Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2023
Виктор Бобров (1989) — окончил Уральский федеральный университет. Работал в Музее истории Екатеринбурга. Публиковался в журнале «Урал» и местной периодике. Сотрудничает с интернет-проектом «Балканист».
Ещё несколько лет назад я вообще не знал о существовании посёлка Красный Ключ в Башкортостане. Вообще в эту республику я езжу регулярно (чаще всего в Уфу), не раз бывал там и проездом, но в Нуримановский район, где находится Красный Ключ, меня раньше не заносило.
Всё изменилось в 2018 году, когда я начал активно искать сведения о моих предках со стороны отца. Оказалось, что они ещё в 1950-е годы жили в Башкирии, хотя вырос отец в Ханты-Мансийском округе, а родился в Челябинской области (правда, рядом с Башкортостаном — в нынешнем Ашинском районе).
И вот, просматривая на сайте «Память народа» скудные данные по моему прадеду Тихону Ивановичу Балабанову, я наткнулся на справку Нуримановского райвоенкомата БАССР за 1949 год об уроженцах района, на тот момент числившихся пропавшими без вести. Лишь позднее выяснилось, что Тихон Иванович в самом начале войны попал в плен и погиб в концлагере под Кёнигсбергом в декабре 1941 года. Но в той справке военкомата мой прадед значился одним из четырёх пропавших без вести бойцов, а в графе «Домашний адрес» было написано: «Нуримановский район БАССР, село Красный Ключ, улица Советская, дом 8».
Ну надо же! Обычно на «Памяти народа» все адреса вымарываются в соответствии с законом «О персональных данных». А здесь вот сохранился. Благодаря этому я узнал о существовании такого места, как Красный Ключ. И поехал туда в марте 2019 года.
Тогда я съездил в Ключ вместе с моим сослуживцем Русланом, который живёт в башкирском Благовещенске. Мы увиделись впервые за 10 с лишним лет и заодно решили сгонять в Красный Ключ, благо что от Благовещенска туда ехать ближе, чем от Уфы, а у Руслана есть машина.
По мартовской снежной дороге мы быстро доехали до красивого Павловского водохранилища и расположенной там же Павловской ГЭС. Эту станцию построили в 1950-е годы — примерно тогда же, когда несравнимо более мощную и уж куда более знаменитую Братскую ГЭС в Иркутской области. Мощность Павловской ГЭС — «всего» 166 мегаватт, а у Братской ГЭС — 4500 мегаватт. Планы по созданию каскада ГЭС по реке Уфе появились ещё в 1930-е годы, подготовительные работы в районе Павловки начались в 1950 году, а в работу станция была пущена в 1959-м.
— Мы, кстати, в 2004 году гуляли школьный выпускной на берегу Павловского водохранилища, там очень много баз отдыха, — поведал Руслан.
Да, на берегах водохранилища и сейчас работает очень много гостиниц, кемпингов и баз отдыха. Можно здесь же арендовать катер, сап-борд или простую лодку, чтобы покататься по водохранилищу.
В районе ГЭС через Уфу переброшен автомобильный мост, а железных дорог здесь, в Павловке, никогда не бывало. Мы с Русланом проехали по мосту, оказались на левом берегу Уфы и помчали дальше по извилистой предгорной дороге, окружённой со всех сторон вечнозелёным еловым лесом. Вскоре мы въехали в посёлок Красный Ключ.
В посёлке одна главная улица — Железнодорожная, позже превращающаяся в улицу Матросова. Она проходит через весь населённый пункт. А тянется этот пункт аж на 4 километра вдоль левого берега Уфы, или, как её чаще называют местные, Уфимки.
Там же, на Железнодорожной, мы остановились у первого попавшегося сельского магазинчика, чтобы купить что-нибудь попить. В магазине мой взгляд сразу упал на ряд пластиковых бутылок с разноцветными этикетками и надписью: «Красный Ключ».
— А это что такое у вас? — спросил я у продавщицы.
— А это наша газировка, местная, — охотно ответила женщина. — По всей республике её возят. Попробуйте, понравится.
Вот это да! Маленький посёлок (менее 2,5 тысяч населения), даже не райцентр — и производит газировку и питьевую воду, да ещё и поставляет её в другие районы Башкирии. У нас-то в Свердловской области я точно никогда не видал газированный «Красный Ключ».
Мы с Русланом купили по полторашке местной газировки и потом с удовольствием попивали её всю дорогу, а пока что двинулись дальше по улице Матросова.
Красный Ключ, как и Башкирия в целом, произвёл на меня приятное впечатление. Улицы посёлка были неплохо очищены от снега. Правда, полностью был занесён снегом проход к местной мечети «Шакирьян», а вот к православной церкви пройти и проехать можно было. Как раз, когда я решил посмотреть местный храм в честь святых Петра и Павла, рядом проходила женщина лет эдак пятидесяти.
— А церковь закрыта, — предупредила она. — Слишком поздно уже.
Однако на часах было едва ли позднее четырёх дня. В завязавшемся коротком разговоре с женщиной я выяснил, что церковь построена несколько лет назад на месте предыдущего храма 1990-х годов, который сгорел во время сильного пожара. Как и старая церковь, новая тоже была построена в дереве. Кстати, где-то рядом с Красным Ключом планируется строительство монастыря.
Мечеть есть, церковь есть, школа в посёлке тоже присутствует — и отличная, большая, трёхэтажная. Её открыли в 2014 году (тогда же, когда и новую церковь). Детей на улицах Красного Ключа мы видели много, да к тому же в посёлке учатся и ребята из соседних деревень. Магазины, администрация, отдел полиции, больница — всё это в посёлке тоже есть.
Наконец, мы с Русланом доехали до завода, где производится питьевая вода. Это небольшое предприятие на восточной окраине Красного Ключа. Чуть вдали от него, по другую сторону автотрассы, мы увидели горнолыжные подъёмники — да-да, в посёлке действует ещё и лыжный курорт! Там же виднелась и гостиница весьма презентабельного вида — судя по всему, недавно построенная.
Завод выглядел свежо и ново. Для производства напитков тут используются воды того самого Красного Ключа — мощного подземного источника. Но о нём чуть позже.
Мы с Русланом проехали в начало улицы Советской (она идёт вдоль берега Уфимки) и начали искать дом номер 8. Однако такого здесь не оказалось. Самый меньший номер дома на Советской, который нам попался, был 12. Жители этого и окрестных домов рассказали, что, во-первых, в посёлке не раз проводилась переадресация, а, во-вторых, часть домов по Советской была снесена и занята как раз объектами завода по розливу напитков. Хотя, кстати, завод использует корпуса бумажной фабрики, построенной ещё в начале XX века.
Кроме того, никто из встреченных и опрошенных нами красноключёвцев не знал фамилию Балабановых или хотя бы Бобровых. Я точно знал, что отец моего отца, Борис Ильич Бобров, родился в 1934 году в Нуримановском районе и женился он на Нине Тихоновне Балабановой в 1958 году именно в Красном Ключе. Нина Тихоновна — это дочь Тихона Ивановича, погибшего в немецком концлагере в 1941 году. Но нет, местные ничего подсказать не могли.
Итак, в первый раз пришлось уехать несолоно хлебавши. Руслан искренне огорчился из-за моей неудачи, но зато мы оба были довольны, что побывали в новом для себя интересном месте. Я знал, что всё равно ещё приеду в Красный Ключ. Поздним вечером я вернулся в свой уфимский хостел.
На следующий день я решил съездить в село Чандар, что находится немного южнее Красного Ключа — примерно на 10 километров ближе к Уфе. Дело в том, что в загсе Башкортостана мне сообщили (без предоставления официальных бумаг), что моя бабушка Нина Тихоновна и дед Борис Ильич работали какое-то время в этом селе, причём как раз примерно в 1958 году, когда поженились. Может, там нашлись бы какие-то родственники или знакомые моих предков?
