К 150-летию со дня смерти Ф.И. Тютчева
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2023
Сергей Кибальник — ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук, доктор филологических наук. Автор двенадцати книг по истории новой русской литературы (от Пушкина до Набокова), а также двух литературно-художественных книг. Член редколлегии научных журналов «Филологические науки», «Specimina Slavica Lundunensia» (Лион, Франция) и др. Ведущий YouTube-канала «Литературотерапия» (https://www.youtube.com/channel/UCEaLOWvJir6CWTd_MeuQCEQ). Литературно-критические работы, а также стихи и прозу публиковал в журналах «Нева», «Звезда», «Знамя», «Волга», «Текстура», «Лиterraтура», «Формаслов», газетах «Русская мысль», «Литературная газета» и др. В журнале «Урал» публикуется впервые.
1. Тютчев и Россия
Федор Иванович Тютчев служил России во многих своих качествах. Как дипломат, политический публицист, наконец, как чиновник и придворный высокого ранга, вращавшийся в высших кругах и влиявший на принятие многих важнейших внешнеполитических решений.
И как поэт, в творчестве которого преломились самые разные моменты истории России на протяжении полувека. Так что тема России — одна из центральных тем поэзии Тютчева.
Как дипломат, политический публицист и чиновник он иногда даже служил России чересчур рьяно, а то и, может быть, оказывал ей медвежью услугу.
Например, в 1850 году, накануне 400-летней годовщины падения Византийской империи (1853), он так рьяно призывал Николая I в своем стихотворении «Пророчество» пасть пред «Христовым алтарем» древней Софии, находившейся на территории Османской империи, и встать «как всеславянский царь», что император даже повелел «подобные фразы не допускать»1.
Однако все же в политической лирике Тютчева неверные ноты звучали реже, чем в его публицистике и общественной деятельности…
2. «Давно пора… умом
Россию понимать»
Первое, что приходит на ум, когда заходит речь на тему «Тютчев и Россия», — это, конечно же, его стихотворная миниатюра, ставшая своеобразным крылатым выражением.
Не каждый русский сразу вспомнит, что оно принадлежит Тютчеву, но каждый его слышал…
Умом — Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
(2, 165)
В последнее время эта мысль все чаще — то в шутку, а то и всерьез — подвергается сомнению: дескать, пора уже нам понимать нашу страну умом.
Одним из первых, наверное, его в этом плане обыграл поэт Игорь Губерман:
Давно пора, ……… мать,
Умом Россию понимать2.
Однако мне больше по душе вариация на эту тему нашего петербургского поэта Виктора Мальцева:
Хотел умом Россию я понять —
Теперь, пардон, ни сесть, ни лечь, ни встать!3
Некоторые современные русские писатели пытаются спорить с этой мыслью Тютчева и всерьез. При всем уважении к ним это все-таки немного напоминает хрестоматийную крыловскую басню. Как говорил Толстой, без стихов Тютчева «нельзя жить»4. Без творений же этих современных русских писателей жить вполне можно…
Не то чтобы с Тютчевым нельзя спорить. Конечно же, можно и даже нужно: далеко не во всем и не всегда он был безукоризнен. Например, он считал Россию оплотом против европейских революций, а на деле все оказалось совсем не так.
Главное, вначале все же хотя бы сделать попытку разобраться, что именно имел в виду Тютчев в этих своих стихах…
3. Ключ к стихотворению
Иногда разгадку их пытаются найти в необычной пунктуации, которая имеется в автографе:
Конечно, тире после слов «умом» и «стать» вносят существенные акценты в то, как нужно читать эти стихи5. Однако к их разгадке они нас все же не продвигают.
Скорее, для этого нужно постараться увидеть, что стоит за этими несколькими строчками в его творчестве и судьбе. Помочь тут могут и ответы на вопросы о том, каковы были убеждения Тютчева и как они изменились ко времени создания этого стихотворения.
4. Был ли Тютчев славянофилом?
Как правило, это объясняют близостью Тютчева к русским славянофилам. Однако в действительности никакой особой близости с ними у него не было.
