Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2024
Вероника Воронина — родилась в Сарове Нижегородской области, живет в подмосковных Люберцах. Окончила журфак МГУ. Рассказы выходили в журналах «Север», «Нижний Новгород», «Дактиль», «Лиterra Nova», альманахах «Земляки», «Царицын», коллективных сборниках и др. Публицистика, литературная критика и эссеистика публиковались в журналах и электронных изданиях Pechorin.net, «Формаслов», Rara Avis, Alterlit, «Мир Севера», в газете «Литературная Россия», на «Литературном радио» («Пролиткульт») и др.
Белое кружево, розовый шелк
Завтра Леночке исполняется пять — целых пять! — лет. Она так ждет этого дня. Предвкушает праздник, радость, подарки.
Леночка мечтает. Что ей подарят? Куклу с длинными белыми волосами, которую она давно хотела? В белом кружевном платье с розовыми шёлковыми лентами — нежными, как лепестки! Или кукольный домик? Леночка видела его в «Детском мире». Кажется, что в таких домиках обязательно должны жить маленькие человечки. Вот бы посмотреть хоть одним глазком! А может, подарят набор кукольной посуды или книжку с картинками?
Но самый большой подарок — это, конечно, братик. Папа сказал, что уже завтра привезет маму с Петенькой — так назвали братика — из больницы. Как раз в день рождения Леночки! Девочка ждет и волнуется: вот это подарок так подарок!
Но назавтра мама возвращается одна. О Петеньке больше не говорят, на вопросы о нем не отвечают. А Лена… Её долгожданный день словно исчез из календаря. И про нее саму будто забыли. Родители ходят с такими лицами, что Леночке становится страшно. Может, она сделала что-то не то, и ее наказывают? Не могла же она провиниться так сильно!
Леночка снова и снова подходит к маме, тянет за платье. Та сначала смотрит на дочь невидящим взглядом, молча отходит, отворачивается. В следующие разы говорит: «Уйди, не до тебя!» С каждым разом раздражения в голосе все больше.
На пятый или шестой раз женщина и вовсе начинает кричать в голос: «Эгоистка! Какое право ты имеешь требовать к себе внимания в этот день! Ведь у него-то никогда не будет ни праздников, ни поздравлений, ни подарков!» Папа вмешивается, берет маму за плечи: «Тише, тише!» А потом говорит Леночке быстрой скороговоркой и тоже отворачиваясь: «Потом отметим, как-нибудь потом. Только не сейчас. Не беспокой маму». И уводит ту в дальнюю комнату, закрывая перед Леночкой дверь.
***
Лене сегодня 35. Она едет домой в полупустом вагоне метро. У Лены в руках большой букет роз, опущенный низко-низко — бутоны метут грязный пол. Ей не до цветов. У нее всегда в этот день непонятная горечь в душе, и почему-то стыдно отмечать, получать внимание, подарки и поздравления.
Погруженная в себя, Лена несколько раз задевает цветы ногами, чуть ли не наступает. Лепестки осыпаются, нежные, белые и розовые, как кружево и шелк того кукольного платья. Лепестками уже усеян весь пол вокруг нее. А Лена, придавленная тяжестью неясной тоски, не замечает: нервно переступает, задевает бутоны.
Другие пассажиры осторожно, очень осторожно обходят бело-розовую хрупкость. Только сама Лена, выходя из вагона, бессознательно еще раз задевает букет и, не глядя под ноги, ступает прямо по лепесткам.
И они лежат на грязном полу, беззащитные и бесполезные.
Определяющая судьбу
Пробуждение было тягостным: Катя сразу вспомнила вчерашний вечер и отвратительный разговор с Пашкой. Вновь окатило волной стыда и унижения от его слов. Девушка сразу выгнала парня, а вот от гадкого чувства избавиться не смогла. Пашка ей так нравился!
Не вставая с кровати, Катя потянулась к тумбочке за книгой, с горечью спросила: «Почему это со мной происходит?» — и открыла наугад.
Сказы Бажова она всегда любила, а образ Хозяйки Медной горы полнился древней силой, пленительно волновал и тревожил, как предание о таинственном сокровище на дне колодца. Вот ты стоишь на самом краю, не решаясь заглянуть в глубину, — и тебе одновременно жутко и невероятно важно узнать, что там.
Девушка не смогла взять в общагу зачитанный домашний томик. Зато здесь совсем рядом была студенческая библиотека.
Бажов открылся на странице, заложенной кем-то забытой распечаткой. Распечатка была густо правлена от руки. Катя не заметила ее вчера, когда брала книгу в библиотеке. Девушка отложила лист, с закрытыми глазами отметила пальцем место на открытом развороте и прочла: «Мамонька, ведь знаю я, что тут моей судьбы нет».
