Преступление и наказание. Россия. 2024, Реж. Владимир Мирзоев
Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2025
…Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?
Борис Пастернак
Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства.
Капитан Лебядкин
Когда я думаю об этом сериале, воображаю себе такую картину: стоят на крыше дома, рядом с голубятней, Иван Янковский в гриме Родиона Раскольникова и Владимир Мирзоев в гриме режиссера Мирзоева. И Янковский криво ухмыляется — точь-в-точь как Раскольников — и подначивает режиссера:
— А что, Владимир Владимирович, а давайте прыгнем отсюдова! Или вам слабо?
— Так ведь разобьемся, Родион Романович!
— Ну, это еще бабушка надвое сказала… Зато ежели не разобьемся, мы с вами такую штуку замутим! Достоевский отдыхает…
И они прыгнули. И не разбились. И действительно, такое замутили — Достоевский отдыхает…
Я вовсе не хочу сказать, что сериал режиссера Мирзоева гениальнее романа писателя Достоевского. Боже упаси! Полагаю, что и сам режиссер, и вся его команда таких амбиций и не имели. Но, возможно, все-таки втайне мечтали не иллюстрацию к гениальному роману соорудить (наподобие недавнего «Евгения Онегина»), а сотворить нечто этакое… ну, в общем, чтобы было круче, чем у Федора Михайловича!
И им это удалось. И не вижу я в этом ничего невозможного. Все-таки есть разница — сидеть в тишине и читать старый роман или смотреть 10 серий сериала, в каждой из которой вас сначала бьют по мозгам жутким опенингом1, в котором за бедным героем гоняется по лабиринту в мозгах самого этого героя громадный кроваво-красный шар, потом демонстрируют такие подробности событий, которые сам автор опускал, щадя, надо полагать, нервы читателя (ну не тонула в бассейне Свидригайлова горничная, которая после смерти как ни в чем не бывало качалась на качелях, а рядом спокойно играли свидригайловские дети; и старуха-процентщица с капитально изрубленной Родионом Романычем головой не сидела в любимом кресле, попивая виски и покуривая сигару; и… впрочем, пока достаточно примеров), а под занавес серии еще и песенку пустят с каким-нибудь лихо закрученным текстом:
Мы смотрели на жару,
Мы придумали игру,
Что как будто всё как будто,
Что как будто вечер — утро,
Что трава — как будто снег,
Что медведь — как человек…
Но что опенинги! что песенки! И не такое мы видывали, и не такое слыхивали! От чего действительно поначалу мозги плавятся, так это от смешения времен. Герои вроде бы прямо из 1866 года (год первой публикации романа в журнале «Русский вестник»), ежели по их разговорам судить с закрытыми глазами, — а откроешь глаза, тут тебе и такси, и автобусы, и какой-то шкет на самокате электрическом по тротуару прет, и Раскольников в супермаркете подсолнечное масло покупает и с Чертом беседует. Причем к смене веков (всего-то одну цыферку и переставили: был XIX, а стал XXI) как-то довольно быстро привыкаешь, а вот с Чертом, или Тенью (Борис Хвошнянский), как его называют в титрах, так просто не получается.
Ведь тут сразу две проблемы возникают. С одной стороны, если уж Раскольников видит Черта, разговаривает с ним, пьет и закусывает, на преступление идет почти уже и не по своей воле, а потому что Черт под руку толкает и топорик подсовывает, то получается, что Раскольников не просто одержим своей дикой идеей и к тому же голодает, и жара необыкновенная для Петербурга на него действует, а действительно настоящий, клинический сумасшедший, чего вроде бы Достоевский не подразумевал. Потому что если человек сумасшедший, то место ему в палате № 6, а не в романе. А с другой стороны, ведь Черт не только с Раскольниковым общается. Он и со Свидригайловым (Владислав Абашин) пообщался, и даже с Порфирием Петровичем (Владимир Мишуков) — поначалу принимая чей-то облик, а затем выходя из него, как пассажир из такси. То есть он как бы объективно существует, а не только в мозгу безумца.
