Рассказы
Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2024
Мария Никонова (1979) — родилась в Ленинграде, окончила филологический факультет университета им. А.И. Герцена. Преподаватель русского языка и литературы в педагогическом колледже. Финалист конкурса «Учитель года» в Санкт-Петербурге (2020). Увлекается историей Санкт-Петербурга, создает и проводит авторские экскурсии по городу для своих студентов.
Плоскогубцы
Это случилось где-то после математики, но около литературы. Катя Малинина, наша отличница, сидела, закрыв уши руками, и шёпотом повторяла заданное на дом стихотворение. Периодически она недовольно морщилась, поглядывая в сторону Лёши Кабанова, который по поводу литературы совершенно не переживал, впрочем, как и по любому другому предмету. Вместо этого он шумно кидал тряпку в цветы на подоконниках. Остальные болтали и ожидали прихода Марины Владимировны. Тут ко мне подошёл Макаров и, немного смущаясь, спросил:
— Маша, у тебя есть плоскогубцы?
— Чего? — переспросила я, решив, что ослышалась.
— Я говорю, может, у тебя есть плоскогубцы?
«Шутка какая-то? Прикол?» — подумала я и уже собиралась саркастично ответить, что да, конечно, всегда их с собой ношу, в школе ведь постоянно надо что-то подкрутить, но, взглянув на серьёзное и ожидающее ответа лицо Димки, поняла, нет, Макаров не шутит.
— А зачем тебе плоскогубцы, если не секрет? — всё ещё недоумевая, спросила я.
— На урок труда. Тему одну проходим, а инструментов, как всегда, на всех не хватает. Я и ещё несколько ребят обещали Бонифатычу, что принесём их из дома.
Бонифатыч, точнее, Борис Львович, прозванный так в честь мультяшного героя льва Бонифация, действительно был строгим трудовиком. Мальчишки часто жаловались на его суровый характер. Однажды он поставил трояк за четверть отличнику Евдокимову только за то, что тот не принёс чертёж табуретки. Притом что Евда принёс саму табуретку! До Бонифатыча обычно у нас трудовики не задерживались, так как зарплата была маленькая, поэтому они на уроках особо не напрягались. Однако Борис Львович сразу показал, что учитель труда это вам не низшая каста какая-нибудь. И постоянно внушал не только мальчишкам, но и нам, девчонкам, что в эпоху дефицита навыки делать что-то руками очень даже пригодятся. На самом деле мы искренне любили Бонифатыча за всю эту его возню с нами, и хотя жаловались порой на принципиальность и строгость, но и уважали за то же самое. А ещё помимо уроков он водил классы в походы. Настоящий лев Бонифаций!
В общем, положение у Макарова было серьёзным, поэтому его вопрос перестал казаться бредовым, и я даже с каким-то состраданием произнесла:
— Извини, но у меня нет плоскогубцев.
Макаров вздохнул и с поникшим видом пошёл на своё место.
Наверное, именно тогда-то я и влюбилась в этого невысокого тихого мальчишку. Чем-то привлек меня мой немногословный одноклассник. Учился Макаров неплохо, ровно. Отличником не был, хорошистом, правда, тоже. Троечником я бы его не назвала, да и двойки он редко получал. Одним словом — не выделялся. Был у него друг, Паша Виноградов, его сосед по парте, а так больше ни с кем Дима особо не общался. Может быть, именно в его незаметности, неразговорчивости я увидела что-то привлекательное для себя. Или придумала. Молчуны и тихони — неиссякаемый материал для таких ловушек. Рубаха-парень всё про себя скажет, даже то, чего нет. Тут не надо дописывать и додумывать, разве что делить надвое. А вот в молчании почему-то всегда видится глубокомысленность…
Случай с уроком труда заставил меня более пристально вглядеться в Макарова. Я постоянно думала: «Неужели он на самом деле рассчитывал, что у меня в портфеле вместе с пеналом, учебниками, бутербродами лежат плоскогубцы?» А может, я выгляжу, как девушка с веслом, то есть со слесарными инструментами? Типа «Хороший ты парень, Наташка»? Я поделилась своими девичьими опасениями с лучшей подругой Аней.
— Ну, вот скажи честно, я что, произвожу впечатление человека, у которого всегда под рукой могут оказаться отвёртка, гаечный ключ или эти, блин, плоскогубцы? — возмущалась я у неё на кухне.
— Нет, конечно! Ты очень даже симпатичная… Единственное, Маш, ты как-то старомодно одеваешься. Твои огромные вязаные кофты, длинные юбки как будто из бабушкиного сундука, — деликатно попыталась Аня объяснить мою проблему. В этом подруга была абсолютна права. Маминой и папиной зарплаты, которую часто задерживали, хватало только на еду и самое необходимое, поэтому, желая каких-то обновок, я залезала в бабушкин шкаф. Ане, у которой папа ходил каждый год в загранплавание, это было трудно понять и даже объяснить. Да мне и не хотелось…
— Ну и пусть старомодно! Тем более трудно предположить, что я ношу с собой ящик с инструментами. Скорее он мог бы поинтересоваться, где мой веер или лорнет.
— Тут ты верно подметила, Макар — странный тип. Я таких называю хануриками: тихие, неприметные, не знаешь, что у них на уме. А Макаров — это вообще великий Ханур! — в итоге заключила Аня.
Загадочное поведение Димы Макарова не давало мне покоя. А может, он хотел таким оригинальным способом заговорить со мной, пообщаться? Я постепенно начинала верить, что так оно и есть. У меня даже появилось навязчивое желание, чтобы этот эпизод снова повторился.
Как-то вечером, спустя неделю, я нашла в папином шкафу плоскогубцы и положила их в портфель в надежде, что Макарову опять понадобится помощь. Месяца два я исправно ходила с ними в школу, но Дима, похоже, больше не забывал про них. А вот папа как раз вспомнил!
— Надя! Где плоскогубцы? Кто их взял и не положил на место?! — крикнул он маме из коридора.
— Кому нужны твои плоскогубцы? Ищи получше, — ворчливо отозвалась мама.
Я промолчала, ведь не могла же я рассказать всю эту историю про Макарова родителям. Папа поискал ещё полчаса, а потом в раздражении отправился за ними к дяде Лёве, нашему соседу со второго этажа. Дядя Лёва был милым человеком, всегда готовым помочь. В их доме стоял огромный чёрный рояль, а в коридоре висели странные картины то с грудой черепов посередине, то с растекающимися часами. Поэтому я была уверена, что плоскогубцев в дяди-Лёвиной квартире точно не будет. Однако вернулся папа довольно скоро вместе с инструментом и, победно закрутив кран на кухне, сообщил нам, немного угрожая, что если плоскогубцы не найдутся, то купит новые с зарплаты, и тогда мы всю неделю будем питаться одной гречей. Мама пошутила в ответ, что хорошо бы зарплату не выдали разными отвёртками. А то вон у её подруги мужу уже второй месяц аванс колготками и носками выдают вместо денег. Так что и греча может оказаться неплохим вариантом!
Через месяц наступили весенние каникулы, во время которых я потеряла плоскогубцы для Макарова, и мне опять пришлось залезть в папин шкаф. К счастью, папа ещё не вернул их дяде Лёве. Всю неделю я продолжала в счастливом ожидании ходить в школу, а потом у нас дома в ванной прорвало трубу… Папа бегал по квартире, размахивал руками и кричал что-то про полтергейст. Мама на повышенных тонах отвечала про какой-то жёлтый дом и ещё что-то про пряжу и скворцов. Я как партизан молчала и очень жалела и маму, и папу, и даже немного дядю Лёву, но ничем не могла им помочь.
А Макаров, похоже, больше никогда не забывал приносить на урок труда плоскогубцы, хотя я исправно таскала их в портфеле до конца учебного года. И не потеряла. Смелости подойти к Димке я так за весь год и не набралась. Впереди оставался последний школьный день, когда мы всем классом по старой традиции ездили в ЦПКиО. Ребята с нетерпением ждали этого события: ведь это была прекрасная возможность пообщаться неформально, особенно для мальчиков и девочек. Мы, конечно, не учились в раздельных школах, как в начале прошлого века, но по привычке стеснялись противоположного пола. Девочки не могли просто так по-дружески заговорить с мальчиком, прийти к нему в гости или гулять вдвоём в парке. Такая парочка, повстречав ненароком знакомых, услышала бы вослед: «Тили-тили-тесто — жених и невеста!»
Я тоже ждала этой поездки и боялась, что Макаров по какой-то причине может не поехать. Помню, он несколько раз пропускал линейку на первое сентября и наши чаепития в классе. К счастью, мои опасения не оправдались. Даже в автобусе получилось сесть рядом с ним. Правда, разговор у нас не заладился. Димка постоянно смотрел в окно, и мне приходилось делать то же самое, чтобы не выдать своих чувств. В парке мы немного разгулялись: весело играли в пятнашки, в «Светофор» и в «Крокодила». Особенно мне понравилось играть в «Крокодила». У меня всегда ярко получается показывать разные образы. Поэтому я была «весь вечер на арене» и пользовалась заслуженным вниманием своих одноклассников. И Димка тоже смотрел на меня с неподдельным интересом, что, безусловно, мне очень льстило. А потом наступил час прощания, и все двинулись к остановке. Я немного отстала от нашей группы, и в этот момент Макаров подошёл ко мне и спросил:
— Маша, у тебя есть зверобой?
— Чего? — переспросила я в недоумении. А про себя подумала: «Макаров, ты издеваешься, я только-только от плоскогубцев отошла, а тебе уже непонятный зверобой понадобился!!»
— Я говорю, может, у тебя есть «Зверобой» Фенимора Купера? Я тут «Последнего из могикан» прочитал. Классная тема, про индейцев. Но это, оказывается, вторая книга, а первая — «Зверобой». А вообще их всего пять…
Я в первый раз слышала и про Фенимора, и тем более про могикан, поэтому и сейчас никак не могла помочь Диме. Тогда он просто развернулся и пошёл обратно к ребятам.