Шепотом повторяя прочитанное, Катя машинально потянулась за отложенной распечаткой — по виду то ли конспектом, то ли заготовкой к докладу или реферату, — бегло проглядела первые строчки: «…Мифологические персонажи сказов Павла Бажова являются образными персонификациями природных сил. С этой точки зрения Хозяйка Медной горы, хранительница драгоценных пород и камней, которая предстает перед людьми в виде прекрасной женщины, а порой в виде ящерицы в короне, ведет свое происхождение от “духа местности”».
Катя замерла, боясь спугнуть тайну, притаившуюся на дне колодца. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она принялась читать дальше. В конспекте говорилось о том, что, хотя Хозяйка и создана творческой фантазией Бажова, на его сказы заметно повлияла мифология древних финно-угорских племен, живших на Урале с незапамятных времен.
У богини древних жителей Урала были тяжелые и толстые, как железные цепи, косы, спускавшиеся с небес до самой земли. И у любимой Катей Хозяйки Медной горы красивая иссиня-черная коса.
Верховная богиня угров наделяла новорождённых людей душами, причем считалось, что души могут принимать облик ящерицы. В ящерицу превращалась и сама богиня. И Хозяйка Медной горы, как знала Катя, часто показывалась людям в виде огромной ящерицы. А свитой ей служили разноцветные ящерки, которых Малахитница звала то своим войском, то слугами, то детками.
В распечатке было много правок, некоторые строчки оказались густо вымараны. Но сквозь разрозненные, исчерканные записи поблескивали осколки древнего мифа.
Одним из имен верховной богини угров было Калташ-Эква — калька с имени богини-матери древних коми Кылдись-инь, что значит «определяющая судьбу женщина». Она записывала жизненный путь людей на «святой бумаге».
«Определяющая судьбу женщина, — прошептала Катя, — святая бумага». Но мысли снова вернулись ко вчерашнему, волной накрыли стыд и гнев. Девушка решилась задать второй вопрос: «Что мне теперь делать?», не глядя, ткнула пальцем в конспект. Взгляд скользнул сперва по одной строчке, потом охватил весь абзац: «Ханты усть-казымского Приобья называют Калтась Матерью-Землей. Если в доме кто-то долго болеет, проводится обряд захоронения куклы, на которую переносится хворь. Здесь богиня выступает как заступница от болезней…»
Катя вскочила с кровати и кинулась к шкафу с одеждой…
Кукла, торопливо скрученная из любимого красного шарфа, получилась отличная. Было даже немного жаль ее хоронить. Но Катя, добравшись до пустыря, решительно взялась копать ямку — то здесь же найденной палкой, то прямо руками. А забрасывая землей куклу-шарф, мысленно послала ей всю свою обиду и боль, приговаривая: «Потому что тут моей судьбы нет».
Девушка поднялась с земли, вытирая руки влажными салфетками и прислушиваясь к себе. Внутри осторожно разжималась тугая пружина, начинала разливаться хрупкая тишина. Катя вынула из рюкзака книгу, открыла наугад: «Тепло от него, будто на пригревинке сидишь, да ещё кто тебя мягким гладит». Она улыбнулась. Кате вдруг стало так хорошо, будто к ней через темноту времени протянулась чья-то теплая благословляющая рука. «Спасибо», — тихо сказала девушка, сама не зная кому.
У ее ног проскользнула ящерка.
Зов
Звонок был довольно странный и при этом на удивление своевременный. Не выходит из головы, хотя происходящее вокруг требует моей полной концентрации. А как без концентрации перебраться через небольшое болотистое озерцо, в которое превратилась старая лесная колея после затяжных дождей? Все-таки поздняя осень. Оскальзываюсь на глинистых краях, балансирую на предательских кочках. Машина оставлена далеко позади — не хватало еще утопить ее где-нибудь здесь. Вокруг подлесок, впереди сосняк и ельник, последняя деревня километрах в десяти–пятнадцати.
Ветер несет клочки тумана. Сырость касается лица и заползает в нос. Я балансирую на очередной кочке, выбирая, куда ступить дальше, чтобы не изгваздаться по самые уши. С горечью сознаю, что этого в любом случае не избежать. И продолжаю возвращаться мыслями к разговору.
Дочь удачно позвонила именно тогда, когда я остановилась на автозаправке, такой одинокой в этой глуши. Там сотовый еще ловил.
— Что-то случилось?
— Мам, слушай, какой у тебя любимый фольклорный персонаж?
Ну и ну! Разговор обещал быть весьма любопытным! Стоило задержаться, хоть я и спешила.
А ведь снова сработала эта ее интуиция момента!
У моей пятнадцатилетней дочери уникальное чувство времени: ее спонтанные поступки всегда оказываются невероятно своевременными. Например, просыпается за минуту до звонка будильника; сталкивается с нужным человеком, выходя из подъезда; даже в школу опаздывает именно тогда, когда отменяют первый урок. Я заранее предупредила, что долго будут без связи, и вот она ухитрилась поймать последний момент, когда сеть еще ловит.
— Ого! Солнышко, ну и вопросы у тебя! Не знаю, я об этом не думала.
