Повесть
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2024
Мария Гербер — родилась в Подмосковье, в г. Раменское. Окончила муниципальный институт г. Жуковского по специальности «иностранные языки». Работала учителем английского и переводчиком. Пишет стихи и прозу для детей и взрослых. Публиковалась в журналах и альманахах «Кот в мешке», «Добрые записки» и «Серебро слов». С 2009 г. живёт в Берлине. Повесть «Подарок для ласси» — финалист Международной детской литературной премии им. В.П. Крапивина (2023) и осенью 2024 г. выходит отдельной книгой в издательстве Детской и юношеской книги.
1938 год, Глазго, Шотландия
Март
Уил и Мэйди МакКай спешили на вокзал. Мэйди крепко держала за руки детей. Уил тащил через плечо два тюка, в которых было всё, что им удалось нажить за несколько лет в городе. Им обязательно нужно было сесть на поезд, уходящий на север. Они едва сводили концы с концами. А там, в Даффтауне, жила родная тётка Мэйди и имела небольшое хозяйство. Хоть дети не будут голодать!
Уил винил себя за бедность, в которой они жили, и за то, что не мог найти работу, где ему платили бы довольно, чтобы прокормить детей. И даже за время, в которое он и Мэйди родились. Не о такой жизни они мечтали. По задымлённым улицам шныряли бродяги и карманники. Попрошайки протягивали руки — просили милостыню. Уил отличался от них только тем, что имел два тюка и немного денег на билеты.
— Не отставай, Горошинка, — бросила Мэйди дочке.
Мэйди верила в мужа. Уил, хоть и любил больше всего возиться с деревом, был готов взяться за любую работу и трудиться с утра до ночи.
— Я скоро вернусь, — сказал он и поспешил к кассе, от которой тянулась длинная очередь.
Мэйди поправила в волосах деревянную заколку, которую Уил вырезал из тёплой податливой сосны, достала платок и вытерла чумазые детские мордашки, перевязала ленту на жидкой косичке дочери, одёрнула штопаную куртку сына.
Усатый смотритель станции сердито скомандовал рассаживаться по вагонам, и толпа всколыхнулась. А когда раздался протяжный свист кондуктора, Мэйди запаниковала.
— Ждите меня здесь! Я найду отца и вернусь, — сказала она, чувствуя беду, и побежала вдоль станции.
Вокруг вагонов толпилось столько народу, что Мэйди боялась проглядеть мужа и разминуться с ним.
А потом у кассы началась толкотня, и в попытке урвать билеты на поезд завязалась драка. С ножом в боку Уил скатился по стене, и Мэйди, закричав, бросилась на убийцу. Тот оттолкнул её прочь. Мальчик видел, как рухнула его мать. Он глядел в её раскрытые глаза и, вцепившись в сестру, не мог поверить в произошедшее.
Поезд грохотнул и тронулся. Платформа утонула в клубах белого пара, в котором исчез из виду и силуэт Мэйди. Когда мальчик пришёл в себя и поднялся на ноги, тела родителей уже унесли прочь. Провожавшие расходились. И только двое детей, словно осиротевшие птенцы, стояли, прижавшись друг к другу, крепко держа два тюка, набитых бог весть чем.
Ещё засветло детей доставили в городской приют. Тюки с нажитым добром отобрали у самого входа.
— Меня зовут сестра Беатрис. Теперь вы назовёте мне свои имена и возраст, — велела молодая женщина в платье монахини и обмакнула перо в чернильницу.
— Меня зовут Рори МакКай, мне одиннадцать лет. Это Фрея, моя сестра. Ей пять.
Девочка шмыгнула носом.
— Идёмте со мной, — позвала женщина и засеменила по коридору, уводящему в глубь здания.
Сестра Беатрис потянула одну из дверей и велела детям дожидаться директора приюта. В комнате не было ничего, кроме книжного шкафа, письменного стола и пары стульев. Но не прошло и пяти минут, как послышались шаги, звонкие и тяжёлые. Кто-то уверенно шагал по коридору, чтобы решить судьбу двух потеряшек.
— Мне передали, что вас нашли на вокзале, — низким голосом сказала женщина средних лет, усаживаясь за письменный стол и раскрывая еженедельник. Она нацепила на нос крошечные очки. — Как вы там оказались? Давно вы бродяжничаете?
Фрея не произнесла ни слова с тех пор, как за ними пришёл полицейский. И теперь стояла позади брата, держась за его рубаху.
— Мы не бродяги, — ответил Рори и вынул руки из карманов брюк, как и положено делать хорошо воспитанным детям. — Сегодня в полдень мы были на центральном вокзале вместе с родителями. Отец ушёл в кассу, чтобы достать билеты на поезд до Даффтауна, — он говорил сдержанно, хоть и был напуган не меньше сестры. — Но долго не возвращался, поэтому мама решила поискать его и велела нам ждать их на том месте, где нас и нашёл смотритель станции.
— До Даффтауна? У вас там родственники?
— Да. Тётка Катриона.
— Она согласилась бы забрать вас к себе? — спросила директор, делая записи в журнале.
Конечно! Как же они сами не подумали об этом!
— Да, — выпалил Рори.
— Хорошо бы, если так. Мне нужен адрес вашей тёти. Я напишу ей, что ваши родители оставили вас на станции…
— Они нас не оставляли, они… С ними что-то случилось, — воскликнул Рори, забыв о манерах и сурово глядя на директора приюта, и добавил: — И мы не бродяги!
Некоторое время директор смотрела на мальчика поверх очков, а потом сказала:
— Ну что ж… Я напишу, что ваши родители пропали при непонятных обстоятельствах. И попрошу вашу тётю забрать вас к себе на воспитание до тех пор, пока они не объявятся.
— Где мама и папа? — каждый день спрашивала Фрея.
Рори молчал. Шли недели, а он всё не решался сказать сестре, что родители больше не вернутся за ними. Он придумывал, как убежать из приюта. Но как быть с сестрой? О том, чтобы бросить её, и речи быть не могло! Потащить её с собой на улицу, стать попрошайками и воришками, как тысячи других детей в Глазго? Добраться до тётки было не на что. Да и неизвестно, жива ли она. Ответа от неё по-прежнему не было. Рори начинал свыкаться с мыслью, что следующие несколько лет их жизни пройдут в приюте.
Но однажды пришло письмо.
— Ваша тётя написала, — сообщила директор.
Впервые за прошедшие недели Фрея улыбнулась. Сердце Рори вздрогнуло.
— Она пишет, что готова взять на содержание Фрею МакКай. В судьбе Рори МакКай она принимать участие отказалась.
Рори едва мог вспомнить лицо тётки. Когда они уезжали из Даффтауна, он был чуть старше Фреи. Но уже тогда мальчик чувствовал, что она невзлюбила его.
— Фрея, завтра утром тебя увезут к тёте, — сказала директор. — Ты теперь будешь жить с ней. О Рори не беспокойся. Он поживёт здесь, вы сможете навещать друг друга, — директор улыбалась, но улыбка её была скорее дежурной, чем дружественной. — С твоим братом всё будет хорошо! У него ведь уже появились друзья, правда, Рори?
Мальчик промолчал. Если госпожа директор имела в виду того парня, что поставил ему синяк под глазом в первый же день и поклялся выпустить из Рори кишки, то ответить на её вопрос следовало бы отрицательно.
— Я не поеду без Рори! — заплакала Фрея. — Можно мне остаться?
— Дорогая… — оказывается, директор знала и такие слова. — Ты только представь, как огорчится твоя тётя, если ты не приедешь.
— Не разлучайте нас, — сказал Рори. — Мы только что потеряли родителей. Мы — всё, что у нас есть!
Фрея вцепилась в брата. Вечером, когда она успокоилась и уснула, Рори снова начал просить директора оставить Фрею в приюте или позволить ему ехать с ней. А там уж он сам разберётся с тёткой. Будет работать посыльным в лавке, ходить за её коровой, спать в хлеву на полу и доедать то, что у свиней в яслях останется.
— Нет, отпустить тебя к тёте я не могу. Она заключает договор с приютом, понимаешь? Но я позволю Фрее остаться, если ты, Рори, уверен, что здесь ей будет лучше, чем с тётей. Подумай! Ты можешь лишить её возможности жить в семье, — директор выжидающе смотрела на мальчика поверх очков. — Мне жаль, что ваша тётя отказалась взять тебя. Но разве Фрея виновата в этом?
Рори знал, что большинство воспитанников приюта — уличные попрошайки, бродяги и воры. И совсем немногие — такие, как они с Фреей, напуганные дети, внезапно осиротевшие. Фрее ни в коем случае нельзя было оставаться здесь!
Утром, крепко обнимая сестру, Рори шептал ей на ухо:
— Тётку слушайся. Из дома не сбегай. И не верь никому, кто будет говорить плохо про родителей. Как только устроишься на новом месте, я обязательно приеду, — он бережно убрал с её заплаканного личика светлую прядь.
— Обещай! — хныкала Фрея, утирая слёзы ладошкой.
— Я обещаю. Не забывай меня, Горошинка!
Рори долго смотрел сестре вслед. Маленькая и напуганная, она всё вертелась и махала рукой ему на прощание. Что теперь с ней будет без него? А что же теперь ему без неё делать…
1938 год, Даффтаун, Шотландия.
Май
Тётка Катриона жила на окраине города. Гости к ней не захаживали. А местные ребятишки прозвали ведьмой. Тощая, горбатая и абсолютно седая, она приняла Фрею очень холодно. Не было ни тёплых объятий, ни вежливого «добро пожаловать». Катриона оглядела девочку с головы до пят, назвала её «костлявой, как смерть», подписала бумаги, которые сопровождающий Фрею воспитатель привёз с собой, и вышла из дома.
— Идём! — гаркнула она. — Небось ничему не обучена…
В тот день Фрея вместе со своей новой опекуншей доила корову, мела двор, кормила кур и свиней, помогала стирать и развешивать на просушку бельё… А когда с делами было покончено, она свернулась на кровати калачиком и расплакалась.
— Рори! Ро-ри! — рыдала она.
— Угомонись, не то в сарае положу! — крикнула тётка.
Фрея сжалась под одеялом и закусила кулачок. Ночью она думала, что у неё, наверное, была самая злая тётка на свете. И как только родители хотели все к ней приехать, если она даже маленькой девочке не обрадовалась?! Фрея снова заплакала, но тихо, чтобы старуха не услышала, — не то пришлось бы спать в сарае. А там огромные свиньи, больше самой Фреи. И всюду грязь и червяки.