Теперь мне предстояло ехать без Руслана. Утром я быстро добрался до стадиона «Нефтяник», что находится на самом севере Уфы. Именно от этого стадиона пять раз в день ходят маршрутки до той самой Павловки, возле которой построена ГЭС. Все эти маршрутки проходят и через Красный Ключ.
Путь до Чандара занял полтора часа. При выходе я заплатил водителю 250 рублей. В обратную сторону маршруток было ещё две — отправлением из Павловки в 14.00 и в 18.30. Я решил, что двух часов для осмотра Чандара мне вполне хватит, и собирался уехать на маршрутке в половине третьего или около того.
Чандар — это совсем маленькое село, даже деревня. Оно тоже вытянуто вдоль левого берега Уфы, словно зажато между окрестными холмами и рекой — как и Красный Ключ, собственно. В Чандаре меньше десятка улиц, зато в Уфимку тут впадает сразу три реки — Симка, Шароварка (либо Шаровка) и Саваказка.
Чандар встретил меня ветром и тишиной. Почти никакого движения, кроме редких машин и ещё более редких пешеходов. Снежные навалы по обеим сторонам автодороги, сугробы возле домов.
Куда идти, что смотреть? Для начала я решил просто пройтись по главной улице Чандара на север, в сторону выезда из деревни. Пошёл по обочине, глядя на дома по обеим сторонам улицы. Дома как дома, ничего необычного. Большинство — простые старые деревянные, но есть и более современные коттеджи с сайдингом и профлистом. У одного из домов первый этаж был каменный, а второй — деревянный. Таких домов много строилось в начале прошлого столетия — может быть, тогда и этот дом построили. Ещё один дом, привлёкший внимание, был деревянным, но зато на всех его окнах, выходящих на улицу, висели решётки — весьма редкое для частных домов явление.
Я дошёл до двуязычного знака «Сандар / Чандар» (башкирский и русский языки соответственно) и увидел лестницу, ведущую с обочины к берегу Уфимки. Решил пройти на берег. Лестница сразу уткнулась в толщу снега, который никто не убирал всю зиму. Аккуратно пробивая себе путь чахлыми ботинками, я всё-таки добрался до каменистого берега Уфимки. Река спокойно текла на юг, в сторону слияния с Белой. В центре русла Уфимка не замёрзла, лишь по краям образовался лёд. Это следствие впадения в реку Красного Ключа — тёплого источника, в честь которого и назван посёлок.
Пройдя по своим же следам обратно на дорогу, я двинулся в обратном направлении — на юг. Меня посетила светлая мысль посмотреть на местное кладбище в поисках родных фамилий. Там и спрашивать ничего не придётся — на табличках написаны и фамилии с именами и отчествами, и даты.
Я прошёл по другой обочине, миновал несколько перекрёстков и увидел поворот направо, то есть в сторону холмов и леса. Возле поворота стоял цивильный новый мусорный контейнер. «Видимо, сделан для тех, кто едет с кладбища», — подумал я и уверенно свернул.
Однако даже когда я прошёл чуть ли не километр мимо заснеженных холмов, никакого погоста перед глазами не возникло. Слева от меня тянулись коттеджи и старые дома, где-то громко играло радио, а справа был холм и еловый лес.
Я понял, что заплутал, и развернулся в обратную сторону. Почти сразу я нагнал какого-то мужчину лет пятидесяти, который выходил из своего дома и тоже шёл в центр деревни.
— Извините, а вы не подскажете, где тут кладбище? — спросил я.
— А вот на следующем повороте надо свернуть, — указал рукой чандарец. — Там такая же своротка, только пройти чуть побольше надо.
Так мы с мужчиной и разговорились. Оказалось, что сам он вообще-то уфимец, а в Чандаре у него дача. По словам уфимца, дачников в Чандаре довольно много, местных же почти не осталось. В местных маленьких чистых реках можно поймать чуть ли не форель, а корзину грибов он набирает осенью буквально за полчаса. Но у этого плюса есть и обратная сторона. Мой попутчик рассказал, что осенью 2018 года около кладбища пропал мужчина, пошедший собирать грибы. Не нашли ни самого грибника, ни его вещей. Очевидно, чандарца задрал медведь. Так что там надо быть поосторожнее.
Я свернул на повороте, про который мне сказал дачник. На маленьком отростке улицы стояло буквально несколько домов, а также трелёвочный трактор и бульдозер — оба, очевидно, работали раньше на вывалке леса. Причём техника смотрелась вполне рабочей, наверняка её ещё можно использовать.
Пройдя мимо последних домов и тех тракторов, я мысленно напрягся. На дороге не было ни души. Тишина. Почти белое безмолвие, как у Джека Лондона. Только тут безмолвие бело-зелёно-белое: белое небо сверху, тысячи зелёных елей и пихт посередине и белые снежные заносы снизу. И потенциальные медведи где-то в лесах. Страшновато, верите?
И это не одному мне было страшно. В кое-каких путеводителях по Башкирии уже рекламируют Чандар как место, полное аномалий. По данным газеты «Комсомольская правда», в 1999 году возле Чандара некий профессор Чувыров обнаружил какую-то старинную плиту с нанесённой картой Уфимской возвышенности, причём даже с руслами рек. И этой карте якобы не одна тысяча лет. И вроде бы её авторы — инопланетяне. Сомнительно всё это, но лёгкий холодок в Чандаре иногда действительно пробирает.
Кладбище в Чандаре общее: тут рядом и полумесяцы, и красные звёзды, и кресты. Однако на погост пройти не удалось — снега было опять же по пояс. Так и не удалось мне посмотреть, похоронен ли здесь кто-нибудь из моих родственников.
Время приближалось к двум часам дня, я уже шёл в сторону остановки. По пути мне попался фельдшерский медицинский пункт с надписью: «Алкоголь — наркотик и яд. Алкоголь разрушает тело и убивает душу».
Там же рядом стоял деревенский магазин. Естественно, я зашёл внутрь. Купил шоколадку, спросил у продавщицы, знает ли она Бобровых, Балабановых или Цыбульских. Нет, не знает.
Рядом с магазином стоял серый ВАЗ-2114 и возле него компания из четырёх юношей и подростков. Я спросил у ребят, местные ли они. Ребята оказались местными, но фамилии моих предков им тоже были незнакомы.
После магазина я наткнулся на деревенский клуб. На закрытой двери висело объявление:
10 марта в 12.00 — Масленица. Народные гулянья.
В программе: песни и пляски, игры и забавы.
Чай с блинами, прощание с зимой.
Место проведения: сельский клуб!
Вот именно так, с восклицательным знаком. Ну хоть какое-то веселье бывает в Чандаре. Только кто плясать-то будет? По переписи 2010 года, в Чандаре проживает 220 человек.
На остановку я подошёл в 14.20, то есть через 20 минут после отправления маршрутки из конечного пункта — Павловки (это 25 километров от Чандара). Я простоял на остановке почти полчаса, но белый «Форд» так и не появился. То ли он успел проскочить за несколько минут до моего прихода, то ли ещё что — в общем, я обломался. Теперь следующую машину нужно было ждать ещё четыре часа.
Что же делать? В отчаяние я не впадал, всё нормально, но чем заняться-то в пустой чужой деревне, да ещё и зимой (ну пусть даже в марте)? Можно было попытаться поймать машину автостопом. Но для начала я решил сходить до магазина и прикупить какой-нибудь башкирский бальзам, чтобы ожидание прошло повеселее. Однако не успел я пройти и ста метров, как из окна простого одноэтажного дома высунулся какой-то дядька и крикнул пропитым голосом:
— Эй, парень! Подойди сюда, пожалуйста!
Я подошёл к ограде дома.
