«Мастер и Маргарита», фильм, 2024, Россия, реж. Михаил Локшин
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2024
Junker Voland kommt!
Гете. Фауст
Никогда не читайте рецензий
Не в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей, но не кавалерийской походкой, ранним утром тринадцатого числа зимнего месяца адара1 входил автор этих строк под своды торгового центра «Гринвич», что в Екатеринбурге, направляясь в наилучший зал тамошнего кинотеатра, дабы увидеть наконец новую экранизацию романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Рецензий и зрительских откликов со времени премьеры накопилось уже в интернете множество, но я их принципиально не читал, решив составить собственное непредвзятое мнение. Для этого я впервые за многие годы слез с привычного дивана, удобно расположившись на котором, обычно смотрел все те фильмы и сериалы, о которых затем писал в «Фонаре», и вышел в свет.
Отмечу сразу, что рекомендованный мне зал оказался поистине великолепен, зрителей на утреннем сеансе было немного, и все приличные люди, никто не хрустел попкорном и не смеялся дурацким смехом в самых трогательных местах, и что фильм мне очень даже понравился, хотя экранизацией в точном смысле он не является. Это скорее вольный полет фантазии над вымышленной Москвой — вымышленной даже уже и не Булгаковым, и не придуманным им Мастером, а скорее Мастером, созданным воображением безымянного Драматурга (Евгений Цыганов), в свою очередь созданного уже воображением режиссера Михаила Локшина и сценариста Романа Кантора.
Фантасмагория героев-рассказчиков и рассказчиков-героев достигает кульминации в клинике Стравинского, когда на балкон выходят сразу два Мастера: одинаково остриженные, в одинаковых больничных пижамах. И не сразу понятно, кто есть кто, — до тех пор, пока один из них не зайдет в палату к Ивану, а второй будет наблюдать и слушать с балкона. Он — автор, он придумал этих двоих и свел их в доме скорби, и все, о чем они говорят, — все это у него в голове, более того — это уже и в рукописи, над которой он продолжает работать в клинике с попущения добрейшей Прасковьи Федоровны.
Причем работает он уже над 21-й главой, в которой Маргарита громит квартиру Латунского, а выйдя на балкон, оказывается свидетелем разговора своего двойника с Иваном, начатого в главе 11-й и продолженного в 13-й главе… И тотчас, чтобы мы не заскучали, нас возвращают на год назад, на прогон спектакля «Пилат», который вдруг, неожиданно, без всяких объяснений оборачивается разговором «настоящего» (то есть не театрального) Пилата с «настоящим» же Иешуа Га-Ноцри. Так что Воланду уже не удается описать эту сцену Берлиозу и Бездомному, и он сразу отправляет Берлиоза под трамвай, а позже встреча на Патриарших прудах повторяется уже в романе безымянного Драматурга. Причем Воланд произносит заветные слова: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…» — и мы видим и плащ, и подбой, и Пилата, только это уже не крытая колоннада, а «обширный, царящий над площадью каменный помост» с которого Пилат возвещает о казни трех преступников и помиловании четвертого…
Сидишь, смотришь, нравится, но при этом явственно слышишь, как:
Черепицею шурша,
Едет крыша не спеша…
Шизофрения, как и было сказано
— Это не шизофрения, — сказал вдруг кто-то невидимый тихим и приятным голосом с легким иностранным акцентом. — Это голод. Ты пришел в кинотеатр без завтрака и теперь малодушно помышляешь о сосисках в томате, которые достались не тебе, а Степе Лиходееву. Но не волнуйся: сейчас твой голод пройдет, а когда фильм кончится, ты спустишься в кофейню этажом ниже и возьмешь сэндвич с лососем и большой стакан черного кофе без сахара…
— А если не спущусь? И не возьму? Или Аннушка уже разлила масло?
Тут соседка через два кресла от меня посмотрела на меня с удивлением, и я понял, что говорю вслух.
— Ну что ты… — сказал Он. И в голосе чувствовалась улыбка. — Я же не тот злодей…
И голода моего не стало.
Драматург без имени, Пилат без Понтия
Конечно, Булгакову и Бортко было проще: у них Мастер впервые появляется только в клинике Стравинского и рассказывает Ивану Бездомному о своей любви и о сожженной им рукописи романа о Понтии Пилате, себя же называет Мастером, поскольку отказался от своей фамилии. А вот в фильме главный герой написал не роман, а пьесу «Пилат», опубликованную в журнале «Новый мир» и принятую к постановке каким-то условным театром, в котором работают вполне реальные (для нашего героя, конечно) Степан Лиходеев, Римский, Варенуха и др. И так же реальны для него и критик Латунский, и главный редактор «Нового мира» Берлиоз, и бывший барон Майгель, и Алоизий Могарыч — который здесь не просто случайный знакомый, а как бы старый друг-приятель и коллега драматург, впоследствии предатель.
И Драматург наш еще от фамилии не отказался, и есть у него членский билет не какого-то МАССОЛИТа, но Союза советских писателей, который он предъявляет при входе в писательский ресторан, однако на огромной афише спектакля «Пилат» имени его мы не видим, и на собрании писателей, где Латунский и Майгель громят пилатчину, его называют просто «автор».
