Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2024
Мария Леонтьева (1988) — поэт, археолог. Младший научный сотрудник ИИМК РАН, участница Староладожской археологической экспедиции. Публиковалась в журналах «Аврора», «Звезда», «Урал» и др. Финалист конкурса «А вы могли бы?». Живёт в Санкт-Петербурге.
***
Зачем всё это, думаешь, всё зря.
В любую неугодную погоду
Вокруг раскопа землю матерят:
Идёт вразнос чумазая пехота.
В иной земле забрезжат семена
Зелёными побегами и злыми
Борщевиками, время до темна
Стареет и гниёт, всё тлен и силос.
В горсти лежит печальный уголёк,
И слово непечатное, срываясь
С губ человеческих, как малый мотылёк
Летит во тьму, к земле не прикасаясь.
***
А если говорят другое,
Имея что-нибудь в виду…
Фонарик. Вечер в Волховстрое.
Потрескивает, как в аду.
Хотя сравнение нелепо,
Да кто там был, в моем аду.
Там стол стоит, летает слепень,
Скворец дудит в свою дуду.
Там происходит постоянно
Совсем не адский, мирный движ —
Обрывки песен полупьяных,
Ты в сообщениях молчишь.
Закат, восход, звезды мерцанье —
Лирический вполне букет.
И умолкает восклицанье,
Что рая нет и ада нет.
В мой ад с ревизией нагрянут
Однажды ангелы толпой
И ничего менять не станут,
И посмеются надо мной.
***
Вот и месяц прошёл, точно жизнь, точно не было
Облаков цвета шёлка и солнца стекла.
Преломлялось тугое холодное небо.
Вышка связи — обломок весла.
Подгулявший июль, как чужой верноподданный,
Неизвестной страны представитель лихой,
Всё тепло разбазарил, добыл где-то сотню и
Подавился моим неудобным стихом.
Не осталось пути для обратного хода,
Из раскопа не видно окончанья пути.
Подвели — непомерно плохая погода
И последний квадрат, что недобран почти.
***
Смотрю на Волховскую ГЭС,
Что за окошком проплывает,
По берегам высокий лес
Стоит от края и до края.
Спят пассажиры, ровный гул
Колёс, железных перекрытий.
Тот человек, смотри, уснул,
Ему плевать на ход событий.
Как поезд клонится, несясь
В неведомую тьму по рельсам,
Ночь опускается как мазь
На тонкий край реки и леса.
А вдалеке — всё тот же лес,
Иначе выкрашенный мглою
В оттенок ночи на земле,
И ночь сомкнулась надо мною.
А ты посмотришь на рассвет,
Пурпурный, лёгкий, невесомый,
И думаешь, меня в нём нет,
Но еду я, без сна и дома.
***
Естественное: грязное кольцо
Из слоя, где смешались супесь с глиной.
Текущее на Ладогу с повинной
Реки шершавой мутное лицо.
Из поля вырастают сорняки,
Корнями пробирая позвоночник.
А вечером скрипит или хохочет
Маг коростель и бредят мотыльки.
Пятная свет, луна идёт вослед
Несбывшемуся, тонкому, земному.
Встают века, их время по-иному
Течёт и пригибается к земле.
Его найдёт в стекляшках и гвоздях
Чудила археолог, над раскопом
Стоят студенты, начитавшись Проппа,
Сжимая молодость в обугленных руках.
Археологи
Нашли дирхем, ещё нашли дирхем,
Не знали и кричали «алюминий»,
А было — серебро, а надо всем
Гремело в небе, собирался ливень.
Лежали мы в палатках, а они
В земле, и крепче не было сцепленья
Людей и сна, сверкало, и огни
Взлетали в облаках, ходили тени
Под тентом, вдоль раскопа, по углам.
Замеченные кем-то — исчезали.
Мы им приснились, лето — снилось нам,
Расцвеченное в разные детали:
Проросший корень — через позвонок,
Укус осы под равнодушным взглядом.
Как будто мы снимаемся в кино,
Как будто те, другие, — с нами рядом.
Безымянный район
Кран капает, и тикают часы:
В районе спальном время понарошку
Идёт себе, и тикает в усы,
И гладит, непременно гладит кошку.