— Слушай, можешь сходить до магазина, водки мне купить? — спросил чандарец.
— А сами почему не сходите? — спросил уже я.
— Да у меня руки плохо двигаются, я инвалид, — объяснил местный.
— Хорошо, давайте схожу, — согласился я.
— Заходи в дом, сейчас денег дадим, — попросил мужчина и закрыл окно.
Я прошёл по узкой тропе между сугробов и оказался во дворе дома. Двери открылись, там стояла женщина лет 60-ти в платье, она смотрела в мою сторону. В руках у неё были деньги.
— Здравствуйте, — поприветствовал я хозяйку дома.
— Ой, здравствуй, парень, — улыбнулась женщина. — Вот тысяча рублей, сходи, пожалуйста, в магазин, купи бутылку водки, что-нибудь запить и пачку сигарет. Мы сами не можем — у мужа руки не слушаются, а я слепая.
И точно, взгляд женщины был абсолютно пустым. Ужас, как они вот так живут?
Я быстро дошёл до магазина, купил то, что было заказано, и вернулся к дому. Пакет с покупками и сдачу я отдал женщине.
— Ой, молодец, — похвалила меня хозяйка. — Заходи, у нас посидишь. Ты сам-то откуда? Местный?
— Нет, я вообще из Свердловской области, а здесь у меня предки жили, — сообщил я.
— Ну заходи, заходи, — улыбалась слепая женщина. — Ты на своей машине или на маршрутке?
— На маршрутке, я её и ждал на остановке, — объяснил я. — А она что-то не приехала.
— Странно, у нас вроде всё по расписанию ходит, — удивилась хозяйка. — Ну, следующая только через четыре часа будет. Ты заходи, не стесняйся.
Я прошёл в дом. Обстановка была крайне бедной. Всюду стоял алкогольный душман, смешанный с запахом многомесячной грязи и пыли. Старая колченогая мебель, масса пустых бутылок на полу и на подоконниках, работающий телевизор… Перед теликом и сидел хозяин дома.
— О, принёс, молодец, — прокряхтел мужик. — Выпьешь с нами?
— Ну давайте, только немного, — согласился я. Как не выпить-то? Мне нужно было разговорить местных.
И разговорились. Хозяева дома, как я и думал, оказались супругами — Флюр и Раиса, оба татары из Башкирии, но родом из другого района. Они приехали в Чандар ещё около 40 лет назад работать в местном леспромхозе. Флюр трудился на Симкинской узкоколейной дороге. Ещё в 1980-е годы с ним случилось несчастье — укусил энцефалитный клещ.
— После клеща одну руку почти парализовало, а потом ещё много обезболивающего вкололи, так и вторая отказала, — рассказал Флюр. — Вот только и могу, что стакан гранёный держать, ну или сигарету. Даже прикуриваю еле-еле, и водку сам налить не могу — руки не держат бутылку.
А Раиса несколько лет назад ослепла, ладно хоть, помнит весь дом на ощупь и может осторожно ходить. Ещё недавно случилась семейная трагедия — покончил с собой их старший сын, отец троих детей. Причины суицида остались непонятными. В общем, жизнь у стариков тяжёлая, и бутылка, видимо, помогает.
Нелёгкая жизнь и в Чандаре в целом. История деревни за последние полвека оказалась примерно такой же, как и во всей России: работал леспромхоз, деревня жила хорошо, потом развалился СССР, развалился и леспромхоз… Сейчас в Чандаре всё замерло. Оказалось, что даже продавцы в магазине — не местные, они ездят сюда из Красного Ключа. Почти все чандарцы — либо пенсионеры, либо уфимские дачники, как тот мужчина, которого я встретил чуть ранее.
Симкинскую узкоколейку, на которой работал Флюр, закрыли в 1990-е годы, а разобрали уже в нулевые. А ведь длина дороги раньше составляла около 50 километров! Но лес в окрестностях деревни валят до сих пор — это делает фирма «Кроношпан», которая работает и в Красном Ключе. Ну, во всех этих местах по берегу Уфимки так и жили больше столетия, разве что раньше лес сплавляли по реке, потом возили на узкоколейке, а теперь тут ездят лесовозы. Места здесь красивые, но почвы не отличаются особым плодородием.
Флюр с моей помощью быстро приговорил пол-литра водки, я сходил за второй бутылкой. Едва начали её — хозяин дома ожидаемо вырубился спать. Я ещё пообщался с Раисой. Она сказала, что фамилии моих предков ей не знакомы, ни Бобровых, ни Балабановых, ни Цыбульских она в Чандаре не помнит.
Посидели, пора и честь знать. Примерно в 18.20 я вышел на остановку. Шёл мощный снегопад, всё вокруг мело. Но машины проезжали по-прежнему, и, кстати, чаще всего иномарки-внедорожники — это, видимо, народ ехал на выходные в Павловку или Красный Ключ.
Маршрутка не подвела и приехала вовремя, народу в ней было немало, но сидячие места нашлись. Примерно за час мы доехали до центра Уфы, и я с чувством почти выполненного долга вернулся в свой хостел.
Генеалогическая разведка боем закончилась. По предкам ничего узнать не удалось, но впечатлений я получил немало. Впрочем, главное было впереди.
Настал 2020 год — коронавирус и связанные с ним ограничения. Летом я съездил в археологическую экспедицию, где познакомился со своей будущей женой Полиной. После экспедиции я собирался съездить либо в Грузию, либо в Башкирию — как раз в Красный Ключ.
Осенью 2020 года попасть в Грузию было очень сложно и очень дорого, этот вариант отпал. Поэтому — Красный Ключ, решил я! Правда, пришлось ждать до октября (так уж получилось).
До Уфы я доехал на машине знакомого (он держал путь в Самару и подвёз меня по пути), там пробыл пару дней, после чего забронировал номер в одной из гостиниц Красного Ключа (стоимость — 800 рублей за ночь) и воскресным утром опять поехал до уфимского стадиона «Нефтяник».
Снова белый «Форд» (маршрутка до Павловки), снова два с небольшим часа в пути через Иглино, Красную Горку, Чандар — и вот я опять в Красном Ключе, спустя полтора года. Конечно, с первого взгляда посёлок мало изменился.
Гостиница, в которой я остановился, находится на въезде в Ключ со стороны Чандара — там же, где одна из автобусных остановок. Я быстро дошёл до простого частного дома, «облагороженного» сайдингом, новым забором, калиткой и бумажкой с номером телефона хозяйки.
«Если меня нет на месте — позвоните», — гласил текст объявления. Звоню. Елена — хозяйка гостиницы — быстро ответила и пообещала, что скоро будет.
Действительно, ждать пришлось недолго, не больше пяти минут. Хозяйка подошла, открыла мне дверь, получила 1600 рублей и показала, где что находится в гостинице. Это был обычный деревенский дом с хорошей отделкой и перепланировкой. Здесь было несколько номеров (от моего 2-местного до 10-местного), две ванны с туалетами, большая столовая с холодильником, плитой и микроволновкой — в общем, все условия есть. Только вай-фая не хватало, а то было бы вообще идеально.
Помимо меня, в гостинице остановились ещё и рабочие, укладывавшие новый асфальт на улицах Красного Ключа. Их было четверо или пятеро, все родом из Иглино — районного центра возле Уфы. Иглино — куда более крупный и удачно расположенный населённый пункт, но, видимо, с работой там напряжёнка, и вот иглинцы ездят работать и в Уфу, и в соседние районы.
Бросив вещи в небольшой, но уютной комнате с роскошной двуспальной кроватью, большими окнами, высоким потолком и телевизором, я сразу пошёл гулять. Первым делом я зашёл в ближайший магазин и купил бутылочку газировки «Красный Ключ», чтоб сразу прочувствовать аромат посёлка. Потом двинулся на местное кладбище.