Отметим тут же, что на лацкане пиджака Берлиоза имеет место быть орден «Знак Почета», а у Латунского и еще у некоторых писателей и вовсе Красного Знамени, то есть они не просто участники, они герои Гражданской войны, ибо в ту войну орденами не разбрасывались, чаще обходились именными маузерами или красными революционными шароварами. И поэтому остервенение (иначе не скажешь) Латунского если не оправданно, то по крайней мере понятно: в лице Драматурга он не пилатчину, он белогвардейщину громит…
Замечу тут же, что у Булгакова никакие ордена не упоминаются вовсе, но эта находка авторов фильма показалась мне довольно удачной — очень любили и уважали тогда орденоносцев. Хотя целых три ордена, в том числе два Красного Знамени, у Берлиоза в сцене убийства — явный перебор.
Было дело в Грибоедове
Хотя собственно «Грибоедова» в фильме нет: есть опять же вполне условный ресторан, который так и называется «Ресторан», но подразумевается, что это ресторан для писателей. Сюда Драматург приводит начинающую актрису Галу, которая в его будущем романе станет Геллой, и здесь происходит, на мой взгляд, самый нелепый эпизод фильма: к Драматургу подходит Арчибальд Арчибальдович, похожий здесь не столько на пирата, сколько на конферансье из цирка или белого клоуна без грима, и отбирает у него писательский билет.
— Помилуйте! — вскричали мы с Михаилом Афанасьевичем, — но писательский билет — это не пропуск в ресторан, и уж точно ресторан при Союзе писателей, а не Союз при ресторане! И если даже Драматурга после собрания, которое он гордо покинул, исключили из Союза, и если даже Арчибальду прислали копию постановления, он мог бы вежливо попросить нашего Драматурга покинуть заведение, но никак не билет отбирать! Не по чину берешь, что называется…
И, естественно, как это всегда бывает в кино, едва наш безбилетный герой вышел из ресторана, тут же и хлынуло, и сделался настоящий ливень, но зато под этим ливнем наш герой обрел нового сомнительного друга. Почему сомнительного — об этом позже, пока же для нас главное его имя — Воланд (Аугуст Диль).
Да, именно так, «настоящий» Воланд, не мессир, не Сатана, а просто немецкий профессор Воланд, приехавший посмотреть, как обстоят дела со строительством социализма в отдельно взятой стране. И, узнав у Драматурга о постигших его несчастьях: пьесу запретили, тираж журнала обещают (Берлиоз обещает) изъять и уничтожить, а тут еще писательский билет отобрали, — он с ходу предлагает ему писать новый роман.
И ба! – буквально наутро, во время первомайской демонстрации, Драматург знакомится с Маргаритой (Юлия Снигирь) и прямо на ходу, прогуливаясь с нею, начинает превращаться в Романиста. Берлиоз и Иван Бездомный в его воображении встречаются на Патриарших прудах с Воландом — только этот Воланд не профессор из Германии, а тот самый, из «Фауста» Гете: «Junker Voland kommt!»
И вот ведь какая штука: Воланд в исполнении Диля смахивает больше на Мефистофеля, каким изображают его в опере, — молодой, поджарый, подвижный, я бы даже сказал — вертлявый, в то время как сериальный Басилашвили — глыба, матерый человечище, одним словом — большой начальник, Генеральный секретарь преисподней, а Диль вроде как офицер для особых поручений, особа, приближенная к Императору.
Восьмое доказательство
Отметим, кстати, что «все знают», откуда взялось имя «Воланд». И я тоже давно это «знал», но напрасно искал его в тексте «Фауста». И лишь из статьи в интернете узнал, что «…у Гёте это имя упоминается лишь однажды, и в русских переводах обычно опускается. Мефистофель так называет себя в сцене Вальпургиевой ночи, требуя от нечисти дать дорогу: “Дворянин Воланд идет!” (“Junker Voland kommt!”)». Так что Маргарита из фильма должна изрядно знать немецкий и читать Фауста в подлиннике, чтобы заявить нашему Романисту, что знает, откуда он взял имя «Воланд».
Известно также, что Мефистофель превращался в черного пуделя, — поэтому у Воланда должна быть трость с головой пуделя, на шею Маргарите на балу вешают изображение пуделя в тяжелой раме, а ногу она ставит на подушечку с вышитым пуделем. Так в романе и почти так в сериале Бортко: трость у Басилашвили правильная, но вместо картины в раме там бронзовый медальон. Однако подушка с пуделем имеется.
