Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2025
Александр Бронников (1976) — родился в г. Сургуте Тюменской области, ХМАО-Югра, где проживает по настоящее время. Образование высшее юридическое. Автор книги «Вкус жизни» (изд. «Стеклограф», 2023). В городских и окружных изданиях и альманахах печатались стихи. Печатался в журнале «Урал».
Публикация осуществляется в рамках проекта «Мастерские» Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР).
Последний уголёк в очаге заморгал красным от усталости глазом, натянул на себя серое одеялко пепла и уснул. Сладко уснул, почти навсегда. Прямо как мальчик, уютно свернувшийся калачиком перед очагом, совсем, как та молодая женщина с младенцем на руках у дальнего конца яранги. Всё пространство северного жилища погрузилось в тёплую негу и темноту. Выложенный камнями очаг ещё будет давать тепло, ещё будет баюкать людей в темноте полярной ночи, но он скоро умрёт. И тогда придёт холод, холод, который тоже баюкает и заставляет засыпать, но только нет в этом сне неги, нет спокойствия, а есть только колючие объятия озноба и страх. Ледяной страх почти ощутимого небытия.
Повинуясь исчезающему теплу яранги, мороз прижался к белоснежному телу спящей земли и тоже задремал. Всё вокруг затихло, замерло, но там, на самой границе земли и неба, появилась серая клубящаяся полоса. Когда полог в яранге распахнулся и в умирающую теплоту жилища вошёл мужчина, первый порыв ветра подбросил полог, почти вырвав его из рук вошедшего.
Загрохотала сметаемая с пути кухонная утварь, сильная, жилистая рука схватила мальчика на шиворот и подняла в воздух. Ещё не проснувшийся ребёнок в ужасе сжался, закрываясь руками, но дядя уже кричал ему в лицо:
— Проклятое отродье келе, ты убил дух огня, ты захотел убить мою семью! Тебе больше нет места в моём жилище!
Мальчика волоком потащили прочь из яранги, а он всё ещё не мог в своём ужасе сообразить, за что дядя так злится на него, за что его бьют. За стеной из оленьих шкур заплакал младенец, а вслед за ним раздались жалобные причитания женщины.
Ещё один порыв ветра такой силы, что уже почти вырвал из рук разъярённого взрослого маленького ребёнка. Почти. Но не смог. Пока не смог.
Поглощённый своей яростью мужчина даже не заметил попытки ветра унести племянника.
— Я позволил тебе жить в моей яранге, я доверил тебе дух огня моего жилища. Я нашёл тебя умирающего среди мёртвых тел семьи моего брата. Я подарил тебе вторую жизнь, и вот так ты благодаришь меня! Теперь я знаю — ты келе, ты убил своего отца, моего брата, ты убил свою мать и своих сестёр! Я проклинаю тебя — келе!
Мужчина уронил мальчика в снег и достал нож. Он нагнулся, схватил ребёнка за отворот меховой рубахи и уже прикоснулся лезвием ножа к коже, чтобы перерезать горло ненавистному племяннику, когда невиданный доселе порыв ветра отшвырнул его от ребёнка. Ударил в грудь невидимым своим кулаком так, что дядя не удержался на ногах и грузно, неловко сел в снег, чуть было не выронив нож. Мальчик прижал ладонь к шее и увидел на пальцах кровь — лезвие бритвенной остроты всё же сумело порезать кожу на горле. Ребёнок хотел вскочить и побежать прочь от своего убийцы, но ноги словно парализовало, они будто вросли в снег и совершенно не слушались. Поднявшись, дядя посмотрел на свой нож, на уже отчётливо видимую, огромную, клубящуюся серым стену надвигающейся пурги и сказал:
— Бог не хочет, чтобы я убил тебя, бог хочет забрать тебя сам. Настолько страшное дело ты сделал, что тебя ждёт смерть от руки самого бога. Сиди здесь и жди. Подойдёшь к яранге, я тебя убью.