Дорога заняла едва ли 10 минут. По пути я встретил очень мало людей, но очень много животных. По улицам посёлка бродили коровы, козы и овцы, из-за заборов лаяли собаки и мяукали кошки, раздавалось похрюкивание свиней, кукареканье петухов и гогот гусей. Ну практически вся привычная нам живность обитает в Красном Ключе! В животном оркестре не хватало только одного звука — ржания лошадей. Но лошади в посёлке есть, как я узнал позднее.
Один попавшийся мне кот оказался каким-то наглецом. Тёмного окраса, с густой шерстью, он сидел на заборе и вообще внимания не обращал на всё, что творится вокруг. Я с опаской сфотографировал кота на телефон, чтобы не спугнуть, а он и не думал пугаться, да ещё и повернулся в профиль — на, мол, фоткай ещё, человек. Разве что не выписал справку со штампом «уплочено», как булгаковский Бегемот.
Архитектура Красного Ключа не отличается чем-то особенным. Большинство домов — привычные нам деревянные избы на 3-4 окна, с забором (деревянным или из профлиста) и обычными воротами. Есть немало домов поновее — из кирпича или блоков, с добротным сплошным каменным или кирпичным забором. Мне попался даже дом с креативным забором, сделанным из пустых бутылок. И — очень много домов, выставленных на продажу. Это касается и старых изб, и современных коттеджей.
Есть в Красном Ключе и двухэтажные бревенчатые дома, которые у нас часто называют бараками. Их, видимо, строили в 1930-е годы, когда посёлок бурно развивался, сюда приезжали жить и работать сотни людей.
Поселковое кладбище было огорожено железным забором и воротами с защёлкой, но эта защёлка легко открывалась. Для чего такой замок, я понял, как только прошёл чуть дальше — погост был сильно «заминирован» коровами. Их лепёшки виднелись по всем уголкам кладбища. Да, животному не объяснить, что тут гадить нельзя: если дверь открыта и есть свежая трава, почему бы и не зайти?
Кладбище в Красном Ключе, как и в Чандаре, смешанное — тут хоронят и православных, и мусульман. Частенько встречаются мусульманские имена под крестом или русские имена под полумесяцем. В целом мусульманские могилы ухожены лучше. В русской части кладбища есть уголки, где надписи на могилах вообще едва читаются, а сами могилы уже заросли травой и едва различимы.
Я нашёл лишь один памятник с фамилией «Цыбульский», это был некий Виталий Михайлович, 1936 года рождения, умер в 2011 году. Всё, больше никаких Цыбульских, Бобровых или Балабановых. Ну, точнее, может, и есть такие фамилии на памятниках и крестах, но мне они просто больше не попадались на глаза.
А вот одна могила попадётся на глаза любому, кто придёт на ключевское кладбище. Это могила Олега Крисановича Петрова (1959–2003) — огороженная, с большим памятником из чёрного мрамора, с букетами цветов. Я ещё не знал, кто этот человек и какую роль он сыграл в истории Красного Ключа.
А история у Красного Ключа короткая, но весьма интересная. Люди поселились здесь в конце XIX века — да, несмотря на близость к Уфе, местность вокруг Красного Ключа ещё полтора столетия назад была пустынной. Да и Ключ был не Красным, а Белым. Так тогда назывался подземный карстовый источник, пробивающийся на поверхность как раз в районе нынешнего посёлка. Этот источник — один из мощнейших в России, его дебит составляет 14,88 кубометров воды в СЕКУНДУ — представляете, сколько воды выплёскивается из-под земли за день? А за месяц? Температура воды в ключе всегда одинакова и составляет 4-5 градусов. Благодаря этому зимой Уфимка не замерзает на несколько километров в сторону от источника.
Красный Ключ сравнивают с источником Воклюз в Провансе, что на юге Франции. Правда, дебит Воклюза несколько больше — 18 кубометров воды в секунду. В водах Воклюза дайверы обнаружили большое количество старинных монет. Может быть, и в Красном Ключе найдётся что-то интересное? В этом источнике пока не проводилось серьёзных подводных исследований.
Источник Красный Ключ представляет собой ответвление реки Яман-Елга, которая в основном течёт под землёй и лишь в 16 километрах от впадения в Уфимку выходит на землю. Между прочим, расстояние между устьем Яман-Елги и Красным Ключом — около 7 километров. Можно лишь задуматься, какие огромные массы воды скрыты в этой местности. Русло этой реки изобилует пещерами, провалами и водоворотами. Не зря же название «Яман-Елга» переводится с башкирского как «плохая, дурная река».
Река, может быть, и дурная, а вот окружающие её места — прекрасны. Источник дал жизнь целому посёлку, в котором когда-то насчитывалось более 7 тысяч жителей. Начиналось всё в 1880-е годы с фабрики по производству бумаги. Кстати, во французском Воклюзе тоже есть бумажная фабрика, только она намного старше — XV век. Мощности Белого Ключа вполне хватало для работы заводских машин. Кроме того, в начале ХХ века в Ключе построили электростанцию.
В конце 1990-х годов башкирский предприниматель Олег Петров решил использовать то, что даёт сама природа — чистую воду Красного Ключа. Здесь началось производство минеральной и газированной воды. И у Петрова получилось, завод работает и развивается, а вода продаётся практически по всей Башкирии. Красный Ключ обрёл по-настоящему второе дыхание. К сожалению, сам Олег Петров погиб в автокатастрофе в 2003 году — его машину вынесло на встречку возле Чандара.
Незадолго до гибели предприниматель задумался о создании в Красном Ключе горнолыжного комплекса. И это тоже было сделано — на горе Лысой установили подъёмники, оборудовали трассы. Комплекс расположили на восточной окраине посёлка — там же, где находится и источник. Вскоре появились и гостиницы, и дома отдыха. В 2019 году рядом с источником был разбит большой парк.
Вот в этот парк я и отправился сразу после посещения кладбища. В марте 2019 года я ещё не заметил работ по благоустройству, а вот спустя полтора года результат уже был налицо. Землю в парке заасфальтировали и выложили плиткой, около источника появились часовня, закусочная и визит-центр для приезжих. В парке были установлены новые тренажёры, скамейки, урны — в общем, всё для нормального отдыха. И люди приезжают сюда отнюдь не только в тёплый летний или лыжный зимний сезоны, а весь год.
Дорожные работы шли в посёлке и в дни моего приезда — катки и гудронаторы я видел на нескольких улицах Красного Ключа. Вообще, в целом с дорогами здесь порядок. Мне на глаза вновь попался комплекс «Берлога», тот самый, что я видел в марте 2019-го: гостиница, кафе и коворкинг. М-да, коворкинг в посёлке Красный Ключ — звучит странновато, но почему бы и нет? Мне стало настолько любопытно, что я заглянул в «Берлогу».
Увы, «Берлога» оказалась пустой — по крайней мере, в кафе не было ни одного посетителя. Ну, отчасти это объяснимо: здесь наверняка очень много гостей во время зимнего лыжного сезона. Работники кафе объяснили мне, что коворкинг так и не заработал из-за коронавирусной пандемии. Может, теперь, спустя три года, что-то наладилось?
А вот в свежепостроенном парке гуляли люди, и немало людей. В визит-центре возле парка можно купить чай или кофе, а также местную газировку (правда, тут она стоит вдвое дороже, чем в обычном поселковом магазине). Ещё бы наладили здесь продажу сувениров, было бы совсем замечательно.
В Красном Ключе царил просто какой-то бум гостиничной отрасли. Возле парка, на самой воде, стояло несколько туристических квадратных деревянных домиков. Чуть ближе к центру посёлка, у островка на Уфимке, строился большой жилой комплекс — тоже деревянный и тоже явно туристический.