На следующий день я побежала к Ане домой за Купером. Её мама как раз работала в библиотеке, поэтому книг в их доме было видимо-невидимо, даже в туалете лежали огромные стопки каких-то томов!
— Я говорила, что Макар ханурик? Так и есть. Кто сейчас читает Купера, когда есть Толкин? — выговаривала мне подруга, пока отыскивала на полках все пять книг про Зверобоя. — К тому же уже каникулы, как ты передашь ему всё это?
— Аня, ну не ворчи. Во-первых, я сама сначала их прочитаю, а отдам уже осенью, после лета. Во-вторых, в этом есть какая-то загадочность. Все читают Толкина, а Дима — Купера. Выходит, он не такой, как все.
— И это плюс? Одного не понимаю, чего он к тебе пристаёт со своими закидонами?
— Ну, думаю, он просто стесняется познакомиться со мной, вот и придумывает всякие разные просьбы… Как ты этого не понимаешь?
— Я не хочу понимать Макарова. Все ханурики одинаковы. Молчат, жмутся, себе на уме, ни рыба ни мясо. Никакие!
— Не заводись ты так, как будто он тебя попросил! И успокойся! — произнесла я уже в коридоре, складывая книги в большой тряпичный мешок, с которым мама обычно посылала меня в молочный.
Каникулы прошли в запойном чтении Фенимора Купера. Видя моё увлечение индейцами, мама принесла от знакомых ещё пару подобных книг другого американского писателя — Майн Рида. К концу лета я уже могла выследить врага по семенам подорожника, отличить племя гуронов от семинолов и заодно спастись от аллигатора, переплывая реку.
Наступило первое сентября, и я, собираясь на праздничную линейку, не удержалась: взяла с собой первый том про «Зверобоя», а также на всякий случай плоскогубцы дяди Лёвы. Макаров уже стоял в первых рядах вместе с мальчишками. Я подошла к ещё пока небольшой группе девочек и стала ждать удобного момента. Сердце моё стучало, как наши часы на кухне, перед тем как начнёт садиться батарейка: очень часто и с неприятно быстрым звуком. Вскоре батарейке стало ещё хуже, то есть моё сердце забилось чаще, я даже как будто стала задыхаться от волнения. Это Макаров двинулся в мою сторону. Подойдя совсем близко, он спросил:
— Маша, у тебя есть…
Но в это время на ступеньки школы вышел директор, Михаил Гершевич. Раздались громкие овации, одиннадцатиклассники непонятно зачем крикнули «Ура!», и в итоге у меня не получилось расслышать слова Макарова. Я только улыбнулась и сказала:
— Будет!
Дима на удивление как-то не обрадовался моему ответу, странно посмотрел и пошёл к мальчишкам…
О чём он тогда попросил — для меня загадка до сих пор.
Ночёвка в школе
Эта безумная идея пришла в голову моей лучшей подруге! В тот день мы, как обычно, сидели у неё и слушали битлов. Вдруг ни с того ни с сего, резко выключив проигрыватель, Аня произнесла:
— Я тут прочитала «Хоббита», просто не оторваться. Там такие приключения, ты не представляешь! Дракон, клады, гномы, битвы! А у нас что? Уроки, кружки, дом, дом, уроки, кружки…
— Ну, вообще-то только начались каникулы. Какие уроки и кружки? Только дом. When I get hoооme, — пропела я, глядя с намёком на выключенный проигрыватель.
— Ты меня не слышишь! Я говорю: хочется каких-то захватывающих событий, чего-то необычного, какого-то путешествия туда и обратно.
— Обратно не все возвращаются, — многозначительно протянула я и хихикнула. Но Аня неумолимо продолжала свою тему.
— Маш, ну я серьёзно говорю с тобой. Нам нужно совершить что-то эдакое грандиозное, чтобы потом внукам было что рассказать. И я уже придумала! Идея такая: давай переночуем в школе, в нашем классе? А?
— Ань, ты с дуба рухнула? Если хочешь адреналина, давай кому-нибудь просто позвоним, поприкалываемся, — предложила я, надеясь, что Аня переключится, а я дослушаю пластинку.
Мы часто с ней так шутили, когда было скучно. Набирали номера своих одноклассников и говорили что-то вроде: «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи, Фантомас» или «Вам звонят из морга. Куда привезти покойника?». Обычно на том конце впадали в замешательство, а мы хохотали и бросали трубку. Только однажды всё пошло не по плану, когда Аня решила подшутить над Лёшей Кабановым. Тот оказался бойким, не растерялся и спокойно ответил: «Сюда, сюда привезите покойника». Тут мы сами опешили и чуть не забыли положить трубку. Помню, Аня всё переживала: узнал он нас или нет. А вскоре после этого случая мне поступил странный звонок: «Здравствуйте! С вами говорит адвокат Терразини. Нам всё про вас известно». Сначала я чуть не поверила, что позвонил какой-то адвокат, может, папе: меня не насторожила даже заморская фамилия. Правда, через несколько секунд стало понятно, что в трубку говорил не взрослый человек, а подросток, и мгновенно из закоулков моей памяти выплыло сморщенное лицо коварного кукловода из сериала «Спрут». «А может, это Макаров? Наверняка они с Виноградовым тоже дурачатся», — почему-то подумала я и сразу поверила в это. Нужно было ответить как-то не банально, показать, что я в теме, и тут мне на выручку пришла наша фирменная дягилевская находчивость.
— Здравствуйте! Комиссар Каттани уже выехал за вами, — уверенно отрапортовала я и услышала на том конце провода короткий смешок, а затем длинные гудки.
Аня была уверена: это месть Кабанова, хотя я убеждала её, что голос другой. Лёша не так смеётся. Звонил точно Макаров: действовать не напрямую — в его стиле.
Но сейчас Ане было не до шуток. Это я сразу поняла, взглянув на её раздражённое лицо.
— Мне надоело заниматься этим детским садом. Вот переночевать в школе — это уже по-взрослому! Это круто! — не отступала моя подруга.
— Как это переночуем? Кто нас пустит ночью? Ты чего!
— Так мы не ночью придём, останемся в классе, закроем его и переночуем!
— Но сейчас каникулы, как незаметно прийти в класс?
— А вот что у меня есть! Кто тут главная дежурная?! Зря я, что ли, всю четверть цветы поливала и доску мыла? — гордо произнесла Аня, доставая из кармана ключ от кабинета истории, в котором обитал наш 8 «В».
Хотя я сразу посчитала затею дикой, но, чтобы не поссориться с подругой, решила ей подыграть. Тем более как-то не верилось в реальное осуществление этого плана. Аня часто придумывала необычные авантюры, но в последний момент всегда выходила из игры. Помню, раз она договорилась со мной выйти погулять на Невский с пришитыми на джинсы куриными косточками. Косточки-то она пришила, да вот надевать брюки не спешила. Пока всё откладывала, так из джинсов и выросла. Или вот ещё был случай в начале учебного года. Осенью Аня сильно влюбилась в мальчика из параллельного «Б» класса, Шуру Агапова. В классном журнале 8-го «Б» на последней странице она нашла его адрес. На беду Агапов жил на первом этаже, и моей подружке не пришло в голову ничего лучше, как попытаться забраться к нему в квартиру и узнать о нём всё, что можно. Чуть ли не каждый день мне приходилось с ней прогуливаться по Галерной, ведя наблюдение за окнами. Дело в том, что у Агапова была многодетная семья, и дома постоянно кто-то находился, поэтому выбрать подходящий момент для проникновения в квартиру всё не получалось. Этим дело, к счастью, и ограничилось: осень подошла к концу, наступили промозглые, мрачные дни-вечера, и Анина любовь, вся скукожившись, как пожухлые листья, прошла. «Вот и сейчас она посмакует свой план, и всё обойдётся», — думала я, соглашаясь вслух.
— Ну, хорошо, хорошо, я, в принципе, не против. Но нужно серьёзно подготовиться, продумать список вещей, всякое такое, и к тому же, я считаю, нам нужно взять кого-то ещё, чтоб не так страшно было. Например, Свету Кац.
До того как я пришла в третий «В» и познакомилась с Аней, та дружила со Светой. Потом мы какое-то время общались втроём, но недолго. Света славилась своей бесшабашностью и склонностью к неприятностям, и вдвоём с Аней они представляли гремучую смесь, так что моя благоразумность невольно вбила клин в их отношения, а затем Света переключилась на лошадей и потеряла всякий интерес к нам. Целыми днями она пропадала в конюшне Екатерингофского парка. Постепенно Кац и внешне стала напоминать лошадь: взгляд исподлобья, немытая копна чёрных как вороново крыло волос, вытянутое лицо. Даже редкий смех, который был всегда некстати, скорее походил на ржание. Не самая, с моей точки зрения, идеальная кандидатура для такого мероприятия, но никто другой всё равно не согласился бы. А мне нужен был кто-то третий на случай, если план будет близок к осуществлению. Тогда я смогу неожиданно заболеть и никого не подвести. Ведь Аня будет ночевать в школе не одна, а с человеком, который, можно сказать, коня на скаку остановит. В общем, было решено позвать эту лошадницу.
Со Светой проблем не возникло, на каникулах конный клуб не работал, и Кац явно скучала. Итак, мы начали втроём готовиться к великому приключению. В наши сборы входило снаряжение рюкзака, продумывание одежды для ночёвки в спартанских условиях и, самое главное, обеспечение «алиби» для родителей. Было решено сказать, что Аня и Света ночуют у меня, а я у Ани. Каждый вечер мы собирались и обговаривали все мелочи: какие бутерброды кто любит, что взять попить — воду, газировку или чай, брать ли барбариски или только печенье. В итоге сошлись на сырных бутербродах с колбасой, какао и карамельках «Гусиные лапки». Остальное мы распределили так: Аня берёт карманный фонарик, Света — постельное бельё, а я домино: развлечения никто не отменял! Наши сборы меня сильно увлекли. Всё это напоминало игру «Зарница», пока однажды Аня не сказала:
— Пора! Предлагаю идти послезавтра. А то потом выходные, и каникулам конец.
