Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2024
Виктор Ляпин — родился в г. Кстово Нижегородской области. Окончил Литинститут им. А.М. Горького (семинар Е.М. Винокурова) и журфак МГУ. Работал футболистом, журналистом, помощником мэра, дворником, сторожем. Автор книги стихов и нескольких сборников пьес. Участник ряда российских и международных театральных фестивалей. Пьесы поставлены в театрах России, Германии, Украины, Белоруссии, Казахстана, Чехии, Австралии, Албании. Живет в Кстове.
***
В необратимой нежности любви
ночь, как дитя, качает на коленях
уставший бакен. Говорит: «Плыви», —
и отпускает в звёздные скопленья.
И лунный спутник осени густой,
он плавно поднимается над полем —
за журавлиным клином, за звездой,
ничем, ни с кем, ни в чём не связан боле.
Прощай-прощай, как август расписной,
светло сменивший встречи на разлуки,
сто шестьдесят четвёртый бакен мой,
по номеру притопленный в излуке.
Ночь испивает пламя огоньков
там, где цепей оборванных бряцанье —
в мерцанье звёзд, в мерцанье маяков,
в неукротимой осени мерцанье…
***
Я не знаю,
облаком назову,
выпью слёзы,
вытопчу, как листву.
Тусклым небом,
горькою кромкой дня,
мелким снегом
льёшься ты сквозь меня.
В смутной рани
лодок не рассмотреть.
Кто-то тянет
нитку, дыханье, сеть.
Всюду дома.
И всюду твои шаги.
…Ржавой цепью
ухает кровь в виски.
***
— Оставайся возлюбленной в облаке снов.
Пусть от слёз намокает подушка.
— Поселяйся, возлюбленный, в море садов,
где рыдает ночная кукушка.
Неисполненной тайной вплетая в закат
росчерк ветра и пламя сирени:
— Оставайся, возлюбленный, там, где река
перед небом стоит на коленях.
Голос в сумрак черёмух вонзил соловей,
одурманенный ангелом вешним.
— Оставайся возлюбленной, сердце жалей —
пусть живёт зоревым и безгрешным.
— Оставайся возлюбленной, ночь перейдя,
перепутав дыханье и пенье.
— Превращайся, возлюбленный, в руки дождя,
безнадёжные от нетерпенья.
***
Я помню. Прилетела птица
из тёмных, содранных небес.
И я родился.
Где она теперь?
Во мне? За мной?
Исчезла? Стала светом?
…Ладонью гладя воду, по траве,
по облаку, по высохшим ракушкам —
к излуке, к родникам, глаза в глаза.
Ребёнком, ожидающим прощенья.
…И снег, снег, снег.
***
без мятежного и безмятежного сада
проживём с тобой это плакучее лето,
где полны огороды улиток усатых,
отрывающих дни, как кондуктор билеты.
не ходи в неходимых песках побережий,
не люби нелюбимое пламя закатов,
на щемящую нежность ссылаясь всё реже
в чаепитиях сумерек (в грома раскатах),
от мятежного и безмятежного света
откликаясь на всплеск (откликаться не вправе)
меж светящихся рек, на ладонях согретых
у паромщика, спящего на переправе…
***
Волны лижут песок… Песок
лижет волны. Горчат слова.
Рдеет кровью горы висок.
Снег не выпал на Покрова.
Жарких красок? Да вот — полно.
Над обрывом собрав зевак,
местный Брейгель допил вино
и всё небо размалевал.
Он пророчествовал и рвал,
раструбил в сто осенних труб.
…Снег не выпал на Покрова.
Снег засыпал всё поутру.
***
…На уроке русского языка.
— Объясни, где звёзды сольются в дом.
— Расскажи, где речь обретёт река.
— На каком пути — этом или том?
…Я учил, но выучить я не смог,
что слова растают, как миражи,
что в пространстве дней лишь любви комок —
только он и свят, только он и жив.