Через месяц в Даффтауне Фрея уже хорошо справлялась с обязанностями и поручениями, какие давала ей тётка. А старуха Катриона так привыкла к девчушке, что порой обнимала её костлявой ручищей или причёсывала гребнем её жидкие волосы. И Фрея нет-нет, да и забывала, что всё ещё сердилась на тётку из-за Рори. Они чаще беседовали, собирали по утрам свежую клубнику в саду, а вечерами Катриона рассказывала девочке сказки. Правда, все они были зловещие и кровожадные. Но Фрея не удивлялась. Откуда же старой ведьме знать о феях из Волшебной Страны.
Как-то раз Катриона решила сделать Фрее подарок — купила на рынке заколку и вручила ей взамен той, какую девочка привезла с собой из приюта.
— На вот, это тебе. Прежнюю, приютскую, можешь теперь выкинуть.
— Она не приютская. Мне её Рори подарил, он её сам сделал.
— Сам? — удивилась старуха. — Как же это он сумел?
— Его папа научил. Он ему немного помог, и получилась заколка. Они часто вместе мастерили… — Фрея шмыгнула носом. — Мне не нужна другая.
— Ну что ж, тогда носи свою, а эту пока спрячем, — сказала Катриона, держа в руках неугодный гостинец.
В тот день она впервые задумалась о судьбе Рори и испытала смешанное чувство стыда и тревоги о нём. Но стоило ей выглянуть в окно на поляну перед домом, как всё возвращалось на круги своя — Рори становился ей безразличным, и лишь воспоминания мучали её, а видения заставляли её сердце биться чаще.
Прошло ещё несколько недель. Фрея нашла себе друзей среди местных детей. Особенно крепко она сдружилась с высокой худой девчонкой по имени Бэрэбэл. У неё были огромные ступни и ладони, тяжёлый подбородок, большой нос и тонкие губы. Они часто играли вместе. И Бэрэбэл была единственной, кто не боялся Катрионы.
***
Июльские дни выдались жаркими, каких на шотландском севере давно не видели! Фрея бежала домой напиться. Распахнув дверь, она увидела тётку, в руке у неё был конверт.
— Вот, это тебе от брата, — сказала Катриона. — Давай прочту.
«Здравствуй, Фрея!
Надеюсь, у тебя всё хорошо, и вы с тётей поладили…»
Старуха поджала губы и покосилась на девочку.
«…Я не писал тебе раньше, потому что сильно болел. А потом скатился с лестницы и сломал руку…»
Фрея ахнула. Она-то знала, что брата столкнули с лестницы те гадкие мальчишки, что избили его в первый их день в приюте.
«…но теперь всё хорошо. Я совершил интересное путешествие по морю. Я видел столько воды! Сейчас я нахожусь очень далеко от тебя и не могу приехать в гости. Но когда вернусь, обязательно навещу тебя. Помни о том, что ты мне обещала!
До свидания, дорогая Фрея.
Твой брат Рори».
Фрея просила тётку перечитывать письмо снова и снова, а потом забрала его себе и спрятала под половицу на чердаке. Девочке больше не хотелось ни пить, ни гулять, ни свежей клубники. На ночь Катриона рассказала ей сказку о брате и сестре, которые отравили свою злобную мачеху за то, что она хотела отдать их великанам на потеху.
— Спи, дитя, — пробормотала старуха и зашаркала к себе в комнату.
В ту ночь Фрее приснилось, что она отравила Катриону за Рори.
1938 год. Новый Южный Уэльс, Австралия
Оказавшись в порту, Рори вместе с десятками других детей сошёл на берег и оглядел корабль, на котором они приплыли сюда.
— Просто гигантский! — сказал он, раскрыв рот от удивления.
— А где другие люди? На кораблях всегда полно богатых людей, которые путешествуют первым классом, — важничал какой-то рыжий мальчишка. — Как на «Титанике».
— Здесь больше никого нет, «Титаник» ему подавай! Это — товарное судно, — сказал парень постарше, указывая на портовые краны. Они неторопливо опускали огромные крюки к контейнерам, что стояли на борту судна.
— Надеюсь, обратно мы поплывём на пассажирском, — не отставал рыжий мальчик.
— Обратно? — удивился парень, всё ещё наблюдая за работой грузчиков. — Обратного пути не будет, наш дом теперь здесь.
— Что?! — встрепенулся Рори и подошёл ближе. — Как это?
— А вы что думали, нас в круиз взяли? — парень изумлённо глядел на мальчишек помладше.
— Я не понимаю… Мы не вернёмся домой?
— Ну, ведь ты сам согласился отправиться сюда, разве нет? Или тебя в мешке тащили?
— Я думал, мы побудем здесь какое-то время и… Мне нужно домой! — Рори растерянно глядел по сторонам.
— И мне! — воскликнул рыжий мальчишка.
Старший парень положил руку Рори на плечо.
— Как тебя зовут?
— Рори.
— Я — Тим. Послушай, Рори… и ты, Титаник, — он глядел теперь на обоих мальчиков, и слова его резали не хуже ножа. — Наши родители либо мертвы, либо пьют и побираются. А от некоторых из нас и вовсе просто отказались. То, что мы здесь, — большая удача. Господь дал нам шанс вылезти из нищеты, в какой мы жили, и добиться чего-то большего, чем наши неудачники родители. Дома, куда вы так рвётесь, у нас никого нет, и мы никому не нужны.
— Но у меня есть сестра! — протестовал Рори.
— Лучше забудь о ней, вы больше никогда не увидитесь, если только её не привезут на следующем корабле.
Рори смотрел по сторонам на мальчиков и девочек, что приехали сюда вместе с ним. Какие-то были лет тринадцати, другие — его ровесники. А некоторые, казалось, были даже младше Фреи, совсем крохи. Неужели на свете столько сирот и никому не нужных детей! Рори запаниковал, его ладони вспотели, во рту пересохло, он не мог поверить, что теперь застрянет тут до конца своих дней. Нужно было немедленно выбираться из этой передряги.
Но тут воспитатели, что прибыли вместе с детьми, скомандовали разделиться на две группы и занять места в ожидавших поодаль автобусах. Девочек отправили в одну сторону, мальчиков — в другую. Старшие ребята брали малышей на руки, чтобы тех не задавили в суматохе. Одной большой кучей все ринулись к автобусам. Рори едва касался ногами земли — толпа несла его.
Разместившись рядом с рыжим мальчишкой, Рори изо всех сил сжимал кулаки, чтобы не заплакать от обиды. Но слезы, огромные, словно озёра, предательски стояли в глазах.
— Эй, подбери сопли! — похлопал его по спине Тим, занимая место через проход. — Ещё будешь судьбу благодарить, что не поехал в Канаду. Там зимой такой мороз, кишки леденеют.
— Сейчас май. Интересно, что ты скажешь в январе, — проворчал Рори.
— Скажу «Bliadhna Mhath Ur», — пожал плечами Тим. (шотл. «С Новым годом!»)
— Ну-ну… Я посмотрю, как тебе захочется праздновать Новый год в сорокоградусную жару.
— Какая жара зимой!
— Ты хоть представляешь себе, где мы? Мы пересекли экватор и попали в другое полушарие планеты. Мы полмира проплыли! Это у нас там зима зимой, а лето — летом. А тут всё наоборот! Так что наслаждайся зимней прохладой сейчас, — заявил Рори.
Тим поморщился. По виску его стекали капельки пота. Он в смятении посмотрел в окно. Человек десять мальчишек в шортах и сандалиях отчаянно лезли в последний свободный автобус.
— Эй, Титаник, как думаешь, он сказал правду?
— А я почём знаю, и я не Титаник. Я Каллум!
— Рори! — Тим не унимался. — Рори, откуда тебе это известно?
— Книги надо читать, — буркнул Рори в ответ.
Они с отцом любили книги о далёких берегах, морских путешествиях и приключениях. Но вот его собственное приключение обернулось кошмаром, и Рори мог побиться об заклад, что беды его только начинались. Хоть Фрея была в безопасности!
Двигатель автобуса зарычал, сиденья задрожали, и дети отправились в путь. Ехали так долго, что Рори умудрился заснуть. Проснувшись, он отметил, что в салоне стало ещё душнее, а в животе — совсем пусто. Бессменный пейзаж за окном начинал раздражать. Одинокие деревья, бесконечные песочные насыпи и тучи пыли. Иногда они проезжали придорожные бары, порой в окне виднелись небольшие хозяйства и захудалые домики с грязными стенами. Время от времени сопутствующие им автобусы с детьми сворачивали и отправлялись по своему маршруту.
Когда их автобус свернул с дороги, солнце близилось к горизонту. Рори разглядел вдалеке огромную ферму, а по мере приближения солидный коттедж, на крыльце которого ждал мужчина в шляпе.
Оказавшись на свободе, Рори, Тим и Каллум мечтали только об одном — набить животы и улечься спать. Но это, конечно, случится позже. Сперва их пересчитают, разделят на группы, отведут по комнатам… Воспитатель, утирая пот рукавом, велел мальчикам разуться и покидать башмаки в корзину, которую мужчина в шляпе заранее установил снаружи.
— Это ещё зачем? Для чего им наша обувь? — засомневался Рори.
— Очень им нужны наши драные сандалии! — фыркнул Тим. — Выкинут, а нам выдадут новые.
Радушного приёма они и не ждали, но надеялись, что их хотя бы накормят. А вместо этого их, голодных и уставших от долгой дороги, да теперь ещё и босых, заставили работать что было сил. Рори и Каллуму вручили по щётке и отправили мести двор. Тим чистил сточную канаву. Четверо мальчишек собирали навоз в тачки. Работы хватило всем!
И только когда стемнело, их отвели к месту ночлега — длинному навесу с множеством лавок, весьма отдалённо напоминавших кровати.
— А где мы будем жить? — изумлённо глядел по сторонам Каллум.
— А прямо в спальне хозяйских детей не желаешь?! — гаркнул вдруг незнакомый им парень, словно выросший из-под земли. Очевидно, он давно был при делах, потому что чувствовал себя уверенно, а в руке держал конский хлыст.
— Но здесь даже кроватей нет! — возмутился Тим.
— Значит, будешь спать стоя.
— Когда нас накормят?
— Когда перестанешь задавать идиотские вопросы, — ухмыляясь и определённо радуясь их горькой доле, парень оскалился.
«Издевается», — подумал Рори. Он нутром чувствовал, что от этого наглеца ничего, кроме унижений, им ждать не придётся.