Потом ко мне звонится в домофон,
А я ему не отвечаю, словно
Я занята, а может, вижу сон
Обманчивый, нелепый, невесомый.
Где я сама — один глухой район,
Уже не город, но и не промзона.
На долгостроях крошится бетон,
Летают птицы, в целом обречённо.
А на мосту, вы знаете тот мост,
Над железнодорожной лёгкой веткой,
Рассвет встаёт и смотрится в трюмо —
В трюмо глядит, как старая кокетка.
Я, кажется, не съеду никогда
Отсюда, доброволец заключенья.
Здесь по ночам не спят лишь провода,
Гудят и просят у земли прощения.
За поздние автобусы зимой,
За кошек, спящих в клумбах кособоких,
За спальный неуют и неустрой,
За свет, забытый в окнах одиноких.
***
Остановка «Кладбище по требованию»:
В темноте не видно ни фига,
Если ты автобусом последним
Едешь, стало быть, издалека.
В темноте водителя рука
Будто бы за пультом звездолёта.
Движется, незрима и легка,
В космосе отважная пехота:
Малый героический отряд,
Я да Муза, рыбаки и тётки,
С виду далеко не космонавт
Завсегдатай репинской каптёрки.
Через серый вихрь пустоты, —
Вот такой эпитет неумелый,
Мы летим, как ветер сквозь кусты.
На востоке небо почернело,
Предвещая где-нибудь рассвет
Над иными, лучшими мирами.
Наш автобус мчит под номерами,
Отражающими свет.
***
Сталинская высотка,
Ржавый восход огня.
Жизнь, точно мятая сотка,
Пропитая без меня.
Город не из картона,
Катится голова
Моя с высоты Поклонной,
Рябые жуёт слова.
Ветер перед глазами,
Нить основная — жгут.
Строительными лесами
Небо сжимают тут.
Кто сторожит столицу,
Пока её демон спит?
Разные небылицы
Придумываю от тоски.
***
Липовый шелест и цвет,
Море асфальта и гравий.
Города серые грани,
Пепельный, влажный рассвет.
Доктор в котомке несёт,
Переходя через площадь,
В книжке — цветочные мощи,
Старых рецептов блокнот.
Школьник несёт что-нибудь,
Пенсионер — что-то тоже,
Самый печальный прохожий
Света приносит чуть-чуть.
На перекрёсток спешит
Белый пушок — одуванчик.
Звонкой июльскою сдачей
Он в чью-то память зашит.
***
На месте кого-то другого
Решенья, конечно же, нет.
Закованный в медное слово,
Болит и качается свет.
А я прохожу синей крышей,
Над городом я прохожу.
А песню, что каждый услышит,
Вот прямо сейчас и сложу.
Пускай одиночество вязко,
И страшно один на один.
Я — шарик сиреневый в связке,
И каждый мне скажет: «Лети».
Но нет ничего в том плохого,
Весь город увижу внизу.
Сияние медного слова
Тебе на руках принесу.
***
В промежутке между звуком и созвучьем —
Шорох снегопадного крыла,
Беглый взгляд над вечностью колючей,
Над тем местом, где она была.
Между речью и молчащим богом
Слово заполняется твоим
Сумраком и канет за порогом,
Чтобы не принадлежать живым.
Уходящий не сказал «уйду»,
Растекался мыслями по ветру,
Трогал снег и дул себе в дуду,
Принимая музыку на веру.
***
О.Р.
Есть только свет, который проявлять
На фото, может, даже и неловко.
Есть разговор — последняя уловка,
Слова в нём невозможно поменять.
Есть свет, в лучах его двоится мир.
Двоится, преломляется слезами
Бескрайними июньскими часами,
В которых мы друг с другом говорим.
Мир состоит из невозможных дел.
Летает пух, запомним лето: пухом,
Рекой, прощаньем, золотистым слухом,
В который камнем небосвод летел.
На этом свете всё переживём.
Не вместе, врозь. Не вместо — а иначе.
Летящий пух, он точно что-то значит,
И что-то знает спящий водоём.