Молоком реки, тишиной снегов,
соловьиной мглой, листопадным сном —
на уроке… Боже мой, не готов.
Об одном ты спрашивал, об одном…
И смиренна мгла. И дрожит рука.
И выводишь «Аз…», словно ждёшь ответ.
…На уроке русского языка.
На уроке речи, родной, как свет.
***
Не сотканными каплями тумана
на дали заитилья ляжет мгла.
Покажется, что вечер без обмана.
Покажется, что ты со мной была.
Лишь лёгкая, твоих волос нежнее,
пустой утраты тающая боль.
И пьёшь её, чтоб разлучиться с нею,
а выпив, разлучаешься с тобой.
Такая же, как мгла, необъяснимая,
сквозь мутный блеск кафешного стекла —
покажется, ты проплываешь мимо.
…А это осень в сумрак проплыла…
***
Белые церкви над родиной — там, где один я.
Л. Аронзон
Белые церкви над родиной — там, где один я.
Алые вспышки — зажгутся кусты бересклета.
Лужи. Аптеки. Автобусы… Мамы година.
А у отца уж, наверно, и косточек нету.
Ветер наполнит пустотами сумерки поля —
съёжится голая даль до мерцанья над лесом.
Хлынувший дождь неожиданным градом до боли
несколько серых фигур соберёт под навесом.
Тихо скажу: здесь родители, здесь мои травы.
Тихо ответят: — Оставь себе сил для молчанья.
…Лужи. Аптеки. Автобусы. Мгла. Переправа.
Белые церкви сквозь ливень плывут со свечами.
***
К светоносному шуму берёз,
отпустив облаков корабли,
гладя шёлк и шершавость берёст
и твердя «Помоги, утоли…» —
лето выплыло в сладкий июль,
солнце зреет в прозрачном зерне,
пусть кузнечики жатву свою
скорбно правят на первой стерне.
На распахнутых в небо холстах
зацветает медовый кипрей.
И пчелиная песня проста:
— Да скорей! Да скорей же! Скорей!
— Что там будет — унылая мгла?
вьюга смертная? белый погост?
Сколько счастья с цветов собрала —
всё неси, поднимаясь до звёзд…
***
Сына твоего,
Бога моего
прогневляю я, прогневляю.
Робок и убог,
мне ли торжество —
твой прозрачный свет над полями?
Где твоя тропа,
матушка небес,
чистыми коснись рукавами,
чтобы не пропал,
в бездне не исчез,
чтобы плыл в твоем караване…
***
Жизнь вплетается в реку,
незаметно от пальцев твоих.
Никаких объяснений, отец,
никаких позывных.
Торжества и печали,
свечей, облаков и дождя
не хватает немного.
Но это вдали от тебя.
Переполнены площади.
Музыка страстно гремит.
Но и это прости.
Но и в это поверь и прими.
Жизнь вплетается в реку,
вплетается в реку. Ты сам
обнаружишь, как льётся звезда,
проникая в глаза…
Горсти жухлой листвы.
…За тебя говорит листопад.
И уставшие ласточки
в бездну над морем летят.
***
Церковь плывёт над горой
светом за снежною битвой.
Словно покровом, покрой
грешного тихой молитвой.
Вынеси в реку купель.
Вытопи слёзы на досках.
…Липы к реке по тропе
сходят в морозных обносках.
Ветер все двери прижал,
с хрупкою девочкой сладил.
…Некому свечи держать.
Некому петь в снегопаде.
Лишь с пустотой на паях —
белая грудка льняная —
вечная в этих краях,
ласточка мглу пеленает.
***
Давай останемся в свободе,
как в осени, в начале бездны,
где листопады на исходе
в заштатном городке уездном.
Совсем не по-геройски взяты,
расплывчаты на бледном фото,
каким-то дядюшкой поддатым
отщёлкнуты вполоборота.
