Цикл рассказов
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2023
Анна Юрьева — прозаик, поэт и литературовед, печаталась в литературном альманахе «Амур», журнале «Слово». Участник литературной резиденции АСПИР (Пятигорск, 2022). Живёт в Благовещенске Амурской области. В журнале «Урал» печатается впервые.
Публикация осуществляется в рамках проекта «Мастерские» Ассоциации союзов писателей и издателей России (АСПИР).
Детство цвета зелёнки
Детство проглядывает сквозь время, смотрит в глаза, напоминает о прошлом запахами, солнечными зайчиками, беззаботным смехом и дурачествами.
Ссадины на коленях и вечная несмываемая зелёнка…
Прятки, велосипеды, «штабики», тайники и «войнушка». Вечера у костра. Всё это как будто и не из моей жизни. Словно кто-то прожил её… Не я. Воспоминания выплывают как-то не вовремя, невпопад и некстати, стирая всю значимость и ценность взрослой жизни и её постоянных атрибутов: погони за всеми деньгами мира, престижем, достатком, семьёй, такой, чтобы как положено: муж, жена, дети, кошка; все улыбаются, как в рекламе.
Если честно, как же хорошо было там — в детстве! Всё было иным: бесконечным, ярким, синим и зелёным, светящимся, солнечным. Мир был удивительным и очень понятным.
— А-а-аня-а-а! — на весь двор кричала мама. — А-а-аня-а-а!
Но я, Аня, не шла и не отзывалась.
— Ну, вот что ты с ней будешь делать? Опять ушла куда-то со двора! — жаловалась мама, стоя на крыльце, отцу, сидевшему на завалинке нашего двухэтажного грязно-зелёного барака.
— Ничего, ничего! Есть захочет, придёт, — улыбаясь, говорил отец и стряхивал пепел с сигареты. — Сорванец, а не девчонка!
В это время я могла заниматься чем угодно! Лето, солнце, друзья и уйма увлекательных дел.
Мы жили в Шимановске. Дом стоял на улице имени Плеханова, она была одной из главных в нашем городке и связывала центр с микрорайоном. Мы, дети, не знали, кто такой Плеханов. Знали мы одно — вдоль дороги шла канава. Бетонная. В неё после дождей стекала вода вперемешку с грязью и мусором. На дне канавы образовывался слой ила. Зелёный, скользкий. В этом иле даже рыба водилась, правда, мелкая — ротанчики в основном. Но нас этот ил привлекал не из-за рыбы. А из-за того, что по этому илу можно было скользить.
Разгоняешься, хлюпая босыми ногами по воде, встаешь и скользишь, как по льду. Даже соревнования проводили — кто дальше докатится. Один пролет, два, три…
Соперниками моими были мальчишки, потому что закон демографии в нашем дворе работал странно — одна девчонка на пять мальчишек. Лишь один раз я проиграла. Дело было так.
— Костя, давай! Ты первый! — крикнул Лёха.
Костя, худенький, но высокий, в рубашечке и шортиках, как-то неловко разбежался и проскользил совсем мало, меньше одного пролёта.
Леха задиристо усмехнулся и сказал, что он сейчас, как чемпион, всем нам покажет, но в итоге проехал не так далеко — примерно как Костя.
— Нет, это нечестно. Здесь песок. Можно я еще раз попробую? — прогнусавил Костя, никак не признавая свой проигрыш, но понимая, что сейчас катиться буду я.
— Ой, да пробуй! Всё равно только один пролёт и проедешь, — задирался Леха.
Костя разозлился, сжал кулаки, но побежал. Вдруг он поскользнулся и во всей своей чистой одежде — в рубашечке и шортах — плюхнулся спиной в зелёный-зелёный ил. Мы с Лёхой замерли — что теперь будет Костику, домашнему мальчику? И сам Костя оторопел. Встал, посмотрел на себя и растерянно заговорил:
— Ребят, а что теперь делать, а? Мама дома, увидит меня такого… Накажет и гулять больше не выпустит…
Мы с Лёхой пожали плечами. А что тут сделаешь-то?