— Я — за. К тому же я потом и не смогу, — согласилась с ней Света.
— А может, не стоит торопиться. Ещё поготовимся апрель и май и попробуем летом? Летом, кстати, тепло, — с надеждой спросила я, зная, какая Аня мерзлячка.
— Маша, какое лето? Я уже сказала маме, что остаюсь в четверг у тебя. Да потом, я не буду ради ключа ещё целую четверть стулья одна на парты ставить. Ты боишься?
— Нет, конечно. Просто вдруг нас заметят, ну, или ещё что произойдёт.
— Да что может произойти?! Ну, даже если нас заметят, пожурят, и всё. И потом, ночью всё равно там никого не будет!
— Я тебе говорила! — многозначительно посмотрев на Аню, добавила Света.
Это было последней каплей, и мне пришлось сказать «да».
В назначенный день мы встретились и пошли в школу. Аня предложила для храбрости сделать крюк и пройтись вдоль набережной. Был пасмурный серый день, и знакомые достопримечательности на противоположной стороне Невы притаились в дымке тумана. Лишь бледный контур выдавал пирамиду Кунсткамеры, трапециевидную крышу Меншиковского дворца и решётку колонн Академии художеств. Создавалось ощущение нарисованности пейзажа, нереальности происходящего. Медный всадник, мимо которого мы прошли, грозно взглянул в нашу сторону и укоризненно покачал головой. «Это всё не по-настоящему, я просто читаю интересную книгу», — подумалось мне в тот момент. Но резкий окрик подруг: «Быстрее переходи, сейчас зелёный свет закончится» — заставил вернуться в действительность.
При входе всё прошло гладко. Вахтёр совсем не удивился благородному желанию полить цветы в классе во время каникул и навести там порядок. Правда, вскоре случилось непредвиденное, когда через час в коридоре послышались неторопливые шаги уборщицы. Наталкиваясь друг на друга, мы попытались сначала спрятаться за последними партами.
— Вы чего, совсем не соображаете? Думаете, под партами полы не моют? — прошипела Кац, стоя у нас над головами.
Тогда Аня, резко вскочив, подбежала к учительскому столу и, судорожно открывая ящики, стала искать ключ от шкафа. Буквально за минуту до входа уборщицы мы нашли ключ и укрылись о посторонних глаз. Было тесно, душно, и к тому же Света чуть не отдавила мне ноги своими копытами. Как мы не вывалились тогда и стоически выдержали последний обход перед закрытием школы, уму непостижимо! Только после ухода уборщицы пришло окончательное осознание, что план сработал. Тут нас охватило невероятное ликование, вылившееся в вальсирование между партами. Выплеснув радостные эмоции, все стали располагаться. Бутерброды с какао, чаем и конфетами полностью исчезли за полчаса. Оказалось, не только я на нервной почве плохо пообедала. Когда с едой было закончено, мы принялись искать себе новые занятия. Кац вспомнила, что ключ от нашего класса подходит к кабинету литературы, так что можно было забраться к Раисе Анваровне и потусить у неё. Аня отнеслась к Светиной затее без особого рвения, а вот я очень горячо поддержала. В кабинете русички хранились тетради с нашими сочинениями, и уже давно моей заветной мечтой было желание почитать опусы Макарова. В отличие от Ани, я в его квартиру вламываться не собиралась. И дело вовсе не в том, что он жил на третьем этаже.
В нашем классе пока ещё было не очень темно, а вот в коридоре свет практически отсутствовал. Двигаясь гуськом за Светой, включившей Анин фонарик, мы потихоньку дошли до нужного кабинета и через несколько секунд оказались у Раисы Анваровны. Девчонки сразу стали рыться в шкафу, где учительница хранила печенье и вафли, а я, взяв фонарик, подошла к стеллажу с тетрадями и довольно быстро отыскала нужную.
— Маш, смотри, вафли лимонные, твои любимые. Будешь?— обратилась Аня ко мне с другого конца комнаты.
— Нет, я перепроверю изложение. Вдруг какие ошибки пропустила,— соврала я, сделав вид, что читаю свою тетрадь. Ведь не могла я при Свете сказать про Димку. По её представлениям, искренне любить можно было только лошадей, всех, не разделявших эту точку зрения, Кац считала идиотами. Спорить с ней не хотелось. Я вообще заметила, что люди, которые неистово обожают животных, к себе подобным часто относятся с меньшим терпением и пониманием.
Времени вчитываться у меня особо не было, так как Аня со Светой нашли всего лишь одну пачку вафель, хотя Макаров оказался и в сочинениях таким же скрытным и немногословным. Общие фразы, заготовленные конструкции, которыми нас пичкали на уроках русского, ничего самобытного и неожиданного. Вот Кабанов, помню, в изложении про собаку назвал её рабом преданности. Мол, дескать, никаких благородных чувств животное к человеку испытывать не может, а только рабскую благодарность за еду. Мысль была, конечно, спорная, но, во всяком случае, интересная. Лёша Кабанов тот ещё выпендрёжник. Жаль, Кац тогда заболела, когда Раиса прочла это изложение вслух. Они б сошлись: вода и пламень! А вот с Макаровым одни загадки, никакой ясности, туманность Андромеды, выражаясь языком нашего соседа, дяди Лёвы.
Не найдя больше ничего интересного в кабинете литературы, мы двинулись обратно. В классе было зябко, так как батареи не топили на каникулах, и я, чтобы всех взбодрить и самой взбодриться, предложила сыграть в домино.
— Если играть, то в сифу хотя бы. Так хоть согреемся,— сразу стала мне противоречить Света.
— В сифу шумно и скучно втроём. А в домино как раз! Зря, что ли, его брала с собой? — не унималась я, ожидая Аниной поддержки.
— Ладно, Маш, в домино чёт-то как-то не хочется. Мы так совсем околеем, Света права. Но и в сифу играть не будем, можем привлечь внимание, — решила моя лучшая подруга угодить всем. — А вот во что можно сыграть, так это в страшилки. Чур, я первая начинаю.
И, не дождавшись нашего согласия, Аня стала замогильным голосом рассказывать историю про чёрную-чёрную комнату и гроб на колёсиках. Света приняла эстафету, и в следующей истории фигурировала зелёная пластинка, которую непослушная девочка постоянно включала, пока у неё не умерли все родные. А в конце умерла и сама девочка. Света говорила ещё более страшным голосом, чем Аня, и мне стало как-то не по себе. Но, пересилив тревогу, я решила не отставать от девчонок и жутким голосом медленно начала рассказывать про синие ногти. И когда я дошла до места: «Эта учительница говорит одному мальчику: «Если хочешь увидеть синие ногти, выйди ночью, но спрячься за угол сарая», то увидела, как Аня и Света, прижавшись друг к другу, с ужасом смотрят на меня. Я сразу замолкла и стала прислушиваться вокруг. Слышно было, как тикают стрелки часов на стене кабинета и стучит моё сердце. Потихоньку нас всех охватил какой-то необъяснимый страх: мы боялись не только пошевелиться, но сказать друг другу словечко.
— Вы слышали: кто-то включил свет в начале коридора? — прервав леденящую тишину, дрожащим голосом произнесла Аня.
— Да, нет, тебе показалось. Если бы свет включили, мы бы увидели его сквозь щель в двери. Это просто ветер гуляет, — спокойно отозвалась Света, однако лицо её было в сильном напряжении, а глаза неподвижно смотрели на дверь.
— Может, это и не свет, но там явно кто-то есть. Это не звук ветра, точно вам говорю,— невольно от испуга подлила я масла в огонь.
— Да уж, лучше бы и вправду в домино сыграли,— сердито произнесла Кац.
— Тише! — обратилась к нам Аня. — Давайте помолчим.
Несколько минут стояла жуткая тишина, в которой каждая пыталась найти опровержение своим домыслам. То мы облегченно вздыхали, радостно улыбаясь друг другу, то какой-нибудь скрип заставлял сердца учащённо биться, а нас прижиматься сильнее друг к другу. Вскоре положение осложнилось тем, что Аня захотела в туалет. Идею Светы пописать в цветы отвергли мы с Аней хором. Как ни крути, нужно было выходить из класса в коридор. Одна маленькая радость: туалеты находились практически напротив кабинета. Тут обнаружилось, что одна Аня выходить не собиралась. Как говорится: один за всех и все за одного. Мы встали у двери, чтобы удостовериться, что всё спокойно, и не успела я вставить ключ в замок, как Аня возьми и ляпни:
— А вдруг кто-то тоже тайно проник в школу и теперь охотится на нас? Вдруг он или они притаились и выжидают?
Рука так и замерла у меня с ключом. В любой другой ситуации я бы не стала обращать внимание на этот бред, но в данный момент идея ни мне, ни Свете не показалась абсурдной. Мы уже насмотрелись ужастиков по «Русскому Видео» и знали, что и не такое бывает.
— Бандитский Петербург… — медленно протянула Света.
— Хватит,— сказала я больше себе, чем девчонкам. — Надо нам со страшилками заканчивать. Давайте возьмём какое-то подходящее оружие и пойдём с ним.
Как только я произнесла эти слова, Света сразу же схватила огромную указку, так что самая подходящая вещь в качестве оружия была занята. Аня в итоге взяла цветочный горшок, но не для тех целей, которые в начале предлагала Света. А я как раз удачно вспомнила о плоскогубцах, которые остались на дне рюкзака. Мы ещё раз на всякий случай прислушались, и, пока никто не передумал выходить, я быстро открыла дверь. Дойдя до туалета и убедившись, что там не притаился Джек-потрошитель, я и Света остались в коридоре караулить Аньку.
Было тихо, правда, мне всё чудились силуэты длинноногих мужчин в тёмных цилиндрах. Умом я понимала: это свет уличных фонарей из окон рекреации, но воображение спорило с мышлением. Крепко сжимая в руках плоскогубцы, я старалась не смотреть по сторонам и молчать. Казалось, раздайся хоть какой-либо звук, даже Светин голос, я не выдержу и упаду в обморок от страха. Через несколько секунд я действительно чуть не упала. Только не от страха, а от сильного рывка, с которым Аня распахнула туалетную дверь. Следуя Аниному порыву, мы побежали и, громыхая, ворвались в класс.