— Почему у нас забрали обувь? — спросил он, отчаянно желая получить назад свои башмаки, на которые он помогал отцу зарабатывать деньги.
— Она вам ни к чему. У вас будет много работы, ни одна пара обуви столько не протянет.
— А когда нам её вернут?
— Когда заработаете! — рявкнул парень, теряя терпение и крепче сжимая хлыст.
— Но это НАША обувь! — Рори побагровел от ярости.
Миски с отвратительной на вкус пресной кашей опустели за считанные минуты. Все от мала до велика валились с ног от усталости. Те, что были помладше, тихонько всхлипывали под одеялами. Старшие, стиснув зубы и сжав кулаки, клялись себе выбраться из этого места любой ценой.
Рори натянул одеяло до самой макушки, но его всё бил озноб.
1938 год, Даффтаун, Шотландия
Декабрь
Со скоростью выпущенной стрелы поезд мчался на север. За окном проносились горы, достающие вершинами до серого, словно сталь, неба — вот-вот пойдёт снег. В купе было так зябко, что Фрея не чувствовала пальцев ног.
Но вот поезд зашипел и пошёл медленнее. Однообразный пейзаж за окном сменился невзрачной деревенькой. Показалась станция, и Фрея увидела, как неизвестные ей люди столпились на перроне, дожидаясь, пока состав полностью остановится. Пассажиры расходились по вагонам и занимали места. Но Фрея по-прежнему сидела одна. Когда станция опустела, поезд снова зашипел и тронулся. И вдруг она увидела его! Совсем один, в шортах и курточке, Рори стоял на перроне и вглядывался в проезжающие мимо него вагоны.
— Рори! РОРИ! — звала Фрея что было сил, но голос будто покинул её.
И брат не увидел её, даже когда они поравнялись, как если бы Фрея была невидимкой.
Она спрыгнула с сиденья и заколотила в окно, продолжая беззвучно кричать и плакать.
— Остановитесь! Там мой брат! РОРИ!!! Я здесь!
Поезд набирал ход. Рори остался один на опустевшем перроне, с каждым мгновением растворяясь в снегопаде и Фреиной памяти.
1938 год, Новый Южный Уэльс, Австралия
Декабрь
Рори снились холмы, простиравшиеся вдоль всего горизонта. Он стоял на берегу озера, в котором отражалось стальное небо, и наблюдал за тем, как большие ажурные снежинки таяли, касаясь воды. Как хорошо и спокойно ему дышалось! Он поднял лицо к небу и не увидел ничего, кроме белоснежной карусели.
Кто-то больно ударил его в плечо, и Рори проснулся. В раскалённом с раннего утра воздухе пахло потом и отвратной на вкус похлебкой.
— Подъём! — заорал один из наставников прямо у Рори над ухом.
Он сел, возвращаясь в реальность. Глаза его были прикрыты, а на губах всё ещё таяли снежинки.
— Шевелитесь! — снова раздался крик, а потом Рори ощутил сильный пинок в спину и, пролетев пару футов, приземлился на пол, больно разодрав коленку.
За несколько месяцев жизни здесь Рори вместе с другими мальчишками научился беспрекословно слушаться, молча жевать то, что дали, и глотать обиду — жаловаться было некому. В ход шло всё, чем можно было отхлестать и поколотить, — от простых кулаков и дубин до хлыстов и розог. Каллума однажды огрели куском арматуры, след от которого не проходил несколько недель. А Тима и вовсе едва не утопили, пока тот умывался, наклоняясь над тазом. И Рори мог поклясться, что его голову держали под водой не меньше двух минут, пока Тим не перестал сопротивляться. Прийти на помощь и спасти друга от ужасной участи означало навлечь на него ещё больший гнев надзирателей. Так ребята прозвали своих наставников, тех парней, которые были на несколько лет старше остальных мальчишек. Они важно расхаживали по территории с палками и хлыстами в руках, раздавали приказы и жестоко карали тех, кто нарушал дисциплину.
***
Отгоняя мошек, мельтешивших перед глазами, Рори, Тим и Каллум принялись за работу. Сегодня им нужно было нагружать тележки камнями и отвозить их к песчаной насыпи, там хозяин фермы запланировал постройку небольшого гостевого домика. Рори давно привык к неподъёмным тяжестям, но на этот раз ему казалось, будто он толкал не тележку, а товарный состав! Он обернулся на других мальчиков.
— Мы слабеем, — сказал он Тиму, который тщетно помогал ему сдвинуть с места тележку — та завязла колёсами в песке. — Нас кормят травой и овсом. У нас совсем нет сил.
— Хочешь поговорить об этом или лучше поможешь, пока нам не прилетело дубиной?
Высохшие, растрескавшиеся и стёртые до крови ноги тонули в горячем песке. Рори и Тим толкали тележку вверх по насыпи.
— Я больше не могу… — сказал Рори и упал лицом в песок.
— Эй, ты чего… Рори, с тебя шкуру сдерут! Вставай!
Тим бросил тележку, та накренилась и завалилась набок. Он перевернул Рори на спину, подставляя его прежде белое, а теперь обожжённое лицо беспощадно палящему солнцу.
— Что с ним? — гаркнул один из надзирателей, словно вырастая из-под земли рядом с мальчиками.
— Он заболел, похоже на солнечный удар. Рори, ты меня слышишь?
— Эй, вы, помогите! — надзиратель окликнул ещё двух мальчишек, которые тут же побросали свои тележки и заторопились на помощь. — Отнесите его в тень и дайте ему воды. А сами возвращайтесь к работе!
Рори пришёл в себя лишь к ночи. Он окинул взглядом койки вокруг — мальчики крепко спали. Только Тим и Каллум сидели напротив, ожидая, когда он очнётся, и теперь Рори ясно читал на лицах друзей огромное облегчение.
— Есть хочешь? Вот, я утащил для тебя, — и Тим протянул ему чёрствую лепёшку.
— Давайте убежим! — предложил Каллум. — Я ослепну, если ещё раз взгляну на это проклятое солнце!
— Титаник, не говори глупостей, отсюда не убежать, — отозвался Тим.
— Сдаются только слабаки! — заявил Каллум.
— Тихо вы, — зашикал на них Рори. — Каллум, ты же видел дорогу, по которой нас привезли сюда? Вокруг этой фермы на многие мили нет ничего, кроме песков и придорожных баров. Сбеги мы, нас тут же схватят
— А может, и нет! — не уступал Каллум.
— Тебе восемь, ты ещё не понимаешь. Посмотри на свои ноги!
Мальчишки уставились на сбитые в синяках и ссадинах ноги Каллума.
— Как думаешь, долго сможешь бежать на них по горячему песку и камням? А если захочешь пить? А если тебя схватят пьянчуги, которые шатаются по дорогам в поисках таких, как ты?
— Зачем я им?
— Поверь, ты не хочешь этого знать, — подал голос Тим.
Каллум огляделся по сторонам. Убедившись, что их разговор не будет подслушан, он зашептал, хлопая рыжими ресницами:
— Говорят, одному мальчику это удалось. Он несколько недель готовил побег, откладывал хлеб в дорогу и даже сумел выкрасть из дома хозяина пару башмаков. Ночью он пересёк долину, добрался до железной дороги, день отсиживался в вагоне товарного состава, чтобы не тратить силы по жаре, а ночью продолжил путь! А на следующий день…
— …его учуяли хозяйские собаки и повели надзирателей по следу, — вдруг раздался тихий голос, и из тени вышел один из парней с хлыстом. — Те выволокли его из хижины, в которой он прятался, и жестоко наказали за побег и воровство хозяйской обуви и еды.
Рори, Тим и Каллум в ужасе вздрогнули и оцепенели, боясь вдохнуть.
— Его звали Ричард, мы приехали сюда вместе. Он был одержим идеей побега, и однажды ему это удалось. Его не было двое суток, и все мы поверили в то, что отсюда можно убежать. А потом его вернули в лагерь. Он едва держался на ногах, измождённый, покусанный собаками, забитый плетью… До сих пор вижу его лицо, будто это было вчера.
Парень смотрел перед собой, не моргая и не отводя взгляда.
— Одежда на нём была разорвана, из ушей шла кровь, оба глаза заплыли сиреневыми синяками, и рука сломана. Знаете, говорят, когда его избивали, он даже не кричал. Всё равно никто не пришёл бы на помощь. Ну что? Всё ещё хочешь сбежать? — парень обратился к Каллуму. Тот потупил взгляд.
— Ложитесь спать. А я обещаю с завтрашнего дня бить вас троих ещё сильнее, чтобы у вас даже сил не было снова подумать о побеге!
Надзиратель оглядел лагерь, убедился, что остальные мальчики спали, и направился к выходу.
— Что случилось с Ричардом? Его простили? — спросил Каллум.
— Да, — ответил парень, не оборачиваясь. — Говорят, Господь прощает все грехи, когда душа покидает тело. Ричард был грешником всего пару дней, а потом обрёл покой. Заруби себе на носу, малыш, — если надумал сбежать отсюда, тебе придётся сдохнуть.
1950, Даффтаун, Шотландия
Июль
Шли годы. Рори больше не писал. А Катриона сказала, что давно выбросила конверт с обратным адресом, и Фрея понятия не имела ни в какой части света находился её брат, ни что с ним стало. Она даже не знала, был ли он ещё жив. Фрея сдержала обещание — не верила никому, кто говорил плохо об их родителях. Хотя, кроме тётки, никому до них дела не было. А вот Рори своё обещание сдержать не сумел. Они с ним так и не увиделись. Десять лет Фрея бережно хранила письмо от брата под половицей на чердаке и перечитывала его, когда особенно сильно тосковала по нему.
Фрее исполнилось семнадцать, когда совсем уже дряхлая Катриона оступилась, упала и сломала бедро. Послали за врачом, а тот не сильно торопился. День сходил на нет. Старуху била лихорадка. Фрея и рада была бы помочь, да много ли помощи в каплях и таблетках, когда тебе девяносто шесть, кости сломаны и жар, как от печки. Казалось, тётка могла рассыпаться, словно сухой лист, едва её коснёшься.
— Присядь ко мне, дитя, — произнесла Катриона, едва разжимая ссохшиеся губы. — Дай мне руку. Какая ты выросла красавица, тоненькая, нежная девочка… Это всё ерунда. Я встану. Обязательно…
Фрея гладила тёткину костлявую руку.
— Много лет назад у меня случилась беда. Дочка умерла, — вдруг прошептала Катриона, глядя на девушку остекленевшими глазами. — Маленькая девочка пяти лет, совсем как ты когда-то.