Подгоняемый сильными порывами ветра, мужчина побежал к своему жилищу, пока ещё можно было что-то видеть сквозь уплотняющийся воздух наступающей пурги. Забежав в жилище, мужчина плотно закрыл полог, привязал нижнюю часть к стенам и подхватив с пола шкуры укрылся вместе с женой и ребёнком. За стенами яранги завыли, запели наперебой огромные снежные псы. Они бегали вокруг, трясли жилище людей, грызли трепыхающиеся на ветру края оленьих шкур и выли, громко, протяжно выли, в такой безмерной тоске и горести, словно хоронили кого-то.
Насосавшись молока, согретый теплом родителей под слоем шкур, младенец мерно засопел. Ему были безразличны вой и скулёж снежных псов за стенами, и даже смерть духа огня его не беспокоила. Малыш спал.
— Это я виновата, что не сберегла огонь очага, — сказала женщина. —Ты должен вернуть мальчика, он всего лишь ребёнок, сиротка.
— Нет, — голос мужчины был твёрд и холоден. —Я оставил его смотреть за духом огня. Он — келе. Он признался, что убил своего отца и мать, и сестёр.
Женщина в страхе заплакала. Скорчил личико, готовый заплакать во сне, младенец.
— Я сам виноват, что не распознал злого духа. Мой брат, его жена и дети, они все умерли тогда весной. Все умерли. Это келе обратился моим племянником и заставил меня привести его к нам в дом, чтобы убить нас, погубив духа огня.
Мужчина немного помолчал и сказал:
— Я поеду в соседнее стойбище, буду просить частичку духа огня. Я привезу его быстро, буду гнать оленей без остановки. Мы спасёмся.
Женщина подняла на мужа заплаканные глаза.
— Он там? За стеной?
— Кто? — не понял мужчина.
— Келе, твой племянник.
— Да, я хотел убить его, но бог мне не позволил, он хотел сам расправиться с ним.
— А что если келе не умрёт? Он будет ходить вокруг яранги и не позволит тебе отправиться за помощью.
Мужчина задумался на мгновение и сказал:
— Нет, бог не стал бы меня останавливать, если бы не смог сам убить келе. Он убьёт его, и никто не будет мешать мне выйти из яранги.
Они замолчали и быстро заснули под вой пурги, согретые теплом друг друга.
На следующее утро пурга начала слабеть. Белая пелена истончилась, и показалось солнце. Большие снежные собаки ушли, но их мелкие товарки остались и так и норовят укусить побольнее, цепляются за ноги, стелются яростной позёмкой. Мужчина готовит оленей, запрягает их в лёгкие нарты. Дух огня совершенно покинул жилище, и теперь в яранге холодно почти как снаружи, только колкий снег не царапает лицо и ветер не выдувает остатки тепла из меховых одежд. Завернув спящего малыша в шкуры, женщина выходит проводить мужа.
Мужчина долго смотрит на то место, где оставил своего племянника, но ничего не видит, кроме снежных валов, насыпанных пургой. Какое-то щемящее чувство поднимается у него в груди, бродит по телу, отдаётся мелкими колючками в кончиках пальцев, но всё проходит. Жена прижимается к мужчине и слышит, как гулко бьётся его сердце. Этот живой звук немного успокаивает её.
— Не волнуйся, — говорит мужчина и, отстранившись, ловко запрыгивает на нарты. Олени сначала нехотя, но всё более резво начинают прокладывать себе путь по рыхлому свежему снегу. Здесь у полосы редкого, чахлого леса будет тяжело, но дальше, ближе к горам, когда снег станет твёрдым, будет намного легче.
Женщина долго смотрит вслед удаляющимся нартам и тяжело вздыхает. Она знает, что муж отправился в её родное стойбище, но там не будут ему рады. Утратившие дух огня опасны для других людей, они связались со злыми духами, позволили злым духам взять вверх над священным духом огня, который обязаны были оберегать. Бог пускает с неба огненные стрелы, и они, разбиваясь о землю и деревья множеством искр, позволяют существовать настоящим людям. Милость бога дать людям кусочек духа огня, милость, связанная с огромной ответственностью. И те, кто не справился с этой ответственностью, не достойны больше хранить у себя в яранге дух огня. Пока сам бог не сочтёт возможным сжалиться над ними и вновь пустить свою огненную стрелу на землю.