В свободе светлого мгновенья,
в непрочной музыке предливня,
затмившей по обыкновенью
несносность будней чинно длинных.
В смешном раю, в надежде глупой
на романтические бредни,
не разглядевшие, как скупо
нам цедит осень свет последний.
И всё давно известно вроде.
Озноб обид и ссор потешных.
…И только сердце в той свободе
ещё купается безгрешно.
***
…останется чертополохом,
дыханьем света, тканью лета,
судьбой, скрываемою плохо
за нераздельностью предмета.
…останется чертополохом.
И хорошо. И пусть роняет
росу, а не слова, под боком
родной отчизны невменяем.
…чересполосицей пространства,
в ком звёздный след неприкасаем,
без одиночества и пьянства
и скудной веры под часами.
…в кипящем снежном вихре пенном
на тонкой грани жизни-вдоха
в истолкованье постепенном
огня, скрываемого плохо.
…по беспредельному составу
речной, небесной птичьей речи
и вывихнутому суставу
строптивой плоти человечьей.
…чертополохом, звёздным лохом.
И ладно. И ему довольно.
От слёз ни хорошо, ни плохо.
Лишь с солнцем и легко и больно.
…И занят пеньем своевольно.
***
Возле входа в святую обитель
пьяный бомж распевает с утра:
—Полюбите меня, полюбите.
Не гоните меня со двора.
Ему сыплют с улыбкой госзнаки,
участковый слегка пристаёт,
его местные гонят собаки,
а он знай себе пьёт да поёт:
— За разлуку, за светлую муку,
за святую отчизну мою
полюбите и дайте мне руку,
ведь я тоже стою на краю.
Его вешнее солнце голубит,
его ждёт элтэпэшный июнь.
…Но никто его толком не любит
и не хочет понять, хоть ты плюнь.
Сбросив рваный, засаленный китель,
с хрипотцой, под бандитский прищур:
— Полюбите меня. Полюбите.
Полюбите. Я всё вам прощу.
***
Пьёт плохое вино. Забинтован треножник.
Был когда-то в фаворе. А может, и врёт.
Беспредельный, пылающий свет подорожников
нарисует — сотрёт, нарисует — сотрёт.
Режут кольца морщин. Счастье лживо и ложно,
счастье вечно зудит про бабло и тряпьё.
Что за прихоти бездаря — свет подорожников?
Нарисует — сотрёт, нарисует — сотрёт.
Он уйдёт в снегопад, напившись безбожно.
Как всегда, одинок, не продав ничего.
Но останется в воздухе свет подорожников.
И прозрачная кисть дорисует его…
***
Душа моя, душа моя, что спишь?
Окрасил окна вечер неизбывный.
Но эта тишь пристанища и тишь
весны — даны на миг тебе, наивной.
Не ведала. Блудницей божьих ног
не отирала мирром со слезами.
Ждала. Спала… Не пустят на порог.
И не сотрут безумных предсказаний.
Затапливая в воздухе печаль,
луна в берёзах льётся осторожно.
Пылает Благовещенья свеча
над тишиной и мглою бездорожья.
Душа моя, прости, моя душа,
что не прочёл посланий вербных ворох
и, заповедным воздухом дыша,
держал тебя в фальшивых разговорах.
Всё потерявший, веру не храня,
бездумно живший, зло и беззаконно,
без прав спастись, без света над иконой,
один в ночи… Но не оставь меня…
***
Река — твоё солнце… Из звёздного чана
небесная влага текучего света.
Пасхальные ласточки в гнёздах песчаных.
Шмелиное буйство на травах согретых.
Река — твоё сердце… Разлуки и встречи.
Сияние вётел. И полые воды.
Господь и пророк. Иисус и Предтеча —
сегодня, сейчас в откровенье свободы…
Река — твоё имя… Любовь и дорога.
Молчальницы бабочки. Плеск медуницы.
И бьющая в старую пристань нестрого
безвестная лодка, как тихая птица…