— Ничего себе! Как это «не думала»? Ты же всё-таки на филфаке преподаешь: фольклор, этнография, сказки! Все такое интересное!
— Милая, ну не знаю, просто не думала, и все. Это что, вам в школе задание дали?
Дочь раздумчиво ответила почти взрослым уже голосом:
— Нет, школа ни при чем. Просто кое-что пришло в голову, пока перечитывала сказки для доклада по устному народному творчеству.
— И что же?
— А вот что: почему серый волк все время Ивану-царевичу и нянька, и спасатель? Жар-птицу ему добывает, златогривого коня, красну девицу. А потом ещё и убитого воскрешает! С какой стати вообще? Ну, подумаешь, волк съел коня! Это вполне в его природе. Но почему он возмещает ущерб, да еще и в настолько несоразмерных масштабах? А Иван такой скучный, пассивный, непутёвый: то и дело косячит и попадает в беду. Просто бесит! Сам не решил ни одной проблемы. Зато получил все плюшки!
Ух ты! Хорошо, что я в тот момент уже закончила заправляться, а то пролила бы бензин.
— Ну и ну! Как тебя задело за живое!
— Не смейся, мам, это же правда ужасно интересно, если вдуматься. Слушай, ты сама говорила: в сказках всегда есть внутренняя логика. Вот я хочу понять логику этой: почему волк так себя ведет?
Я подумала в тот момент: какая она у меня умница, зрит в самый корень.
— Ух! Сколько страсти, Марин! Надо тебе на филфаке преподавать, а не мне.
— Может, так и будет, когда вырасту. А ты не уходи от ответа.
— У тебя же Гугл есть, зачем тебе я?
— Не глупи, мам! Ты же у нас премудрая, как сказочная Василиса! Ну так что, ответишь?
Определенно происходящее было важно. Я отъехала от зоны заправки, припарковалась на стоянке неподалеку и устроилась поудобнее. Разговор обещал быть долгим.
— Эээ… Уела. Вопрос, конечно, интересный. Понимаешь, дело в том, что эта сказка — отголосок почитания волка как тотема, священного предка и покровителя племени. Поэтому-то помощник Ивана обладает и мудростью, и колдовской силой и даже способен воскресить погибшего.
— Опаньки! Так я об этом не думала. Тогда действительно получается вполне логично.
— …И в этом случае конь Ивана-царевича становится жертвой для задабривания животного-предка, к которому обращаются за помощью.
— Слу-у-ушай, а колыбельная про серенького волчка тоже, получается, о животном-помощнике?
— Поясни.
— Ну вот, самое начало: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и ухватит за бочок». «Серенький волчок» звучит тут совсем не страшно, а, наоборот, уютно. Мне слышится, что «волчок» скорее заботится, чем угрожает. Думаю, ему отдают беспокойного ребенка на сохранение и защиту, как овец пастушьей собаке. Не зря там такое мирное продолжение: «Он утащит во лесок, под малиновый кусток, а малинка упадет прямо деточке в роток».
А она хороша, моя девочка! Что за умница выросла! И ведь я ей ничего толком не рассказывала.
— Ух ты, Марин, прямо в корень зришь! Ммм… Понимаешь, у волка в фольклоре среди прочих действительно есть и обережная функция. Вот ты вспомнила колыбельную, а знаешь, что у румын в погребальном плаче волк выступает защитником и проводником души умерших на тот свет?
— Да ладно?!
— Правда-правда! Там такие слова… Дай-ка вспомнить. «Вставай, вставай, дорога в лес тебя зовет. Лес велик и тёмен, лес част, — войдешь и не выйдешь. Склони голову, иди вперед и знай, что тебе навстречу выйдет волк. Не бойся, протяни руку, стань ему братом. Ведь ему ведомы леса, и тропинки, и холмы».
— Опаньки!
— Да уж.
— Эх, жаль, что время животных покровителей и помощников осталось в прошлом.
Опять захватило дыхание от ее слов. Умеет она меня удивить!
— Не совсем. Откуда, думаешь, взялись фамилии типа Волковы, Орловы, Вороновы и так далее? Откуда животные в названиях спортивных команд, марок автомобилей, на флагах государств и эмблемах разных организаций? На татуировках, в конце концов: вот уж где в прямом смысле кровь и плоть древних верований. Что это, как не взывание о покровительстве к духу животного?
— Хм… Так я об этом не думала.
— Ага. Понимаешь, архаика гораздо ближе, чем кажется. Люди по-прежнему обращаются к силе животных, хотя сами этого не сознают.
— Эх, а наша фамилия совсем не «звериная». Слушай, как думаешь, у нашей семьи есть животное-покровитель? А у меня может быть свой личный?
Ну и ну, подумала я, девочка моя! Какие вопросы! И в такой момент!