Но бог не тратит свои стрелы долгой зимой, бог занят другим. Никогда ещё не бывало, чтобы огненная стрела прилетала, когда земля укрыта снегом.
Муж будет долго добираться до стойбища, ему придётся спать в снегу, один раз по дороге туда и один раз по дороге обратно. И сегодня, когда короткий зимний день уйдёт и будет темнота, женщина выйдет из яранги и будет смотреть в небо, не зажглись ли там огни. Огни для тех, кто едет в ночи совершать добрые дела.
Из яранги донёсся плач. Младенец проснулся и хочет есть, нужно накормить и согреть его. Женщина замешкалась перед внутренним пологом тщательно отряхивая с себя снег и оббивая подошвы обуви. Захватила с собой мороженое оленье мясо, которое нужно мелко порезать и подкрепиться, а иначе пропадёт молоко, и младенец умрёт. Она очень гордилась, что родила своему мужу сына. Когда появился сиротка, муж стал проявлять к нему совсем отеческие чувства, и женщина немного ревновала, но когда она успешно разродилась мальчиком, всё пришло в норму. Сиротка был всего лишь сироткой, взятым из жалости, а родной сын был действительно родным. Так, вспоминая о сиротке, который оказался келе, женщина поспешила к своему плачущему ребёнку.
К ночи снежные собаки совсем измельчали, тонко пищали и в бессильной злобе скребли снежный наст, не в силах даже оставить на нём след. А когда звёзды усыпали весь небесной свод, женщина вышла из яранги и, к огромной своей радости, увидела, как блестят и переливаются призрачные горы, перевёрнутые с ног на голову. Как разноцветное сияние заполняет чёрное пространство ночи, как вспыхивают и гаснут причудливые фигуры в бесконечно далёком небе. Залюбовавшись северным сиянием, женщина вдруг краем глаза увидела чёрную фигуру, пятно на снегу. Фигура подпрыгивала и замирала, становилась то больше, то съёживалась.
— Келе! Келе! — сами собой зашептали губы женщины. На одеревеневших от ужаса ногах женщина стала пятиться к пологу, кое-как, трясущимися руками отодвинула его в сторону, и, крепко прижав к себе сына спряталась под шкурами. А в кулаке сжала раздвоенный сучок, амулет против злых духов, который, ещё в далёком детстве дала ей бабушка. Женщина очень надеялась, что амулет сработает, больше ей было нечего противопоставить злому духу, если он всё же войдёт в ярангу.
Под многокрасочным неистовством небес ворон долго наблюдал за странной ярангой, откуда не веяло теплом и человеческой пищей. Наблюдал за женщиной, стоявшей, задрав голову в небеса, но ему быстро надоело. Ещё днём он заметил кусочек меха на снегу: когда большие снежные псы убежали, остались мелкие шавки, которые рыли снег, но потом и они ушли. И вот в одной из таких рытвин и обнаружился кусочек меха. Ворон был голоден и любопытен. Если это замёрзший зверь, то можно будет полакомиться, иначе придётся разорить ярангу, там у них наверняка есть мороженое мясо. А если нет, то сойдут и люди. Хотя ворон не любил есть людей. Честно говоря, он никогда их не ел, во всяком случае живых. Не дожидаясь, когда любопытная женщина уйдёт, ворон спрыгнул с изогнутого ветром ствола маленького деревца и запрыгал к своей находке.
Добравшись, он стал осторожно выдалбливать клювом снег вокруг звериного меха. Снег был рыхлый, и клюв только бесполезно месил белое крошево. Но ворон заметил, что рядом с тем местом, где торчал мех, есть небольшое отверстие в снегу, словно проталина, но очень маленькая и глубокая. Ворон попытался рассмотреть, что же там на дне этой снежной дыры, но так ничего и не разглядел. Тогда ворон решил потянуть мех, может быть зверёк небольшой и удастся вытащить его полностью. Схватив покрепче, ворон потянул. Клюв надёжно ухватил кусок меха, но там под снегом было что-то действительно тяжёлое. Тяжёлое, большое, а значит, вкусное! Ворон затопал лапами, стал распахивать крылья пытаясь помогать себе, но ничего не выходило, и, уже почти отчаявшись, ворон что есть сил потянул на себя мех, и что-то под снегом зашевелилось. Радостно воодушевлённый, ворон с удвоенной силой стал тянуть на себя находку, и из-под снега появилась голова. К великому разочарованию ворона, это была человеческая голова. Голова ребёнка. Ворон уже отпустил ворот меховой рубахи и собирался взлететь, как вдруг из-под снега вынырнула детская ручка и с трудом гнущимися, замёрзшими пальцами схватила ворона за шею.