Начинал как поэт Тютчев действительно в кругу московских поэтов-«любомудров», из среды которых вышли старшие славянофилы: братья Киреевские, Хомяков, Кошелев. Однако сам Тютчев еще в 1822 году уехал на дипломатическую службу в Германию и шел своим особым путем. У него тоже была своя «особенная стать»…
Славянофилов же он всегда воспринимал как умных, но односторонних и оторванных от жизни теоретиков. Не раз именно в таком плане Тютчев отзывался о них в своих письмах:
«Я только что пришел от Хомякова, у которого собиралось общество умных и, в особенности, многоречивых людей. Говорилось опять все то же»6.
Ф.И. Тютчев —
Эрн.Ф. Тютчевой. 6 июня 1858 г. (5, 27)
Что же касается, например, идеализации народа и «опрощения» дворян, которыми увлекался, скажем, молодой Толстой, то оно даже вызывало у Тютчева насмешки. Так, на повесть Толстого «Казаки» он отозвался эпиграммой:
Затею этого рассказа
Определить мы можем так:
То грязный русский наш кабак
Придвинут к высотам Кавказа.
(2, 118)
Правда, в январе того же 1866 года, в котором 28 ноября было написано стихотворение «Умом Россию не понять…», на старшей дочери Тютчева Анне женился известный славянофил Иван Аксаков. Однако разве тесть так уж обязан иметь с зятем одинаковые убеждения?
А жизнь Тютчева сложилась так, что смолоду многое, напротив, толкало его в сторону западничества. Прожив с 18-летнего до 40-летнего возраста в Западной Европе, Тютчев отвык от России и, вернувшись в нее в 1844 году, оставил немало нелицеприятных отзывов о российском климате и порядках.
Так, в июне 1856 года он писал своей дочери Екатерине из Петербурга: «Да, какая подлость быть приговоренным к такому климату, порой спрашиваешь себя, за какое преступление ты сюда сослан».
Ф.И. Тютчев —
Е.Ф. Тютчевой. 22 июня 1856 г. (5, 240).
Как чрезвычайно эмоциональный человек, поэт иногда позволял себе не самые осторожные высказывания…
Когда он спустя много лет попал в свое родовое имение Овстуг Брянского уезда, в котором прошло его детство, то написал об этом так:
Итак, опять увиделся я с вами,
Места немилые, хоть и родные…
(1, 204)
При публикации этого стихотворения в некрасовском «Современнике» «места немилые» заменены на «места печальные». По предположению К.В. Пигарева, это счел необходимым сделать И.С. Тургенев7.
О Петербурге, в котором он окончательно поселился с конца 1840-х годов, при первой встрече с ним после возвращения в Россию Тютчев писал:
Всходили робко облака
На небо зимнее, ночное —
Белела в мертвенном покое
Оледенелая река.
Такие картины заставляли его мечтать о «теплом» итальянском юге:
Я вспомнил, грустно-молчалив,
Как в тех странах, где солнце греет,
Теперь на солнце пламенеет
Роскошный Генуи залив…
(«Глядел я, стоя над Невой» — 1, 193)
Впрочем, Тютчев был человеком необыкновенно переменчивым, и у него мы то и дело находим высказывания об одном и том же совершенно противоположного характера.
Так, например, об особенно теплом петербургском лете 1854 года он, напротив, писал:
Какое лето, что за лето!
Да это просто колдовство —
И как, <с>прошу, далось нам это
Так ни с того и ни с сего?..
(«Лето 1854» — 2, 64)8
А русское общество, в котором он сразу начал блистать как один из самых остроумных собеседников и «светских львов», Тютчев оценил сразу же по возвращении:
«…Петербург, в смысле общества, представляет, может статься, одно из наиболее приятных местожительств в Европе, а когда я говорю — Петербург, это Россия, это — русский характер, это — русская общительность. <…> достигнув сорокалетнего возраста и никогда, в сущности, не живши среди русских, я очень рад, что нахожусь в русском обществе, и весьма приятно поражен выказываемой мне благожелательностью».
Ф.И. Тютчев —
И.Н. и Е.Л. Тютчевым.
