Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2023
Александр Тихонов — родился в п. Большеречье Омской области. Автор семи книг стихов и прозы. Публиковался в журналах «Наш современник», «Сибирские огни» и др. изданиях. Лауреат литературных премий им. М.Ю. Лермонтова (2015), «Русские рифмы» (2018), премии журнала «Наш современник» им. Ю.П. Кузнецова (2019), «Буламаргъ» (2021) и др. Живёт в Омске.
Публикация осуществляется в рамках проекта «Мастерские» Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР).
***
«Алтай — это дно древнего моря…»
Из рассказа экскурсовода
Былое море нынче на мели.
Шустрит Катунь, земной пролом врачуя,
Да тянется извилистая Чуя.
Всё прочее столетия смели.
Мой разум у Алтая на виду,
Как тот голыш в извилистой стремнине.
По дну былого моря я пройду.
Пусть на губах останется отныне
Песчаный привкус штормовой волны,
Былого моря, чьи следы хочу я
Увидеть.
Но вокруг лишь валуны,
Седые горы.
И Катунь.
И Чуя.
Не потому ли плещутся стихи,
В блокнотик занесённые украдкой,
Что дышат в спину призраки стихий,
Природой поглощённых без остатка?
***
Мир за дверью подъезда угрюм и жесток.
А с какой стороны её? С этой ли, с той ли?
Из расколотой лампочки вытек желток,
Нерождённый цыплёнок, вольфрамовый бройлер.
Свет погас, но мерцает в полночном чаду
Даже тьма, напитавшись неясного чуда.
И пока мы с тобой осязаем тщету,
Умирающий свет верен жизни и чуток.
Пусть соседи (в них чувства прекрасного — чуть)
Этот свет по привычке на завтрак зажарят,
Я поставлю стремянку и лампу вкручу —
Звёздным газом аргоном наполненный шарик.
Соберу все скорлупки стеклянные, пусть
Тёплым светом наш шумный подъезд насладится.
Застучит в проводах электрический пульс.
«Выкл. — Вкл.» — просыпайся, Жар-Птица!
Первый снег
Здравствуй, снег. Идём со мной по городу
Засыпать дороги и дворы!
Знаю, снег, что век у бури короток,
Оттого так яростен порыв.
Есть где разгуляться вихрю снежному,
Первому глашатаю зимы.
Он шумит с мальчишеской поспешностью,
Обретя звучание и смысл.
Споро землю влажную и сирую
Укрывает полотном зимы.
Скоро в небе чудо запульсирует
Вифлеемской звёздочкой из тьмы.
***
Хрущёвка, ПАЗик, кислое житьё…
«Провинциалка» — застревает комом
В девичьем горле. Кройка и шитьё
И прочие труды её по дому
Достали, допекли, свели к нулю
Все прежние амбиции и страсти.
И вместо фразы: «Я тебя люблю!»
С порога муж твердит:
«Ну, вот я, здрасьте…».
Она в Москву стремится из провин…
Из душных комнат, из дворов знакомых.
Ей кажется, что мир неисправим,
Но вдруг — щелчок:
«Любимая, я дома…».
И про столицу до поры молчок.
Так рыбка попадает на крючок.
***
Мы с тобой, как звёзды, не долетели
И сгорели где-то в житейской мгле.
Засыпает город под свист метели.
Засыпает снег мой нетвёрдый след.
А в кармане мёрзнет билет на поезд.
За плечом рюкзак, впереди страна,
Где стоят деревни в снегу по пояс —
Кукольные домики в два окна.
В них иные беды, иные страсти,
От других проблем на душе сквозняк.
Холодно в вагоне: металл и пластик,
Всюду шебуршание и возня.
Звёзды и вагоны… Себя итожа,
Что-нибудь, пожалуй, пойму в пути.
Мы не долетели. И всё же. Всё же!
Верь, рождённый ползать ещё…
Ковидные заметки
Зелёные лёгкие тополя тронула ржа.
Ещё две недели, и холод поселится в кроне.
Кому-то придётся у пропасти мир удержать
От страшного вируса в сдвинутой набок короне.
Кому-то придётся остаться назло чудесам,
Случавшимся прежде нередко,
да только не с ними.
А руки в перчатках скользнут по седым волосам
И липкую маску, посмертную, горькую снимут.
Безумное время, и дышит в затылок зима,
И «красная зона» вдруг стала предбанником рая.
Но голые вётлы объяла крылатая тьма,
И нечем дышать от густого вороньего грая.
Кому-то придётся остаться в ковидном краю,
Где кашляет небо последней грозой на прощанье.
Там кто-нибудь есть,
или что-нибудь в вашем раю?
Бескрылым бескрылые лихо дают обещанья.
Качается тополь…
***
Жизнь пытается крылья подрезать, швырнуть на лёд,
Но весеннее небо пернатых зовёт в полёт.
Так и тянет на взмахи крыла обменять ходьбу,
Чтобы чувствовать ветер и лично творить судьбу.
Я друзей, будто птиц, узнаю по стихам и трелям.
Мы выходим из спячки — кто в марте, а кто в апреле.
Созидаем, творим, собираем крупицы дня.
Все, кто грезит свободой, отныне моя родня.
Форма клюва вторична, цвет лапок, размах крыла.
Слишком многим судьба даже этого не дала.
Прилетевших друзей привечаю в своём краю,
Ведь крылатый крылатому, ласточка воробью
Многим ближе, чем все обладатели морд и жвал.
Жизнь срывается в сюр, чтоб чирикать не забывал.
Лёд растает, расправятся крылья, придёт весна.
Встрепенусь от тоски, от апатии, ото сна,
И легко, словно птица, направлюсь встречать зарю,
И над горьким, постылым безвременьем воспарю.
Сны о чайке
Моя судьба самоповтором бредит.
Туман, туман, а где-то далеко
Уходит белый парус в молоко.
И плеск волны, и пустота на рейде.
Чего-то ждёт душа, едва дыша,
То зябко ёжась, то от счастья млея.
Я вижу, как, в испуге, с голыша
Взлетает чайка. И туман мелеет.
Но всё начнётся заново, когда
Сквозь белизну мне станет парус виден,
И небо видно, и видна вода.
Так почему я на тебя в обиде,
Судьба моя, идущая опять
След в след себе, замкнувши круг, в котором
Я мучаюсь пустым самоповтором
И не могу ни в сторону, ни вспять?
Вернётся чайка, заберётся на
Ближайший камень. Парус затрепещет.
Но вновь придёт тумана пелена
И спрячет до поры мечты и вещи,
И море, и небесный окоём.
Опять стою в дурманящей печали.
Опять пытаюсь думать о своём.
Опять в конце всё точно как в начале.
Хоть поводок решения упру,
Но нет пути, лишь замыкаю круг.
И эта надоевшая строка,
Туман и море, камень и рука,
Хватающая камень. «Получай-ка,
Тупая птица!» И туман, и чайка,
Летящая в туман, от камня прочь.
Не говори, что и туман, и птица
Не повторятся, жизнь не повторится,
Не предрекай иного, не пророчь.
Я так хочу остаться в этом месте.
В тоскливом трансе, с морем в унисон
Дышать и чайку ждать, как ждут известий.
И думать, смерть ли это, или сон?
Мне белой птицы не дано коснуться,
А камень раз за разом отстаёт.
И я хочу, но так боюсь проснуться
И не увидеть в комнате её.