Птица забилась, гигантские чёрные крылья стали яростно молотить воздух отрывая ворона от земли, и вместе с ним выбирался из-под снега мальчик. Обессилив ворон обмяк. Если бы этот человек не схватил его за горло, можно было бы одним ударом клюва расколоть ему череп, но этому мальчишке повезло.
— Отпусти меня, человек! Я помогу тебе, о чём бы ты ни попросил.
Голос ворона хрипел и булькал, но слова были понятны. Мальчик расслышал их, рука его немного разжалась, и он еле-еле слышно, трясущимися от холода губами прошептал:
— Ты — Кутх!
Понукаемые палкой с костяным наконечником олени мчали мужчину к стене гор с плоскими, как стол, вершинами. Как оказалось, большие снежные псы не ушли далеко, а может, просто сделали круг, чтобы неожиданно вернуться и напасть на своих ничего не подозревающих жертв. Конечно, их было уже гораздо меньше, и сквозь их неплотную стаю солнце продолжало освещать землю, но они сильно замедляли ход нарт. Бросаясь на оленей, псы сбивали их с пути, и приходилось всё время выправлять нарты, сверяясь с ориентирами. Сегодня нужно было во что бы то ни стало добраться до отрогов и, если повезёт, взобраться на вершину, а оттуда уже только день пути до стойбища.
Мужчина понимал, что люди стойбища примут его нехорошо. Обманом добыл он себе невесту из этих людей, но он любил её, и она, кажется, любила его — что оставалось бедному молодому человеку, кроме обмана? Но родичи этого не простили и не забыли. Если там не будет прока, то нужно будет идти дальше в дальние стойбища, а это далеко и опасно. Опасно прежде всего для жены и ребёнка, они не смогут так долго прожить в холодной яранге. Один из снежных псов бросился прямо на грудь мужчины и чуть было не сбил его с нарт. Нужно быть осторожнее, мужчина сильнее уцепился за нарты, если упасть, то наверняка погибнешь.
Даже с наступлением темноты, снежные псы не отставали. Мужчина совсем уже было решил, что это злой дух преследует его. Куда бы ни правил он нарты, пурга следовала за ним. Или, может быть, сам мужчина был в центре пурги, которая накрыла его и следует с ним вместе. Однако горы приблизились, выросли и отогнали снежных псов хотя бы на время, пока олени, выбиваясь из сил, поднимались на плоскую вершину.
«Ещё немного, ну», — думал про себя мужчина, то и дело соскакивая с нарт и помогая оленям преодолеть очередной крутой подъём. Пурга, казалось, вовсе отстала, совсем отбилась, осталась внизу за горами. Мужчина посмотрел вверх, и сердце его упало: плоская вершина клубилась вихрями белого снега. Снежные псы метались по вершине ожидая свою жертву. Там, по другую сторону гор, бушевала пурга ещё более страшная, чем та, что они пережили в холодной яранге с женой и младенцем.
На склоне нельзя было оставаться, если сойдёт снег мужчина с нартами и оленями окажется погребён заживо. Нужно было подниматься и искать убежище на другой стороне.
Готовясь к самому худшему, мужчина толкал нарты, понукая уставших оленей, которые то и дело поворачивали к нему заиндевевшие морды и жалобно смотрели на своего мучителя. Но когда они выбрались на самую вершину, оказалось, что пурга утихла, разошлись тучи, и всё небо, залил чудесный свет северного сияния. Даже уставшие олени недоумённо поднимали морды и смотрели, как переливается и блестит невиданное сияние. Никогда ещё мужчина не видел такого сильного, такого разноцветного сияния. Это было настоящее волшебство, настоящий знак, что дело, с которым он так спешит в соседнее стойбище, — хорошее, доброе дело.