Фрея насторожилась. Она никогда не говорила с тёткой о её жизни. И без того было понятно, что та не стала бы ничего рассказывать.
— Я была в доме, а она гуляла вон на той лужайке, — Катриона приподнялась, махнула рукой в окно и, скорчившись от боли, повалилась на кровать. — А потом смотрю — нет её. Зову — не отзывается. Побежала искать. Кричала так, что осипла, ноги сбила — нет нигде. У Эдны был сын — местный дурачок. Эдна говорила: «Безобидный мальчик». Он её увёл… и убил… мою Майри. Столкнул с моста в реку и смотрел, как она тонет. Все искали Майри. А когда нашли, было уже поздно, — Катриона зажмурилась. — Никогда, Фрея, никогда не оставляй детей без присмотра!
— Тётя, — шептала Фрея, прижимаясь к тётке.
— Знаешь, почему я ещё жива? В наказанье. Каждый день я вижу Майри на лужайке. Она и ночью там, играет при свете звёзд. И в непогоду тоже. Она всегда звала меня, если ей было больно или страшно. Столько лет прошло, а я всё проклинаю себя за то, что не успела прийти к ней на помощь, когда она звала меня, захлёбываясь и хватаясь за воздух! Вот почему я не забрала Рори из приюта, — вдруг сказала Катриона. — Из страха, что он причинит тебе вред. И из ненависти. Я ненавижу мальчиков всех до одного.
— Рори никогда бы меня не обидел!
— Может, ты и права. Но я — обезумевшая от горя старуха, мать, проклятая слезами своего ребёнка. Я не могла позволить истории повториться.
Со всех ног Фрея бросилась к дому Бэрэбэл.
— Тётя умирает! Что мне делать?! Врач так и не пришёл…
— Это он напрасно! — рассердилась подруга, схватила Фрею за рукав и потащила к повозке. — Хей! — крикнула она и шлёпнула лошадь прутиком.
— Пожалуйста, Би, осторожнее! — взмолилась Фрея.
Но в глазах подруги плясали бешеные огни, повозку трясло из стороны в сторону, и Фрея вцепилась в бортик.
Врача нашли в пивной в самом скотском состоянии. Бэрэбэл схватила было его за шкирку и поволокла к выходу, когда немолодой мужчина с карими глазами и глубоким шрамом на лице остановил её.
— Вы же понимаете, он не в состоянии помочь кому-либо.
— Мне наплевать! Он — чёртов доктор, а пациент при смерти, — отрезала Бэрэбэл, на голову выше кареглазого мужчины, она казалась великаншей, разгневанной и всемогущей.
— В таком случае позвольте предложить вам свою помощь. Я тоже врач. Здесь проездом, но раз дело срочное…
Путь назад осилили вполовину быстрее. Бэрэбэл не пугала ни темнота ночи, ни ухабистая дорога, ни скорость, с которой они неслись на помощь Катрионе. Фрея намертво вцепилась в руку доктора. Вдруг они заметили огненно-красное зарево и столб дыма вдалеке.
Горел дом Старой Ведьмы. И, словно и вправду овеянный колдовством, разгорался всё сильнее с каждой попыткой потушить пожар. Сбежалось столько народу, что за сотней спин крошечной Фрее ничего, кроме чёрного дыма, не было видно. Точно окаменевшая, она не двигалась с места. На лице застыл ужас.
— Разойдитесь! — командовала Бэрэбэл, расталкивая всех на своём пути и волоча Фрею за собой, пока толпа не осталась позади.
Катриона стояла у окна и смотрела на лужайку перед домом. И Фрее казалось, будто старая тётка улыбалась.
— Нужно вытащить её! — кричала Бэрэбэл.
Дом, словно бумажный, прогорал за минуты. Несколько мужчин тщетно пытались пробраться сквозь огонь, выбить дверь и вызволить Катриону. Толпа запричитала, жалея немощную старуху, запертую в собственном доме и теперь горевшую заживо. Бэрэбэл обнимала напуганную до смерти Фрею, когда та, оцепенев, вдруг прошептала:
— Письмо!
…и бросилась через поляну в самое пламя.
Упала балка, раздался треск, и обвалилась крыша. Фрея пропала из виду под грудой охваченных огнём досок и камней.
1950 год, Южная Корея.
Сентябрь
Ночь. Снаружи холод, крики, пальба… Внутри духота, вонь немытых тел, стоны раненых. Военный госпиталь переполнен. Хотя, если задуматься, бывало ли когда-нибудь, чтобы новоприбывший раненый мог прогуляться по пустым палатам и выбрать себе койку… Если где-то идёт война, то госпиталя доверху завалены искалеченными телами, сёстры носятся по коридорам с бинтами и кружками, врачи оперируют, как всегда, без условий, вспоминая то бога, то чёрта.
Рори попал в военный госпиталь ночью, когда китайские войска разбили батальон Королевского австралийского полка у реки Ялу. Он крепился, изо всех сил старался не дать себе упасть духом, кусал губы и молился. Вспоминал родителей и сестру. Капли холодного пота выступали на лбу. Он стонал. Казалось, прошло несколько дней, прежде чем врач склонился над ним и безжалостно произнёс:
— Придётся ампутировать.
Рори вздрогнул и очнулся.
— Ампутировать? — прошептал он чуть слышно.
— Прости, сынок. Я тут бессилен.
Рори била лихорадка. Он даже не понял, какую часть тела ему собирались отнять. Да и не важно было. Пусть хоть пополам рубят, только бы боль унялась.
Очнувшись, он просил пить.
— Нельзя. Потерпи, сынок. Потрепало тебя сильно, — ответил врач, потирая глаза. Он делал записи в медицинском журнале, не глядя на Рори. — У монеты две стороны, — продолжал он. — Твой путь как бойца окончен. Зато теперь сможешь вернуться домой. Хочешь, книги читай, хочешь, деревья сажай. И ни один китайский ублюдок тебя пальцем не тронет. Откуда ты?
Откуда он, где его дом, куда ему теперь деваться?
— Тебя ждёт кто-нибудь? — снова спросил врач, уколов его в самое сердце.
— Сестра… — во рту сухо, в голове мутно.
Рори впал в беспамятство, а когда очнулся, потерял счёт времени. Врач всё сидел за столом и писал в журнале.
— Доктор МакАлистер, — вдруг раздался тревожный голос медицинской сестры, — вас просят в западное крыло!
— Шотландец? — прохрипел Рори, пытаясь сконцентрировать рассеянный взгляд на враче. Ему казалось, что у того по лицу бежал грубый шрам.
— Полукровка. Мать-ирландка, отец из Форреса. Два месяца, как померли, один за другим. За годы верной службы его величеству впервые попросил отпуск. Ездил хоронить своих стариков, наведался в родные края. Тысячу лет там не бывал, а всё по-прежнему, — МакАлистер устало вздохнул.
— Форрес… Проезжали Даффтаун?
— Угу. Невольно. Сидел в пивной, поминал родителей, как вдруг смотрю, две девицы тащат пьяного местного врача. От того толку мало, я предложил им себя в помощь. Одна шустрая, деловая и высокая, как каланча пожарная. Бэрэбэл! — врач позволил себе усмехнуться. — Очень яркая девушка, как и имечко её. Вторая скромная, худенькая, волосы светлые… Тётка её старая заболела. Вот они меня и заграбастали с собой в повозку.
— Как звали вторую девушку? — подал голос Рори.
— То ли Флора, то ли Фиона… Цветочное имя такое, — МакАлистер потёр полуприкрытые глаза. У Рори защемило сердце. — Зачем тебе?
— А дальше?
— Да что там дальше… Подъезжаем, дом тёткин горит. Тушат, а он сильнее разгорается! Девица бросилась старуху спасать, а тут горящая крыша как обвалится! Девочке той лет шестнадцать от роду было. Я уж решил…
«Семнадцать,» — подумал Рори. Внутри у него тоже что-то обрушилось и загорелось.
— Флора, Фиона ли… — пробормотал врач и пожал плечами.
Рори чувствовал невероятную усталость, он закрыл глаза и снова погрузился в беспамятство. Ему казалось, будто он провалился в яму и падал, падал… А проснувшись, он снова не мог сказать, сколько времени прошло — час или миг.
— …вот где страшно. А ты не горюй, сынок. Радуйся, что жив остался, — опять раздался голос врача.
МакАлистер устало побрёл прочь.
Рори приподнял голову — нет правой ноги, хотя ему казалось, что у него вырвали сердце и оставили рану кровоточить.
«Флора, Фиона ли…»
— Фрея… — прошептал он и зажмурился.
Он всегда знал, как бы плохо ему ни было, где-то далеко была родная душа, сестра, которая думала о нём и желала добра, он был в этом уверен. Теперь же он оказался один в целом свете, одноногий осиротевший солдат, без дома, без настоящего да и без будущего. Обрывки прошлого, то, что он ещё мог вспомнить, как изношенное бельё на верёвках. И ветер трепал их, трепал безжалостно…
1950 год, Даффтаун, Шотландия.
Июль
Фрея проснулась в доме Бэрэбэл. Она лежала под тёплым одеялом, рядом на столике стояла ваза с колокольчиками и стакан малинового чая. Фрея провела рукой по лицу, нащупала на лбу влажную повязку.
Ей снилось, как она, маленькая, шагала к воротам приюта, вертелась и махала брату на прощанье. Черты его лица едва всплывали в её памяти. Она не помнила ни его голоса, ни цвета глаз. Не знала ни дня его рождения, ни места, где он мог бы теперь находиться. Она даже не знала, жил ли он ещё на свете. Прошлой ночью огонь безжалостно уничтожил самое дорогое, что у неё было, — письмо Рори, написанное его детской рукой, которое она прятала под половицей, уверенная, что там ему не грозит быть потерянными. Теперь она ругала себя за то, что не смогла сохранить единственную ниточку, связывающую её с братом. За воспоминания держишься крепче всего, когда ничего больше нет. А за что держаться, если и воспоминаний не осталось.
В комнату вошла Бэрэбэл с тарелкой каши.
— Лежи! — приказала она сердито, когда Фрея приподнялась на локте.
— Как я здесь оказалась?
— Джед тебя принёс, ты была без сознания. О чём ты только думала?!
Фрея смотрела в потолок, в глазах защипало. О прошлой ночи она помнила лишь, как бросилась к горящему дому, треск раскуроченных стен, брызги искр, и кто-то с силой оттолкнул её прочь от пожара. Мгновение — и она лежала на земле, отрезанная от вскрикнувшей толпы грудой обуглившихся досок и камней. Она видела Джеда среди мужчин, пытавшихся затушить пожар и вытащить Катриону из горящего дома. Катриона погибла. А вот Фрея осталась жива. Благодаря Джеду.