13 ноября 1844 г. (4, 304)
Не только окружающие воспринимали Тютчева как «европейца», но и сам он прямо говорил о своей «западной жилке». Ко многим из так называемых «западников», при всем его идейном расхождении и с ними, например, к П.Я. Чаадаеву, И.С. Тургеневу, — Тютчев относился с глубочайшей симпатией. Например, о Чаадаеве он отзывался так: «человек, с которым я согласен менее, чем с кем бы то ни было и которого, однако, я люблю больше всех»9.
И жил ведь Тютчев в России после возвращения из-за границы не в Москве, а в Санкт-Петербурге…
5. Поэт «двойного бытия»
В одном своем известном стихотворении Тютчев, как и Достоевский, писал о современном ему человеке как о человеке «двойного бытия»:
О вещая душа моя,
О, сердце, полное тревоги, —
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
(«О вещая душа моя» — 2, 75)
Таким человеком в значительной степени был он сам. Это сказывалось и в том, что он был одновременно и «европейцем», и глубоко русским человеком.
За границей Тютчев был дважды женат и оба раза на немках. После смерти первой жены у него осталось три дочери. Еще трое детей родилось от второй жены.
Две европейские семьи поэта, конечно же, свидетельствовали скорее о его увлечении всем европейским. Даже после своего возвращения в Россию он иногда сетовал на то, что в России называют «Европой» то, что следовало бы прямо называть «цивилизацией»:
«Очень большое неудобство нашего положения заключается в том, что мы принуждены называть Европой то, что никогда не должно бы иметь другого имени, кроме своего собственного: Цивилизация. Вот в чем кроется для нас источник бесконечных заблуждений и неизбежных недоразумений. Вот что искажает наши понятия».
Ф.И. Тютчев —
П.А. Вяземскому. Март 1848 г.
Правда, при этом он оговаривался: «Впрочем, я более и более убеждаюсь, что все, что могло сделать и могло дать нам мирное подражание Европе, — все это мы уже получили» .
(4, 444)
Вторая половина жизни Тютчева проходила в России.
С 1850 года он жил в гражданском браке с Еленой Денисьевой, и у него родилось еще трое детей. При этом Тютчев не порывал отношений со своей женой Эрнестиной Федоровной и, уж само собой разумеется, со своими детьми как от первого, так и от второго брака.
До конца жизни Тютчев гораздо больше говорил и писал по-французски, чем по-русски. Льва Толстого при знакомстве с ним сначала даже оттолкнуло то, что поэт «говорил и писал по-французски свободнее, чем по-русски»10.
Только стихи, за редким исключением, Тютчев писал по-русски…
6. Тютчев — русский националист?
Иногда миниатюру «Умом Россию не понять…» объясняют имперским мессианством Тютчева, которое якобы ему было присуще. Однако в стихотворении утверждается лишь уникальный характер России и ни о каком превосходстве русских над другими народами речь не идет. В середине 1860-х годов Тютчев был уже далек от панславистских настроений, которые владели им накануне Крымской войны.
Беспримерное и унизительное поражение в ней России, которое Тютчев приписывал «недомыслию» в «нашем политическом образе действий» и «в военном управлении», окончательно положило конец этим его настроениям:
«По-видимому, то же недомыслие, которое наложило свою печать на наш политический образ действий, сказалось и в нашем военном управлении, да иначе и не могло быть. Подавление мысли было в течение многих лет руководящим принципом правительства. Следствия подобной системы не могли иметь предела или ограничения — ничто не было пощажено, всё подверглось этому давлению, всё и все отупели».
Ф.И. Тютчев —
Эрн.Ф. Тютчевой. 21 мая 1855 года (5, 210)
Памятником этому стала известная тютчевская эпитафия Николаю I:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, —
Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
(2, 73)
Конечно, патриотом и державником Тютчев был. Величие России он во многом связывал с расширением и укреплением Российской империи. Что в XIX веке — веке складывающихся государств и изменяющихся границ — было обычным делом. Однако шовинистом и ксенофобом он никогда не был…
7. Тютчев в 1864 —1866 годах
Середина 1860-х годов была для Тютчева эпохой суровых испытаний уже не политического, а личного характера. В августе 1864 года умерла от чахотки его гражданская жена Елена Денисьева.
Переживаниям, связанным с этой утратой, посвящено его известное стихотворение, написанное им в Ницце.
