, – раздражается Петр, – зато ты всегда был на руку… ловок… небось научился, в сейфе-то сидя, хлопать одной ладонью?
– Представь себе, научился.
– А одной ягодицей ты пердеть еще не научился?
– Ладно, – строго произносит Марк после некоторого молчания, переварив обиду. – У меня к тебе, собственно, деловое предложение. Ты навсегда остаешься банкиром, делаешь тут, что хочешь, путешествуешь вокруг света, по океанам и морям. А мне и Анне ты делаешь фальшивые документы. Мы уезжаем, она думает, что я – это ты.
Петр смеется:
– Слишком ты умный, братец. Но ничего у тебя не выйдет. Я остаюсь Петром и уезжаю с Анной. А тебя я снова переодену и посажу в клетку. В золотую. Очень кстати, что ты сам пришел в нее.
Петр пытается схватить Марка, но тот уворачивается и толкает Петра. Петр валится в воду. Марк бросается к куче бродяжьей одежды. С криком “твой фрак с другой стороны!” Петр выныривает, срывает с себя парик, пытается отодрать и бородку, но, сообразив, что бородка у него теперь уже настоящая, хватает ножницы и кромсает ее.
В разгар борьбы за лохмотья в сауну вбегает Анна:
– Что это здесь… господи! Кто где?
– Это я, Петр! – кричит Марк.
– Петр это я! – кричит Петр.
Они оба хватаются за лохмотья.
– Стойте! – прыгает вокруг Анна. – Отпусти ты его! И ты его отпусти, этого, другого!
Братья разгорячено наступают на Анну и вопрошают хором:
– Ну, ты видишь, что Петр – это я, ты видишь?
– Скажи скорее, что я Петр, что я миллион…
И тут раздались звуки сирены. И тревожные звуки за дверью. Дверь распахнулась, и в сауну проник целый милицейский отряд.
– Вы хозяин дома? – спросили у Марка, который стоял ближе.
– Нет. Это он, – среагировал Марк.
– Вы арестованы. Сотрудник вашего банка поймался на крупных махинациях и показал, что делал это по вашему личному указанию, – любезно сказали Петру.
– Бедненький! – вырвалось у Анны.
– Нет-нет, – опомнился настоящий Марк. – Это я хозяин. Это я бедненький! Меня под стражу!
– Он лжет, хозяин я, махинатор я! – закричал Петр. – Где ваши наручники? Хочу в кандалы!
Стражи порядка растерялись.
– Кто из вас может доказать, что он хозяин дома? – спросил старший.
– Смочь…доказывать… волноваться… заикаться… – то ли нашелся, то ли от волнения выдал Марк.
– Марк! – воскликнула Анна.
– Хорошо, – сказал старший, – будьте любезны одеться и пойти с нами. Петр с завистью смотрел, как Марк одевает фрак и отдается в руки правосудия.
– Бедный, несчастный Марк, – заламывает руки Анна. – Завтра же попрошу свидания!
И тут возникла еще одна бригада. Их главный сразу направился к Петру.
– Вот вы где! Что же, вам неизвестно, что деньги должны сидеть в сейфе, а не разгуливать, где попало? Ладно, вернетесь в тюрьму, у вас будет время подумать…
– О, Петр! бедный Петр! – трагически воскликнула Анна.
И тут появились третьи.
– Смотрите-ка, она здесь! А мы не хотели верить, что обнаружим беглую узницу в таком уважаемом особняке… Хотя, кажется, и особняк уже не такой уважаемый?
Петр и Марк хором воскликнули имя своей возлюбленной.
И три каталажки разъехались в три стороны света. В органах, видимо, субботник: обитателей соседних вилл так же дружно выводили под руки.
Но чем больше в стране свободы, тем меньше тюрем со свободными местами. Так что нет ничего удивительного в том, что Анна, Петр и Марк оказались в одной тюрьме. Соперничество между братьями сводится теперь к тому, что на прогулке каждый норовит пройтись по тому углу тюремного двора, откуда видно женскую половину. Сегодня Петру и Марку удалось углядеть Анну: они быстро машут ей руками. Анна делает в ответ какие-то непонятные движения.
Братья смотрят в указанную сторону. На кривой доске объявлений выведено: “В эту субботу будет кино “Зит и Гит”.
Марк и Петр обменялись тяжелыми взглядами.
Вот и суббота. Звучит команда:
– Которые в кино, стройся!
Марк и Петр строятся одними из первых. Но охранник указывает на них пальцем:
– Эй вы, двое. Вас к начальнику, срочно.
– А кино? – в ужасе восклицают братья.
– Какое ещё кино?! Сказано – к начальнику! Будете тут права качать, двойники херовы!
В кабинете начальника Петр и Марк обнаружили Анну и даже вскрикнули от удивления, радости и тревоги. Здесь же был и знакомый нам правительственный чиновник, который когда-то приезжал за Петром.
– Что ж, рад вас видеть, господа заключенные, – начал чиновник, и было непонятно, действительно ли он рад. – Рад сообщить вам, что эксперимент с особо крупной купюрой, к которому все вы имели некоторое отношение, в целом признан удачным, несмотря на ряд, на ряд… ну да вы-то, поди, понимаете… Решено его продолжить: на сей раз в оборот пускается уже небольшая партия. В эту партию мы приглашаем вас, всех вас. Прочему вы так удивились, господа? Да, а мы как удивились, когда компьютер указал на вас. Но компьютер знает, кого ему выбирать. Почему вы молчите? Вы обрадованы или огорчены?
Марк, Петр и Анна стояли и молча смотрели друг на друга. Виновник торжества продолжил:
– Вам предлагаются очень выгодные контракты: день за два. Кроме того, предусмотрены некоторые льготы, которых не было в свое время у одного из вас…
Чиновник продолжал еще что-то говорить, но мы его не слышим. Мы видим, как Анна подмигивает Петру, Петр подмигивает Марку, Марк подмигивает Анне.
Потом они подписали контракты. Потом облачились в комбинезоны, залезли в сейфы. Анна сказала:
– Поехали!
Но тут уж, судя по всему, началась другая история.
1993–94 гг.