Стихи
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2023
Вадим Месяц — поэт, прозаик, переводчик. Руководитель издательского проекта «Русский Гулливер» и журнала «Гвидеон». Лауреат ряда отечественных и международных премий. Стихи и проза переведены на английский, немецкий, итальянский, французский, латышский, польский и испанский языки. Постоянный автор журнала «Урал».
Сумерки богов
Чеканен ритм чужих шагов.
И воют волки.
В прихожей «Сумерки богов»
стоят на полке.
Тысячелетий и веков
шлифуя кости,
они встречают дураков,
пришедших в гости.
В плену доказанной вины,
смешны в итоге,
стоят, как дети, у стены
хромые боги.
Стоят, как зэки, у стены
и смотрят в стену,
преодолеть они должны
мою измену.
Ты приходи ко мне в альков
с балдой рябою,
но книгу «Сумерки богов»
возьми с собою.
Ты повернёшь заветный ключ
моей утробы,
печать поставишь под сургуч
на гроб Европы.
Костюм
Когда я сыну покупал костюм
на школьный бал в районном интернате
я слушал восходящий белый шум
и времени возню на циферблате
я был готов к бессмысленной утрате
я проклинал свой беспокойный ум
в окне метался тополиный пух
и ласточки мелькали по пунктиру
и я искал в себе свободный дух
что год за годом вёл меня по миру
чтоб я в лицо смеялся командиру
не говоря ему ни слова вслух
и было все легко и незнакомо
и по озёрам шёл туманный свет
не зная ни подвоха ни облома
влюблён в рыбалку и велосипед
мой сын в пятнадцать лет ушёл из дома
ко мне вернулся в восемнадцать лет
ему прикид пижонский был к лицу
его нутро бахвалилось и пело
отдайте царство сыну и отцу
которые у врат стоят несмело
стряхнув с ладоней сладкую пыльцу
зажав в сукно фарфоровое тело
из века в век черемуха цвела
и набиралась тяжести свинцовой
мы верили в великие дела
и в эту жизнь что завтра станет новой
нам вторил звон разбитого стекла
и пересуды в яме оркестровой
и нам рукоплескало это лето
зверей кормило плотью и травой
народ толпился возле горсовета
и с запада шёл дым пороховой
пустите нас на танцы без билета
подумайте больною головой
как много в мире счастья и тепла
в подарок от небесного светила
о родина кого ты родила
кого потом торжественно убила
и мы вдвоём глядимся в зеркала
и нас хранит неведомая сила.
Шоколадный вальс
Я говорил с собакой на мосту,
бредя в кофейню старую на Стрелке.
С животными нельзя начистоту,
они мечтают о хорошей сделке.
И слово «совесть» непонятно им.
Оно и мне порою непонятно.
Я был когда-то Господом храним,
теперь Господь вернул меня обратно.
Квартал из ярко-красных кирпичей
на фабрике кондитера Эйнема,
где стынет эхо пламенных речей
и в стеклах отразился свет эдема.
Здесь еще длится шоколадный вальс,
собою заменяя танец судеб.
Забудьте нас, и мы забудем вас.
И не простим, но втайне не осудим.
Мы здесь одни. Печально, что одни.
Среди наветов и подмётных писем.
Я щурюсь на московские огни,
от фонарей клинически зависим.
Прохладная земная благодать,
суровая душевная работа.
Мне из столицы некуда бежать.
Я забываю запах самолёта.
Я забываю сны и имена,
тепло любимого когда-то тела.
Глаза мне застит неба пелена,
она уже звенит оледенело.
И мы с дворнягой около реки
глядим на исторические сваи,
изнемогая от дурной тоски
и по-другому вещи называя.
Кот в Твери
В Твери капель. Я вижу сон кота,
лишенного любви и интеллекта.
Он от ушей до кончика хвоста
не человек, не зверь, а просто некто.
Он странная игрушка для детей,
для стариков — мурлычущая грелка.
А для меня — залётный прохиндей,
живущий неразборчиво и мелко.
Он с рук чужих сырую рыбу ест,
не зная ни хозяина, ни друга.
Не верит в бога он, не носит крест,
его наука — это лженаука.
Он обмануть сородича не прочь,
и тут не надо ахать или охать,
что мне он не пытается помочь.
Он понимает только страх и похоть.
И сон его, как замкнутая дверь,
которую открыть никто не в силах.
В окне стоит подтаявшая Тверь.
И оживают розы на могилах.
Безутешное
Шиповником пестрели берега,
и отраженья птиц на водной глади
терялись в стаях рыб и листопаде,
сверкающих, как медная фольга.
Скрипела дверь, внушая тихий страх
случайному охотнику и зверю.
И женщин, что лелеял впопыхах,
я позабыл. И пережил потерю.
И мертвые мне больше не указ.
Слова людские сходны с шумом ветра.
И осени болезненные недра
нас заберут из прошлого сейчас.
Затянут раны коркой ледяной,
над головой зажгут звезду до срока.
И человеку, что назвали мной,
в последний день не будет одиноко.
Король
Время не торопи,
потому что отпустит боль.
Позабудешь про нож
и про крысиный яд.
И в Шотландию въедет
на белом коне король.
И каждый его появлению
будет рад.
Утонувшей короны
в омуте не сыскать,
потому что вода,
она жадная, как земля.
Подожди немного.
И ты скоро увидишь мать.
Как она встречает
шотландского короля.
Калабрия
Как я продешевил в тринадцатом году.
Мне не хватило сил на вечную еду.
Дворцов и площадей, бактерий и бацилл.
Беспомощных людей. Как я продешевил.
Нет опыта во мне. Нет отклика во мне.
Рождённый на луне из мамки на спине.
Мы рождены в добре, но умерли во зле.
В венчальном серебре ты скачешь на козле.
И сколько этих тел, оборванных с перил.
Я верил в беспредел, но я продешевил.
В Калабрию идём? Идём, едрена вошь.
Гостиницу найдём на самый медный грош.
Скажи, что я готов. Скажу, что я готов.
Тебе не надо слов. И мне не надо слов.