Второй день моего пребывания в Красном Ключе я решил начать с похода в деревню Яман-Порт, что находится в паре километров к северу от Ключа, тоже на берегу Уфимки (отсюда и название).
Я прошёл через весь Красный Ключ по улицам Матросова и Железнодорожной. В одном из проулков рядом с новыми иномарками стоял древний грузовик ЗиЛ-157, он же «Захар», он же «Колун», он же обладатель ряда других почётных (и не очень) прозвищ. Такой грузовик повышенной проходимости выпускался с конца 1950-х годов, и наверняка в Красном Ключе я наткнулся на один из последних ездящих экземпляров этого отличного тяжеловеса советского автопрома. Кабина данного ЗиЛа изначально имела зелёный цвет, но от заводской краски осталась едва ли половина, а капот и крылья и вовсе уже были просто чёрными. В кузове ЗиЛа лежало то, что и должно лежать в кабине грузовика в Красном Ключе — дрова. И данный старичок точно был на ходу, я впоследствии видел несколько раз, как он ехал по улицам Красного Ключа.
На западной окраине Красного Ключа расположена гора Плехановская. По пути в Яман-Порт я решил взобраться на гору — она казалась невысокой. Но подъём по густому ельнику на деле оказался тяжёлым. Пройдя где-то сто метров вверх, я сдался и начал спускаться вниз. Да и безмолвие зелёного леса тоже немного напрягало — я помнил рассказ чандарского дачника про погибшего в лесу грибника, а на дворе как раз был октябрь, то есть время, когда встреча с медведем может закончиться очень печально.
Вообще вокруг Красного Ключа растут одни ели, изредка перемежаемые берёзами и липами, а вот сосен тут почти нет. Почвы в этой местности довольно бедные, земледелием тут прожить трудно. Возможно, именно поэтому здесь так долго не было постоянных поселений. Разве что бортники-башкиры наверняка собирали в окрестных лесах мёд. Ну и, конечно, рыбалка и охота.
Я быстро спустился с непокорённой Плехановской и снова зашагал в сторону Яман-Порта. Дошёл буквально за 15 минут.
Яман-Порт оказался совсем маленькой деревней в живописном месте на левом берегу Уфимки. Здесь несколько десятков домов, относящихся к одной улице — Садовой. Улица много раз изгибается, поворачивается, пересекает автодорогу, но сохраняет одно и то же название.
Центр Яман-Порта — это магазин, он же — фельдшерский акушерский пункт со старым таксофоном на стене, он же — место пребывания каких-то государственных структур, и всё это в одном здании. На стене магазина был установлен плакат с надписью: «Нет места пьянству!» и выразительными изображениями пьяных мужчин, скопированными с советских плакатов. Видимо, алкоголь — актуальная проблема для всего Нуримановского района.
Население Яман-Порта по переписи 2010 года составило всего 164 человека, по факту их наверняка ещё меньше. А ведь ещё в 1970 году тут жило почти 500 человек! Лично мне вообще никто не попался на глаза на улицах деревни, хотя я слышал много голосов за заборами домов, слышал включённое радио во дворах и лай многочисленных собак.
Дома в Яман-Порте обычно крепкие, много новых коттеджей и домов попроще. Впрочем, тут не без контрастов: возле магазина я видел красивый новый двухэтажный дом, а рядом с ним — покосившуюся старую избу, у которой крыша провалилась посередине.
В деревне оборудована хорошая детская площадка, а на водах Уфимки возле берега качается несколько добротных деревянных лодок. На них, судя по всему, местные жители переправляются на правый берег Уфимки. Почти все увиденные мною лодки были прикреплены к берегу железными цепями с замками.
Что интересно, правый берег в районе Красного Ключа вообще какой-то пустынный, там на много километров не встретишь вообще никаких поселений. И левобережье-то Уфимки здесь не назвать плотно заселённым, а уж правобережье — и подавно. Но выглядит этот берег — потрясающе! Зелёная шапка леса с редкими жёлтыми прожилками (ельник и берёзки) очень красиво выглядит под серо-голубым небом и над холодными серо-синими водами Уфимки. Осенний ветерок, несущий с реки холод, но одновременно — тёплое дневное солнце. И всюду тишина. Здесь очень отдаёт дьявольщиной, но тут некому было слагать легенды о шайтанах — край-то незаселённый.
Вот насчёт легенд тут действительно слабовато. В подобных живописных местах на Кавказе, Балканах или в Скандинавии сложены тысячи сказаний, а вот Красному Ключу с округой судьба как-то выдала больше жизненных испытаний, чем сказочных.
Как я узнал уже позднее, в Яман-Порте в советские годы был оборудован пункт сплава леса. Тут же находилась станция Яман-Елгинской узкоколейной железной дороги. Отсюда огромные объёмы древесины сплавляли вниз по течению Уфы. То есть местные жители занимались тем же, что и население Красного Ключа: тяжёлая работа в лесу, летне-осенние походы за ягодами и грибами, уход за своими маленькими огородами, уборка снега зимой… Так жил почти весь этот уголок Башкирии.
«А это не так просто — сплотить плот. Представьте себе: только секция, которая сколачивается из пучков, занимает 110 метров в длину и 12 метров в ширину. А плот состоит из шести таких секций. Без катеров здесь не обойтись…» — газета «Красный Ключ», апрель 1969 года. Да, работа на Яман-Портовском рейде была поставлена серьёзно. В то время оттуда ежегодно сплавлялось более 100 тысяч кубометров древесины.
…Прогулявшись полчаса по Яман-Порту, я двинулся обратно в Красный Ключ. Обратная дорога заняла ещё меньше времени. Я сразу прошёл до памятника погибшим в Великую Отечественную войну жителям посёлка. Как и в случае с кладбищем, подход к памятнику обнесён забором и калиткой с щеколдой — для защиты от коров и других животных.
Я аккуратно открыл щеколду и подошёл к памятнику. Простой монумент, закруглённый сверху, с изображением ордена Отечественной войны и статуей скорбящей женщины. Внизу — позолоченное изображение пистолета-пулемёта ППШ и солдатской каски. По бокам от статуи женщины — позолоченные цифры «1941» и «1945». У каждой цифры — столбик с табличками, на которых выбиты фамилии и инициалы более чем трёхсот погибших красноключёвцев.
Ни на одной табличке не оказалось фамилии «Балабанов». Увы, мой прадед, точно призванный в армию именно из Красного Ключа, не значится на местном памятнике как погибший на фронте. Конечно, памятник в посёлке строили задолго до создания сайта «Память народа», где я узнал данные о смерти прадеда. Но ведь документы-то хранились в архивах министерства обороны (либо в военкоматах) ещё со времён войны. Согласно этим архивам и составлялись списки людей, память о которых нужно было увековечить на памятниках.
Рядом с мемориалом погибшим фронтовикам установлен и памятный камень, посвящённый жертвам политических репрессий. Судя по виду, этот памятный знак появился здесь в 1990-е годы.
Памятник фронтовикам стоит в самом центре Красного Ключа — логично, что там же поблизости находится и сельская администрация. Это простое одноэтажное здание, где раньше располагалась местная школа. Тут вместе находится и администрация, и полицейский опорный пункт — правда, самих полицейских в форме я не увидел в посёлке ни разу. Возле здания было припарковано несколько велосипедов — это очень популярное транспортное средство в Красном Ключе.
Дальше я прошёл окольным путём до моей гостиницы. По пути посмотрел на сельский стадион. Простая травяная поляна, давно заросшая и неприбранная. Всё те же коровьи мины, что и на кладбище, и на улицах Красного Ключа. Вокруг стадиона стоит простой деревянный забор. Сохранились футбольные ворота (без сетки) и баскетбольные щиты — с кольцами, но тоже без сеток. Судя по размерам поляны, раньше здесь были полноразмерные трибуны, но теперь от них и следа не осталось.
