Антон Секисов. Курорт
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2025
Антон Секисов. Курорт: Повесть. — М.: Альпина нон-фикшн, 2024.
Может ли книга объяснить время, а не втемяшить его слухи и запахи? Гумилёв, писавший о широком плаще Женевьевы, что «пахнет звёздами и морем», в меньшей степени обнажал далёкое от него Средневековье, но вовсю игрался гардеробом ландскнехта и миннезанга. Его, гумилёвское, шестое чувство по-настоящему раскрывалось в стихах, не обязательных к комментарию; и тогда-то из тьмы времён выползали отрубленные головы и кровью налитые буквы зеленной.
После «Комнаты Вагинова», романа столь же изящного, сколь и необязательного, Антон Секисов написал динамически ускоренную повесть взросления. Именно так: не роман, а der kurze Brief zum langen Abschied1. Место действия — Грузия, время — недооформленное, дремотное сейчас. Страшная в общем-то вещица. Готический душок в ней откровенен, навязчив. Так и просится на грех какой-нибудь скоропалительный анекдот.
Вот, придумал: писатель-неврастеник забредает в комнату смеха, но не выдерживает и начинает плакать.
Так бы я описал львиную долю «Курорта». Патологически смешная книга — о жизни внутри Катастрофы. Личной, интимной, а дальше уж каждому на усмотрение. Злоключения стихий, потасовка тьмы со светом, мор, раздор, лепра, Преступление и Наказание. Очень много всего и сразу. Журналист-релокант Митя томится новыми для него грузинскими пейзажами, сбывает одиночество и подрабатывает вебкам-моделью.
Вернее, переписывается за неё с мужиками.
Мужики у Секисова любопытные. Особенно интригует Олег Степанович, преподаватель колледжа и по совместительству грибник-виртуоз. «Приезжай, я тебя всему научу», — заявляет он вымышленной собеседнице без какого-либо подтекста. Он, добряк, эротикой не балуется. В самом деле ищет родственную душу и даже не подозревает, что Лиза Райская, томящаяся по ту сторону экрана, всего лишь обрюзглый Митя, а тот, в свою очередь, многое отдаст за то, «чтобы оказаться сейчас с Олегом Степановичем в лесу с корзинкой в руках».
Виной тому — одиночество, ностальгия. Позади любимая жена, сытое благополучие столицы, а здесь wild palms, шумный прибой, отель «Гранд форчун», жители которого «ощущали себя прогульщиками», и «неизвестная русская девушка с зелёными волосами». Здесь она выполняет функции ундины-провинциалки: манит, томит пальчиком, дабы волна опередила и пожрала с потрохами.
Из этих нехитрых элементов и состоит повесть Секисова. Готического в ней так много — и до того оно, готическое, автором искажено, что впору говорить о самопародии, шарже, комедии положений. Сочувствовать Мите, проговаривающему трюизм за трюизмом, тяжело; да и кому-либо по соседству тоже. «Курорт» наводнён сомнительными личностями, маньяками и юродами похлеще любого Аркхема; Лиза Райская мнится вершиной айсберга.
Грузинские пески у Секисова — вне очертаний времени; куда явственней они примыкают к Стране Лавкрафта и космологии подводных глубин. Митя, застающий неловкие позы, встречающий на своём пути лишь диковинки и курьёзы, так напоминает безымянного рассказчика из «Тьмы над Иннсмутом», что волей-неволей очаровывается — пленяется — окатившей его волной. Да тут даже в наличии старик-изгой, всю правду готовый чужаку рассказать!
«Шли медленно, как в скафандрах, обоняя экзотические душистые ароматы. А потом поднялись на холм, с которого открывался вид на море, на многовековые деревья и валуны, на растения со всего света, странные и прекрасные, поражающие воображение. Ничего красивее Митя в жизни не видел: казалось, они совершают что-то запретное. Простым смертным нельзя видеть такие вещи, дышать этим воздухом, бродить тут, как у себя дома».