— Эээ… Не знаю. Возможно. Понимаешь, тотемы были не только родовые, семейные, но и индивидуальные — животные силы. Вот серый волк, судя по всему, был личным покровителем Ивана, а не родовым, иначе не стал бы помогать ему против братьев. И эти личные животные-помощники не обязательно закреплялись в имени человека. Наоборот, у некоторых народов отношения с тотемом считались чем-то очень интимным, его даже вслух не называли.
— Ужасно интересно! А как найти свое животное?
Вопросики у нее не в бровь, а в глаз!
—Думаю, дело во внутреннем ощущении связи, которая выстраивается шаг за шагом, в некоем беззвучном «зове». Помнишь, как у Пелевина в «Проблеме верволка в средней полосе»? Главный герой всего лишь захотел найти в книге изображение волка. Затем последовала цепь, казалось бы, случайных событий, которая привела его к волчьей стае. Все это время он думал, что действует спонтанно и самостоятельно, а оказалось, бессознательно следовал «зову» своего внутреннего волка.
— Классно!
— Да уж! Так что если тебе не даёт покоя «серенький волчок», кто знает, может, «это “ж-ж-ж” — неспроста»?.. Кстати, насчет «жжж» — это звук сообщения?
— Наверно, Петров: мы с ним договорились позаниматься вечером. Представляешь, нам задали написать историю семьи. А он говорит, что что-то нашел про наш род, хочет показать. Подожди-ка, посмотрю. Ну да, он: «Ты скоро? Жду в библиотеке. Серый».
— Гляди-ка, вот тебе и зов.
— Очень смешно, мам.
— Ну, все, солнышко, мне нужно ехать, давай все остальное потом, когда вернусь.
— Ладно, пока.
Я так погрузилась в воспоминания, что перестала смотреть, куда иду. За что немедленно расплачиваюсь, провалившись в грязную лужу выше колена. Сапоги набирают воды. Ох ты ж!
Упрямо продолжаю продираться сквозь мокрый подлесок. Неудачно поскальзываюсь, чуть не падая в колючий куст боярышника. Цепляюсь за него, чтобы удержаться на ногах, рву дождевик и сильно царапаю руку. Охохонюшки!
В прореху сочится вода. В сапогах противно хлюпает. Царапина хоть и не сильно, но болит. А я еще даже до места не дошла. Ну да бог с ним, разберусь.
Останавливаюсь, найдя более-менее твердый и относительно сухой участок земли, где грязь не разъезжается под ногами и не норовит затянуть поглубже. Нужно оглядеться и сориентироваться. Глухомань глухоманью. Быстро темнеет, продолжает накрапывать мелкий дождь. Холодно, сыро, противно. И посреди этого я, погруженная в филологию и фольклор. Вот она, красота момента!
Подлесок наконец-то закончился. Мне удается благополучно добраться до настоящего леса. Под ногами мягко пружинит хвоя. От стволов пахнет смолой. С ветвей капает, но здесь, по крайней мере, земля более твердая, надежная.
Меня уже ждут. Под руку подныривает большая лобастая голова. Теплый язык облизывает свежую царапину. Влажная шерсть пахнет диким лесным зверем.
— Здравствуй, родимая! Вот и я.
Госпожа зимних бурь
— Мамочка, не браните ребенка. Как бы беду не накликать. Ну, подумаешь, конфеты просыпала. Не страшно, почищу салон.
Пожилая дама за рулем такси плавно выворачивала руль, выезжая со стоянки у аэропорта. Она поглядывала в зеркало заднего вида на молодую женщину на заднем сиденье. Та сначала сердито что-то шептала девочке лет шести-семи, а после комментария дамы недовольно на нее посмотрела.
— Нет, я не собиралась вам указывать, что вы. Я просто старая женщина, которая ведет такси и болтает между делом… Да, я хорошо знаю русский, вообще люблю языки — много пришлось путешествовать по миру. Нет, такси — это подработка на несколько дней, а так я совсем другим занимаюсь… А вы первый раз у нас в Тюрингии? Приехали на новогодние каникулы?.. Да слежу я за дорогой, слежу. Не волнуйтесь, я всю жизнь вожу, а лет мне ого-го сколько!.. Смотрите, какая сильная метель… Ничего, я осторожно. Нет, мы не заблудимся… Вы любите вьюгу? Я так очень люблю…
Автотрасса шла через холмы и предгорья Тюрингенского леса. Сильный снегопад приблизил и без того ранние зимние сумерки. Заметив в зеркало книгу в руках у девочки, пожилая дама включила в салоне свет и, поймав благодарный взгляд, улыбнулась юной пассажирке. Молодая женщина мельком бросила взгляд в книгу, присмотрелась внимательнее и тихо, но раздраженно снова сделала дочери замечание.
— Женщина, не сердитесь на вашу девочку. Все дети рвут или пачкают книги. Ничего страшного.
Мать фыркнула и отвернулась к окну. Лес молчаливо нависал над дорогой. Снег укрывал его мохнатую шкуру. Большое зеленое сердце билось медленно и ровно.