— Что случилось? — запыхавшись и с дрожью в голосе спросила я Аню.
— Да ничего. Просто хотелось быстрее вернуться. Тут как-то безопаснее, — ответила она уже спокойно.
— А мне хочется вернуться домой к себе в комнату, в свою тёплую мягкую кровать, — озвучила Света наше единодушное желание, в котором пока никто не смел признаться.
За окном стемнело, как это бывает ранней весной, и нас потихоньку стало клонить в сон. Но вот спать на школьных стульях и партах было некомфортно. Как мы ни расставляли мебель, как ни подкладывали куртки и рюкзаки, всё было ужасно жёстко и неудобно. Даже Светины простыни не спасали положения. В домашней обстановке чистое белоснежное бельё — символ уюта, а здесь — скорее элемент фильмов ужасов. К тому же Кац так сильно размахивала каждой простынёй, что от этих движений по потолку и стенам наползали страшные тени. Они как волны вздымались и убегали прочь, оставляя после себя след какого-то тоскливого состояния вперемешку с тревогой…
Приключение оказалось не таким уж увлекательным. Вряд ли я об этом стала бы рассказывать своим внукам, как предрекала Аня. Нет ничего интересного в том, что тебе страшно, зябко, жёстко и просто банально скучно. Эта была самая длинная и тягостная ночь в моей жизни. Выходя утром из школы, я почувствовала невероятную радость и ощущение свободы, как будто провела в заточении несколько месяцев.
Мама была удивлена моему раннему приходу, но, к счастью, ничего не заподозрила. Я отсыпалась целый день, пока меня не разбудил Анин звонок. Аня вовсю щебетала, как это было круто, нам есть что рассказать потомкам, и мы такие молодцы, что всё это сделали. И пока я терпеливо слушала всю эту болтовню, вдруг поняла, что оставила папины плоскогубцы у двери туалета. Блин! А ведь через три дня кончаются каникулы, и кто же выручит Макарова на уроке труда?
Поход в лес с Бонифатычем
Наша школа находится в самом центре Питера. Из одних её окон можно увидеть знаменитые открыточные виды: Университетскую набережную с Кунсткамерой, здание Двенадцати коллегий, Биржу и краешек Петропавловки. Другие окна выходят во внутренние дворы Адмиралтейства. Когда на литературе Раиса Анваровна рассказывала какую-нибудь скукоту про критика Белинского, мне удавалось сосчитать и тщательно рассмотреть все фигуры на фасаде этого воспетого здания с плывущим непонятно куда корабликом.
В общем, наша школа — это старинный дом, который в начале двадцатого века к тому же служил театром. Всё прекрасно было в нашей школе: и изумительные виды из окна, и просторные лестницы, и высоченные потолки. Всё, кроме физкультуры! Не предусматривалось такое помещение в здании театра. Поэтому в холодное время года мы занимались спортом в тесном зальчике мансардного этажа, а весной и осенью выходили за пределы школы. И поскольку наша альма-матер располагалась в самом сердце Петербурга, то бежать кросс на пятьсот метров нужно было в Александровском саду в компании свысока глядящих на нас Геракла и того самого медного Петра, который вовсе не медный, а бронзовый. Ну а на дальних дистанциях нам выпадала честь шокировать многочисленных туристов на набережных, начиная с Дворцового моста и заканчивая Благовещенским.
— Дягилева и Друбич бегут второй раз, — такими словами встретил нас с Аней после очередного забега на три километра Сергей Сергеевич, ехидно пряча за спину бинокль.
Мы приготовились возразить, что прошли пешком только последние сто метров, а не весь путь, но, увидев спрятанный за спиной аргумент, благоразумно решили не спорить с физруком и побежали снова.
—Я тебе говорила, что он следит за нами! Уже были бы давно в раздевалке! А ты: давай пройдёмся, мы сливаемся с толпой, — раздражённо пыхтела Аня мне в затылок. — Как же, сливаемся! Это остальные все уже давно домой слились!
— Ладно, хватит ворчать, ну, пробежимся лишний раз, с нас не убудет, зато к походу подготовимся: будем самыми выносливыми, — не обращая внимания на Анино ворчание, старалась я быть позитивной.
Через неделю все восьмые классы отправлялись в традиционный весенний поход с Бонифатычем. Борис Львович, учитель труда, был в юности чемпионом Ленинграда по спортивному ориентированию, поэтому, появившись в нашей школе, придумал водить классы в лес. Со временем мы уже не представляли свою жизнь без Финбана, поедания бутербродов в электричке, извилистых троп Зеленогорска и весёлых привалов. Поход был ярким приключением в серых школьных буднях, а этой весной из-за Макарова всё приобретало особую значимость и важность. И я возлагала большие надежды на наше путешествие.
В назначенный день папа привёз меня на вокзал одну из первых. Увидев Бонифатыча и нашу классную, он с радостью передал меня на их попечение и поспешил домой досыпать в свой единственный выходной. Потихоньку подходили и остальные ребята, но я до сих пор не замечала среди них своей лучшей подруги и Димы.
— Что, думала, я не приду? — прямо в ухо заорала подкравшаяся незаметно Анька. — Давно меня ждёшь? Довольна, небось, что не придётся в одиночестве выслушивать нытьё Уткиной!
Я, безусловно, была рада видеть Аню, даже несмотря на то, что чуть не оглохла, но отсутствие Макарова за пятнадцать минут до отхода электрички несколько омрачало моё счастье. Аня как будто угадала мои мысли и, слегка улыбаясь, произнесла:
— Да не переживай, видела я твоего Макара. Вон посмотри налево, он с бэшками о чём-то треплется.
Действительно, посмотрев в указанную сторону, я увидела Диму, стоящего рядом с другим классом.
— Уф, а я уже подумала, он не поедет, — с облегчением и радостью выговорила я, пока мы шли к нашей классной руководительнице Марине Владимировне, давшей сигнал всем собраться.
— Понятно, я спешу, лечу на всех парах, а меня совсем не ждут. Вот так любовь и разбивает дружбу, — театрально надувшись, произнесла Аня.
— Почему должно быть что-то одно? Я и тебе рада, и Димке, — искренне удивилась я таким словам подруги.
— Да ладно, это я так, от одиночества. Не обижайся!
— Может, и тебе в кого-нибудь влюбиться? Кстати, в параллельных классах есть парочка стоящих экземпляров.
— Интересно, каких? Посоветуйте, пожалуйста, товарищ эксперт одиноких сердец! — подыгрывая моему тону, шутливо отвечала Аня.
— Ну вот, например, в «Бэ» прошу обратить внимание на малорослика Ваню Антипова. Несмотря на фамилию, данный хоббит является типичным представителем этого народа: невысокий, скромный, умный малый. Идеальная кандидатура для вас, мисс, — вовсю разойдясь, продолжила я своё сватовство.
— Спасибо, не надо! — смеясь, ответила Аня. — Вот откуда у тебя талант находить всяких хануров? Оставь их себе, пожалуйста, а мне нужен настоящий герой. Такой, как Леголас: высокий, сильный, смелый и отважный.
Я хотела пошутить насчёт Кабанова в качестве Леголаса, о его слабоумии и отваге, но в этот момент нужно было садиться в поезд. В электричке все расселись компашками: несколько групп мальчишек, затем девчонок, ну и в конце — шерочки с машерочками вроде нас с Аней. Мы оказались далеко от Димки, поэтому рассчитывать на общение с ним не приходилось. Единственное, чем я смогла исправить ситуацию, — это сесть так, чтобы видеть его лицо. Пока мы ехали, я всё пыталась прочитать по губам, о чём он говорит. К сожалению, Макаров говорил мало, чаще улыбался или, сжав губы, внимательно слушал собеседника. Я замечталась, смотря на молчаливого Диму, и чуть не упала с места, когда он вдруг резко выпалил: «Пистолет». Это было так неожиданно, будто и впрямь раздался выстрел. Аня сердито шикнула на меня, но, услышав о причине моего падения, стала громко смеяться.
— Ха-ха-ха! Макаров и пистолет! Давай его ещё сделаем одиноким ковбоем Мальборо! Хо-хо-хо! На самом деле он сказал: спи сто лет! — Аня просто сотрясалась от хохота. Её смех был настолько заразительным, что я не удержалась и включилась в игру:
— Нет, это был шпингалет!
— Кордебалет!
— Сандалет!
— Лучше драндулет!
— Нет, он сказал: хочу котлет!
— А может, велосипед!
Тут Аня резко затихла и произнесла:
— А вот это логичнее всего. Наверно, обсуждали с Виноградовым, как доехать до Зеленогорска на велике.
Я тоже вдруг расхотела смеяться и вздохнула:
— Ну и жизнь, уже пистолеты везде мерещатся.
— Хорошо, не плоскогубцы! — И Аня с новой силой покатилась со смеху. Как выяснилось: и у меня не все смешинки закончились. Так мы, веселясь и шутя, доехали до станции. Там уже Борис Львович распределил маршруты для каждого класса, дал последние указания насчёт места общего привала, и мы двинулись в путь.
День выдался хороший, погожий, несмотря на начало апреля. Через час солнце ласково, по-весеннему стало пригревать, все расстегнули куртки, и, если бы не полуголые деревья, можно было бы подумать, что май месяц. Мы с Аней шли почти в самом хвосте колонны рядом с мальчишками. Я чуть ли не дышала в спину Макарову, пытаясь расслышать, что же он говорит. Но всё время отвлекалась то на Анины замечания про скорей бы поесть, то на виды вокруг. Мы как раз огибали большое вытянутое озеро, вдоль которого простирались могучие вековые ели. Оно было похоже на перевёрнутую ковбойскую шляпу, поля которой топорщились острыми верхушками деревьев. Казалось, что на другом, далёком берегу протекает иная, киношная жизнь. Там живёт одинокий ковбой Мальборо, вот он выходит на безлюдную лесную тропу и грустит по оставленным американским прериям, по жаре, дарящей смуглую кожу, по…
— Ты чего, не слышишь меня? — сердитым голосом прервала Аня мои фантазии.