Это, заметим, одно из ранних заблуждений протагониста. Вскоре окажется, что дома у него нет и в прошлом, и в настоящем; если ты не носишь место жительства с собой, как улитка — панцирь, то будь готов развеяться по ветру. Митя думает заготовленными план-схемами, эвакуационными маршрутами, инструкциями по применению: в его душе, запершейся на семь замков от всего подозрительного, уже не хватает места для сантиментов.
Подозрение растёт в цене, едва мы одолеваем половину сюжета. Любимая оказывается не такой уж и хорошулей, Олег Степанович напоминает о себе самым неожиданным из способов, девица с баламутной вечеринки в духе «С широко закрытыми глазами» Кубрика принимает Митю за другого, а он, Митя, настойчиво теряется среди закольцованных домов, проспектов и бульваров. «Бесстрастность природы, прорастающей сквозь руины».
Его, уехавшего, сделавшего выбор, ничто толком при этом выборе не держит. Пленительная фантазия о справедливости, давшая побеги в прямом и переносном смысле, обрекает Митю на мучительную идиосинкразию: хочешь, чтобы кусочек благородства проварился, а он берёт и выходит через ноздри. Everybody Lies. Вокруг — снова, заново — царство приматов и пыток, долгое шоссе в никуда, где борются, одерживают триумфы.
Бедолага, кажется, не осознаёт этого даже у финальной черты.
«Гуляя с Ренатом, Митя замечал взгляды, которыми тот обменивался с мотоциклистами: странные, немного лукавые, многозначительные. Их явно объединяла какая-то тайна. Увлекавшийся конспирологией Митя представлял, что, наравне с розенкрейцерами и Бильдербергским клубом, может существовать и заговор мотоциклистов».
Компактная, по-деловому искренняя повесть Секисова выглядит своевременно, остро, проблематично, не избегает лобовых столкновений с действительностью и коверкает на особый лад сумятицу карнавала — уже не вагиновского, ещё не раблезианского. Туманный «Курорт» проясняется странице на десятой, а обитатели его смешат и печалят до самого конца, нисколько не склоняя к сочувствию.
Ловкость в выборе декораций, жанровая дихотомия, сопрягающая готический инструментарий с коллизиями на манер репортажей «СПИД-инфо», делает честь этому сюжету: ведь с чем останутся августейшие пляжи, заросшие плющом курзалы и лонгшезы, если мы не оживим их лёгким дыханием шутки, стёба, ничем не прикрытого шутовства?
Таков, если угодно, набоковский «Пнин», лишённый оптимизма. В самом хладнокровном из месяцев, октябре, у Антона Секисова вышел свой личный полуденный ужас. «Курорт» параноидально напоминает всё подряд: «Пляж» Дэнни Бойла, чопорного «Курортника» Германа Гессе, «Дом-2», «Каникулы в Мексике», мылодрамы столетней выдержки, — и не оказывается ничем из вышеперечисленного.
«Но тут же подумал: «Ну и что, наплевать». Какое это было освобождение! Мите нравилось просто орать. Чувствовать, как напрягаются связки, как выходит воздух из горла, как напряжён живот. С крика он перешёл на утробный рёв. Вопль первобытного человека. Видимо, это своеобразная терапия: вместо долгих рассуждений о детских травмах — просто дикий животный крик. Сперва поплакал, теперь поорал — это был насыщенный вечер».
Насыщенный вечер ожидает и тех, кто решит прочесть эту повесть впервые. Упрёки, мольбы, надежды и чаяния запрятаны под котелок нехитрой гравировки: ятолькохочучтобывыменялюбили. Сочувствие? Мнимо. «Курорт» Секисова пригревает души живые, но отдающие сладостной гнильцой. Митя потерян, расстроен, и сладить его нервы не получится даже у Великого Архитектора. Ведь кто, по правде говоря, руководит здешним шапито?
Уж точно не Лиза Райская.