Интересно, кстати, как позиционируют авторы сериала сего потустороннего субъекта? Вот если с Воландом сравнивать, то он вроде бы не тянет, все как-то мелочишкой пробавляется, за Раскольниковым бегает, словно Коровьев какой-то. Но есть там один эпизод, заставляющий усомниться. Это когда наш Черт смотрит на особняк Свидригайлова сверху, причем лицо у него, скажем так, соразмерное с крышей этого особняка…
Кстати об особняке. Никакой это не особняк, а самый настоящий дворец. Мне даже показалось, что это Версаль — тот, который во Франции. Но оказалось не Версаль, а некий дворцовый комплекс в деревне Бережки, на Истре, то есть под Москвой. Но выглядит прямо как Версаль, особенно бесконечная аллея или, скорее, целая анфилада, по которой отнюдь не всякие там Людовики, а Аркадий Иванович Свидригайлов идет соблазнять Дунечку Раскольникову (Любовь Аксёнова). Сегодня у Аркадия Ивановича день рождения, а завтра он планирует утопить супругу ихнюю Марфу Петровну (Юлия Снигирь) в том же бассейне, где Марфа Петровна утопила горничную.
Марфа Петровна, кстати, вовсе не какая-то старомодная купчиха из Томска, а напротив, весьма привлекательная и современных взглядов дама, Дунечку отнюдь не утесняет, а как бы дружить хочет, даже лесбос предлагает — вроде бы в шутку, но кто знает, чем бы все обернулась, если бы не утопла она.
Да и Свидригайлов не подкачал: настоящий офицер и джентльмен (ах, какой был замечательный фильм с Ричардом Гиром! сегодня же пересмотрю), может зря Дунечка его на Разумихина променяла?..
Естественно, желание авторов сериала сохранить по возможности сюжет романа, переложив его лишь на новые рельсы (то есть времена), не могло не привести ко множеству несообразностей. По большей части настолько мелких, что о них и говорить не стоило бы, но иногда и не мелких вовсе.
Ну, например, все, кто приходит к Раскольникову, сразу говорят, что комната его на гроб похожа. Но это в романе похожа, а в сериале — обычная, довольно просторная комната с высоким потолком и большим окном. И пусть бы она была не похожа на гроб, это неважно, но ведь говорят, что похожа, и даже не один раз.
Старуха-процентщица явно приплыла из иных времен. Да, пусть будет старуха (не ломбард же Раскольникову идти грабить с топором), но вклады… Какие могут быть вклады в наше время? Айфоны, часы золотые (наручные, а не карманные на цепочке, как у Раскольникова), перстни мужские, кольца обручальные, ордена (советские и царские), пара ноутбуков наконец… Ну пусть еще кулон Амалии Карловны, который стал важной уликой, но не та же бижутерия, которую Раскольников из укладки старухиной выгребал!
А сам Раскольников? Чего ради он с таким упорством и гонором всем докладывает, что он не кто-нибудь как, а студент юридического факультета?! Но это в 1866 году студенты были какой-никакой, но все-таки кастой, а в наше время студент, да еще не коренной петербуржец, а из провинции, да еще бросивший учебу, — меньше, чем никто, чуть повыше бомжа.
И еще деталька: нищий Раскольников ходит в ремках, ворует в супермаркете кефир с голодухи, но пользуется смартфоном — и притом весьма часто пользуется. Еще и селфи с Сонечкой Мармеладовой снимает! А кто ж за него платит? Впрочем, понятно кто: сестра Дуня и платит, чтобы мамаша могла с ненаглядным Родей говорить, а не писать ему письма ужасающего объема (10 книжных страниц, более половины авторского листа!).