«Ну, вот, мне теперь от пистолетной темы не отделаться», — подумала я про себя, а вслух ответила:
— Прости, отвлеклась, вспоминала, положила ли мама мои любимые бутерброды с огурчиком.
— Так я тебя про них и спрашиваю, — ещё больше удивилась Аня.
— Ну, вот, я про них и думаю, — удалось немного выкрутиться мне.
Всё-таки я не Юлий Цезарь, и делать несколько дел одновременно у меня не получалось. Не могла я и с Анькой беседу поддерживать, и слышать разговоры впереди идущих мальчишек, и думу свою думать. Поэтому обрадовалась, когда наконец мы пришли на привал. Правда, радость моя была недолгой. Я-то думала, что все своими классами расположатся вкруг и будут вести задушевные беседы. Но задушевные беседы, расположившись тесным кругом, стали вести преподаватели, а классы, перемешавшись, были предоставлены сами себе. Девчонки разбились на маленькие группки и секретничали о своём, мальчишки в большинстве своём побежали играть в футбол. Среди этого большинства я заметила и ярко-синюю шапку Макарова. В общем, опять мне ничего не оставалось, как общаться с любимой лучшей подругой.
— Всё получается не так, как я планировала, — жаловалась я Ане на несправедливость жизни.
— Да, поэтому нужно придумать что-то такое, чтобы тебя заметили! В смысле Макаров обратил внимание.
— И что ты предлагаешь? — во мне вдруг затеплилась надежда на то, что поход можно спасти.
— Нуу, например, давай ты будешь тонуть понарошку в озере, я подбегу к Диме и крикну, чтобы он тебя спасал. Получится очень романтично!
— Нет, это вряд ли сработает. Народу тьма, пока ты будешь что-то объяснять Диме, меня раз двадцать спасут другие. И в первую очередь — Бонифатыч! И это будет совсем не романтично!
Аня стала напряжённо думать, и через несколько минут её лицо просияло. Я даже немного испугалась блеска её глаз. Жаль, что тогда я не прислушалась к своей интуиции.
— Я нашла идеальный способ, чтобы Макаров заметил и запомнил тебя навсегда! — взбудораженно вскричала Аня. Затем продолжила уже спокойнее:
— Мы сейчас незаметно углубимся в лес и как будто потеряемся. После привала Бонифатыч будет всех пересчитывать, увидит, что нас не хватает, и они станут тебя и меня искать. А через полчасика, когда все устанут от поисков, мы выйдем из лесу, и тут-то Макаров внимательно к тебе приглядится. Ну как? Гениально?
— Ну, так получается, он приглядится не только ко мне, но и к тебе? — сомневалась я, предчувствуя что-то нехорошее. — И потом, нам за это влетит! Ведь мы сорвём время похода.
— Да ничего не будет! Пальчиком погрозят, и всё. А каких-то полчаса погоду не сделают. Ну, можем выйти через двадцать минут, если хочешь. Главное, во время поиска Макаров будет думать о тебе и запомнит, кого искал. Мужчинам нравятся слабые женщины, которые легко могут потеряться! Так у него возникнет желание оберегать и защищать тебя. А по поводу меня не переживай. Я не во вкусе Макарова, ведь не у меня же он плоскогубцы попросил, — успокаивала меня Аня.
Меня терзали смутные сомнения по поводу Аниной идеи: было много непредсказуемых моментов. А с другой стороны, было всё слишком предсказуемо и ожидаемо: минут через пятнадцать мы двинемся дальше, придём на платформу, сядем в электричку и разойдёмся вскоре по домам. И тогда я решила воспользоваться, возможно, единственным шансом стать незабываемой для Макарова. Хотя бы на этот день.
— Ладно, давай рискнём. Может, получится.
Мы с Аней незаметно собрали рюкзаки и, пройдя, сквозь увлечённо бегающих футболистов, углубились в лес. Там мы нашли поваленную ёлку, где, постелив на земле пенку и прислонясь спиной к дереву, чтобы никто случайно нас не заметил, стали выжидать. Свежий воздух и обед сделали своё дело: мы не заметили, как задремали. Первой проснулась я и сразу почувствовала, что что-то не так. Растолкав Аню и оглядевшись, я поняла, что меня насторожило. Не было слышно отдалённого гула голосов. Недоумённо переглядываясь, мы с Аней вышли на место привала, ещё недавно похожее на оживлённый муравейник. Сейчас тут не было ни души.
— Что такое? Где все? — спрашивала я себя и Аню.
— Сама не понимаю. Они что, ушли без нас, Бонифатыч забыл посчитать всех? — вторила Аня моему замешательству.
— Быть такого не может! Даже если не пересчитали, то потом всё равно должны были заметить потерю. Если не Бонифатыч, то точно уж Марина Владимировна! — всё ещё не верила я происходящему.
Мы стали кричать, аукать, звать учителей и одноклассников, но, кроме эха, никто нам не отвечал. Аня вспомнила про часы, которые зачем-то убрала в рюкзак, и оказалось, что мы не просто задремали, а проспали три часа. Было около пяти вечера! Меня потихоньку стала охватывать паника. Но Аня сразу пресекла упаднические настроения:
— Так, раскисать не время. Сейчас пять часов. Последняя электричка уходит где-то примерно в восемь. Ты не запомнила точно? — обратилась она ко мне. Я отрицательно закивала головой, и Аня продолжила:
— Мы шли сюда от станции примерно два с половиной часа, значит, даже если потратим на дорогу три часа, то должны успеть. К тому же они могут нас искать и пойти на встречу.
— А ты запомнила дорогу, по которой мы шли? Я — не очень.
— Что-то запомнила, что-то нет, но тут такой табун прошёлся! — ободряюще произнесла Аня, и мы двинули в путь.
В лесу было тихо: ни птиц, ни людских голосов — ничего не было слышно, кроме наших шагов и скрипа сучьев. Разговаривать в такой обстановке не хотелось. В мыслях я очень злилась на Аню за её авантюрный и никудышный план, но вслух претензий не предъявляла. В глубине души я осознавала и свою вину, не только потому, что согласилась, но и потому, что Анька ведь всё это придумала из-за моей зацикленности на Димке, хотела ведь как лучше. «Нечего было ныть с кислым лицом! И так ведь всё было хорошо, мы ехали, смеялись, шутили, Макаров был рядом. А ты, как старуха из пушкинской сказки, вечно чем-то недовольна. Вот и осталась у разбитого корыта. Хотя у тебя даже его нет!» — ругала я себя.
Аня, видимо понимая моё состояние, старалась помалкивать. Пару раз мы сбивались с пути, и тогда становилось по-настоящему страшно. Вечер неумолимо надвигался на нас, тем самым заставляя нервничать и совершать ошибки. К счастью, Аня оказалась права. Мы всегда находили нужную тропу по многочисленным следам. Однако все эти плутания отняли у нас больше времени, и в смешанных чувствах мы наконец вышли к платформе. С одной стороны, мы были рады, что не заблудились и выбрались из леса, с другой стороны, по нашим расчётам, последняя электричка в город должна была уже уйти. Тут нам повезло второй раз! Подошедший к перрону старик заверил, что поезд ещё в пути и должен прийти ровно через десять минут.
— Ну, хоть что-то хорошее за сегодняшний вечер! — выдохнула я и плюхнулась в изнеможении на скамейку.
— Почему хоть что-то? Мы выбрались, не потерялись, скоро будем дома! Не драматизируй, пожалуйста! — ответила мне подруга и тоже уселась рядом.
От усталости мне не хотелось возражать ей, хотя внутренне я понимала, что до хеппи-энда ещё очень далеко. Втайне я надеялась, что нас забыли посчитать и попросту не заметили. К тому же мы с Аней всё время были вдвоём, особо ни с кем не общались, да и вообще плелись в самом конце.
Придя в себя в электричке, я поделилась своими надеждами с Аней. Она очень воодушевилась после моих слов:
— Слушай, а ведь ты права! Если бы пропажу заметили, то никто бы не уехал. А на платформе никого не было, пусто! А что это значит? А это значит, что они, согласно плану, пришли на станцию и отправились в город.
Вот так с лучиком надежды мы доехали до города, и тут он резко погас, едва мы вышли на перрон. Прямо перед нами стояли наши родители вместе с Мариной Владимировной и Бонифатычем. У моей мамы и Аниной были заплаканные глаза, не лучше выглядели папы, а на лице классной отображалось всё сразу: и тревога, и страх, и испуг. Лишь взгляд Бориса Львовича разбавлял эту горестную картину. Ничего, кроме возмущения и презрения!
Как же нам попало в тот день! Да и потом было не легче. Домашний арест на месяц, только школа и уроки, под запретом все фильмы, телевизионная передача «Зебра» и книги.
— А книги-то за что? — больше всего возмущалась я.
— Чтоб головушка твоя бедовая отдохнула от замечательных планов в духе плаща и кинжала! — ответил папа, а мама в такт закивала головой.
У Ани дела были не лучше, практически тот же набор наказаний плюс отказ от конфет и жевачек. Слава богу, мои родители не такие монстры, так что дефицит сладкого в Анином организме я легко восполняла на школьных переменах.
Тем не менее Аня оказалась права. Мы попали в центр, да что там в центр, прямо в эпицентр всеобщего внимания. Нас теперь действительно трудно было забыть. В традиционном сочинении по русскому языку, которое Раиса Анваровна всегда задавала после похода в лес, надеясь получить восторженные описания северной природы нашего края, только ленивый не рассказал о произошедшем ЧП и развёртывании глобальных поисков двух потерявшихся бедолаг.
— Я думала, вы ушли на дно, на этот раз в буквальном смысле, — противно растягивая слова, пыталась пошутить Уткина.
— Нет, мы решили, что вы пали смертью храбрых в неравной схватке со стаей волков, — с пафосом продолжил тему Кабанов и засмеялся.