Лёха посмотрел на Костю и сказал:
— Мы, конечно, сейчас что-нибудь придумаем, постираем, например. Но пока вопрос о чемпионстве остается открытым. Анька, давай, твоя попытка!
Костя вылез из канавы, сел на траву и снял рубашку, грустно её рассматривая. Ил быстро высыхал, едко впитываясь в рубашку. Лёха сел рядом и толкнул товарища — гляди, мол, сейчас посмотрим мы на эту Аньку.
— Ань, ты хоть бегать умеешь? — дразнился Лёха.
— Смотри не упади… А то все дома будем сидеть! — грустно добавил Костик.
— Сейчас посмотрим, кто из нас чемпион. Все же знают, что я! — крикнула я и начала разгоняться.
Вот я скольжу — один пролёт, второй. Лёха даже привстал, не веря своим глазам. Я смотрю вперёд и вижу перед собой зелёное стекло разбитой бутылки. Видимо, кто-то, пока мы разбирались с бедой Костика, проехал и бросил эту бутылку. Притормозить я никак не могла — ил очень скользкий.
Порезалась сильно, но не плакала. Кровь капала на зелёный ил, зелёное стекло бутылки и потом на зелёную траву. Костик даже дал свою и так уже испачканную рубашку. Мы, грязный Костик, Лёха и я с порезанной стеклом ногой, сидели и боялись — домой страшно идти.
Тишина.
Лёха что-то говорил про подорожник для ноги, про колонку, где можно вещи постирать. Что скажешь — счастливчик! И целый, и чистый…
Вдруг я слышу, как мама меня зовет. Ничего не поделаешь — нужно идти. Мальчишки взяли меня под руки и повели.
Папа сидит на завалинке, курит, мама в халате и с полотенцем стоит на крыльце. Из-за дома появляемся мы, троица разбойников с большой дороги. Мама охает, всплескивает руками. Папа хитро улыбается.
— Ну что, оболтусы, где были, чего делали? — спрашивает папа.
— Да оставь ты детей… Аня, что с ногой? — беспокоится мама. — Костя, ты почему такой грязный и в крови? Ну-ка марш все в дом.
Дома мама обработала мне ногу, постирала Костины вещи и заварила чай. Мы наперебой рассказывали папе невероятную историю, как же с нами это всё произошло.
Через полчаса нога моя была забинтована, вещи Костика сушились, а мы пили чай с вареньем, малиновым. Только папа посмеивался и наконец сказал:
— Конечно, про гигантского ротана — это было почти правдоподобно. В следующий раз что-то поинтереснее придумайте!
Сейчас я с теплом вспоминаю детские дни. Только мама и папа уже не ждут меня на крыльце. Теперь я посмеиваюсь, слушая детские враки о приключениях во дворе, помогаю строить корабль из простыней, чиню велосипеды и рассказываю страшилки дочери, почти не страдающей от зелёнки.
Фишки
Знаете, в детстве меня так учили — будь для всех людей. А дальше добавочные — добрым, вежливым, заботливым. Меня учили относиться к людям с уважением, доверием и любовью.
Справедливость была главным ориентиром в моей детской жизни. Не «правильно» или «неправильно», «хорошо» или «плохо», а «справедливо» или нет. Наверное, это советское наследие, которое в девяностые только кристаллизовалось. Справедливость была важнее всего. Честно или нет? Причём не для меня, а вообще — честно так поступать или нет, справедливо ли?
В детстве, если помните, была игра — фишки. Круглые картонки разных мастей — с персонажами из мультфильмов, фильмов и покемонами. Особое место занимали бойцы из «Смертельной битвы». Все их коллекционировали. Сражения были серьёзными не на шутку.
Я была маленькая, азартная и совсем не умела проигрывать.
Где-то нашла одну. Играла. Стало у меня штук шесть-семь. И в один из дней я их все проиграла Костику во дворе. Обидно, плачу, как водится. Но честно. Просто ему повезло, а мне нет.
Прихожу, расстроенная, домой. Мама спрашивает:
— Что случилось?
Рассказываю — говорю, не повезло.
Вечером пошли в гости к Костику наверх, на второй этаж. Он, как и положено, хвастает. Да и я бы хвастала. От этого обиднее.