— Он всю ночь здесь просидел, — сказала Бэрэбэл. — Обещал зайти проведать тебя в полдень. Не гоняй его. Он хороший.
Джед пришёл в полдень. Кивнул Фрее в знак приветствия, неловко протопал через комнату и присел на стул у её кровати. На лице свежие царапины и синяк на скуле. Обожжённые руки замотаны бинтами. Вопрос, ответ. Молчание, взгляд украдкой. Неловкая улыбка, шумный вдох и беззвучный выдох. Фрея вдруг ощутила, как тепло заполняет её изнутри. Странное чувство, прежде не тревожившее её.
Фрея теперь жила с Бэрэбэл, чьи родители отнеслись к бедняжке с пониманием. Днём она помогала местной портнихе — та платила ей немного, но Фрее было приятно приносить в дом деньги. Всё же она теперь была на попечении родителей подруги, иными словами, крепко висела на их шее. Вечерами она встречалась с Джедом. Фрее нечего было рассказывать о себе. Потеряшка, лишившаяся родителей, брата, тётки… Джед говорил о себе коротко и честно, украдкой касаясь её тонкой руки своею. Джед был первым мужчиной, которого она согласилась принять с тех пор, как потеряла брата. А ещё он предложил заняться поисками Рори.
— Неужели ты ни разу не видела того конверта с обратным адресом? — удивлялся он.
Они сидели на огромном валуне, наблюдая закат, как и положено было влюблённым. Фрея рассказала, что Катриона отдала ей лишь письмо. А Джед признался, что это он прозвал старуху ведьмой. Фрея кисло улыбнулась. О мёртвых плохо не говорят. Но если бы живая Катриона не спрятала от Фреи конверт, как легко было бы теперь найти Рори!
— Давай напишем в приют.
— Я не знаю, в каком именно мы были!
— Может, ты помнишь имя директора?
— Мне было пять лет! Я едва могу вспомнить лица родителей и брата.
Фрея задумалась. Кое-что она всё же помнила так чётко, что могла нарисовать каждый вензель, каждый прутик.
— Ворота. Я помню ворота, через которые меня уводили. Они часто снятся мне, и я уверена, что узнаю их!
В тот вечер Джед впервые обнял её, а Фрея наконец поняла — ей больше не придётся горевать в одиночку. Следующим же утром они отправились в Глазго, чтобы обойти каждый приют, пока она не признает те ворота, через которые видела Рори в последний раз.
1950 год, Глазго, Шотландия
Июль
Джед сразу подошёл к делу с логикой полицейского.
— Поезда на север уходят с Центрального вокзала. Нам нужны ближайшие приюты. Вон видишь, мальчишки-попрошайки? Они весь город знают, а за двадцать центов ещё и дорогу покажут, — Джед махнул рукой, и один из мальчишек с ловкостью белки подбежал к напуганной Фрее. — Вряд ли с вами стали бы возиться. Скорее всего, привезли в первый попавшийся на пути.
— Идём! — крикнул попрошайка и утёр нос рукавом перепачканной рубахи.
Первый приют был закрыт на карантин, и посетителей в него не пускали, на воротах висела информационная табличка.
— Всё равно это не те ворота, — сказала Фрея.
Второй давно пустовал. Третий и вовсе снесли. До следующего приюта пришлось идти не меньше часа. Но он оказался тем самым, в который двенадцать лет назад привезли маленьких потеряшек. Фрея узнала ворота, коснулась их рукой и горько улыбнулась.
Нынешний директор приюта, пожилой мужчина с коротенькой бородкой интеллигента, внимательно выслушал Фрею и наотрез отказался разглашать какую-либо информацию о людях, усыновивших Рори, и месте, где они находились.
— И что теперь мне делать? — чуть не плакала Фрея.
— Не могу знать, — отмахнулся директор, скользнув взглядом по шкафчикам вдоль стены.
— Неужели вы не понимаете?! Нас разлучили против воли, мы с тех пор больше не виделись. Никто никогда не узнает о том, что вы дали нам адрес!
— Уж не предлагаете ли вы мне пойти против закона?! — повысил он голос, ставя в разговоре точку.
Все скамейки были заняты — лето, которое так редко задерживается здесь дольше, чем на пару дней, похоже, никуда не торопилось, и в парке теперь яблоку негде было упасть. Фрея села на траву и расплакалась. Бессердечный истукан директор! И Джед тоже хорош — ни разу не вступился за неё, не помог выпросить адрес. Зачем он вообще поехал с ней?
— Не плачь, — Джед протянул ей мороженое. — Моя сестра живёт недалеко, переночуем у неё.
Дженни жила всего в паре минут от парка. Она так обрадовалась Джеду и Фрее, что послала детей к мяснику с запиской.
Фрея спала беспокойно. Ей слышалось, будто кто-то бродил по дому. А вдруг это тот попрошайка выследил их, залез в дом и теперь собирался их обокрасть? Шаги стихли. Фрея подумала, что их с Рори могла бы ждать та же судьба, что и того мальчика, если бы они не оказались в приюте. По крайней мере, они были бы вместе…
С утра над городом нависли тяжёлые облака. Фрея вздохнула и почувствовала странное напряжение. Внутри у неё всё содрогнулось, когда она заметила мальчишку-попрошайку, который ждал их на другой стороне улицы. Он широко улыбнулся, махнул рукой и побрёл прочь.
— Мне кажется, он был в доме прошлой ночью. Я слышала шаги! — У Фреи сжалось сердце.
— Это был я.
Джед вынул руки из карманов брюк и протянул Фрее клочок бумаги. Она поднесла его поближе и прочитала:
Рори МакКай
Новый Южный Уэльс, Австралия
Усыновители: Брэндон и Мэделин Келли
У Фреи дрожали пальцы, она в сотый раз перечитывала написанные корявым почерком слова и не могла поверить в то, что это происходило наяву.
— Как это возможно, — прошептала она, поднимая глаза на Джеда и узнавая его почерк.
Джед молчал. Он был не из тех, кто охотно хвастался, хотя его распирало от радости, что всё прошло, как и было спланировано. В полночь он вышел из дома, пересёк пустынную улицу и в парке встретился с беспризорным мальчишкой, который уже дожидался его там. Вместе они направились к зданию приюта. Мальчик караулил у окна, а Джед влез в кабинет директора. Он был уверен, что найдёт там то, за чем пришёл. В шкафчиках, что стояли вдоль стены, он ловко отыскал папку с буквой «М» на корочке.
— МакКай… МакКай… Сколько же тут «Маков»!
Назад шли молча. Тряслись как зайцы, но ликовали. Джед дал мальчику еще тридцать центов и велел молчать о произошедшем по гроб жизни. Больше всего ему хотелось разбудить Фрею и показать ей свою добычу, ведь она наверняка решила, что он трус и слабак, рта не раскрыл, пока она спорила с директором.
— Джед! — Фрея дёрнула его за рукав. — Ты что, выкрал адрес из приюта?
— Идём на почту, успеем написать Рори письмо, а в полдень сядем на поезд до дома.
Фрея утирала слёзы, пока выписывала слово за словом. Она писала, что скучает и жалеет о том, что столько лет не знала, где Рори находился… Рассказала, что понятия не имела, в какой части света должна была искать его… Просила ответить как можно скорее… Обещала, что будет с нетерпением ждать письма и молиться за Рори…
«Люблю тебя,
твоя сестра Фрея».
Джед стоял в стороне и не хотел мешать. Фрея выводила адрес на конверте, проверяла каждую букву, плакала и улыбалась одновременно. Она поцеловала конверт, опустила его в ящик для писем.
***
Шли месяцы, лето сменилось дождливой осенью, а та — зимой, морозной и снежной. Фрея не переставала надеяться, но от Рори не было вестей.
— Австралия! — фырчала Бэрэбэл. — И как его туда только занесло?! Письмо оттуда придёт не раньше следующего лета. Нужно снова съездить в Глазго, заставить их проверить на почте все углы и щели. Вдруг письмо пришло, а они его потеряли. Или и твоё-то даже не отправили. Ты слышишь, что я тебе говорю?
Фрея молчала. Да и что тут скажешь, она не знала, почему брат не писал ей, не знала, добралось ли её письмо до Австралии.
Так прошла зима.
***
В воздухе пахло весной! Джед решительно шагал к дому семьи Бэрэбэл, в котором до сих пор жила Фрея. В одной руке он держал букет полевых ромашек, другой размахивал взад-вперёд, словно торопя самого себя. Минувшим вечером он принял решение, в котором был уверен, как никогда, и теперь не желал больше терять времени.
Джед постучал в дверь и, не дожидаясь, пока ему откроют, вошел. Внутри оказалось непривычно тихо. Он осмотрелся и шагнул в тесную кухоньку, в которой пахло свежим хлебом. Он не сразу заметил Фрею, она стояла у окна и глядела вдаль. Одетая в белое платьице и с распущенными светлыми волосами, она походила на невесту. Сейчас Джед позовёт её, она обернётся, их взгляды встретятся, и она сама догадается, зачем он пришёл.
— Фрея? — позвал он и замер в ожидании. — Здравствуй.
Девушка развернулась в его сторону, и он увидел красные от слез глаза. В руке она держала распечатанный конверт и едва исписанный лист бумаги.
— Пришло сегодня утром, от приёмных родителей Рори, — сказала Фрея сдавленно. — Они пишут, что он получил ранение, а в военном госпитале ему ампутировали правую ногу. С тех пор от Рори не было вестей. Его считают пропавшим без вести или погибшим при обстреле госпиталя, который случился как раз в то время, что он провёл там. Вот и всё, Джед. Поиски завершены, мой брат мёртв, а я даже не могу вспомнить его лица.
— Фрея…
— Я хочу побыть одна.
Джед еще раз окинул взглядом кухню. Фрея отвернулась к окну. Она даже не заметила букет ромашек, с которым Джед не знал теперь, что делать. Он вышел из дому, потихоньку закрыв за собой дверь.
Год 1953, Япония
Там, где деревня встречалась с полем, начиналась узкая тропа. По ней можно было дойти до хвойного леса, совсем не густого и светлого. А дальше набрести на одиноко стоявшую хижину, с виду заброшенную и всеми забытую. Пара осевших ступенек вела к покосившейся двери, замшелая крыша кое-где прохудилась. Но вечерами из единственного окошка хижины на землю падал тусклый свет и не исчезал до самого утра.