Но не в фильме, нет. Там и трость вовсе не с пуделем, там собачья голова с очень длинными и острыми ушами, каких и не бывает в природе. И это даже не собака вовсе — это Анубис, древнеегипетский бог погребальных ритуалов и мумификации (бальзамирования). И украшения на Маргарите какие-то странные, словно из египетской пирамиды, — сначала золотой полумесяц рогами вверх, потом не то модель вечного двигателя, не то Вселенная в миниатюре вместо короны. Экзотика, одним словом…
Но я тут не об этом хотел. Я как раз хотел сказать об одном важном доказательстве, которое, увы, выпало из фильма. Дело в том, что первая глава романа «Понтий Пилат» (она же вторая «Мастера») многими воспринимается как начало романа, написанного Мастером. И это естественно, потому что все части этого романа в романе написаны одним автором — М.А. Булгаковым — и выполнены в единой стилистике. Как одно целое. Но на самом деле первая глава «Понтия» целиком принадлежит Воланду. Он еще понятия не имеет ни о каком Мастере, ни о какой рукописи, которая не горит… Это все будет уже после бала Сатаны. А писателям он просто рассказывает о событиях, которым был очевидец. И оттого Мастер, услышав историю Воланда в пересказе Бездомного, и шепчет в восторге: «О, как я угадал! О, как я все угадал!»
О таком доказательстве правоты любой автор может только мечтать. И Мастер Булгакова стал единственным в истории автором, который таковое получил. А Мастер Локшина и Кантора, увы, нет. Потому что первая сцена с Пилатом — из его пьесы, а вторая — из его романа.
Жаль. Хотя, конечно, по большому счету и булгаковское доказательство тоже лишь светлая мечта самого автора.
Поединок между фильмом и сериалом
Задумывал я поначалу большой, подробный разбор полетов, поскольку фильм и сериал очень по-разному подошли к исходному, скажем так, материалу. Фильм, как я уже сказал выше, сплошной полет фантазии, а сериал — очень точная, местами скрупулезная экранизация. Но решил быть предельно кратким.
Для меня лично главным разочарованием сериала был Понтий Пилат в исполнении Кирилла Лаврова. Ну не похож, извините, добрый дедушка, бывший секретарь парткома, на лихого всадника, врубающегося с кавалерийской турмой в полчища германцев! Пусть даже и в прошлом — однако править в Иудее Пилат начал примерно в 40 лет, а завершил — опять же примерно в 50. А в сериале он просто глубокий старец (Лаврову было тогда уже без малого 80). Зато в фильме Клас Банг, играющий Пилата, тоже не мальчик (во время съемок актеру было 54 года), но смотрится прямо как Терминатор (1 м 95 см!). И актер очень даже неплохой. Так что 1:0 в пользу фильма.
Зато Иешуа (Безруков), Иван (Галкин), Коровьев (Абдулов) и Азазелло (Филиппенко) превосходят соответствующую команду из фильма однозначно!
Остальных сравнивать не буду. Тут уже «дело вкуса», как говорил Воланд, а о вкусах не спорят.
Таким образом по актерам счет 4:1 в пользу сериала.
Большой минус сериала, с моей точки зрения, — увлечение темой 37-го года. У Булгакова НКВД и чекисты не упоминаются ни разу (возможно, из соображений безопасности), везде милиционеры. А у Бортко стада чекистов носятся без отдыха все 10 серий, к тому же возглавляет их нарком, откровенно срисованный с Берии (Гафт) — пенсне и грузинский акцент, это точно не Ягода и не Ежов, которые правили по очереди в 1935 году. А год был точно назван во время представления в варьете. Берия же стал наркомом в 38-м. К тому же если изображаете наркома, так хоть знаки различия соблюдите: с одним ромбом в петлицах ходили майоры НКВД, а у наркома было 4 ромба плюс звезда! Правда, потом в сериале ему дали старшего майора (два ромба) — видимо, за блестящий провал операции по отлову банды Воланда…
И чтобы не забыть, тут же, может, не совсем в тему, скажу про сомнительного друга Мастера — Воланда-профессора. Хотелось бы знать, зачем этот «друг» так настойчиво тащит Мастера на пьянку к Лиходееву? Только чтобы показать нам прообраз бала у Сатаны? Но тащить в этот вертеп друга, который собирался назавтра улететь к морю с любимой женщиной, а вместо этого напился и наговорил себе на 58-ю статью…
Может, и профессор Воланд (не Сатана) был тоже агентом-провокатором, как барон Майгель?
Рукописи горят!
Да, исписанная бумага горит неохотно, но все-таки горит и сгорает безвозвратно. Самому в докомпьютерную эпоху приходилось сжигать в печке горы ненужных уже черновиков.
В отличие от романа, в фильме не одна рукопись, а две: одну Мастер сжигает перед арестом, а другую пишет в сумасшедшем доме и, дописав, кончает жизнь самоубийством, бросившись с балкона. Добрая Прасковья Федоровна отдает рукопись Маргарите, та читает ее, запивая чтение вином с люминалом, и, дочитав, тоже умирает. А первую рукопись Азазелло достает из печки и, горящую, подает Воланду. И тот читает ее — горящую!
Поистине прекрасный финал!
Эпилог
Что ж, рукопись Мастера, как известно, одобрена свыше, и он награжден покоем. Но было бы весьма интересно узнать, что скажут о фильме тот, которого когда-то называли Иешуа Га-Ноцри, и сын короля звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.