А совсем уже не мелочь. В последнем разговоре с Раскольниковым Порфирий Петрович довольно точно цитирует фразу из романа: «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое; когда цитуется фраза, что кровь “освежает”…». В наше-то время такие слова произносить? После революции, Гражданской, 37-го года? И я тут только про те времена вспоминаю, когда свои резали своих… А сколько при этом старушек порезали — бог весть. Конечно, двойное убийство да с такой жестокостью — и в наше время дело мрачное. Но фантастическое? Увольте-с…
Иногда, впрочем, то, что казалось мне нестыковкой, неточностью, оказывалось ошибкой моего, а не режиссерского восприятия текста романа. Разумихин, к примеру, из-за своей говорящей фамилии представлялся мне аккуратным, хорошо одетым, при галстуке, воспитанным, культурным, тактичным и т.п. и т.д. А тут явился разгильдяй и неряха не хуже Раскольникова, водку с полицейскими пьет, по борделям с ними шляется, драку со Свидригайловым затеял из-за Сонечки, да вдобавок с квартирной хозяйкой Раскольникова шуры-муры завел…
И оказалось, что примерно таким он и описан в романе! То есть и выпить не дурак, и подраться всегда готов, и по части дам тоже вроде бы не промах. Вот вам и Разумихин-паинька… Не паинька, а орел!
Самое же странное, что меня эти несообразности, даже те, которые я не вообразил по ошибке, нисколько не раздражали. Напротив, мне почему-то нравились нестыковки, несовпадения, чересполосица. Как будто на стыке двух времен вдруг рождаются совершенно неожиданные идеи, мысли, ну пусть даже просто интересные детали, которые никогда бы не родились, если бы сериал загнал нас на 160 лет назад и не читки требовал с актеров, а полной гибели всерьез…
А как украшают (для тех, кто читывал Достоевского, конечно) сериал мелькающие порой цитаты из других произведений автора! Вот в полиции навстречу Раскольникову ведут какого-то босяка, а он громогласно вещает: «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить?» — «Записки из подполья». А вот Катерина Ивановна (Виктория Толстоганова) вывела детишек на улицу милостыню просить и пытается спеть их любимую детскую песенку «Жил на свете таракан» — это, конечно, капитан Лебядкин, «Бесы». Жаль, что Мармеладов так и не произнес свою коронную фразу: «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти…»
Особая статья — сны Раскольникова, точнее его кошмары. И самым страшным кошмаром для него, конечно, была неволя — тюрьма, каторга. Не случайно его последний разговор с Порфирием происходит на той самой крыше с голубятней. Ведь голубятня — это просто большая клетка, тюрьма, если хотите, для голубей. И расставшись с Порфирием, Раскольников берет в руки белого голубя, сажает его в клетку и закрывает дверцу… Как бы самого себя символически запирает. А для себя Раскольников такой участи не приемлет. Поэтому и покупает, вопреки Достоевскому, пистолет, чтобы пойти по стопам Свидригайлова, — о чем, правда, не догадывался, веря, что тот и впрямь в Америку отправился, а не в Фонтанке плавает…
Ну, а что сделал Раскольников с пистолетом, надеюсь, ясно.
И ясно, что после такого финала эпилога, как у Достоевского, в сериале уже быть не может. А ведь очень важен был для автора этот эпилог, в котором Раскольников преодолел гордыню свою, и раскаялся искренне, и веру обрел, и любовь, и надежду пусть не на светлое, но все-таки будущее. Новый человек в финале романа явился, а в финале сериала, увы, только новый труп. Так что сам Федор Михайлович сериал вряд ли одобрил бы.
А я не автор романа, мне можно, и я одобряю. И лишь хочу извиниться перед классиком за столь залихватский заголовок. И к тому же — неточный. Достоевский не отдыхает. Он работает. Он продолжает жить и работать в своих романах, в первую очередь — в «Преступлении и наказании». 160 лет люди читают этот роман и еще бог весть сколько лет будут читать. И сериал, в конце концов, это просто другой способ прочтения. В данном случае — не самый худший…
1 Вступительная заставка — от англ. opening sequence, opening).