Содержание Журнальный зал

Александр ПЕТРУШКИН

АЛЕКСАНДР ПЕТРУШКИН

Опубликовано в журнале Уральская новь, номер 2, 2000


АЛЕКСАНДР ПЕТРУШКИН

все это милый аналитика
не психа но его чертей
и не сыскать здесь Холмс ни винтика
пока за окнами swing day
по клавишам рисует некто
с фальшивой черною восьмой
и перевязан лоб горячке под тон
обугленной тесьмой
все это мимо а на логика
не пишут аналогий но
все чаще взглядываешь ролика
не снято ниже за окном
сатир свингует greenpeace пляшет
принцесса мнет горох спиной
и настигает sprite бодрящий
с катушек уводя в забой
и будь я скульптор до лото
что совмещен с вечерним чаем
я запытал бы долото
и излечившись молочаем
ей мил был мыльный неофит
которому я сдался поздно
мы выжрем мерзкий «поливит»
чтоб дольше пить портвейн но розно

НАОМИ
Пока — (в) (т)вой ми(р) по(д)вешенный амур,
п(р)о(д)ливший воск и пошлость (в) части речи,
окрасим ног(т)и в менструальный цвет —
пока холмы не обратились в холлы. Лечит
гостиницу холодную собой
(сороко)ватный свет. Твои бы смерчи
в служенье (чело)веку. Раз везло —
на родин(к)е бескостной влажной Керчи
попробуй буги танцевать — внутри холма
(в огранке — запах пота и шанели) —
и(з) ладана расходятся круги
по комнатам. Из рук чужой шинели,
пропоротой в экваторе двойном,
ты поплывешь — и я, еще не-верен,
камнями (цианидами) скользну в
тропической жары рот — из кофеен
(верней, кофейных) зерен. (Ст)их наждак-
язык. Спиною по(д)пирая спины —
зашелестит обратно: так-тик  —  (лак
обезобразив) отраженьем глины
мы продолжаем быть. На облаках  —
чужие лица (ровны и невинны).

ЭСПЕРАНТО
то что есть не проймет
а взятый в запасник невнятен
эсперанто и только
кружат по каемке зерна
это быстро пройдет
пролетающих станций Юрятин
наблюдает нас зорко
и окна волнует зима
и вода обнажится
под пальца узлом терпеливо
если это не плач
то простите мне Господа что
в снеге тела искрится
неоном своим сиротливо
где расстриженный врач
на скаку тормозит все авто
теплый снег на расходе
исходят евреи и дети
и татары и щуплые греки
уральских пустынь
колизеи ветшают по моде
комодов заветы
и сансары огрехи
рифмуют корысть и полынь
зарастает не все остаются
словарь эсперанто
парных книг молоко
подшофе за шарфом моряки
изрекают и бьются
(о времена декаданса)
усекают трико
умножая собой языки

ТОЧКА
все будет скверно ты ослабнешь и-
мя не извинит твой бог да и не надо
так твердо в верность испуская пузыри
или пары выходишь в город стадом
на пустыри ложится теплый снег
заснешь опять язык прикусишь ладно
на все лады коверкая и искажая бег
мы проживем невнятно и надсадно
как тонкой нотой вырастает стрёмный смех
и черный анекдот и речь беседы
сводя в нули треп триппер вялых век
и (что еще — не слышу) на декреты
не остается времени и ты
полушкой стынешь в пустоте карманной
водоворотных струй страшны хвосты
и точка растекаясь на диванной
дискретности заводит наш азарт
в еще одну залатанную клетку
ты выдвигаешь имя в авангард
(я в арьегарде) надломив сухую ветку
мы стынем скверно на душе тепло
в моей запаре для гарема место
пустым не станет это протекло
окостенело были-тили-тесто
все будет скверно знаешь хорошо
что остается в словаре беззвучий
и сумерек и только порошок
взлетает пылью азбучной над бучей
которая вершится но без них
чудил и монстров обесточив градом
которым нас прикончит — слышишь — штрих
над вечным городом (то бишь — над мертвым градом)

* * *
Пыль тает вслед за вещью. Мой божок,
анатомированный светом, на губах
твоих оставит безболезненный ожог.
Речь медлит там, где начинается игра.
Беременность затянется, но ты
проникнешь в жабру жирным кислородом,
излечишься безверьем, немоты
закон овеществив. Нам, желторотым,
над выжженной дотла Челябой — пить
ветхозаветный дождь, закончить сложно
часть жизни, уловить сухую нить,
в твоем пергаменте подкожном
иного бережно и тонко о-
				   черт-
				   ить.
				
*** Пятно на бумажной сетчатке глаза … В кофейне — стол, избежавший сглаза, печать в аусвайсе безмолвной кожи, три алкоголем разбитых рожи, прескучивший ritm-and-blues, детали, скрытые в тени мертвых талий женщин, лишенных лиц (заплатой стало то, что казалось платой)… За четвертак, упавший на грань, — бог умер вчера. (Спи.) Улиц брань проникает в речь — адреналин завершает еще один день — свистишь: «аминь»




Следующий материал

Рассказы

ЛИТЕРАТУРНЫЙ БЕНЕФИС ОТ РЕДАКЦИИ Рубрика “Литературный бенефис” заявлена редакцией как попытка сразу же, как говориться “с колёс”, более полно представить наиболее интересных, как нам кажется, авторов, которые появились на горизонте...