— Как тебя зовут, деточка? Ася, значит. А лет тебе сколько? Ух ты! Совсем большая! Ну не плачь. Ася, ты же нечаянно, верно? Больше не будешь? А я тебе за это сказку расскажу. Зимнюю. Вот и договорились.
Молодая женщина хмуро глядела в окно. Быстро темнело. Машина двигалась удивительно ровно и плавно. Словно летела, не касаясь земли. Вместе с пургой.
— Смотри, Ася, какая вьюга! Самое время для Дикой Охоты! Слышала такое предание? Издавна считается, что в самые долгие тёмные зимние ночи — вот как сейчас! — над землёй несётся кавалькада призраков. Часто их появление сопровождают бури или грозы. Считается, что если кто-то встретится с ними, то попадёт в иной мир…
Вслушиваясь, мать девочки нахмурилась. В ней росло раздражение на болтливую старуху таксистку.
— Да что вы, женщина, я не запугиваю, просто рассказываю байки, чтобы скоротать время в дороге. По-моему, это лучше, чем радио слушать. А вашей девочке всяко будет любопытно узнать предания другой страны. Интересно тебе, Асенька? Знаю, что интересно. Поэтому прошу вас, не надо так…
Молодой женщине надоела эта назойливая старуха. Лучше уж радио. Или просто ехать в тишине.
— А знаете что, мамочка? Может, вам немного вздремнуть, пока мы едем? Перелет был долгий, вы порядком устали, поспать толком не удалось. Смена часовых поясов, да и день отъезда был дерганый, суматошный, так? Знаю, что так. Вот и спите. Спите! Вот так.
Мать девочки ощутила, что все напряжение, связанное с дорогой, и накопившееся раздражение растворяются в непреодолимой сонливости. А та растекается по телу, цепко берет в плен. Женщина начала клевать носом, и меньше чем через минуту ее плотно охватил уютный кокон сна. За окнами совсем стемнело. Пролетавшие мимо заснеженные деревья стали лишь темными силуэтами. Они теперь и вправду казались призраками, несущимися в бешеной скачке. Но спящая женщина их уже не видела.
— …А ты, Асенька, слушай дальше. Не волнуйся, мама проснется, когда мы доедем. На чем мы остановились? У нас, в Тюрингии, считается, что призраков Дикой Охоты возглавляет госпожа Хольда. Знаешь, кто это? Читала сказку братьев Гримм «Матушка Метелица» о волшебнице из колодца? О, так порванная книжка как раз с этой сказкой? Вот совпадение. Твоя любимая сказка? Как я угадала! Так вот, по-немецки матушку Метелицу как раз зовут фрау Холле или Хольда.
Девочка слушала, широко открыв глаза. Пожилая дама ей очень нравилась. Мать спала, и больше некому было мешать сказке. А призрачный лес за окнами не спал. Он тоже слушал, всматривался в путешественников и ждал.
— Наша Хольда властвует над силами природы, над погодой. В сказке, когда служанка матушки Метелицы взбивает перину с подушками, оттуда летит пух, и в мире людей начинается снегопад. Посмотри-ка в кармане переднего сиденья прямо перед тобой. Да, прямо как в этом снежном шаре. Потряси его. Гляди-ка, там женщина на балконе вытряхивает перину, и из-за этого идёт снег. Красиво, правда?
Девочка засияла, увидев большой снежный шар. Он едва помещался в руках. Ася всматривалась в него во все глаза. Маленькая женщина на балконе была как живая. Девочка встряхнула игрушку, и, казалось, снег за окнами повалил еще гуще. Машина будто перенеслась внутрь этого самого шара, а вокруг сыпался и сыпался пух из пышнейшей перины. Мать девочки тихо спала, прислонив голову к оконному стеклу.
— Хольду называют Госпожой зимних бурь. Она как Снежная королева, да. Только добрая. А ещё фрау Холле покровительствует детям — таким, как ты, малышка. Вообще всем детям. Но особенно заботится о нерождённых, умерших в младенчестве, брошенных или проклятых родителями. Их она и собирает в свою свиту. Что значит «проклятые»? А вот что. Если мать ругает свое чадо почём зря — «Да провались ты!», «Черт тебя возьми!», «Чтоб тебе пусто было!» — это и есть материнское проклятие! А самого ребенка такими словами все равно что обещают нечисти, лишают защиты. Так что рано или поздно за ним обязательно придут. Особенно опасно нынешнее время самых длинных ночей…
Во сне хмурое лицо молодой женщины разгладилось. Казалось, ей снится что-то приятное. Снаружи больше ничего не было видно, кроме белых хлопьев. Свет фар едва разрезал их пелену. Заметив, что девочка забыла про свою книжку, старая леди выключила в салоне свет. Горела лишь приборная панель. Стеклянный шар слегка мерцал в темноте.