О, этот юг, о, эта Ницца…
О, как их блеск меня тревожит —
Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет — и не может…
(«О, этот юг, о, эта Ницца» — 2, 131)
А уже в мае 1865 года от той же болезни скончались их незаконнорожденные четырнадцатилетняя дочь Елена и двухлетний сын Коля. Всего год назад Тютчев каждый вечер ездил гулять на Острова с дочерью Еленой, которую, по словам мемуариста, «он особенно любил и даже баловал вопреки иногда требованиям педагогики…»11.
В июне 1865 года он писал сестре недавно умершей Елены Денисьевой:
«…Не было ни одного дня, который я не начинал без некоторого изумления, как человек продолжает еще жить, хотя ему отрубили голову и вырвали сердце»12.
Ф.И. Тютчев —
М.А. Георгиевской. 29 июня 1865 г.
Все чаще он думает о смерти. Так, в июле 1866 года Тютчев пишет жене: «Ах, какие все это перепевы одного и того же — и до чего тошнотворно существование в определенном возрасте, и как пора было бы с этим покончить…»
(6, 166).
А в конце 1866 года подруге покойной Елены Денисьевой он даже посылает шуточное извещение о собственной смерти:
«Несчастный г-н Тютчев, мой закадычный друг, поручил мне известить вас, сударыня, что, не снеся произошедшего ночью обострения болезни, он скончался после короткой агонии между 5 и 6 часами утра. — Своим последним волеизъявлением покойный назначает вас, сударыня, наследницей бутылки сливок и фунта масла…»
Ф.И. Тютчев —
Е.К. Богдановой. 16 октября 1866 г. (6, 182)
8. Тютчев в середине 1866 — весной 1867 годов
Последнее письмо Тютчева свидетельствует, конечно, о том, что к этому времени он все же более-менее оправился от понесенных им утрат.
Постепенно он возвращается и к участию в политической жизни. Впрочем, близкое общение камергера и председателя комитета по иностранной цензуре Тютчева с правительственными кругами навевает на него довольно печальные мысли. Он видит в этих кругах господство космополитизма.
Хотя царствование Александра II в целом Тютчев считал «оттепелью», своей жене Эрнестине Федоровне в июле 1866 года он писал о том, что «единственное, что совершенно отсутствует» при дворе, это «русская точка зрения на вопрос»:
«Я только что провел три дня между Ораниенбаумом и Петергофом, ведя политические споры с разными членами августейшей семьи, которые все разделены между собою своими немецкими симпатиями и антипатиями — сплошь немецкими… Словом, это — Германия в сокращенном виде. Одно только начисто отсутствует — русский взгляд на вопрос. <…> Это люди, которые сели бы не в тот вагон, но, по счастью, опоздали на поезд».
Ф.И. Тютчев —
Э.Ф. Тютчевой. 21 июля 1866 г. (6, 165)
Возмущение Тютчева вызывало намерение Александра II принять участие в Парижском конгрессе 1867 года, задуманном для примирения Наполеона III с Бисмарком. Тютчев был убежден, что если это произойдет, то Франция и Германия снова объединятся против России.
Еще больше поэт был разочарован нежеланием правительственных кругов поддержать восстание, вспыхнувшее против турецкого владычества на Крите:
«Трагична участь бедных кандиотов, которые будут раздавлены. Наше поведение в этом деле самое жалкое. Иногда преступно и всегда бесчестно быть настолько ниже своей задачи».
Ф.И. Тютчев —
Э.Ф. Тютчевой. 29 июня 1866 г.13
Западные державы всячески поддерживали Турцию, а русское правительство проявляло, по мнению Тютчева, преступную нерешительность…
9. «Греческие» стихи Тютчева
Стихотворение «Умом Россию не понять…» было написано 28 ноября 1866 года. В декабре того же года другое свое яркое политическое стихотворение Тютчев посвятил критскому восстанию:
Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты обличишься навсегда?
Ужель, навстречу жадным взорам,
К тебе стремящимся в ночи,
Пустым и ложным метеором
Твои рассыплются лучи?
Все гуще мрак, все пуще горе,
Все неминуемей беда —
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись — теперь иль никогда.