Рори жил бедно. Отчасти потому, что заработанных им денег хватало лишь на самое необходимое. А ещё потому, что попросту не помнил, как жить иначе. Как не помнил и всего остального. Человек, показавший ему дорогу к хижине, говорил, будто Рори воевал. Ничего более он о себе не знал. Да оно и не важно было. Теперь он жил здесь, в лесу. Безымянный человек без прошлого. Словно заново родился. Ни снедающих воспоминаний, ни мучивших его разум тревог. Пустота…
Шло время. Хижину Рори покрывало то жухлой листвой, то снегом. То с потолка капало, то в дыры лезли жуки и мошки. И единственной его заботой было прокормиться. Сперва он питался запасами, которыми кто-то нагрузил его рюкзак доверху. Потом его кормил лес. Как-то он отправился в деревню и продал местным кое-что из безделушек, найденных в хижине. Денег хватило, чтобы купить крупы и хлеба. А однажды в руках его оказался деревянный брусок. Рори повертел его так и эдак и в тот момент понял, что больше никогда не будет голодать. Внутри него словно что-то оттаяло. Каким-то неведомым образом Рори знал, что нужно было сделать, чтобы из бесформенной деревяшки получилось что-то особенное, тёплое и прекрасное. Каждый раз, затачивая брусок, Рори гадал, почему в сердце его словно зажигался фитилёк свечи. А стоило ему закончить работу, свет этот разливался внутри него, будто к свече поднесли огромное зеркало, как на маяке. Рори не помнил, видел ли он в своей жизни маяки. Но ему казалось, что кто-то всякий раз зажигал для него свечу, стоило ему прикоснуться к дереву и начать работу. Деревянные ложки, кухонные доски, шкатулки, фигурки животных… Рори мог изготовить самые разные вещи. Но с особой любовью он вырезал заколки для волос, и японки, встречавшие его на рынке, с обожанием глядели на украшения, которые едва ли подходили к их нарядам.
— Что означают эти узоры, мастер? — спросила его как-то местная женщина, указывая на изогнутые и соединенные между собой линии.
— Я не понимаю вас, — признался он, не сумев разобрать ни слова, сказанного на чужом языке.
— Похоже на сердце, наверное, вы кого-то очень любите, — женщина соединила руки в форме сердца и ткнула пальцем в Рори. А потом поклонилась и ушла прочь.
В тот день Рори покинул рынок раньше обычного. Он ковылял через лес к хижине, яростно переставляя костыли и ненавидя себя за то, что не мог вспомнить даже собственного имени.
Год 1953. Шотландия
— Согласен ли ты, Джед Нортон… в горе и радости, в болезни и здравии… пока смерть не разлучит вас?
— Да.
— А ты, Фрея МакКай, согласна ли взять в мужья…
— Согласна.
— Пока смерть не разлучит нас, — прошептал Джед, прижимая Фрею к себе.
Игристое вино, огромные мясные пироги, букеты полевых ромашек, свечи, песни и танцы, вкуснейший торт, покрытый кремовыми цветами, смех, топот десятков ног! Воздух, звенящий поздравлениями и пожеланиями огромного счастья. И снова смех, и танцы, и песни! И снова поздравления!..
— Я так устала.
— Верю, но сегодня это не считается, — Джед перенёс Фрею через порог нового дома.
Она была лёгкой, светлые волосы обрамляли бледное личико.
— Ты счастлива? — Джед провёл пальцем по кружевам на её плече.
Фрея кивнула. Она достала из чемодана подсвечник со свечой, установила его на подоконник и заметила на себе вопросительный взгляд Джедда.
— Это для Рори. Он погиб далеко, так и не найдя дорогу домой. Я подумала, может, хоть его душа обретёт покой в родных местах. Пожалуйста, не гаси свечу до утра, — сказала Фрея, и из окна их с Джедом дома полился тёплый свет, словно маяк в темноте ночи.
Джед кивнул, поцеловал её в макушку и повёл за собой.
Год 1955, Япония
Свеча прогорела, наступило утро, а Рори и не заметил. Прошлой ночью он опять плохо спал, то глядел пустым взглядом в никуда сквозь полумрак комнаты, то водил пальцем по узорам, что вырезал на заколке, то проваливался в сон, то, вздрагивая, просыпался. Он трудился шесть дней подряд, а на седьмой отправлялся на рынок. Потом покупал самое нужное и возвращался в хижину. Сегодня был седьмой день, и Рори собирал поделки в заношенный военный рюкзак.
Лишь только солнце встало, как Рори уже вышел из леса и направился в сторону деревни.
Перебирая костылями, он прокручивал в голове, какие запасы ему необходимо было пополнить на этот раз. Лепёшки, рис, мыло, масло и, конечно, свечи. Рори не мог спать в темноте ночи. «Это всё война», — говорил он себе. Но в душе понимал, что-то другое, не страх темноты и одиночества заставлял его зажигать на ночь свечу.
Раньше местные остерегались его. Одноногий вечно хмурый человек с пустотой в глазах, он жил в лесу и не знал ни слова по-японски. Но мало-помалу привыкли к нему, полюбили его деревянные плошки, подносы и фигурки, перестали смотреть с подозрением и прозвали Мастером. Рори никогда не удавалось распродать всё, что он приносил, но большая часть его поделок находила новый дом уже к обеду.
— Это ты — Мастер? — услышал вдруг Рори на родном английском.
Он обернулся и увидел невысокого пожилого мужчину с брюшком, в светло сером костюме и шляпе и с седой острой бородкой. Во рту у него была редкой красоты резная трубка, а в руке трость. Он с интересом изучал Рори, глядя на него из-под очков.
— Мне сказали, ты Мастер по дереву.
Рори кивнул.
— Ты не японец, — заключил мужчина, продолжая разглядывать Мастера. — Откуда ты, друг мой?
— Не знаю, сэр. Я потерял память и не помню даже собственного имени. Кто рассказал вам обо мне?
— Один почтенный господин. Видишь ли, на будущей неделе я возвращаюсь домой и очень хочу привезти своей дорогой супруге подарок. Мне посоветовали разыскать тебя.
— Боюсь, я распродал всё, что было, — Рори пожал плечами.
— Так-таки ничего и не осталось?
— Пожалуй, есть несколько вещиц, но не думаю, что они вас заинтересуют. Местные девицы их не берут.
— Ну, я и не местная девица! — усмехнулся господин. — Покажи.
Рори сунул руку в рюкзак и достал несколько заколок с вырезанными на них узорами из замысловато переплетающихся линий.
— Матерь Божья, они прекрасны! Да ты и вправду Мастер, друг мой.
Мужчина согнулся над заколками, разглядывая узоры на них.
— Пожалуй, я возьму вот эту, на которой вырезан кельтский крест.
— Кельтский крест? — переспросил Рори. Внутри него что-то дрогнуло и полетело с обрыва.
— Воистину я давно не видел такой ладной работы! Кто тебя научил так обходиться с деревом? — пожилой господин глядел теперь на Рори, приоткрыв рот.
— Мой отец. Он научил меня, когда я был ещё мальчишкой, — вдруг ответил Рори, и мир поплыл вокруг, в ушах у него зазвенело, он пошатнулся и едва устоял на месте.
— Что с тобой, друг мой?
— Я вспомнил… — прошептал Мастер. — Я всё вспомнил, — повторил он и, побледнев, упал без чувств.
***
Последний раз Рори видел столько воды много лет назад, по пути в Австралию. Он тогда и представить себе не мог ни куда направлялся, ни что с ним будет. Маленький напуганный мальчишка. В детстве вещи выглядят иначе: деревья кажутся выше, день тянется дольше, дороги становятся длиннее, а озёра шире, словно моря! Но и теперь, став взрослым, Рори невольно оробел, когда их корабль со всех сторон оказался охвачен водой.
— Держишься молодцом, друг мой! — похлопал его по спине пожилой джентльмен в сером костюме, закуривая трубку. — И если у тебя морская болезнь, то ты отлично это скрываешь.
Рори в ответ лишь кивнул.
— И идём-то как спокойно, ни тебе «солёных брызг», ни «воя ветра», а обещали бурю! Ах, всё враньё! — мужчина разочаровано махнул рукой, потом повертел в руке трость так и эдак, покачался на месте с пяток на мыски и продолжил:
— Я, знаешь ли, непогоду люблю. Но сегодня тоже хорошо, и день ясный, и солнце не палит, и далеко видно! Там вон вроде суша, гляди-ка! Или мне кажется… А чёрт его знает!
Рори пожал плечами и коротко улыбнулся.
— Мы три дня в пути, уж, казалось бы, чем еще заниматься, кроме как беседовать. А из тебя и слова не вытянешь. Я вот что думаю, молчун — он, конечно, лучше болтуна, но, если захочешь поговорить, я в твоём распоряжении, друг мой.
Рори кивнул, по-прежнему глядя вдаль, а потом сказал:
— Мистер Уоррен, я хочу ещё раз поблагодарить вас за билет и вообще…
— Да сто раз ты меня уже поблагодарил! — отмахнулся мистер Уоррен. — Расскажи мне, что у тебя на сердце, почему ты сам не свой.
Рори тяжело вздохнул и, помолчав, ответил:
— Мне хотелось бы, чтобы память никогда не возвращалась ко мне. Хотелось бы, чтобы я снова всё забыл.
— Воспоминания оказались тяжелее, чем ты ожидал? Но ведь именно они делают нас теми, кем мы являемся. Кем ты был всё то время, что жил в хижине? Мастером? Безымянным чужаком? Неужели тебе не хотелось вспомнить своего имени, корней, семью?
Рори молчал. Ведь вспомнить пришлось ещё и то, что никого из его семьи больше не было в живых. Жизнь обошлась с ним несправедливо, отняв сначала родителей, потом сестру. Что он скажет Фрее, стоя у её могилы? Куда пойдёт потом?
— Не пытайся ответить на все вопросы сразу, друг мой, — сказал мистер Уоррен, слово прочитав мысли Рори. — Всему своё время.
Год 1955, Шотландия
Рори шёл через луг. Ветер трепал его волосы. Ароматы цветов, разогретых на солнце, опьяняли после долгой дороги. Хотелось зарыться носом в ромашки и колокольчики, вдыхать их густой дух и дремать, слушая пчелиное бормотание.
Стоя у пожарища, которое некогда было домом, где Рори так и не пришлось поселиться, он оглядел полуразрушенные стены, обозначавшие границы бывшего жилища. Обуглившиеся балки и обгоревшие камни лежали, собранные в кучи. От почерневших залысин, на которых не росли ни цветы, ни трава, веяло холодом. Здесь погибла Фрея… Рори осмотрелся, подобрал с земли уголёк и положил его в карман.