— Нет, сама фрау Холле не нечисть, скорее, добрый дух зимы. Есть поверье, что на святки она объезжает землю на своей колеснице, чтобы посмотреть, кого из детей обижают, кто оказался брошен или попал в другую беду. И забирает их с собой, чтобы дети не достались нечисти. Надо же, как ты интересно придумала — маркером шар разрисовывать! А знаешь, в этом что-то есть.
Девочке было тепло и уютно. Сказка текла своим чередом. Ветер постепенно утихал. Снежные хлопья летели бесшумными белыми птицами с мягкими крыльями. Они танцевали вокруг машины, бесстрашно бились в лобовое стекло, льнули к боковым окнам.
— Ася, хочешь знать, что Хольда делает со спасенными? Приводит в свой дом. А живёт она, как тебе известно из сказки, в волшебном колодце. Там говорящая печка сама печет пироги, а яблоня плодоносит. Да, у тебя как раз в книге картинки с яблоней и печью. А здешние жители считают, что дом Хольды стоит на горе Хёрзельберг, рядом с Айзенахом. Мы как раз недавно проехали мимо…
Девочка невольно взглянула в окно. Снегопад почти прекратился. Она долго вглядывалась в лицо леса, а лес смотрел на нее.
— Так вот, по преданию, дети там отдыхают, набираются сил в волшебном мире. А дальше? У нас говорят, что у фрау Холле есть источник душ. И через него дети со временем снова отправляются в мир людей, чтобы родиться у других родителей, более любящих и заботливых…
Машина подъезжала к городу. Старый лес отступал вместе со своими историями и призраками.
— Вот мы и приехали. Сейчас твоя мама проснется. Ася, понравилась тебе моя сказка? Тогда оставь себе снежный шар. Если захочешь попасть в настоящую сказку и побывать в гостях у фрау Холле, увидеть говорящие печь и яблоню, смотри, там, внизу, телефон и адрес моего магазина игрушек. Звони, заеду за тобой.
Карьерная лестница снежной королевы
Сказка-постмодерн
Жила-была в одной деревне девочка, звали ее Настенька. Раз случилась в тех краях уж такая морозная зима, уж такая лютая! Птицы, замерзнув, падали на лету. А дикие звери приходили погреться к человеческому жилью. И людям приходилось ох как несладко. Думали, думали, что делать, и надумали старейшины принести жертву Зимнему деду, чтобы смилостивился и не морозил так сильно. Жребий пал на Настеньку. Не признались ей, что на верную смерть посылают, а для отвода глаз сказали, что, дескать, надо подснежников поискать. Догадалась она обо всем, заплакала, но делать нечего, отправилась в лес.
Шла, шла Настенька. Так окоченела — уж думала, тут и смерть найдет. Да встретился ей прекрасный принц из соседнего королевства, выехавший на охоту. Такой добрый молодец, собой красавец — ни в сказке сказать, ни пером описать. Настенька и потянулась к нему. А был этот принц упырем и не столько охотился на диких зверей, сколько пил кровь всех, кого мог поймать. Обрадовался он: свежая кровь сама в руки идёт! Принц только что сытно поел, так что не убил девочку сразу, а под видом помощи повез во дворец. «Я буду звать тебя Эльзой», — сказал он.
Его одиннадцать братьев и мать, вдовствующая королева, тоже были упырями. Новоявленная Эльза им приглянулась. И оставили они ее жить у себя: им нужен был постоянный источник свежей крови — ведь одинокие запоздалые путники попадаются нечасто.
Еще Эльзу заставили плести для принцев-упырей двенадцать рубашек из кладбищенской крапивы. В этих рубашках они смогли бы обращаться в летучих мышей и так расширять охотничьи угодья.
И каждый раз, посасывая кровь девочки, они не забывали упомянуть, как ей повезло попасть к ним. Какие они заботливые да внимательные, что не осушают Эльзу залпом, а пьют по чуть-чуть. И живёт она во дворце, одевается в прекрасные платья и ест на золоте. Не забывали упыри напомнить и о том, что Эльза обязана им жизнью — ведь родные послали ее на верную смерть, а значит, она никому не нужна.
В общем, пили кровь и в прямом и в переносном смысле. А старая королева ещё и надеялась с помощью Эльзы помолодеть и вернуть былую красоту. Все подходила к зеркалу и проверяла: стала ли она прекраснее всех на свете?
Девочка терпела-терпела, а потом поняла, что ее все равно убьют, как только она доплетет двенадцатую рубашку. А оставалось всего-то один рукав доделать. Взяла и сбежала, а перед этим сожгла рубашки, чтобы принцы не обернулись летучими мышами и не кинулись в погоню. Где бежала, а где едва шла — силенок от постоянных кровопусканий совсем не было, и так еле жива осталась.
Тут и встретил ее Зимний дед — тот самый, которому она была обещана, спросил: «Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе… А, неважно!» И не успела она и слова вымолвить, как стукнул он ее посохом. Была живая девочка из плоти и крови, а стала созданием снега и льда, снежной нежитью. «Я буду звать тебя Снегурочкой, — сказал Зимний дед, беря ее за руку, — пошли скорее, нам еще подарки детям разносить». Вырвалась бедняжка и побежала прочь.