Мужчина решил остаться на ночёвку прямо на вершине. Укрыл оленей за скальный выступ, поднял набок нарты, воткнул в изголовье шест, чтобы не задохнуться, если его совсем засыплет снегом, завернулся в шкуры и уснул.
И приснился ему ворон.
Вокруг была темнота, чёрная пелена закрыла весь мир, это была первозданная чернота сотворения мира, даже звёзды ещё не появились на небесном своде. Но темнота вдруг стала мерцать, и мужчина понял, что он видит свет, свет, который пробивается через чёрные перья гигантской птицы. И тогда мужчина увидел, что он на спине огромного ворона, огромного настолько, что весь мир закрывают его неспешно движущиеся крылья. В следующий миг мужчина уже стоял на первозданной земле, где не было ничего кроме камней, а напротив него стоял ворон Кутх. Птица внимательно разглядывала человека, поворачивая голову то направо, то налево, словно примеривалась клюнуть ничтожную букашку.
Ужас накатил на мужчину, он закрыл голову руками и упал на колени перед огромной птицей. Слева от мужчины появилось море, бескрайняя свинцовая гладь с бурлящей пеной надвигающегося шторма. Ветер срывал с волн пенистые шапки и швырял их на берег. Недалеко среди предштормовых валов выгнулась чёрная спина кита, а справа и слева от неё замелькали выпрыгивающие из воды серебристые рыбы. Мужчина обнаружил, что утопает коленями в ковре из мягкого серо-зелёного лишайника, а из-за спины ворона выходит огромное стадо оленей. Они не торопясь идут, выискивая самый сочный ягель. Но уже через мгновение стадо настораживается и вдруг единым движение бросается прочь, а из овражка выскакивает медведь и в длинном прыжке подминает под себя замешкавшегося старого самца. С другой стороны стая волков отбивает от бегущего стада захромавшего оленя.
Вокруг мужчины меняются пейзажи, море то отступает, то почти что добирается до стоящего на коленях человека. Олени перебегают плоскогорье, неведомые огромные, покрытые длинной шерстью животные неспешно идут прочь, прекрасные в своей грации, чёрно-белые киты выпрыгивают высоко из воды и блестят на солнце совершенными своими телами. Калейдоскоп картинок жизни бежит перед мужчиной, а ворон всё также смотрит на человека, словно пытается что-то понять.
Человек снова в темноте, он один во всём мире, и в груди его страшная боль. Мужчина хватается за свою меховую куртку, тянет её, почти разрывает, сбрасывает и видит, что грудь у него стала прозрачной. Он видит свои грудные кости, видит пылающее алым светом зари сердце и видит ворона. Ворон бьётся в его груди, причиняя страшную боль, ворон бьётся и вот-вот сломает костяную клетку, и тогда мужчина умрёт, а ворон вырвется на свободу. Сжав, что есть силы грудь, мужчина начинает кричать и с криком просыпается. Боль быстро отступает, а мужчина вдруг понимает, что на самой грани своего просыпания, когда сон и реальность смешались в одну грань, он услышал слова ворона:
— Келе, они внутри.
Напуганный необычайным сном-видением, мужчина быстро собрался в путь и погнал своих оленей вниз по склону, к стойбищу родичей его жены.
Мальчик совсем разжал пальцы, и ворон, отпрыгнув на несколько шагов, принялся отряхиваться и пушить перья, то и дело недовольно поглядывая на ребёнка. С огромным трудом выбравшись из-под снега, мальчик медленно направился к холодной яранге. Ворон, увеличившись в размерах до роста самого мальчика, горделиво вышагивал рядом.
— Я выполню твою просьбу. Но зачем тебе возвращаться туда? — спросил ворон поводя клювом из стороны в сторону. — Я отнесу тебя к дальнему стойбищу. Там ты станешь великим шаманом.
Подставив крыло, ворон не позволил мальчику упасть. Немного постояв и набравшись сил, мальчик зашагал снова к жилищу, откуда доносился тихий жалобный плач младенца.
