Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2025
Евгений Степанов (1964) — поэт, прозаик, публицист, кинорежиссер, издатель. Родился в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М.В. Ломоносова. Печатался в журналах «Урал», «Нева», «Звезда», «Знамя», «Дружба народов», «Наш современник», «Москва», «Арион», «Интерпоэзия», «Юность», «Подъем», «Дон», «Волга» и в др. изданиях. Автор нескольких книг стихов и прозы. Главный редактор журналов «Дети Ра», «Зинзивер», координатор портала «Читальный зал». Лауреат премии им. Антона Дельвига и премий журналов «Нева» и «Сура». Живет в Москве и поселке Быково (Московская область).
***
Душа скрипит, как дерево. Изволь
Терпеть, поняв, что всех коснулась драма.
Поэзия как живопись. Как боль.
И в этом соль и сила Мандельштама.
Пусть хор гремит отъевшихся химер.
Но звонче жизнь — давай оставим споры.
Поэзия как музыка. Пример?
Сосновый щебет Виктора Сосноры.
Никто не отменял дурдом, тюрьму.
Но всюду жизнь. И я не обездолен.
Поэзия как проза. Потому,
Что есть Гудзенко, Кропивницкий, Холин.
Поздняя осень
На юг журавушки спешат;
им радость перемен знакома.
А подмосковный виноград
геройски тянется вдоль дома.
Не может улететь лоза,
да ей не очень-то и надо.
Она живет, растет, не за-
мечая листопада.
Зима
Прошла удачливая осень,
Настала мрачная зима.
Я прожил эту жизнь не очень.
Ни сил, ни денег, ни ума.
Я белой краской не раскрашу
Себя, в душе торчит упрек,
Что я прекрасную Наташу,
Любовь свою, не уберег.
…Напился. А не полегчало.
Да как тут может полегчать!
…О, если б все начать сначала!
Но все сначала не начать.
Дом в лесу
Я радуюсь — не потеряв сноровки,
Ходить по временам сквозь бурелом.
Из детства прилетевшие бронзовки,
Жужжа, напоминают о былом.
И дым печной струится в лес колечком.
И я от бед смертельных не раскис.
И кажется большим и бесконечным
Мой путь земной — короткий, как дефис.
А время — не статичное, живое.
Глаза глядят на мир, как бетакам.
…Шагаю по сосновой желтой хвое,
А может быть, иду по облакам.
Монолог
Я сходил в поход за семь морей.
А теперь, смахнув слезу украдкой,
Я сижу на облачке с моей
Женщиной, небесной эмигранткой.
Впрочем, я и на земле живу.
Не подох в больнице, извините.
Покупаю водку и жратву
В поселковом нашенском «Магните».
Не отлыниваю от работ.
Делаю, что нужно, не стеная.
Но милей — сосновый небосвод.
Но милей — иная жизнь, иная…
Два-три знакомых
Юрию Казарину
Довольно горевать и унывать.
Ведь у меня еще в запасе
Остались авторучка и тетрадь.
И есть два-три знакомых на Парнасе.
Они подскажут, как писать стихи,
Ходить по небу и не хмурить брови.
А что вокруг так много чепухи,
И дурости, и злобы, — то не внове.
Я с тобой
Н.
Я пока не выпал из седла.
И остаток сохранил тепла
В сердце, холода не признавая.
Это для других ты умерла.
Для меня — по-прежнему живая.
Я с тобой встречать люблю зарю.
Я с тобой, как прежде, говорю.
Мысленно, не помню про утрату,
Я с тобой хожу по rue Daru,
По Кudamm, Spandau и Арбату.
День пропитан соками любви.
И Господь мне говорит: — Живи,
Радуйся, в печали будь умерен!
…И поют в Быково соловьи.
Ты их тоже слышишь, я уверен.
Диалог-ХХI
— Желанье это не прошло —
Жить, подражая самураю.
— А как дела?
— Все хорошо. Я умираю.
— А как ты жил?
— Я жил, как мог.
Но точно — не по трафарету.
Из никому не нужных строк
Я создавал свою планету.
Грешил. И мучился, скорбя…
— А ненавидел?
— Сильно. Часто.
Но — только самого себя.
Двужильна совесть и зубаста.
На втором этаже
Интернат, общага да психушка,
Эмигрантский бесприютный быт.
Холод, голод да из носа юшка…
Этот опыт грустный не забыт.
Потому из с о б с т в е н н о г о дома
Выходить не хочется уже.
А душа, прозрачна, невесома,
На втором пригрелась этаже.
Сад-и-суд
Ежесекундный сад-душа
Растет и требует ухода.
А жизнь, судьбу мою верша,
Летит, как бешеная хорда.
Душа и жизнь. Душа и быт.
Так сложно, так несовместимо…
Какой-то смысл сермяжный скрыт
В улыбке горестного мима.
Живу — спеша, живу — греша.
И мысли у меня расхожи.
Ежесекундный суд-душа
(Суд над собой — над кем еще же…).
Старость-и-вечность
Мне старость говорит: — Умри,
Забудь и явки, и пароли!
Я улыбаюсь. А внутри —
Беда и выжженное поле.
Остался фитилек любви.
И плоть больная осерчала…
А вечность говорит: — Живи!
Финал таит в себе начало.
Трава
Не получается думать иначе,
Встав у могильной плиты;
Скроет земля все мои неудачи,
Промахи, слезы, мечты,
Радости (тоже ведь были!), —
Жаль, что живем однова.
…И прорастет на могиле
В должное время трава.
Тяжело на земле
И бездарности плачут, и гении —
Сладко жить на Земле не смогли.
Что есть творчество? Переселение
С непутевой, кровавой Земли.
Алкоголики и трудоголики
В чем-то схожи. И рядом идут.
Тяжело на Земле. Даже толики
Не заметишь стабильности тут.
Люди прячутся в дело, рабочую
Семидневку, а кто-то — в бухло.
Тяжело на Земле. Я воочию
Это вижу теперь. Тяжело.
Деревня
Город пропитался скучной злобой.
А в деревне — чудо из чудес:
Кабачок красивый, большелобый
Созревает, набирая вес.
А в деревне — дом и корни, кроны
Сосен восхитительной красы.
Созревают быстро корнишоны,
Гордо демонстрируя усы.
Город, хоть покрыт, как мебель, лаком,
Пропитался смогом и тоской.
А в деревне кошкам и собакам
Лучше, чем в каморке городской.
А в деревне песню нараспев мне
Можно спеть и многое постичь.
Потому-то и живу в деревне
Я, не юный коренной москвич.
Мелодия: там и здесь
Конечно, лучше дом, чем угол комнатенки.
И лучше миллион, чем жалкие гроши.
И — в отпуск на Гоа, и там сиди в шезлонге,
Гляди на океан, мечтай, стихи пиши!..
Я и сейчас пишу. И этого — довольно.
Не нужен отпуск мне, и не нужны Гоа.
Я, может быть, балбес, я, может быть, и голь, но
Мелодия во мне — свирельная! — жива.
Именно так
Смерть говорила: — Я тебя урою.
И била в подбородок и под дых.
Жизнь говорила: — Я тебя укрою
От ливней беспощадных проливных —
Свинцовых, от случайной пули,
От сумрачного кистеня.
…И смерь, и жизнь не шибко обманули —
Спеша дубасить и спасать меня.