Прибежала она в горы, забилась в пещеру дух перевести и поразмыслить, как дальше быть. И вдруг услышала странные постукивания из-под толщи камней. Присмотрелась и увидела ход, ведущий в глубь горы, расслышала шаги множества ног, стук да скрежет металла. Появились семь маленьких человечков. Ростом не больше кукол, в касках, в шахтерской одежде, с маленькими кирками, молотами и фонариками.
«Вы гномы?» — спросила ледяная девочка. «Нет, мы стуканцы, — ответили те, — горные духи, призраки погибших горняков. А здесь наша шахта». И продолжили: «Не бойся, мы добрые: своим стуком предупреждаем живых об опасности, показываем, где богатые месторождения, а где грозит обвал. Оставайся с нами». И девочка осталась. «Уж больно ты бледная да бескровная, — сказали стуканцы, — мы будем звать тебя Белоснежкой».
Стали горные духи расспрашивать ее, кто она да откуда. Ледяная девочка все им и рассказала, пожаловалась на судьбу. Хотела заплакать и не смогла — слезы сразу в лед превращаются. А стуканцы ее спросили: «И чего же ты хочешь?» Девочка подумала-подумала и ответила: «Мести». — «Ну, так всё в твоих руках, — сказали. — Того, что ты стала зимней нежитью, уже не исправить, но тебе выбирать, какой именно. Можешь вернуться к Зимнему деду и быть его Снегурочкой, можешь остаться с нами в горах, Белоснежка. А можешь припомнить все, что с тобой сделали, и стать утбурдом — мстительным духом, в которого превращаются души детей, как ты, оставленных замерзать. Ну или что-нибудь еще придумай. Выбор за тобой. Хотя, сдается нам, ты уже выбрала».
И она действительно выбрала.
Сначала спалила дотла деревню, жители которой послали ее на верную смерть. Нечисть же, что с нее взять. Тем более сами виноваты. Потом изловила принцев-упырей и их мать, отрубила им головы, воткнула в сердца осиновые колья, а могилы посыпала солью. Зимнего же деда заставила танцевать в раскаленных железных башмаках до тех пор, пока он полностью не растаял. Утбурды — ну о-о-очень мстительные духи!
Потом девочка-утбурд вернулась в горы к стуканцам. И стали они жить-поживать и добра наживать. Стуканцы помогали шахтерам и рудокопам в горах. А та, кого теперь звали Белоснежкой, снежным призраком являлась заблудившимся путникам и выводила на дорогу, предупреждала об опасности.
Однажды мимо ехала королева той страны. Проезжая через горы, она попала в снежный буран и заблудилась. Лошади едва не скинули карету с обрыва. Белоснежка оказалась рядом и успела помочь. Королева как увидела ее — то ли девочку, а то ли видение, в длинном белом платье, с черными распущенными волосами и пронзительными ледяными глазами, — так и обмерла.
Дело в том, что у королевы не было детей. И незадолго до той поездки она как раз пожелала себе дочку с кожей белой как снег и губами алыми как кровь. Само собой, с яркостью губ у снежного призрака вышла промашка. Во всем же остальном Белоснежка вполне подходила. Королева была ведьмой, так что нашла средство вернуть ледяному призраку человеческую жизнь: волшебное яблоко.
Снова став человеком, девочка не забыла о стуканцах и в благодарность за доброту заказала для них сорокадневное отпевание, чтобы призраки погибших горняков обрели покой.
Новоявленная принцесса стала наследницей не только престола, но и ведьминого котла. Как оказалось, у нее были для этого все задатки. Только сердце принцессы осталось ледяным. А еще она сохранила посох Зимнего деда. Так что когда пришла пора взойти на престол, ее стали звать Снежной королевой.
Родовое древо
1. Перевернутое дерево
Я наконец-то выкинула мамин фикус! Так и не смогла его полюбить. В уютной обыденности растения было нечто удушающее. Мама давным-давно привезла мне отросток, как всегда, не спросив согласия: «У меня хорошо растет, у бабушки такой же был». И, смеясь, добавила: «Наше родовое древо».
Почему я терпела так долго? Фикус успел вымахать аж до потолка — еле умещался на подоконнике в огромной кадке и закрывал половину окна. Даже смотреть на него было тесно. Казалось, разросшееся растение — теперь уже действительно дерево — душит, высасывает из воздуха свет. Зато семейное древо!
В общем, собралась и вынесла тяжеленную, неуклюжую кадку в подъезд — забирайте, кому приглянется. А спустя всего пару часов увидела перевернутое дерево на газоне — форма в очередной раз победила содержание: забрали кадку, а не растение. Его корни торчали вверх. В этом была внутренняя правда: какой род, такое и родовое древо.