— Если честно, мы с Варей подумали, что вас убил маньяк. Их полно в лесу, особенно когда никого нет, — серьёзно сказала Даша Ушанова и испуганно на нас поглядела, всё ещё не веря, что с нами всё в порядке.
— Да вы просто нам завидуете! — не выдержала и взорвалась Аня. — Конечно, всё внимание нам, а не тебе, Уткина. Про твою светлость забыли. А ты, Кабанов, радуйся, хоть есть про что написать в сочинении! И добрый совет тебе, Ушанова, поменьше смотри Невзорова, а то тебе маньяки уже скоро повсюду мерещиться будут.
Раздав каждому по заслугам, Аня гордо повернулась и вышла в коридор. Я быстро выскочила за ней, чтобы не слышать возмущений Уткиной и остальных.
— Ты представляешь, Марина Владимировна сказала, что вся параллель про нас написала. Интересно бы почитать эти сочинения, — решила я немного подбодрить и отвлечь подругу, грустно сидевшую на стуле в рекреации.
— Да знаю я, чего бы тебе хотелось почитать. Извини, что всё вот так вышло.
— Ладно, я не сержусь. Хоть какая-то известность! Лучше, чем ничего. Все как доктор прописал: Макаров меня заметил, запомнил и вряд ли в ближайшее время забудет, — не сдавалась я и наконец увидела долгожданную улыбку.
— Ты правда не в обиде? — ещё раз уточнила Аня и, увидев мой кивок, предложила после уроков остаться в кабинете под предлогом убраться, чтобы посмотреть Димкино сочинение.
Я крепко-крепко обняла её, и мы стали ждать конца уроков. Раиса Анваровна ничего не заподозрила и спокойно разрешила самим сдать ключ на вахту после уборки. Наверно, она подумала, что мы пытаемся загладить вину и встать на путь исправления.
Мне показалась, прошла целая вечность, когда я отыскала нужную тетрадь. Как назло, она была предпоследней в стопке. Пока я читала, Аня пыталась угадать по моему выражению лица, что же там написано. В конце концов она не выдержала и спросила:
— Ну? Написал он про нас, то есть про тебя?
— И да и нет, — многозначительно вздохнув, ответила я.
— Что значит и да и нет? — вскрикнула она, вырывая тетрадь из рук.
Я смотрела на Аню и как будто читала Димкино сочинение второй раз. Вот сейчас он проезжает мимо однообразных голых кустов и деревьев, виднеющихся из окошек электрички, а теперь весело идёт с ребятами вдоль большого и прозрачного озера, а вот и привал: долгожданные бутерброды, отдых и футбол, а тут что-то случилось. Ах, да! Пропали две одноклассницы, все их ищут. Дима тоже, даже переживает. Я запомнила его фразу: «Хорошо, что не было дождя, а то бы они точно не выбрались из леса». Это последнее предложение в его сочинении, в котором он упоминает нас с Аней. Похоже, Макаров один из немногих, кто сумел во всей суматохе разглядеть прелесть апрельского солнечного дня, расслышать пение птиц и насладиться красотой русского севера. Дочитав до конца, Аня недоумённо взглянула на меня. Какое-то время мы так, ничего не говоря, смотрели друг на друга, пытаясь переварить увиденное. Потом как по команде прыснули и стали громко безудержно хохотать. И я, улыбнувшись, сказала:
— Лучше, чем ничего!
Как три мушкетёра
Судьбе не раз шепнём: «Мерси боку!» Я очень благодарна своей судьбе за то, что, переводясь в новую школу, попала именно в 3 «В» и познакомилась с Аней: человеком с неистощимой фантазией и готовностью выдумывать новые игры как по мановению волшебной палочки. А когда мы сдружились и Аня показала свою тайную тетрадь с расписанием, стало понятно — у меня появился долгожданный единомышленник! Это расписание было совсем не похоже на школьное с уроками и заданиями. Напротив каждого дня недели стоял персонаж, в которого моя подруга играла весь день. При этом ни один человек, даже учителя, не должен был заметить, что ты не Аня Друбич, а, например, Алиса из Страны чудес. Алиса как раз начинала неделю. Во вторник стояла шиншилла, любимое Анино животное, в среду нужно было играть в Шерлока Холмса, с пятницы по воскресение я не помню, а в четверг, кажется, был мистер Рочестер из сериала про безумную жену и пожар. Самое интересное, что никто действительно ни о чём не догадывался: Аня даже умудрялась общаться от имени мужского персонажа, избегая компрометирующих глаголов прошедшего времени. Я была от всего этого просто в восторге: вроде дружишь с одним человеком, а получается, с компанией странноватых, но интересных личностей. Вот только вторники были скучными и долгими: Аня в роли шиншиллы становилась не очень общительной, и я жалела, что она не выбрала Чеширского кота или какое-то другое сказочное животное, наделённое способностью говорить. Но в целом это была увлекательная забава для нас обеих в младшей школе.
А в начале девятого класса как-то неожиданно среди американо-мексиканского потока показали вдруг фильм про трёх мушкетёров с Боярским. Прям луч света в тёмном царстве! Ведь уже и бабульки стали называть своих питомцев Мейсонами, Изаурами, Луисами-Альберто. В каком-то городе устроили похороны Эстер, главной злодейки из «Богатые тоже плачут». А приезд в нашу страну многострадальной Марианны вообще вызвал ажиотаж похлеще открытия первого московского «Макдональдса». В общем, эпидемия была налицо! Даже в моей квартире с семи вечера был введён строгий комендантский час. Никакого шума, никаких разговоров, вопросов — вообще никакого звука, пока идёт «Просто Мария». Хорошо, что любимых мушкетёров показали в выходные, да ещё и днём.
Помню, как, учась ещё в начальной школе, мы с Аней, впервые увидев этот фильм, просто влюбились в историю с гвардейцами, Миледи и кардиналом. Мама достала от знакомых книжку Дюма, за которую я с воодушевлением принялась, но, обнаружив полное отсутствие в ней картинок с Боярским и песен, вскоре потеряла всякий интерес к чтению. Поэтому, отложив книгу в сторону, я принялась вместе с Аней за составление песенников. Это сейчас любой понравившийся текст можно отыскать на просторах интернета. В советское время мы аккуратно заносили слова любимых исполнителей в толстую тетрадь, украшенную незатейливым орнаментом. Причём песни запоминали, буквально пару раз прослушав понравившуюся мелодию. Поэтому не удивительно, что многие слова, а порой целые куплеты и припевы у каждого были в авторском варианте.
Кстати, с песенника всё и началось! Просмотр любимого кино окунул нас в детство, по которому, в принципе, все время от времени ностальгируют. Однако бывают моменты в жизни, когда эту грусть ощущаешь с особой силой. Почему это так остро нахлынуло на меня? Возможно, из-за того, что начался девятый класс и надо было как-то определяться с будущим, делать шаг во взрослую жизнь, а может, время такое наступило. Лихие девяностые без всякого залпа «Авроры» полностью и бесповоротно изменили жизнь всей страны. И взрослые и дети не могли понять до конца, что же произошло, и привыкнуть к новому. Как ни парадоксально, но более близкие к наступившим реалиям мыльные оперы казались чужими и далёкими. И наоборот, в историях послевоенной Москвы о поиске банды с чёрной кошкой, в приключениях Шурика или того же д’Артаньяна было больше настоящего и искреннего. Мы все тогда цеплялись за уходящую эпоху, так хорошо сохранившуюся в советском кино. А в старых песнях находили главные смыслы. В общем, с песенника всё началось и завертелось. В гостях у Ани при сравнении тетрадок вдруг обнаружились некоторые расхождения.
— Ха-ха! Красавице Якубку! Маша, ты серьёзно? Откуда у красавицы мужское имя? А если это чья-то девушка, надо было петь — красавице Якубки. Ха-ха-ха.
— Красавице и Куку — тоже так себе! Бедная красавица! Её ожидает печальная участь быть съеденной людоедами только за то, что она неудачно нашла соседа. И каким это ветром Кука занесло во Францию? — парировала я выпад против моей невнимательности.
— Вот ещё, кстати, — всё не могла угомониться моя подруга. — Что это за глагол «расшепнём»? Ну, расплюнуть ещё куда ни шло, а расшёптывать — это как?
Я перелистнула страницу Аниного песенника в надежде найти ответную ошибку, и удача мне снова улыбнулась:
— Ань, ну послушай! Ну, чётко же слышно — Куклапа!
— Нет, это ты внимательно послушай — Пурклапа! Во французском обязательно должен быть звук «эр».
— Ты хочешь сказать, что во всех словах у них эта буква? Бред какой-то. Может, тогда будем называть Атоса Артосом, а вместо Констанции будет Констранция, а лучше Корстранцрия, — еле выговорила я эту скороговорку и засмеялась.
— Да, а ещё Борнасье, Людровик и Мирледи! — подхватила Аня игру.
— О! Классно получилось: Мирледи и мир леди! А может, ты и права, там куда не посмотришь — везде «р». Арамис, Портос, Тревиль, Ришелье, д’Артаньян тот же, — миролюбиво в итоге согласилась я.
— Мерррси! — снисходительно кивнула в ответ Аня.
И тут меня осенило:
— А давай будем, как три мушкетёра! Помнишь, как у тебя было в третьем классе. Только сейчас мы будем играть вдвоём и каждый день в одного и того же героя.
— Суперская мысль! Чур, я тогда д’Артаньян!
— Ну, уж нетушки! Д’Артаньяном буду я. Моя идея, я и выбираю!
— Тогда давай его не трогать, раз мы обе хотим, — предложила Аня компромисс.
— Ладно, если серьёзно, мне больше нравится Арамис! А что? — ответила я на поднявшиеся к самому верху лба Анины брови, — Он красивый, храбрый, остроумный!
— Ещё и начитанный. Понятно, всё понятно… Бери Арамиса. А я буду… пожалуй, всё-таки Атосом, — определилась Аня после небольшой паузы.