— Ладно, ладно, — несколько раздражённо проговорил ворон. — Постой немного, я научу тебя пользоваться этой вещью.
Прямо из крыла ворона на снег упала дощечка с привязанными к ней похожей на веретено палочкой и миниатюрной копией лука.
— Смотри сюда, — ворон ловко взял маленький лук, завернул в его тетиву палочку и острым концом поставил на небольшую ямку в дощечке. —Вот так поставишь, а потом начинаешь сверлить как можно быстрее, появится дым, подложишь сухой мох, кору, и будет тебе огонь.
Мальчик подобрал дары и с благодарностью поклонился, потом попытался снова пойти к яранге, но упал на колени и как ни старался, не смог подняться. Ворон тяжело вздохнул, поднял мальчика и отнёс к яранге. Заглянув внутрь, ворон увидел, что женщина под шкурами почти не двигается, только еле заметно дышит, а младенец раскидался, шкуры сползли с него, и он сильно замёрз. Ворон заботливо укрыл младенца, усадил мальчика у погасшего очага и помог справиться с огненной доской. Когда огонь уверенно заполыхал, ворон принёс дрова, положил их у очага и повесил над огнём котелок с порезанным мясом.
Видя, что женщина от тепла и запаха пищи стала приходить в себя, ворон сказал мальчику:
— Прощай! Мы скоро увидимся! — И, сильно уменьшившись, выпорхнул в отверстие для дыма.
Мальчик хотел что-то сказать, но не успел. Он молча проводил взглядом птицу и встретился с изумлённо-испуганными глазами женщины.
Шаман долго скакал по кругу, непрерывно стуча в барабан, потом упал на пол и затрясся в припадке. Люди в яранге стали перешёптываться. Когда шаман тяжело поднялся, мужчина уже почти наверняка, знал ответ, который даст старик. Наклонившись почти к самому лицу мужчины шаман сказал:
— Дух огня не желает идти с тобой! Вор и обманщик, не могущий уберечь искру божественной стрелы, не достоин.
Мужчина опустил голову и горестно вздохнул, по его обветренным щекам текли слёзы. В яранге царила тишина, люди вокруг многозначительно кивали головами, женщины прятали лица в платки.
Когда мужчина низко опустив голову подошёл к нартам, в его руку лёг увесистый свёрток. Обернувшись, мужчина увидел старую женщину.
— Это тебе, возьми на дорогу. И дочери моей передай, что я помню её и прошу духов защитить её и моего внука.
Мужчина с благодарностью улыбнулся, он не узнал её, женщину, у которой когда-то обманом увёл единственную дочь. Уже почти тронувшись, мужчина почувствовал, что кто-то дёрнул его за куртку. Перед ним вырос низенький плотный человек с красным лицом, он крепко схватил мужчину и попытался скинуть его с нарт.
— Ты обманом забрал у меня дочь, а я заберу у тебя оленей!
Вырвавшись из цепкой хватки краснолицего человека, мужчина закричал на оленей и, спрыгнув с нарт быстро побежал рядом, давая возможность животным разогнаться. Из-за яранги выскочили ещё несколько человек, они попытались догнать мужчину, несколько камней пролетело над его головой, один очень больно врезался в поясницу. Но олени уже быстро неслись прочь от стойбища, и мужчина, повернувшись, увидел быстро уменьшающиеся фигурки людей, в ярости потрясающих в воздухе руками. Нужно было возвращаться к жене и ребёнку. Живы ли они? Прошло уже много времени, и ещё долго возвращаться, и возвращаться ни с чем.
Обратный путь был нелёгок, на вершине перевала мужчину подстерегали снежные псы, только он успел укрыть оленей и себя в скальной расщелине, как пурга ударила так, что даже гора застонала от снежной ярости. Целый день мужчина не мог выбраться из укрытия и продолжить путь, и только на второй день снежные псы скатились с перевала и убежали в сторону моря.
Спеша, изматывая себя и оленей, мужчина мчался к родной яранге, уже не надеясь найти там живых. Но, подъезжая, он с изумлением увидел дым, идущий из дымохода яранги. И это был не обман, пахло дымом, живым теплом и человеческой едой. Олени, почувствовав конец путешествия, сами по себе побежали резвее. Но что это за чудо? Как в яранге, где умер дух огня, снова появился огонь?