Когда я днем раньше сообщила семье, что собираюсь замуж, то получила проклятие вместо благословения. За то, что сама выбрала, сама решила — не спросилась, не отчиталась. Хотя и лет мне уже немало, чтобы чужое мнение и тем более разрешение спрашивать; и живём — в разных городах! — в Центральной России двадцать первого века, а не при Домострое и патриархате. А обыденное семейное мракобесие все то же — прокралось в список вечных ценностей.
Сначала мама без предупреждения начала военные действия: «Я не разрешала! Не смей самовольничать!» С размаху началась массированная атака: «Если сделаешь это, лишу наследства! Подам в суд!» Подключились тяжелая артиллерия и танки: «Заплачу психиатру, чтобы тебя признали невменяемой и недееспособной». Папа также присоединился к силовой операции: «Не буду поздравлять с помолвкой. Раз не слушаешь мать, с таким мерзким характером ты не заслуживаешь ничего хорошего». И продолжил зачистку: «Все равно он бросит тебя через год. Кому ты нужна такая!»
Вот такое «приданое» я получила. Проклятие — это ведь что? По словарю, «словесная формула, содержащая пожелание зла, ругательства. Крайнее, бесповоротное суждение, отторжение». Другое название для грубости и хамства, оскорблений и угроз. А хороших слов — благословений — у этого рода для меня не нашлось.
Сквозь слезы и ярость пришли и встали защитной стеной спокойные ясные слова: со мной так нельзя! Вот тогда я наконец и выкинула «родовой» фикус.
2. Древо жизни
В поисках утраченной радости еду на ярмарку мастеров. В таких местах, полных живых и теплых вещей, обычно и глазам приятно, и на душе светлеет.
Обойдя ярмарочную площадь, возвращаюсь к палатке с филимоновской игрушкой — тульскому народному промыслу. Рассматриваю с теплотой и нежностью.
Из-за прилавка приветливо улыбается маленькая старушка в платочке. Перед старушкой, позади торжественного парада пестрых красавцев, — простые глиняные заготовки, белые, как ее платочек. Мастерица расписывает их живыми теплыми красками: красной, желтой, зеленой. И рождаются радостные солнечные звери и птицы с длинными шеями: медведи, олени, индюки, петухи.
Насмотревшись на расцветающую под пальцами красоту, перевожу взгляд на сам прилавок.
— Скажите, а вот это что такое? — показываю на обнимающуюся пару: барышня в длинной юбке колоколом, разудалый кавалер в лихой шапке.
— Любота, детонька.
— Любота?
Старушка принимается рассказывать о глиняной парочке, а от них перебрасывает мостик к древним корням филимоновского промысла. У нее цветистый, сочный говор — как у сказительницы былин. Пробую незнакомое слово на вкус, рассматриваю и трогаю яркие фигурки. «Любота» звучит невероятно мило. Слышится в этом душевность, сердечность. Любование и облюбовывание. Есть и в этом слове, и в самих филимоновских игрушках — во всех! — уютная архаика, доброе домашнее язычество. Будто смотришь на изображения духов-покровителей дома или семейные обереги.
Замечаю, что изображений Люботы несколько, и все разные. Есть «просто» Любота: пара танцует-обнимается. Очень тепло на них смотреть. С легкостью верю, что такие фигурки были талисманами, хранителями для любящей пары и дарились на свадьбу. Вторая Любота с ведрами: у обнимающейся пары ещё и коромысло на плечах — одно на двоих. Это, должно быть, о том, чтобы «в горе и в радости» делить все поровну, помогать друг другу и поддерживать. А третья Любота явно про семейное изобилие и благосостояние в доме: у барыни в руках каравай, а у кавалера — курочка. Все три Люботы чудо как хороши.
Старушка тем временем речёт, как реченька течет.
— А сам-то дед Филимон, слышь-ко, дюже непростой-то был. Допрежь того, как к нам прибился да нашей глиной-синикой занялся, люди глаголят, с царской-то каторги убег, а того ране богомазом слыл! Эко диво — и там и там доспеть! Вишь ты, руки-то у него были наособицу — и лик божий писать, и промыслу нашему начало дать. Оттого, ты глянь-ко, — сколь много лет минуло, а свет-то от поделок наших по сю пору идет! Будто на солнышке сидишь и кто по головушке гладит. Даже каторга не возмогла того известь.
Вволю напитавшись от солнечных парочек душевным теплом, перевожу взгляд дальше по прилавку.
— А это что такое?
— Древо.
Я еще не видела таких сложных сюжетов среди архаически простых филимоновских игрушек. В центре действительно дерево, как ось, на которую нанизано все остальное. У основания ствола примостилась маленькая Любота, а на ветвях чего только нет! Птицы, звери, плоды, детские фигурки. Даже солнце! И тут до меня доходит: это же Древо Жизни! Любуюсь им, и столько сердечной радости разливается по телу! Словно чувствую благословение, идущее сквозь века.
Вспоминаю о предстоящей свадьбе. Вот что мне нужно для нового начала! Поставлю на место фикуса.