Атос у меня стоял на втором месте после Д’Артаньяна. Да и не только у меня, почти у половины женского населения нашей страны! Хладнокровный, бесстрашный мушкетёр с томным и в то же время равнодушным взглядом, в который невозможно не влюбиться. Но находиться в этом меланхоличном образе всё время было не в моём характере, поэтому я не возражала.
— О! Класс! Хорошая компания! У них и имена на одну букву начинаются, как наши фамилии, — подытожила я.
И с этого дня понеслось! Мы играли взахлёб: не замечали будней и выходных, стали разговаривать фразами наших героев. Доходило до того, что моя подруга откликалась только на имя Атос! Такого удовольствия от игры я даже в детстве не испытывала. Так же, как и от фильма! Смотреть и пересматривать его бессчётное количество раз было просто необходимостью, которая стала возможной благодаря моей подруге. У Ани, единственной в моём окружении, появился первый видеомагнитофон, который привёз её отец из загранплавания. Поэтому, записав на кассету любимый фильм, мы устроили в квартире на Исаакиевской вечерний видеосалон под названием «Каналья!». Анины родители, хотя недоумевали, отчего мы не смотрим «Терминатора» или модные фильмы со Сталлоне, всё же не противились, когда в очередной раз из комнаты на кухню доносилось «Пора-пора-порадуемся».
Так, играючи, мы вошли в новую четверть, которая началась обильным многодневным снегопадом. Снегом в начале ноября нас было не удивить, но вот такого количества явно никто не ожидал: ни дворники, пытающиеся своими хиленькими мётлами справиться с громадными сугробами, как Дон Кихот с ветряными мельницами, ни автомобилисты, яростно сигналящие друг другу в длинной пробке на Дворцовом мосту, и, конечно, наши родители, не успевшие достать с антресолей зимнюю, поношенную и местами нуждающуюся в починке обувь. Единственные, кто обрадовался нежданному приходу зимы, были учащиеся 225-й школы. Точнее — ученики 9 «В» класса! По старой традиции они стали караулить девчонок после уроков и обстреливать снежками. Самым популярным девочкам нашего класса доставалось больше всего, некрасивые могли спокойно идти по школьному двору, как в шапке-невидимке. Мы же с Аней были в этом хит-параде где-то посередине. После красивых девочек мальчики отдавали предпочтение активным. А в этом нам с Аней не было равных. Часто одноклассники вообще переключались только на меня и подругу, особенно когда Малинина со своей свитой ловко успевала выскочить за ворота. В один из таких дней ко мне прицепился тихий, как я о нём всегда думала, Паша Виноградов. Не знаю, почему он выбрал своей единственной жертвой только меня, но его преследования не закончились и после того, как он попал снегом за шиворот и с меня слетел берет. Разъярённая, я подлетела к нему и, желая высказать своё негодование как можно хлеще и злее, произнесла неожиданно возникшие в памяти слова Констанции, обращённые к Бонасье:
— Я знала, вы трус и глупец! Но я не знала, что вы ещё негодяй!
Вызывающая ухмылка быстро слезла с лица моего обидчика, он недоумённо посмотрел на меня и, покрутив пальцем у виска, молча повернулся, поднял валявшуюся в снегу сменку и ушёл. Даа! Вот это сила искусства! Это классика! А её, Виник, смотреть надо или хотя бы читать! Вечером я созвонилась с Анькой и рассказала про случай с Виноградовым. Она тоже восхитилась моей находчивостью, а потом резко замолчала.
— Алло? Ты здесь или где?
— Да здесь я, здесь. Я тут придумываю классную штуку! Точнее, уже придумала.
— Какую?
—Давай играть всем классом. Каждому назначим роль и будем жить в мире трёх мушкетёров!
— Это как? Я не совсем понимаю. Кто согласится? Ну, может, ещё Кац, и то исключительно в роли коня.
— Ты меня не дослушала: мы не будем никому ничего говорить. В этом весь фокус! Сами распределим роли, а им знать не обязательно! Главное, что я и ты в курсе! Как тебе такая идея?
— Дааа! — протянула я, немного досадуя, что мне самой это в голову не пришло.
Только сразу заняться распределением героев не получилось: вмешалась моя мама, ставшая громко уверять, как два часа тётя Лена не может дозвониться. В общем, пришлось быстро попрощаться с Аней и дожидаться встречи в школе:
— Завтра на большой перемене всё обсудим и на листочке запишем, кто кем будет. Пока!
Одной перемены нам, конечно, не хватило, пришлось ещё после уроков заскочить ко мне, чтобы всё, точнее, всех расставить по своим местам. Расклад получился такой. Хулиганам вроде Кабанова или Кудряшова мы отвели роль гвардейцев кардинала. Ришелье стал Петя Нагай, который был главным двоечником и предводителем местной шпаны. Королевой мы единогласно выбрали нашу старосту Малинину. Несчастная женщина, до которой никому нет дела! Уткина идеально подошла на роль Миледи: она вечно всех задирает и больно много о себе воображает. А вот с королём возникла проблема.
— Маша, что тут изобретать? Евдокимов — отличный кандидат! В «Свинопасе» к нему претензий не было, человек, как говорится, на этом собаку уже съел!
— Если один раз сыграл кого-то, то теперь всю жизнь им быть? Из Димы тоже неплохой правитель получится.
— Я тебя умоляю! — Аня демонстративно закатила глаза. — Этот Макаров уже в каждой бочке затычка! Ну какой он король? Бесхребетный слабак, который не может принять решение!
— В фильме тоже за короля кардинал всё решал. Поэтому если соответствовать истории, то Макаров подходит гораздо больше, чем Евда.
— Ладно, не хочу настроение портить из-за этого халявщика. Пусть будет королём.
— Он не халявщик! Он — партнёр! — добавила я, вспомнив надоедливую рекламу, последний аргумент в защиту Димы, и Аня сдалась.
Таким образом, согласовав кандидатуру Макарова, перешли к следующим героям. Тревилем назначили нашу классную, Бонасье в свете последних событий стал Виноградов, ну и Констанцию определили Тане Сычёвой, самой безобидной из свиты Малининой. Д’Артаньяна, по обоюдному согласию, решили никому не давать, ну как будто он ещё не приехал в Париж. Остальные одноклассники, которые вели незаметный образ жизни, стали просто горожанами.
Буквально с первого же дня игра пошла что надо. Все, как сговорившись, начали вести себя согласно роли.
На уроке географии Виноградов-Бонасье сдавал зачёт по карте Европы. Бедный Виник! С него начинался список в журнале, а Маргарита Генриховна, не отличаясь особой изобретательностью, шла продуманным маршрутом из пункта А в пункт Б, точнее, от буквы В до последней в алфавите. Когда вызвали Виноградова, он сначала минуты две хаотично елозил указкой по карте, затем после подсказки Евды всё-таки нашёл итальянский сапог, а дальше что-то невнятно промямлил, и дело совсем застопорилось.
— Эмэмэм: куплю жене сапоги, — громко фыркнула Аня на ухо мне, но услышала её и наша географичка. Удивительно, но все учителя отличаются каким-то феноменально острым слухом, зрением и языком. Видимо, это и проверяют у них каждый год на медосмотрах.
— Друбич! Тебе смешно? Выходи и покажи тогда, где находится Великобритания!
Забирая указку из дрожащих рук новоиспечённого Бонасье и хитро подмигнув мне, Анька процитировала менторским тоном:
— Эта дорога, Павлик, ведёт в Париж. Лондон левее.
Я еле удержалась, чтобы не засмеяться в голос, и чуть не съехала под парту. К счастью, в этот момент внимание Маргариты Генриховны переключилось на район «Камчатки». Обычно именно там происходили нарушающие покой вещи, поэтому у сидящих в первых рядах было, как ни парадоксально, больше свободы. Если бы Нагай был поумнее, сел бы перед самым носом учителя. В общем, кардинал сменил у доски пристыженного галантерейщика, и Виник, получив двойку, уныло поплёлся на своё место. Но когда мы встретились с ним взглядом, у него вдруг хватило наглости показать мне кулак!
— Ты представляешь? Ещё и угрожает исподтишка! — возмущалась я во время обеда в столовой.
Аня, доедая котлету, пробурчала в ответ:
— Ничего! Пусть угрожает! От его угроз — толку ноль, это же Бонасье.
Следующей была история, на которой мы писали контрольную по вариантам. Я ответила на все вопросы, кроме предпоследнего: у меня просто вылетело из головы, какое прозвище носил царь Иван I. Марина Владимировна уже пошла собирать листочки, в то время как я, судорожно показывая Ане задание, мычала, невольно изображая безумца из последней серии:
— Имя, сестра, имя!
Аня незаметно протянула шпаргалку, и чуть ли не в последнюю секунду я успела написать в нужной графе «Калита». После звонка, собирая учебники в рюкзак, я поблагодарила подругу.
— Но слава богу, есть друзья! — улыбаясь, пропела Анька.
— И слава Богу, у друзей есть… шпоры! — перефразировала я в такт, и, радостные, мы побежали галопом на физру.
На физкультуре был пионербол. Выигравшей команде ставили пятёрки, остальные просто получали удовольствие, по мнению Сергея Сергеевича. В этот раз он предоставил отбирать игроков в команды Нагаю, Большаковой и Евдокимову — короче, трём акселератам нашего класса. Из-за роста нас с Аней выбирали неохотно и самыми последними. Сейчас повезло, что хоть в одну команду. Уткина нарочито перекрестилась, что не к ней.
— Вот змеюка какая! — увидев реакцию Оли, не сдержалась я.
— Тише, а то услышит. Шпионы там, шпионы здесь. Без них не встать, без них не сесть.
— Да, как я забыла, что имею дело с самой главной шпионкой кардинала! Даже удивительно, что они не в одной команде!
— Шифруются! — многозначительно кивнул мне Атос, и мы стали готовиться к бою.
Команды получились не равные, в нашей было на одного человека больше, но никто, правда, не возражал, зная мои и Анины возможности.
— А скажут, скажут, что нас было четверо.
— Народ, — снисходительно вздыхая, ответила я.
— Толпа! — соглашалась моя лучшая подруга.