«…Каждый день мальчишки до самозабвения гоняют здесь футбол. Однако после их ухода картина резко меняется. Здесь хозяевами становятся коровы. Они бродят до 11-12 часов, пока хозяйки перед сном не вспомнят о них. …» — газета «Красный Ключ», май 1968 года.
Третий и последний день пребывания в Красном Ключе я начал с похода в поселковую библиотеку. Библиотека находится сразу за Петропавловским храмом в центре посёлка, занимая небольшой закуток в двухэтажном здании участковой больницы.
Сотрудницы библиотеки (а их было 4-5) велели мне надеть маску и бахилы, хотя обычно в Ключе мало кто следил за соблюдением масочного режима. Я рассказал библиотекарям о своём прадеде и о связи моей семьи с Красным Ключом.
— Если хотите, то можете написать заявление и приложить документы, чтобы фамилию вашего прадеда добавили на памятник погибшим, — сообщила одна из сотрудниц библиотеки. — У нас такие случаи уже были, многих погибших фронтовиков добавили спустя несколько лет после открытия памятника.
Вот это было интересно, я не знал про такую возможность. Правда, куда именно подавать заявление, я не стал спрашивать — пока было не до этого.
А вот с историей Красного Ключа я ознакомился подробнее. Библиотекари принесли мне несколько папок с газетными вырезками, а также книги краеведов Нуримановского района.
…Итак, в I тысячелетии нашей эры на территории к северу от нынешней Уфы жили представители бахмутинской культуры — очевидно, финно-угорского происхождения. Позднее они могли откочевать на юго-запад (вместе с венграми) либо на северо-восток (вместе с предками хантов и манси). От бахмутинцев в Нуримановском районе остались два могильника и городище, причём городище — возле Чандара.
Во II тысячелетии эти земли населили башкиры племени Кудей. Но в районе нынешнего Красного Ключа они почти не появлялись, устраивая кочевья южнее, да и то лишь в летний период. То есть нынешний Нуримановский район оставался почти незаселённым вплоть до XVIII века. Потом здесь появилось несколько оседлых башкирских деревень. А в районе родника Белый Ключ, названном так за белёсый цвет воды, люди впервые поселились только в 1880 году. Это была группа народовольцев, участников ныне почти забытого «хождения в народ». Революционеры-демократы хотели своим примером показать, как может быть устроено общество будущего, для чего и выбрали абсолютно пустынный участок земли в живописной местности. К тому времени этот огромный кусок земли (под названием «Белоключевская лесная дача») был выкуплен у башкир предприимчивыми людьми, которые и перепродали часть земли народникам. Нынешняя деревня Чандар была границей двух уездов Уфимской губернии: с севера — Бирского, с юга — Уфимского.
Колония задержалась в Белом Ключе ненадолго — уже в 1882 году народники стали разъезжаться. Но к тому времени Башкирия стала популярным местом для скупки и перепродажи земли, люди переселялись сюда и добровольно (чаще всего из Вятской губернии), и принудительно — например, участники Польского восстания 1863–1864 гг. — не исключено, что среди них были и мои предки Цыбульские. Помимо вятчан, в эту местность активно переезжали жить татары из Казанской губернии.
Тем не менее, образованные и обеспеченные народники наверняка успели оценить возможности мощного родника Белый Ключ с его дебитом воды в 480 м3 в минуту. К тому же, большие возможности открывали и бурные воды Уфимки, впадающей в Белую, а оттуда — в Каму. Возможно, народники сами успели начать какое-то лесное производство или рассказали об этом другим заинтересованным лицам, но, так или иначе, в конце XIX века Белый Ключ начали постоянно перепродавать то одним, то другим хозяевам, и в конце 1890-х годов здесь было организовано производство древесно-волокнистой массы. Эту массу упаковывали в кули и отправляли вниз по Уфимке, а дальше сырьё шло на бумажные фабрики.
В 1907 году в Белом Ключе была построена уже настоящая бумажная фабрика (первая в Уфимской губернии!), здания которой сохранились по сей день — вот в них-то теперь и размещено производство газировки. Фабрика поначалу вырабатывала 2 тысячи тонн бумаги в год, потом производство выросло. Рабочий день составлял 12 часов, трудились тут в две смены.
Условия труда и жизни в Белом Ключе были тяжёлые, но численность населения постоянно росла. Сюда переезжали жить люди из Вятской губернии и других северных краёв, а в начале XX века в Башкирию переселилось несколько тысяч латышей и латгальцев, и часть из них — именно в Белый Ключ.
Настал февраль 1917 года. После падения самодержавия на фабрике в Белом Ключе появилась профсоюзная организация во главе с бывшим матросом Михаилом Шуняевым. Профсоюз добился сокращения рабочего дня до 8 часов. А после Октябрьской революции управляющий фабрикой (немец Мюллер) сбежал, а само предприятие было национализировано и отобрано у владельца — самарского купца Курлина.
В годы Гражданской войны о реке Уфе узнала вся Россия. Именно по её берегам Василий Блюхер летом 1918 года выходил из окружения с отрядом южноуральских рабочих. Он прошёл вверх по течению Уфы, идя по левому берегу, а в районе села Красный Яр (ныне — Красная Горка, райцентр Нуримановского района) переправил свои силы на правый берег, умелыми манёврами обошёл силы белых и прорвался к Кунгуру. За эту операцию Блюхер стал первым в истории кавалером ордена Красного Знамени, а впоследствии дослужился до звания маршала.
Знамени, а впоследствии дослужился до звания маршала.
Отец рассказывал мне, что его предки — те самые Цыбульские, Балабановы и Бобровы — были проводниками у отряда Блюхера. Подтвердить это, конечно, очень трудно. А вот то, что Блюхер пользовался здесь поддержкой местного населения — факт. На всей территории нынешнего Нуримановского района Блюхер получал помощь и в русских, и в татарских, и в башкирских деревнях. Местные добровольцы вливались в его отряд, оказывали помощь продуктами, и, самое главное, помогли Блюхеру быстро форсировать бурные воды Уфимки.
Да, жители Белого Ключа и других сёл и деревень не питали особых симпатий к царскому режиму и белому движению. Жизнь здесь была тяжёлая. Рубка леса, отправка его по реке, работа на фабрике — вот и всё, чем занимались тут люди. Никаких особых развлечений не было, даже церковь не успели построить в Белом Ключе.
В годы Гражданской войны Белый Ключ переходил то к одной, то к другой стороне, но летом 1919 года большевики окончательно взяли верх на Восточном фронте. Белый Ключ был переименован в Красный Ключ. Михаил Шуняев стал директором бумажной фабрики, которая была основательно разрушена за военное время. Тем не менее в 1920 году в Красном Ключе насчитывалось уже 156 дворов и 766 жителей.
В том же 1920 году Михаил Шуняев был убит во время поездки в Уфу — да, время было ещё неспокойное. Спустя два года фабрика возобновила работу, начав выпуск обёрточной бумаги. А в 1929 году был создан Яман-Елгинский механизированный лесопункт, позднее ставший леспромхозом, и его руководство расположилось в Красном Ключе.
Жизнь тихого речного берега совершенно изменилась. По Уфимке сюда были доставлены рельсы и тепловозы для строительства Яман-Елгинской узкоколейной железной дороги. В то же время в Чандаре строилась Симкинская УЖД. Тогда же возник посёлок Яман-Порт.
Узкоколейки протянулись на десятки километров. Вдоль дорог было построено много лесных посёлков, где жили люди, которые тут же и валили лес на лесосеках. Лес валили вручную, на лошадях подвозили к железной дороге, по УЖД доставляли в Яман-Порт и другие посёлки, разгружали там (тоже вручную) и сплавляли часть леса вниз по Уфимке, а часть оставалась на бумажной фабрике в Красном Ключе.