Я открыла дверь его квартиры и сбежала вниз.
Сижу на первом этаже нашего деревянного барака, на окне. Обнимаю коленки. Думаю, а слёзы на глазах накипают.
Знаю, что мама не купит мне фишки. Денег особо нет, не до шалостей. В голове раз за разом последняя игра — сразу по пять фишек. И я первая бить должна. А они не перевернулись. Надо было руку по-другому повернуть. Ну да ладно. Не буду в следующий раз на много играть.
Опять плачу. Потому что не будет следующего раза.
Вижу, спускается мама. Суёт мне в руку фишку.
Я смотрю на неё и не понимаю:
— Мам, а ты где взяла?
— Какая разница… Держи, и давай не реви.
Мы пошли домой. Я сжимаю в руке эту фишку, на душе и радостно, и тревожно. Всё думаю, где же мама её взяла.
Утром ни свет ни заря бегу во двор — отыгрываться.
— Костя! — кричу. — Иди сюда, у меня фишка есть.
Костя молчит. Я подбегаю, тяну к нему руку с зажатой фишкой, разжимаю и говорю:
— Вот! Гляди!
Костя скривил лицо, выхватил у меня из рук фишку и говорит так неприятно:
— А я знаю, откуда у тебя эта фишка!
— Откуда? — спрашиваю я, а у самой ком в горле и ужасная догадка в голове.
— Это твоя мама у меня украла.
Я застыла. Стою, смотрю на него и на эту круглую картонку у него в руках. «Моя мама украла!» — кровь гулом шумит в голове.
Я толкаю Костю в грудь и кричу:
— Забери свою бумажку, а маму мою не трогай!
Я убежала и спряталась. И никак не могла понять — ну, неужели он не понимает, что это значит? Что мама это сделала для меня, чтобы я просто не плакала.
Фишки перестали что-то значить в этот день. Как и многие другие пустяковые вещи.
Я пришла домой, обняла маму и сказала:
— Спасибо, мама, за фишку. Но я её опять проиграла. А ты больше не бери у Кости этих фишек. Не нужны они мне. Я больше не буду плакать.
Снежное чудовище
Дело было весной, а точнее — шестого мая. Уже пытались зацветать первые робкие растения, набухшие почки выпускали молодые зелёные листочки. В воздухе так и витал аромат весны — запах костров, просыпающейся земли, вспаханных огородов и много чего ещё.
Городок готовился к одному из главных праздников — Дню Победы. Ранним утром солдаты в парадной одежде шли по главной улице — улице Орджоникидзе. Оркестр играл марш. Детвора из наших домов по улице Плеханова висела на заборах и смотрела на военных. Это было радостно и жуть как интересно.
Вечером после школы, как водится, собирались на брёвнах возле гаража и обсуждали — что за техника будет, кто бежит в эстафете из старшеклассников, какая школа победит. Если повезёт, то будет тепло и уже можно будет выкатывать велики и снимать ненавистные куртки и шапки. Да-а-а…
Разговоры велись яростно, с размахиванием рук и такими громкими криками, что встревоженные мамы периодически появлялись на крыльце нашего барака и смотрели — не дошло ли дело до драки. Криками интересовались не только мамы, но и Лёшкина собака, заходившаяся лаем от наших криков на другом конце двора. Красивая колли каким-то образом попала в очерченную сеткой-рабицей тюрьму и была вынуждена охранять сарай дяди Коли, Лёшкиного папы. Она была такая злющая, что всё время ходила в строгом ошейнике и сидела на цепи. Мимо проходить — страшно и неудобно. Особенно во время пряток — выдаст своим рыком и лаем. Поэтому Лесси мы и недолюбливали. Боялись и трусливо ругали.
Но сколько бы ни длился тёплый майский день, наступал вечер. По небу радостно высыпали звёзды, которые перекрывал дым, всё ещё шедший из труб над бараком. Старики, курившие на улице, глубокомысленно смотрели на него и говорили что-то про похолодание, ветер и давление. Мы смеялись и не верили — май же! Везде зелёные листочки и трава, какое похолодание? Без куртки скоро можно! И велик!