Эта присказка стала нашей любимой. В любой подходящей и не подходящей ситуации одна из нас сокрушённо вздыхала: «Народ!», а вторая театрально отвечала: «Толпа!».
В таком приподнятом настроении мы проиграли одну игру. В перерыве Нагай подозвал нас жестом побеседовать.
— Маш, чего он хочет, как думаешь?
— Кардинал не дама, разговор пойдёт не о любви.
К счастью, я оказалась права.
— Слушайте, может, вам на эти пятёрки по барабану, у вас их до фига, но я не собираюсь из-за двух малоросликов единственную хорошую оценку упускать. Ясно!
Нагаю, как сообщала секретная служба при Миледи, мама обещала купить плеер, если будет хотя бы одна пятёрка в четверти. Поэтому на саму игру ему тоже было по барабану, в отличие от возможности слушать любимую группу «Кар-Мэн». В общем, погрозив нам небывалыми снежными обстрелами, Ришелье в приказном тоне велел заняться делом, а не ваньку валять. Виноградов поддакнул капитану и, видимо что-то вспомнив, хищно посмотрел на нас с Аней.
— Блин, если бы знала, что сегодня пионербол будет, форму бы дома забыла. Уткина злорадствует, а Нагай масло в огонь подливает! — сокрушалась я перед вторым матчем.
— Нагай и так по жизни не самая приятная личность. А тут он ещё и кардинал, не забывай.
— Точно. Не то кардинал, не то скорпион. А Виник! Ты видела? Вылитый Бонасье! Кулацкий подпевала!
— Галантерейщик и кардинал — это сила!
— Скорее, два дебила! — закончила я раздражённо.
Как мы с Аней ни старались, наша команда снова потерпела поражение. Ну что могут два хоббита против игроков, которых набрали в свои дримтимы Большакова и Евдокимов.
— Давай живо в раздевалку! — спешно потянула меня в сторону выхода Анька после свистка Сергея Сергеевича. — А то сейчас начнётся вторая часть Марлезонского балета по компостированию мозгов.
Бегаем мы с подругой гораздо лучше, чем играем в пионербол, поэтому второй части балета удалось избежать. Однако перед последним уроком Виник не упустил возможности самодовольно напомнить о предстоящем наказании:
— Дягилева, конец уроков близок! Не опаздывай на встречу с судьбой!
— Смотри, Виник, сам не опоздай. Ровно в четверть второго я тебе уши на ходу отрежу!
— Чего?
— Ничего! Спасибо за напоминание! Не могу устоять перед настоящим благородством!
— Дягилева, что за пургу ты несёшь в последнее время? А устоять тебе будет действительно трудно. Так что съешь котлетку на дорожку, в столовке ещё осталось от «бэшек». И ножик захвати, а то чем уши будешь отрезать?
Я приготовилась вспомнить и высказать самые обидные фразы мушкетёров, но в этот момент к Виноградову подошёл Макаров, и все чужие и мои слова куда-то подевались. Не дождавшись от меня никакой реакции, Виноградов развернулся вместе с Димкой и ушёл в сторону большой рекреации. Аня, наблюдавшая всю эту сцену, язвительно проговорила:
— Вовремя подошёл твой Ханур. А то не известно, чем бы всё это закончилось.
— Точность — вежливость королей!
— Ха-ха-ха! И кстати, кардиналов тоже! Если Нагай чего-то пообещал, то будь уверена, он это исполнит.
— Поэтому у меня всегда пятёрки за бег на короткие дистанции!
Аня снова засмеялась и сказала:
— Но сегодня хорошо бы продемонстрировать класс и на длинной.
Однако, как мы с Атосом ни торопились, опередить гвардейцев кардинала нам не удалось. Ещё из окна гардероба мы увидели засаду и мрачно переглянулись.
— Нас убьют, если только мы пойдём туда, — тихим голосом сказал Атос.
— Это так, но нас ещё вернее убьют, если только мы не пойдём туда, — ободряюще ответила я и показала пальцами фирменный знак мушкетёров. Улыбнувшись друг другу, мы надели варежки и, выйдя из школы, стали спускаться по лестнице под яростную канонаду от приспешников Ришелье. В этот момент в моей голове звучала песня «А ля герр ком а ля герр» и всё виделось в замедленном темпе, как на титрах третьей серии. Пока я не получила сильный удар прямо по лицу и не услышала Анин крик:
— Вон за кустом! Арамис! Посмотри на меня! Там от кого-то снежки остались, кинь мне пару! Не тормози!
Я уже приготовилась метнуться туда, куда указал Атос и где действительно было много комьев от разрушенной снежной стены, как вдруг раздался знакомый чуть басовитый голос прямо у ворот школы.
— Четверо на одну? Молодцы, хорошо придумали!
Дрон собственной персоной стоял и выжидательно смотрел на гвардейцев. Те, недолго думая, быстро собрали свои вещи и практически молча удалились со школьного двора. Дерзкий Кабанов попытался на выходе погрозить нам жестом, изображающим револьвер, но Нагай резко втащил его за ворота. Умные люди с дворянами старались не ссориться.
Я всё ещё не могла поверить такому чудесному избавлению и, впав в ступор, просто молчала.
— Да не за что! — ответил наш спаситель, глядя на моё лицо. — Я как раз иду на площадь, а тут такие разборки. Просто война Алой и Белой розы! Кто же будет спектакли ставить? А? Думаю, надо заступиться за талантливых артистов.
— Да не, это у нас игра такая. Вроде казаков-разбойников, как в детстве. Всё нормально, — быстро протараторила Аня, подбегая к нам. — А тебе всё равно спасибо! Мы этот раунд, получается, выиграли.
— Да всё в порядке. Мы не воюем, играем так, — стала вторить я подруге и потом добавила: — Но ты меня правда спас. Если не от поражения, то от мокрого пальто — точно.
Дрон улыбнулся даже как-то необычно мягко для него и поднял валявшуюся на снегу мою варежку. Передавая её мне, он почему-то засмущался, что было совсем не похоже на него, и, спешно попрощавшись, пошёл по своим делам. Мне показалось, что он как будто хотел что-то сказать, но почему-то передумал.
— Никогда бы не подумала, что буду рада встрече с гопниками с Дворцовой. Да вообще — с любыми гопниками, — говорила Аня, счищая варежкой снег с моего пальто. — Но сегодня Дрон прямо-таки в тему. Видела лицо Кабанова? Очуметь — не встать.
С того дня Нагай и его прихвостни старались нас никоим образом не задевать. Ни словом, ни делом. Мы так с Аней расслабились, что даже в пионербол стали лучше играть. Так что для приставаний и повода уже не было. Жаль было одного: гвардейцы так испугались Дрона, что перестали нас караулить и закидывать снежками. Приходилось специально выходить из школы со свитой королевы. Чтоб хотя бы случайно попасть под обстрел. А то что это за жизнь без столкновений мушкетёров с гвардейцами кардинала? В общем, игра шла своим чередом. Тревиль (Марина Владимировна) по-прежнему нас защищал от нападок других учителей, Уткина вредничала и плела интриги, гвардейцы под предводительством Ришелье срывали уроки, а король и королева, как обычно, ничего не могли поделать и только пожимали недоумённо плечами. В наш школьный лексикон прочно вошли фразы «Вторая часть Марлезонского балета» и «Один за всех, и все за одного». Перед контрольной я привычно напутствовала Аню: «Прощайте, сударь, я помолюсь за вас», а Аня привычно отвечала: «Мушкетёры короля! К бою!». Когда у нас выходила пятёрка за контрольную, мы гордо сообщали друг другу: «Любой гасконец с детства академик!» Прощание у Геракла отныне сопровождалось словами: «Мы встретимся, обязательно встретимся!»
Игра затянула нас так, что мы и не заметили, как прошла зима. Обычно в Петербурге она тянется невероятно долго, с ноября по апрель, но в этот раз мы как будто разбавили её яркими парижскими красками, проживая жизнь героев авантюрного романа. Но постепенно всё даже самое интересное начинает приедаться. Особенно когда ты выдумываешь всяческие приключения, а не испытываешь их на самом деле. Ещё у меня была надежда с помощью игры как-то сблизиться с Макаровым. Вот в книгах всё просто: герои встречаются, попадают в цепь запутанных событий, влюбляются друг в друга и в конце концов признаются в любви. А в жизни нет ничего запутанного, но почему-то всё сложно. Может, не надо было его назначать королём.
— Вот если бы Дима был д’Артаньяном, ты думаешь, всё было бы по-другому? — поделилась я с Аней своими переживаниями по дороге домой.
— Не знаю. Может, и не было бы. Ты не грусти. Просто короли — они всегда так далеки от народа, — Аня попыталась перевести всё в шутку, но, посмотрев на меня, замолчала.
Я поглядела наверх. Там плыли хмурые мартовские облака, постепенно заволакивающие всё небо сплошным серым. Их было так много, и плыли они, подгоняемые холодным ветром, так стремительно, что казалось, им не хватает места на небосводе и приходится заполнять пространство не только внизу на земле, но в моей душе. Стало как-то по-зимнему тоскливо.
Я шла, не сразу обратив внимание на то, как резко затихла Аня. Хороший у меня всё-таки друг! Понимающий! Так молча мы дошли до прощального перекрёстка, и вся серая масса, навалившаяся на грудь, потихоньку растаяла то ли от тепла Аниной руки, то ли от мерного стука шагов, успокаивающих своим звуком. У Геракла я просто тихо обняла её и, попрощавшись, зашагала в свою сторону. Вдалеке из-за Зимнего дворца выступил просвет. На контрасте с серыми тучами он выглядел особенно ярко, как на акварелях речных художников. На углу Вознесенского проспекта быстро зашла в арку фигура в знакомой чёрной косухе. «Неужели Дрон? Что он здесь делает?.. Хотя, наверно, показалось…» На душе как-то совсем потеплело, и я зашагала быстрее навстречу долгожданным каникулам, чувствуя, но ещё не осознавая, как в моей жизни наступает настоящая, некалендарная весна.