(«Ты долго ль будешь за туманом…» —
2, 168)
Вовсе не факт, что Тютчев был прав по существу — ведь сдержанная в этом смысле политика канцлера князя Горчакова в конечном счете привела к успеху. В результате франко-прусской войны 1870 года Россия смогла разорвать кабальные условия Парижского мирного договора 1856 года, запрещавшего России держать флот в Черном море. Однако стихи Тютчева от этого не становятся менее прекрасными. Не правда ли?
Итак, стихотворение «Умом Россию не понять…» написано не тем относительно благополучным человеком, каким Тютчев был до августа 1864 года. А тем, по его собственному определению, «убитым, но живым» Тютчевым, каким он стал после смерти Елены Денисьевой и их двоих детей.
И тем резко критически воспринимающим политику России человеком, которому лишь время от времени удавалось донести свою точку зрения до канцлера А.С. Горчакова и императора Александра II.
Между прочим, за несколько месяцев до создания Тютчевым этой стихотворной миниатюры, в апреле 1866 года, состоялось первое покушение на жизнь Александра II. И Тютчев воспринял его не менее болезненно, чем Достоевский.
Так что никакого ура-патриотизма или имперского мессианизма в этом стихотворении нет. Напротив, в нем мы можем услышать биение того «полного тревоги» сердца поэта, о котором он сам поминал в других своих стихах.
«Верить» в Россию было тогда единственным из того, что оставалось Тютчеву в этой жизни…
10. Другие стихи Тютчева о России
Постичь смысл стихотворения «Умом Россию не понять…» могут помочь и параллели к нему, которые заключены в некоторых других его стихотворениях.
Так, через 2-3 дня после его создания в стихотворении, написанном к 100-летию со дня рождения Н.М. Карамзина, он вопрошает:
Какой пошлем тебе привет —
Тебе, наш чистый, добрый гений,
Средь колебаний и сомнений
Многотревожных этих лет —
При этой смеси безобразной
Бессильной правды, дерзкой лжи,
Так ненавистной для души
Высокой и ко благу страстной…
(«Великий день Карамзина…» —
2, 166)
Предпоследнюю строку этого стихотворения: «Быть верноподданным России…», запрещенную цензурой, — Тютчев соглашается изменить скрепя сердце и предлагает в таком случае вариант:
Царю быть другом до конца
И до конца служить России.
Ф.И. Тютчев —
П.В. Анненкову. 2 —3 декабря 1866 г.
(6, 187)
Стоит также вспомнить в этой связи знаменитое стихотворение Тютчева «Эти бедные селенья…». Оно было написано вскоре после окончания Крымской войны, тяготы которой, как обычно, принял на себя в первую очередь народ, в Рославле, через который Тютчев обычно проезжал по дороге из Москвы в свое родовое имение Брянской губернии Овстуг:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты Русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что́ сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
(«Эти бедные селенья…» — 2, 71)
В этом стихотворении преломилось давнее убеждение поэта, высказанное еще в его статье «Россия и революция» (1848), — в том, что «русский народ является христианским не только в силу православия своих верований, но и благодаря чему-то еще более задушевному. Он является таковым благодаря той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы» (3, 144).
Ф.И. Тютчев. Россия и революция (1848)
Представление о Христе, будто бы исходившем Россию, благословляя ее, символизирует у Тютчева святость русского народа, постигаемую только прозрением в его внутреннюю сущность.
Сказав впоследствии, что в Россию «можно только верить», Тютчев варьировал свою прежнюю мысль о невозможности чисто умственного ее постижения.
11. Чем же тогда
надо понимать Россию?
Противопоставление веры рационалистическому пониманию — вообще одна из самых заветных мыслей Тютчева. «В несчастии сердце верит, т.е. понимает», — писал он еще в 1838 году поэту В.А. Жуковскому (4, 113). Значит, «вера» для Тютчева и есть истинное понимание.