Но утром случилось чудо. Весь наш маленький городок седьмого мая завалил пушистый новогодний снег. Он начал идти ещё ночью, а днём даже и не подумал прекратиться, продолжив строить невероятно красивые сугробы. На расстоянии вытянутой руки сквозь хлопьями идущий снег ничего нельзя было разглядеть.
Мальчишки вытащили вместо долгожданных великов санки, надели зимние куртки и варежки. Конечно, и я с ними. Стали строить крепость, выставляя по бокам невероятно красивых и чистых снеговиков. Кидались снежками, носились краснощёкие и счастливые. Через месяц лето — а мы в снежки играем!
И тут Лёха остановился:
— Ребят, а как же парад? Если снег не растает…
— Как это не растает? Куда он денется! — авторитетно заявил Костик. — Смотри, снег идёт, а на улице всего минус один. Уже завтра снега не будет.
— А если не растает? — упорствовал Лёша.
— Пацаны, а представьте, что что-то случилось и не будет больше лета… Всё, кончилось! — со страхом сказала я.
Мы начали строить ужасные перспективы белого плена в снегу. Лёха сказал, что, если снег не растает и лето не наступит, нас всех заставят ходить в школу и дальше. Страшнее и не придумаешь. Костя уныло напомнил про велики, а я предложила делать иглу для тепла и снегоступы, как у эскимосов. На перспективу. Мы уже и не верили, что наш любимый парад состоится. И никакого мороженого.
— Ну, давайте тогда учиться играть в прятки по-новому, — сказал Лёха.
Мы переглянулись.
— В снегу прятаться? Интере-е-е-есно. А давай! — сказала я.
Костя добавил, что если игрока долго не найдут, то у нас появится ледяная скульптура. За занудство мы его и назначили ведущим. Лёха и я побежали прятаться. Скрипел снег под ногами, а за каждым из нас шла вереница следов. Тут и сыщиком не надо быть, чтобы найти. Я стала хитрить и идти спиной вперёд, чтобы Костя точно не нашёл меня.
И тут… Я почувствовала, что позади кто-то бежит ко мне. Страшно было оборачиваться. Но я обернулась. И увидела, как из снежной пелены на меня выпрыгивает Лесси.
Оказывается, Лёха решил спрятаться в сарае. Он и не знал, что отец накануне спустил Лесси с цепи. И в открытую Лёхой дверь злющая собака рванула на свободу.
Сначала я застыла и, как в медленном кино, видела бегущую на меня собаку. Та рычала и морщила длинный нос. Я испугалась и сделала то, что ни в коем случае нельзя было делать, — я побежала по глубокому-глубокому снегу. Сапоги-аляски были полны снега, под пихору тоже набилось прилично. Я не кричала, просто бежала, вдыхая снежинки и холодный воздух. Глупая. Как я могла убежать от собаки?
Я и не убежала. Лесси опрокинула меня лицом в снег. В голове не было ни одной мысли. Дикий животный страх. Лицо обжёг холодный снег. Я рывком перевернулась и подумала, что сейчас меня загрызёт собака, и я умру.
Я зажмурилась и закричала.
В ту же секунду я почувствовала что-то влажное на своём лице.
Кровь!
Наверное, вот так и умирают… Раз — и всё.
Надо глаза открыть. Мама говорила что-то про рай и ад. Раз мокро, наверное, тепло. Раз тепло — наверное, ад. Эх, не надо было сарай поджигать!
Я подумала, что я что-то долго умираю. А потом почувствовала на своём лице шершавый язык.
Лесси и не собиралась меня грызть. Она облизывала моё красное замёрзшее лицо. Видимо, собака решила, что я с ней играю в догонялки.
Как понимаете, ничего ужасного не случилось. Но день этот впечатался в мою память навсегда.
Лесси после этого события продолжала оставаться злой собакой на цепи. По-прежнему было очень страшно ходить мимо неё. Но в глубине души я знала, что она добрая, а лает лишь потому, что на цепи и честно выполняет свою работу, охраняя имущество своего хозяина.
Был ли парад?
Конечно, был. Снег растаял на следующий день.