В 1930-е годы на работу в Красный Ключ и стоящие рядом лесные посёлки приезжали тысячи людей. По переписи 1939 года в Ключе жило уже более 8 тысяч человек! Да, возможно, именно тогда часть моих предков переехала в Нуримановский район. Дело в том, что вотчина Бобровых — это деревни в окрестностях Бирска. Скорее всего, кто-то из них тогда переехал в соседний район на работу в леспромхозе — это в любом случае было лучше, чем оставаться в колхозе.
Многие люди переезжали в Красный Ключ добровольно, многих везли сюда под конвоем — в начале 1930-х годов это были раскулаченные, а после 1937 года — не только крестьяне, но и представители других классов нашего общества. Собственно, немало людей было репрессировано и в самом Красном Ключе.
Грянула Великая Отечественная война. В июле 1941 года на фронт ушёл мой прадед Тихон Иванович Балабанов, ушли ещё сотни красноключёвцев. Там, где было возможно, мужчин заменили женщины. К тому же в посёлок вскоре прибыло много эвакуированных. Ни бумажная фабрика, ни леспромхоз не прекращали свою работу во время войны.
Мой прадед попал в плен и погиб в концлагере под Кёнигсбергом, погибло ещё свыше 300 жителей Красного Ключа. Но война закончилась, фронтовики стали возвращаться домой. Район развивался дальше — сразу после войны началось строительство Павловской ГЭС. В Яман-Елгинский леспромхоз поставлялась новая техника: вместо лучковых пил наконец-то появились электрические, труд людей на погрузке сменился работой кранов, а на смену лошадям пришли трактора.
Материальное состояние леспромхоза постоянно улучшалось, а вот быт людей заставлял желать лучшего. Если в райцентре (Красная Горка), крупных промышленных посёлках (Красный Ключ и Павловка) жить ещё можно было с относительным комфортом, то другие сёла и деревни, особенно стоящие далеко в лесу (типа Первомайска и Атняша), были лишены многих элементарных благ цивилизации. И даже спустя много лет после Великой Отечественной войны эти блага никак не могли дойти до лесных посёлков.
«В посёлке Красный Ключ есть общественная баня. Но мыться туда ходят не многие. …Дело в том, что в общественной бане часто не бывает то холодной, то горячей, а иногда и вообще никакой воды» — газета «Красный Ключ», февраль 1968 года.
«В посёлке Атняш большинство жителей ходят за водой за 500 и более метров… В Первомайске, например, вместо тротуара используется полотно железной дороги — «считают шпалы»… Медицинское обслуживание, особенно в посёлке Атняш, никуда не годится…» — газета «Красный Ключ», июнь 1969 года.
Нуримановский район активно рос до самой войны. По переписи 1939 года, здесь жило более 60 тысяч человек. А после войны район стал постепенно терять население. Многие люди переезжали жить в столичную Уфу, благо что ехать недалеко. В Уфе они получали какие-никакие квартиры и забывали о своих лесных посёлках с красивыми пейзажами и густым лесом, но без воды, медпомощи и нормального бытового обслуживания.
Не очень обстояло дело и с зарплатами в лесной отрасли. В конце 1960-х обычный работник Яман-Елгинского леспромхоза получал в среднем 130-140 рублей. Это за работу в лесу, с постоянными опасностями (Флюр из Чандара не даст соврать), с тяжёлой физической нагрузкой.
И ещё один очень важный фактор. Из-за Великой Отечественной войны очень многие женщины остались вдовами, да ещё и с детьми. Выжить одинокой женщине в городе — это одно дело, а вот выжить без мужика в далёком лесном посёлке или выселке (да даже и в Красном Ключе) — это совсем другое. Разумеется, семьи погибших фронтовиков уезжали из сёл и посёлков в города при первой возможности.
Уже по переписи 1959 года в Нуримановском районе проживало всего 42 тысячи человек, и дальше снижение только продолжалось. Последняя советская перепись 1989 года насчитала в районе лишь 23 тысячи жителей, из них более 2500 — в Красном Ключе.
Из-за постепенного истощения лесных ресурсов района в 1979 году была закрыта бумажная фабрика в Красном Ключе. На её месте появился филиал уфимского завода «Геофизприбор». Леспромхоз продолжал работать, но объёмы производства сократились — валка леса проходила во всё более удалённых районах, возросли расходы на перевозку леса и время транспортировки.
Наступил роковой 1991 год. Развалилась страна, вслед за этим начал разваливаться и Яман-Елгинский леспромхоз. В 2007 году он был признан банкротом, а все эти годы уничтожалась узкоколейная дорога. Частично её ликвидировали собственники, частично — сами местные жители. Ещё бы, столько металла прямо под рукой!
В те же годы люди массово покидали многочисленные лесные посёлки, построенные в 1930-е годы вдоль железной дороги. Жить там стало невыносимо: людям по несколько лет не платили зарплату деньгами, не работали магазины, замерзала вода в колонках, отмечались постоянные трудности с топливом. Самые крупные посёлки пока ещё живы, но, например, Атняш в 2000-е годы был передан в состав соседнего Караидельского района.
Однако, что интересно, 1990-е годы не стали совсем уж мрачным десятилетием для Нуримановского района. В какие-то годы в районе даже фиксировался естественный прирост населения. В Красном Ключе некоторое время ещё работал филиал «Геофизприбора», который до 1995 года производил изделия из пластмассы. А в 1997 предприниматель Олег Петров впервые начал производство питьевой воды на месте родника Красный Ключ. Тогда вода называлась «Шифа» и производилась при поддержке Центрального духовного управления мусульман. Такой продукт, что называется, «не зашёл» потребителю, и спустя несколько лет Олег Крисанович сменил рыночную стратегию: для производственных мощностей он выкупил полуразрушенные объекты бывшей бумажной фабрики и «Геофизприбора» (где он сам же и работал в 1980-е годы), а название вода получила простое и ясное — «Красный Ключ». В марте 2002 года начался выпуск этой марки воды. Годом ранее в посёлке была построена малая ГЭС мощностью 200 кВт.
Олег Петров на этот раз провёл мощную рекламную кампанию и кроме того сразу организовал службу доставки воды в 19-литровых бутылях в офисы. Этот ход оказался очень успешным. На этот раз вода из Нуримановского района сразу завоевала значительную часть рынка Башкирии.
Как я уже говорил, Олег Петров погиб в 2003 году. После этого несколько лет шла борьба за его наследство — фабрику воды. Ещё бы, «Красный Ключ» одно время занимал до 40% рынка питьевой воды в Башкирии!
— Там и всякие проверки подсылали на фабрику, и какие-то бактерии в воде якобы находили, — рассказывали мне красноключёвцы. — Это, конечно, всё были происки конкурентов. А потом фабрику приобрели москвичи, купили сюда новое оборудование, но сразу зарплаты понизили и прекратили возить людей с работы домой, как было при Петрове.
Но, по крайней мере, питьевая вода в Красном Ключе производится по-прежнему. Возможности источника позволяют делать тут несколько тысяч 0,5-литровых бутылок в день.
Замысел Олега Петрова по созданию горнолыжного курорта впоследствии был реализован, в посёлке процветает туризм.
Среди известных жителей и уроженцев Красного Ключа можно выделить не только Олега Петрова. В 1954 году в этом посёлке родился Сергей Михайлович Сотников, который стал известен всей России после чудесного спасения самолёта Ту-154 в сентябре 2010 года. Тогда самолёт с 81 человеком на борту совершил вынужденную посадку на заброшенном аэродроме Ижма в Республике Коми. Взлётно-посадочная полоса аэродрома годами поддерживалась усилиями одного лишь Сергея Сотникова, исполнявшего обязанности начальника вертолётной площадки.