Не только патриотические, но и космополитические убеждения, по Тютчеву, — не столько принципы, сколько инстинкты:
«Следовало бы рассмотреть современное явление, приобретающее все более патологический характер. Речь идет о русофобии некоторых русских — причем весьма почитаемых… Прежде (во времена Николая I. — С.К.) они говорили нам, и говорили совершенно искренно, что Россия их отвращает отсутствием прав, свободы слова и т.д. и т.д., а Европа внушает им нежную любовь именно наличием там всего этого… Что же мы видим теперь? По мере того как Россия, добиваясь некоторых послаблений, все более самоутверждается, отвращение к ней этих господ только растет. Ибо, судя по всему, прежние порядки никогда не вызывали у них столь лютой ненависти, как современные направления национальной мысли… И напротив, сколько бы ни попирали в Европе право, нравственность, саму цивилизацию, это, как мы видим, ничуть не уменьшает их расположения к Западу. <…> Словом, в означенном мною явлении принципы, как таковые, никак не замешаны, тут нет ничего, кроме инстинктов…»
Ф.И. Тютчев —
А.Ф. Аксаковой. 20 сентября 1867 г. (6, 271).
Сам поэт испытывает теперь инстинкты противоположного рода. Жена Тютчева Эрнестина Федоровна в феврале 1867 года так писала своему брату Карлу, который советовал ей уговорить Тютчева получить назначение на дипломатический пост за границей:
«…мой муж не может более жить вне России; главное устремление его ума и главная страсть его души — повседневное наблюдение над развитием умственной деятельности, которая разворачивается на его родине».
Э.Ф. Тютчева —
К. Пфеффелю. 6/18 февраля 1867 г. 14
Эпилог
Современники Тютчева единодушно поражались тому, как мало значения он придавал своим стихам. Из двух небольших поэтических сборников, вышедших при его жизни, первый издавали Тургенев и Некрасов, а второй — его зять Иван Аксаков. Причина этого, судя по всему, в том, что его гораздо больше волновала судьба России, чем собственная поэтическая слава.
В июле 1873 года, почти через 7 лет после создания стихотворения «Умом Россию не понять…» и почти ровно 149 лет назад, Тютчев долго и мучительно умирал на даче в Царском Селе.
В то время шла военная кампания по покорению Хиванского царства, и духовника, пришедшего, чтобы напутствовать его к смерти, поэт прервал вопросом: «Какие подробности о взятии Хивы?»
На смертном одре в последние дни, а то и часы своей жизни он спрашивал не о последних литературных, а о последних политических новостях — новостях, относящихся к судьбе России.
Это было едва ли не единственное, что волновало его до самого конца…
1 Тютчев Ф.И. Пророчество // Полн. собр. соч. и писем: В 6 т. Т. 2. М.: Издат. центр «Классика», 2005. С.14, 347. Далее стихотворения и письма Тютчева цитируются по этому изданию: 2002–2004 – с указанием номера тома и страницы арабскими цифрами в тексте.
2 Губерман И. Штрихи к портрету. Гарики на каждый день. Екатеринбург: У-Фактория, 1999. С. 564.
3 Домовой Малец Питерский. Литературные петербуржики. СПб.: ИД «Петпрополис», 2007. С. 6.
4 Лазурский В.Ф. Из «Дневника» // Современники о Ф.И. Тютчеве. Воспоминания, отзывы и письма. Тула: Приокское книжное издательство, 1984. С. 76.
5 Точно так же, как в автографе, оно было опубликовано и в прижизненном собрании стихотворений Тютчева: Стихотворения Ф. Тютчева. М.: Типография А.И. Мамонтова, 1868. С. CLXXIII.
6 Здесь и далее выделено полужирным мной. — С.К.
7 Тютчев Ф.И. Лирика: В 2 т. Подготов. К.В. Пигарев. Т. 1. М.: Наука, 1965 (сер. «Лит. памятники»). С. 248.
8 В третьем стихе все же, по-видимому, необходима корректура: «И как, спрошу, далось нам это…»
9 Жихарев М.И. Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX в.: Люди и идеи (Мемуары современников). М.: Изд-во МГУ, 1989. С. 88. Оригинал по-французски.
10 Маковицкий Д.П. Из «Яснополянских записок» // Современники о Ф.И. Тютчеве. С. 77.
11 Георгиевский А.И. <Тютчев в 1862–1866 гг.> // Федор Иванович Тютчев / Литературное наследство. Т. 97. М.: Наука, 1989. Кн. 2. С.137.
12 Там же. С.124.
13 Старина и новизна. 1916. Кн. 21. С. 225.
14 Литературное наследство. Т.97. Кн. 2. С.387.