Теряясь в догадках, мужчина соскочил с нарт и бросился внутрь яранги, он даже не отряхнул снег, как был ворвался в жилище и остолбенел. Перед весело пылающим огнём сидел его племянник, держа на руках младенца, а рядом улыбаясь сидела жена мужчины. Вскрикнув от радости, она бросилась вперёд и обняла мужа. Мужчина продолжал в немом оцепенении смотреть на возникший из ниоткуда призрак и только вытянул вперёд руку пальцем указывая на племянника.
Женщина расценила это жест по-своему и мелодично рассмеялась, сильнее прижимаясь к мужчине.
— Не беспокойся, он никакой не келе, он спас нас, я уже почти замёрзла, а он пришёл и принёс огонь, а ещё он принёс огненную доску, ему даровал её сам Кутх.
Мужчина вздрогнул. Ему снова привиделся образ огромного ворона, затмевающего собой весь мир, и его слова: «Келе, они внутри!».
— Иди, отряхни снег, — женщина стала мягко выталкивать мужа из яранги. —Ты совсем из сил выбился, отряхнись и я тебя покормлю.
Уже сидя у очага и жадно поедая большие куски оленины, мужчина внимательно следил за воскресшим племянником и слушал историю чудесного спасения от жены. Он не мог поверить, что мальчик остался жив после пурги и что сам ворон Кутх помог ему вернуться и подарил чудесную огненную доску. Мужчина был уверен, что мальчик перед ним это келе, келе, который внутри, внутри его яранги. И что на этот раз мальчик-келе убьёт его самого и его семью. Мужчина даже подержал в руках огненную доску, но быстро отбросил её в сторону.
Когда ужин был съеден, а чай выпит, мужчина поднялся и сказал мальчику:
— Мне нужна твоя помощь, похоже, одно из полозьев нарт надломилось.
Мальчик радостно кивнул и, передав на руки женщине младенца, стал одеваться.
Выйдя из яранги, дядя повёл мальчика прочь от жилища, от нарт, от оленей, подальше от всего, что было дорого мужчине. Решив, что они отошли достаточно далеко, мужчина повернулся к мальчику и достал нож.
— Ты пытался обмануть меня, келе? Ты притаился здесь, чтобы убить меня и мою семью? Ты смог сбежать от бога, но от меня тебе не сбежать.
Мальчик в страхе попятился, он стал дрожать.
— Дядя, я не злой дух, я твой племянник, меня спас Кутх и он подарил мне огненную доску, чтобы у нас в яранге всегда горел огонь.
Медленно наступая на ребёнка, мужчина процедил:
— Говори, что хочешь, злой дух, ворон предупредил меня, он предупредил меня, что ты в моём доме.
Недоумённо вскрикнув, мальчик повернулся спиной к дяде и попытался убежать. Но не успел, мужчина схватил мальчика за капюшон меховой рубахи, дёрнул его на себя и быстрым движением перерезал ребёнку горло. Потом оттолкнул обмякшее тело и сам отступил на шаг в сторону. Мальчик был ещё жив, он двумя руками зажал рану на горле, но это было бесполезно, кровь мощным потоком прорывалась через детские пальцы и резкими толчками выплёскивалась на снег. В глазах мальчика застыла боль, непонимание и какой-то укор, такой по-детски наивный упрёк незаслуженно обиженного малыша. Крепко сжимая горло, словно бы душа сам себя, мальчик рухнул в снег и больше не шевелился. Мужчина некоторое время постоял над трупом и убедившись, что ребёнок больше не воскреснет, направился к яранге.