Он едва мог вспомнить лицо сестры, как и не помнил её голоса. Словно они были знакомы в другой жизни, словно те маленькие дети всё ещё прощались на пороге приюта. И теперь, глядя на пожарище, он испытывал ужас, понимая, что ничего не чувствовал. Будто этот дом никак не был связан ни с ним, ни с Фреей. Но как только он заметил могилу и надгробный камень на ней, сердце его сжалось.
Среди старых корявых яблонь, прячась под их тяжёлыми ветками, покоилась каменная плита, на которой были высечены прощальные слова. Рори приблизился и прочитал:
Здесь упокоились старая Катриона и её маленькая девочка.
Да пребудет с ними покой и прощение Божье.
Почему-то каждый раз, вспоминая Фрею, Рори никак не мог представить её взрослой, а лишь той маленькой напуганной девочкой, которой махал на прощание. И теперь думать о сестре ему было особенно горько. У него не было ничего, ни писем, ни фотографий. Он ещё долго стоял среди яблонь, сжимая в руке уголёк.
***
Фрея проснулась с рассветом и выскользнула из-под одеяла. В кухне дремали сумерки. Свеча, оставленная на подоконнике, догорела. Фрея согрела воды, умылась, наспех позавтракала и, чиркнув Джеду записку, вышла из дома в сырое, но уже по-летнему тёплое утро.
Раз в месяц Фрея отправлялась на окраину деревни, туда, где жила когда-то давно, будто в прошлой жизни. Она не могла похвастаться тёплыми воспоминаниями о Катрионе, как и не могла сказать, что скучала по старой тётке. Она убеждала себя, что не забывала Катрионину могилу потому, что старуха однажды приютила её. Но в душе знала, что не могла поступить иначе, и продолжала приходить потому, что больше никто этого не делал. Катриону и при жизни-то не любили, а теперь и вовсе позабыли о ней.
Каждый раз по пути к развалинам старухиного дома Фрея снова и снова вспоминала брата.
— Не ходи туда больше, ни к чему тебе каждый раз огорчаться, — говорил Джед.
Но Фрея не могла иначе. Вот и теперь, стоя перед пожарищем, она вспоминала, как приехала к тётке, держа за руку воспитателя, как прятала в комнате под половицей письмо от брата, как старуха рассказала ей печальную историю о маленькой Майри… Пожар… Горевшая заживо Катриона… Обрушившиеся балки… Джед…
В памяти вспыхнули слова старой тётки:
«Никогда, Фрея, никогда не оставляй детей без присмотра!»
Фрея коснулась округлого живота. Она будет хорошей матерью!
Оставалось лишь положить цветы на могилу, и можно будет не приходить сюда целый месяц.
На месте пожара трава не росла, зато там, где стояли позабытые всеми яблони, она доходила до пояса. Фрея склонилась над осевшей в землю могилой, оставляя на ней букетик полевых цветов, взгляд её скользнул по надгробной плите, и она оцепенела от ужаса.
Фрея коснулась плиты рукой. «Прощай, Горошинка», — было написано углём. Слова, которых раньше там не было, которых попросту не могло быть! Ведь все, кто когда-то звал её так, были мертвы…
— Ты уверена? Может, тебе показалось? — Джед нахмурился.
Фрея металась по комнате, потом замирала, заламывая руки, и снова мерила комнату шагами.
— Постарайся успокоиться, — призвал её муж, протягивая к ней руки. — Мы во всём разберёмся.
— Как я могу успокоиться… неужели ты не понимаешь, что это значит?! Так меня называли лишь родители и брат, — Фрея пыталась придумать хоть одно логичное объяснение произошедшему, но мысли путались с воспоминаниями и догадками, не давая ей сосредоточиться.
— Джед, что теперь делать? Если это кто-то из моей семьи, нужно разыскать его, ведь этот кто-то думает, что я мертва! Давай сходим на могилу вместе, ты сам всё увидишь! — Фрея едва переводила дух, и Джед не на шутку забеспокоился о ребёнке у неё под сердцем.
Было решено наутро навестить могилу Катрионы в последний раз и выяснить, кто сыграл с его дорогой женой эту злую шутку.
***
Рори поселился на другой стороне города, в доме одного старого вдовца и его дочери. Он редко выходил из своей комнаты, много читал и почти не спал ночами. Как-то вечером, когда сиренево-серые тучи заволокли закатное небо, на первом этаже дома послышалась возня. Кто-то бегал из угла в угол и переворачивал вверх дном всё на своём пути. Рори прислушался.
Вдовец жаловался на боли в коленях и передвигался медленно. Ничто на свете не заставило бы его носиться по дому как ошпаренного.
Начался дождь. Крупные капли забарабанили по крыше и подоконникам. Опираясь на костыли, Рори вышел на лестницу и ступенька за ступенькой поковылял вниз. Но тут входная дверь распахнулась, блеснула молния, и он увидел утонувший в холодном голубом свете сад, а в прихожей — темноволосую девушку с перекинутыми через плечо простынями и огромной корзиной в руках. Их взгляды встретились. Она, промокшая, растерянно смотрела на Рори и широко улыбалась, словно вся эта непогода бесконечно радовала её. Глаза её блеснули, сердце Рори сжалось.
— Вы мистер МакКай?
Рори кивнул.
Снова вспышка молнии, раскат грома…
— Ну и гроза! Небо будто по швам трещит. Я люблю непогоду, — девушка улыбалась. — Меня зовут Элли. Спускайтесь и давайте выпьем чаю!
Рори испытал неведомое ему прежде чувство — внутри будто разлили стакан тёплого молока. Элли пригласила его выпить чаю. Но он отправился бы следом, куда бы она его ни позвала.
***
Всю ночь дождь лупил по крыше дома Фреи и Джеда. Ветер безжалостно крушил всё на своём пути, колотил в окна и выл в каминную трубу. Они едва успели сомкнуть глаза, как наступило утро.
Джед и Фрея надели резиновые сапоги и вышли на размытую за ночь тропу. Она вела к пожарищу и напоминала теперь чвакающее болото. Шли тяжело и медленно, держась за руки и стараясь не поскользнуться. А как только добрели до обгоревших развалин, Фрея чуть ли ни бегом преодолела расстояние от дома до могилы Катрионы.
— Быть этого не может… — пробормотала она.
Джед стоял рядом и смотрел то на могильную плиту, то на Фрею. Никакой таинственной надписи не было.
— Я своими глазами видела… — она посмотрела на мужа, тот хмурился и молчал. — Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума, но я могу поклясться, что видела те слова вот на этом самом месте! Ты веришь мне?
— Я верю, родная, — соврал Джед. — Мы во всём разберёмся, а теперь, прошу тебя, давай уйдём отсюда.
Он думал, что неспроста в детстве прозвал старуху ведьмой. Даже отправившись к праотцам, она всё ещё тянула соки из беззащитной и доброй Фреи.
И только яблони знали, что прошлой ночью косой ливень смыл с каменной плиты надпись, сделанную углём. Они глядели вслед уходящим Джеду и Фрее, трепетали листьями и жалели о том, что не умели вымолвить и слова.
Шли недели. Фрею не покидали мысли о незнакомом человеке, ворвавшемся в её жизнь, а Джеда — тревоги о безумии, ворвавшемся в разум его дорогой жены: она теперь плохо спала, потеряла аппетит и подолгу смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Он не раз говорил Бэрэбэл, что намерен показать Фрею врачу. Но та категорически запрещала записывать свою подругу в ряды помешанных.
— Не вздумай этого делать! Всё это пройдёт, как только малыш появится на свет. Её поглотят заботы о ребёнке, и на прочие тревоги не будет хватать ни сил, ни времени. А поведёшь по врачам, она решит, что ты её чокнутой считаешь, будет всё глубже уходить в себя, перестанет тебе доверять.
Но Джед не отличался особым терпением. И хотя Бэрэбэл утверждала, что беспокоиться было не о чем, он точно знал — необходимо было принять меры, пока навязчивая идея разыскать несуществующих членов семьи не поглотила Фрею полностью.
Джед нашёл Бэрэбэл за домом. Она сидела на траве, скрестив ноги так, как не подобало женщинам, и сосредоточенно ковыряла иглой на отрезе льняной ткани.
— О боги, ты вышиваешь?!
— Мать велела, — недовольно буркнула Бэрэбэл. — Сказала, не научусь этому шву, буду вечно жить под её крышей и присмотром.
Оба ухмыльнулись, и Джед присел рядом с ней.
— Как там Фрея? — Бэрэбэл коротко подняла глаза на Джеда и снова уткнулась в вышивание.
Джед вздохнул, глядя вдаль на холмы, напоминавшие собой могучие океанские волны.
Бэрэбэл посмотрела на кривой шов, из которого отовсюду торчали нитки и узлы, потом на свои исколотые пальцы и откинула шитьё в сторону.
— У меня идея! — сказала она. — Есть один человек, не знаю толком, кто он, не то плотник, не то резчик. Что скажешь, если мы закажем ему смастерить колыбель для вашего малыша? Не сомневайся, этот процесс так увлечёт её, что она забудет обо всём на свете!
— Колыбель? Ребёнок появится только зимой.
— Время пролетит быстро. Да и потом, работа с деревом — процесс долгий, — Джед взял её за руки и ласково заглянул в бесцветные заплаканные глаза. — Только тебе придётся сделать рисунок.
— Что ещё за рисунок?
— Подумай, как должна будет выглядеть колыбель, какие узоры тебе хотелось бы на ней видеть. Подготовь рисунок, и отвезём его мастеру.
По дороге Фрея сильно нервничала. Ей хотелось спрыгнуть с повозки и броситься напрямик, не дожидаясь, пока их разморённая на солнцепёке лошадь доковыляет до дома некоего мастера.
Дверь открыл старик, сообщил, что мастер уехал пополнять запасы морилки и будет не раньше следующего вечера. Джед оставил для него письмо, рисунок колыбели и предоплату, распрощался со стариком и, взобравшись в повозку, причмокнул лошади. Фрея всё оборачивалась на дом, пока тот не скрылся из виду.
***
Рори вернулся домой за полночь, сбросил с плеча военный рюкзак, установил у кровати костыли и повалился спать. А наутро принялся за работу. Одна молодая семья оставила ему заказ на колыбель для их ещё не родившегося младенца. У Рори было множество идей, но, поскольку на рисунке была изображена детская люлька со сложным кельтским плетением по периметру, он решил размяться перед долгой непростой работой и принялся за изготовление своего любимого изделия — женской заколки. Тогда в Японии он понятия не имел, что с ними делать, но теперь точно знал, кому подарит одну из них.