…Посидев в местной библиотеке, я решил сходить до бывшего железнодорожного вокзала — интересно же, где начиналась Яман-Елгинская УЖД. Сотрудницы библиотеки объяснили, что идти нужно на угол улиц Советской и Железнодорожной.
Я прошёл мимо роскошной сельской школы, построенной в 2014 году — огромное трёхэтажное здание, большой стадион, всё новое и красивое. Вот в каждом бы подобном селе такую школу! Ну, руководство Башкирии ещё со времён президентства Муртазы Рахимова очень внимательно следит за сёлами республики, и Красный Ключ — далеко не единственный счастливый обладатель нового учебного заведения.
Буквально в двух шагах от школы я наткнулся на стоматологию. Да ещё и с зуботехнической лабораторией! В Красном Ключе, напомню, по переписи 2010 года проживало чуть более 2200 человек. И у них есть возможность лечить и вставлять зубы прямо в своём посёлке, это же отлично!
Уже недалеко от бывшего вокзала я увидел двоих мужчин среднего возраста, стоявших возле старенькой вазовской «десятки» и что-то обсуждавших.
— Извините, не подскажете, где вокзал бывший увидеть можно? — спросил я у них.
— А ты чё, не местный что ли? — сразу отозвался один из мужчин. — Вот пройдёшь прямо и почти упрёшься в этот дом.
— А как он выглядит? — уточнил я.
— Да простой деревянный дом, ничего особенного, — отмахнулся абориген. — Он такой тёмный, старый уже. Там сейчас просто семья какая-то живёт.
И действительно, бывший вокзал УЖД представлял из себя самый простой деревянный дом, правда, большого размера. Судя по ходившим по его двору людям, лаю собак и развешенному белью, тут на самом деле теперь живут люди. Никаких следов вокзала или железной дороги вообще не обнаружилось — узкоколейка, увы, была уничтожена подчистую.
Совсем рядом с бывшим вокзалом стоит красивый памятник — мраморная стела, свежеокрашенная железная ограда, еловая аллея. Я открыл калитку и прошёл к стеле. «Работникам Яман-Елгинского леспромхоза, павшим в Великой Отечественной войне» — гласит табличка на памятнике.
Я прошёл обратно к калитке, и тут же возле неё притормозила всё та же «десятка», за рулём которой сидел мужчина, подсказавший мне дорогу до бывшего вокзала.
— Ну что, нашёл вокзал? — спросил он у меня с улыбкой.
— Да, вот же он? — с сомнением показал я рукой на дом.
— Да-да, он, — подтвердил красноключёвец.
— Красивый памятник тут стоит, — я махнул головой в сторону монумента.
— Аха, красивый… — усмехнулся мужчина. — Его же лет 15 назад типа реставрировали. Содрали хороший мрамор и в районной прокуратуре этим мрамором полы застелили.
Я стоял с открытым ртом.
— Да-да, я тебе серьёзно говорю, — закивал абориген. — Содрали хороший мрамор, сделали подешевле и ещё высоту памятника меньше сделали. Зато не забыли табличку свою наклеить, видишь, там написано — «Партия реальных дел»?
М-да, неприятный осадок остался после такой новости. На страницах газеты «Красный Ключ» про подобные случаи не пишут.
Я ещё немного прошёлся по окрестным улочкам. Почти в каждом дворе — грузовик (на ходу или нет), куча дров или даже необработанных поваленных деревьев. Видно, что многие жители посёлка до сих пор живут лесом — кто-то валит его вполне законно, а кто-то, естественно, нелегально. Проконтролировать все вырубки в районе площадью больше 2 тысяч квадратных километров, из которых около 80% покрыты лесами, очень сложно. Не зря же в последние годы нуримановским лесничим помогают их коллеги из Ашинского района соседней Челябинской области.
В Нуримановском районе чаще всего встречаются ель, пихта и липа. Липа означает, что часть населения живёт не только благодаря рубке леса, но и производством мёда. Ну а как в Башкирии без мёда? Я наткнулся в Красном Ключе на парочку объявлений о продаже этого продукта и решил приобрести немного на дорожку.
Позвонил по телефону, мне ответил мужчина. Он объяснил, что сам сейчас не дома, но сказал, что мёд мне продаст его дочь. Назвал адрес — как раз недалеко от моей гостиницы. Около четырёх часов дня я подошёл к железному забору дома, из-за забора на меня тут же залаяла собака.
— Хозяева! Есть кто дома? — крикнул я погромче.
Собака залилась лаем ещё пуще, а дверь в заборе отворилась, и я увидел лицо девчушки лет 11-12.
— Здрасьте, вы за мёдом? — спросила она.
— Здрасьте, да, с вашим отцом созванивался недавно, — подтвердил я.
— Вам цветочный или липовый?
— Лучше липовый.
— 800 рублей за литр, — сообщила девчушка.
— Давай тогда пол-литра возьму на пробу, — решил я после недолгого раздумья.
— У вас банка есть?
— Нет, увы, — покачал я головой.
— Ладно, тогда я вам в нашу банку налью, — махнула рукой маленькая хозяюшка и закрыла дверь за собой.
Через пять минут продавщица мёда появилась вновь, держа в руках пол-литровую банку с жёлтым мёдом. Я отдал девчонке четыре сотенные купюры, а она отдала мне банку.
— Спасибо, до свидания, приезжайте ещё! — выпалила девочка и опять убежала домой.
А я, счастливый и с мёдом, двинулся в гостиницу. Надо было потихоньку собирать вещи. На самом деле, я бы с удовольствием остался бы в Красном Ключе ещё на пару дней — ведь никаких зацепок насчёт моих предков я толком так и не обнаружил. Да и умиротворяющая атмосфера посёлка очень затягивала. Тут бы велосипед, да кататься по окрестностям. Ну или хороший внедорожник, желательно отечественный. Что-то мне подсказывает, что Нуримановский район — отличное место для дикого отдыха. Разве что медведи могут с этим не согласиться.
…Сборы были недолгими. Я позвонил хозяйке гостиницы Елене, сообщил, что уезжаю, оставил ключ от номера на гвоздике, оделся, обулся и вышел на улицу. Быстро дошёл до остановки — скоро должен был пройти микроавтобус от Павловки на Уфу.
Но автобуса я не дождался. Возле остановки притормозила синяя «Калина».
— В Уфу едешь? — спросил водитель — мужчина лет сорока.
— Да, в Уфу, — кивнул я.
— Садись, подвезу. По деньгам столько же возьму, сколько автобус стоит, — предложил водитель.
Мне как раз нужно было бы ускориться, чтобы успеть на удобный поезд до Челябинска, поэтому я не стал долго раздумывать и сразу уселся на переднее сиденье.
По пути мы разговорились. Водитель оказался родом с Благовещенского района, оттуда же он и ехал в Уфу (через Павловку). Я рассказал о своих предках из Башкирии. Водитель заинтересовался и даже позвонил своей маме, чтобы узнать, нет ли в их родной деревне кого-то по фамилии Бобров, Балабанов или Цыбульский. Нет, не оказалось.
Мимо проплывали одна за другой деревни и сёла Нуримановского района. Жёлто-зелёные осенние леса смешивались с розовым закатом. В наступающей темноте издалека виднелись горы на правом берегу Уфимки.
Здесь действительно очень красиво. Хоть местная липа родит сладкий мёд, а подземные воды Яман-Елги дают сырьё для газировки, но жизнь здесь сейчас совсем не сладкая. Но и Яман-Елга, несмотря на своё название — это вовсе не плохая река. Да и как может быть плохой река, которая дала жизнь такому чуду природы, как источник Красный Ключ?
История посёлка Красный Ключ, как и всего Нуримановского района, очень напоминает циклы истории России в миниатюре: зарождение — подъём — разруха — новый подъём. Надеюсь, что нынешний подъём посёлка станет долгим, а разрухи здесь больше не будет.