Женщина, покормив ребёнка, решила снова посмотреть на чудесную огненную доску, ей так нравился её загадочный вид и эти действия, которые нужно было с ней делать, чтобы появился огонь. Мальчик научил её, и теперь она чувствовала себя частью загадочного мира духов. Посмотрев по сторонам, она увидела выглядывающий из-под края шкуры маленький лук и, улыбнувшись потянулась за ним. Вытянув всё орудие, она с удивлением увидела, что сама огненная доска изменилась. Палочка и лук остались прежними, но доска изменилась, теперь она имела вид человека: голова, плечи, даже немного руки и внизу ноги. И ещё, кожаные ремешки, что соединяли все орудия друг с другом, вернее один из ремешков, он изменил цвет. Теперь он плотно обтягивал шею фигурки-доски и стал он красным, словно кожу вымочили в крови.
Возвращаясь к яранге, мужчина вдруг услышал шум взбивающих воздух крыльев. Обернулся, вгляделся в темноту, чёрный силуэт огромной птицы, сложив крылья, неподвижно навис над телом ребёнка. Мужчина попятился. Никогда в жизни он не видел таких огромных воронов, казалось, он был выше яранги, а расправив крылья мог бы заслонить луну и звёзды. Ворон тем временем подхватил тело мальчика, легко подбросил его в воздух, подобно телу убитого зверька и распахнув гигантский клюв проглотил. Потом повернулся к мужчине и медленно пошёл на него. Не так, как ходят птицы, нет, он шёл как человек, но, приближаясь, он становился всё меньше и меньше, пока не достиг размеров нормального ворона.
Ворон и человек стояли друг напротив друга и ворон поворачивал голову то вправо, то влево, словно разглядывал человека, словно старался, но никак не мог чего-то понять. Чего-то очень важного, очень нужного.
Мужчина вдруг понял, что до сих пор держит в руке окровавленный нож, тот самый, которым он убил мальчика. И этот нож вдруг стал нагреваться, лезвие начало раскаляться. От кончика ножа вверх поползла краснота, вскипела и испарилась кровь, задымилась костяная рукоятка, и тогда мужчина разжал обожжённые пальцы и нож нырнул в снег. Несколько мгновений, и нож исчез в глубокой, прожжённой им самим дыре, а мужчина всё так же смотрел на свою руку и видел, как она чернеет, он поднял к лицу вторую руку, но и она стала чёрной, он стащил с себя меховую куртку и рубаху, но и тело его уже покрывалось чёрными пятнами, которые расширялись и расширялись. Одновременно с этим мужчина стал меняться, его тело вспучивалось, образуя дополнительные конечности, или застывало окостеневшим отростком, ещё немного и уже ничего человеческого не будет в его фигуре, лице. Запрокинув расплющенную самым нелепым образом голову, мужчина закричал, но из его горла вырвался только леденящий вой то ли животного, то ли злого духа.
Покачав головой, ворон легко подпрыгнул и, взмахнув крыльями, растворился в темноте. Задохнувшись собственным криком, мужчина как подкошенный рухнул в снег и тут же увидел, что ничего не изменилось, что он — по-прежнему он, только голый по пояс и трясущийся от ужаса. Он схватил свою одежду и бросился в ярангу. А в голове у него звучал голос ворона:
— Я же сказал тебе, что келе, они внутри.
Когда женщина увидела мужа, трясущегося то ли от холода, то ли от страха, она прижала его к себе, убаюкивая как маленького своего ребёнка. А когда его перестала бить дрожь и он уснул, она тихонько вышла из яранги, и пошла по следам, оставленным мужчиной и мальчиком.
Дойдя до места, где всё произошло, женщина увидела множество следов ворона, они были то большими, то маленькими, а на месте, где упал мальчик никого не было, словно он растворился, или никогда не существовал. Вначале ей показалось, что она видит кровь, но раньше сюда прибегали снежные псы, и уже не было никакой уверенности, что здесь что-то случилось.
А пурга всё поднималась, снежные псы лизали снег, превращая его в ровный, чистый и белоснежный. И уже не осталось следов ворона, мужчины и мальчика, только где-то на самом дальнем краю тундры, у края чахлого северного леса, протяжное карканье сменялось смехом ребёнка. Будто бы там, где кончается пурга играют маленький мальчик и великий ворон Кутх, и так беззаботна, так радостна эта игра, что даже сквозь колючую пелену обжигающего ветра женщине показалось, что она видит их в переливистом, разноцветном сиянии бескрайнего Севера.