Солнце клонилось к закату, когда Элли с полным подносом съестного зашла в сарай, где работал Рори.
— Ты трудишься целый день, — сказала она, — Пора бы и поесть.
Рори отложил инструменты и взглянул на неё: глаза-звёзды, улыбка мягкая, каштановая коса легла на плечо.
— Я не знаю тех людей, что приходили вчера, но очень хочу, чтобы колыбель им понравилась, — сказал он. — А пока позволь сделать тебе подарок.
— Подарок? Чем я заслужила? — Элли скромничала, хотя и скользнула взглядом по рабочему столу Рори.
— Тем, что ты — это ты. И, наверное, тем, что принимаешь меня таким, какой я есть, — ответил Рори, сунул руку в один из множества ящиков в столе, вынул оттуда резную заколку и протянул Элли.
***
Наступил октябрь. Фрея увеличивалась в объёме так быстро, что Джед ненароком волновался, как она разродится, а Би ласково звала её булочкой. С ней Фрея теперь проводила всё то время, пока Джед работал. Ей не хотелось сидеть дома в полном одиночестве, и подруги изо дня в день кочевали то к Би, то к Фрее. Последняя вязала крошечные чепчики и носочки для будущего наследника их с Джедом небогатого королевства, а Би диву давалась:
— Как можно ковырять нитки велосипедными спицами и создавать одежду?!
— Тебе тоже придётся этому научиться, — говорила ей Фрея.
— Это ещё зачем?
— Однажды и ты станешь мамой.
Чем больше времени проходило, тем чаще Фрея улыбалась, положив руку на живот, мечтательно перебирала имена. Или ей просто хотелось выглядеть взволнованной и счастливой, как и положено было беременной женщине, ожидающей первенца. На самом деле она не собиралась сдаваться и по-прежнему верила, что однажды ей выпадет возможность узнать, кто искал её на могиле Катрионы.
Но часто бывает так: стоит только решить, что выпустил из рук последнюю нить, которая связывала тебя с прошлым, как оно само находит тебя.
Би разливала чай, а Фрея нахваливала её подгоревшее печенье, когда в дверь постучали. На пороге возникла красивая девушка с каштановой косой.
— Элли! Фрея, вы знакомы? Это Элли, моя недавняя приятельница. Ты как раз к чаю, милая!
Би обняла подругу и усадила за стол, достала из буфета ещё одну чашку и придвинула печенье.
— Фрея живёт здесь недалеко. А раньше жила у меня, после того как дом её тётки сгорел в пожаре. — сказала Би и развернулась к Элли.
— Пожар? Какой ужас! — ахнула Элли.
— Да. Зато так она встретила своего мужа. А Элли — своего жениха, — продолжала Би, обращаясь теперь к Фрее, — прямо у себя дома. Оказалось, пока она гостила у тётки, её отец поселил у них солдата. Он остался без родных и крыши над головой. Им хватило одного взгляда друг на друга, чтобы влюбиться по уши!
Элли благодарно смотрела на Бэрэбэл, когда Фрея вдруг заметила резную заколку в её волосах.
— Твоя заколка… Откуда она у тебя?
— Это подарок моего жениха. Он сделал её сам.
— Можно посмотреть поближе? — забыв про чай, Фрея протянула руки к волосам Элли. — У меня была похожая. Сгорела в огне тогда, при пожаре. Мне её подарил брат, когда мы были ещё детьми. Он тоже смастерил её сам. Кельтское плетение, как и на моей… — Фрея едва дышала. — Как зовут твоего жениха?
Элли растерянно переводила взгляд с Фреи на Би.
— Рори. Рори МакКай.
Миг, Фрея успела лишь вдохнуть и тут же ощутила, как земля ушла у неё из-под ног. Она вскочила с места и бросилась прочь, оставив Элли и Бэрэбэл одних.
Никогда в жизни ещё Фрея не ощущала такой бесконечной тревоги и радости одновременно. Рори! Он жив, он здесь, совсем рядом! Столько лет она мечтала об этом дне, ждала встречи с братом и горевала о нём. Значит, это он был на могиле, считая сестру погибшей. Нужно скорее разубедить его в этом. И она уже спешила к нему, не без труда переводя дыхание и сменяя бег на шаг.
— Я, конечно, могу ошибаться, но мне почему-то кажется, что бег в твоём положении не сильно полезен ребёнку! — раздалось вдруг позади.
Фрея обернулась и увидела Бэрэбэл и Элли в повозке.
— Залезай, сумасшедшая!
Домчались так быстро, что Элли успела лишь рассказать, как Рори поселился в их доме и как теперь поживает. Фрея, не помня себя от счастья, боялась, что ошиблась и сейчас её встретит совершенно другой человек, никогда не знавшей о ней.
***
Рори трудился в сарае. Колыбель была почти готова. Скорее бы вернулась Элли! Стоило ему подумать о ней, как снаружи раздались звуки подъехавшей повозки.
— Я не сомневалась, что найду тебя здесь, — сказала она, показавшись в дверях. — Прекрасная получается колыбель! Знаешь, я привезла с собой женщину, которая заказала тебе её.
— Правда? Мне не терпится познакомиться с ней!
— Я её позову, — Элли ещё раз обняла его и вышла из сарая, оставив Рори одного.
Он смахивал с колыбели стружки и древесную пыль, когда кто-то позвал его по имени. Обернувшись, он увидел невысокую светловолосую девушку, озарённую светом закатного солнца.
— Здравствуйте, вы, наверное, миссис Нортон? Забавно, что я как раз сегодня закончил вырезать узор на колыбельке, — сказал Рори, опираясь на костыли. — Проходите, вот она.
— Рори… — Фрея едва дышала, нервно перебирая пальцами и делая шаг ему навстречу. — Это же я…
Несколько мгновений оба стояли неподвижно, и тут Рори пошатнулся.
— Фрея? Но как это возможно?! Ты же… Это правда ты?
— Это я, мой родной! Это правда я! — пролепетала Фрея и бросилась в объятия брата.
— Но я думал, ты погибла при пожаре, и на могиле было написано…
— Ты всё не так понял! Это про дочку нашей тётки. Она погибла совсем маленькой. А я жива и так рада, что и ты оказался жив! Ведь я получила то письмо…
Оба так и стояли, крепко обнявшись и плача от счастья, когда вошли Би и Элли. Потом принесли бутылку сидра, кружки и мясной пирог, и все четверо разместились вокруг колыбели, чтобы отметить чудесное воссоединение.
— А ты всё-таки сдержал обещание, приехал, — прошептала Фрея, положила голову Рори на плечо и снова всхлипнула. — Скажи, почему твои приёмные родители обманули меня? Почему они написали, что ты погиб при обстреле госпиталя или пропал без вести?
— Видишь ли, милая Фрея, они до сих пор думают, что я мёртв. Я почти не помню, как выбрался из обстрелянного госпиталя. Уверен, мне помогли, потому что я тогда с трудом управлялся с костылями. Потом один японец указал мне дорогу к хижине, в которой я прожил пару лет. А дальше ты знаешь. Знаешь, тогда, мальчишкой, я думал, что моё детство закончилось на станции в Глазго, когда мы с тобой остались одни. И только оказавшись в Австралии, я понял, что в том приюте было не так уж и плохо.
Фрея заглянула в глаза брату и увидела в них такую тоску, что ей стало не по себе. Взгляд Рори скользнул по животу сестры.
— Не стоит сейчас вспоминать о том далёком прошлом, моя Горошинка. Дай ещё раз полюбоваться тобой! Теперь понятно, почему эту колыбель я делал с такой любовью. Как назовёшь малютку?
— Уил, если мальчик. А девочку…
— Мэйди, — закончил за неё Рори.
Декабрь
…Утренние сумерки незаметно опустились на долину. Рори и Джед дремали в креслах у камина, в котором всю ночь горел огонь. Вдруг в утренней тишине послышался плач новорожденного младенца. Мужчины встрепенулись и тревожно взглянули друг на друга.
— Поздравляю тебя, старина! — сказал Рори Джеду. — Ты стал отцом!
Вскоре с лестницы спустились Элли и Бэрэбэл и поманили их обоих за собой. Оба на ватных ногах торопились следом. Фрея лежала под тёплым одеялом и улыбалась, рядом с ней спал младенец.
Джед опустился на колени перед женой.
— Посмотри, какой он крошечный, — сказала Фрея. — Это малыш Уильям. Рори, подойди, поприветствуй племянника!
Он приблизился к ней, крепко поцеловал её в макушку и присел на край кровати.
— Привет, малыш Уил, я — твой дядя Рори, добро пожаловать! Ничего не бойся, ведь все мы рядом.
Маленький Уил причмокнул и зевнул. Рори обвёл взглядом комнату, снова взглянул на сестру и друзей.
Он был дома.
***
За 200 лет более 130 000 приютских детей были насильственно высланы из Британии в колонии для экономической поддержки её доминионов.
Детям обещали лучшую жизнь, образование и работу. Многим из них сказали, что их родители отказались от них или умерли. На самом же деле почти все они оказались обмануты. Часто детям давали новые имена и даты рождения, чтобы исключить саму возможность найти их. Ощущая себя отбросами, они стали рабами, работая в полях, на стройках и каменоломнях, болея и голодая. А позже стало известно, что у большинства были в живых родители, иногда не имевшие никакого представления о судьбе своих детей после того, как тех по решению суда отправляли в приюты или попросту похищали. Многим говорили, будто их детей усыновили где-то в Британии…
Но усыновляли лишь малышей, кому-то из них повезло — они попали в хорошие семьи. Большинство отправленных в колонии детей систематически подвергались жестокому обращению, унижениям, физическому насилию в австралийских, канадских, новозеландских и других религиозных детских учреждениях, приютах и семьях.
На сегодняшний день в живых осталось мало тех, кто когда-то был в числе высланных детей. Совсем немногим удалось воссоединиться с родителями, братьями и сёстрами. Часто удавалось найти лишь их могилы… Эти люди до сих пор не могут вспоминать своё детство без слёз. Большинство из них сломлены, многие мужчины так никогда и не смогли завести семьи, некоторые до глубокой старости не смели признаться своим детям в том, что произошло с ними в детстве.
Детская насильственная миграция не прекращалась вплоть до 1970-х годов прошлого века.