Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2023
Василий Ширяев: …как многообразно Довлатов троллит эстонцев.
Утовка Михаил: Он же жил среди них?
В.Ш.: Если он у них жил, то он не должен выносить сор из избы?
У.М.: Ну типа того.
В.Ш.: «Он же художник». Вот, например, коронная реплика Густава Пахапиля, «настоящий эстонец должен жить в Канаде». Тонкий намёк на эстонские СС, которые ушли с немцами, сдались англичанам, и были вывезены в Канаду.
У.М.: Может это всё-таки другие эстонцы, которые самостоятельно добрались до Канады?
В.Ш.: Может быть. Но не Канадой единой. Вот, например, почему Пахапиль — Густав?
У.М.: Почему?
В.Ш.: Бренд прежнего хозяина. Эстонцы до Петра ходили под шведами. У шведов главный государь — Густав Адольф. Знал 5 языков, погиб в бою, статуя его в Стокгольме «стоит лицом к России».
У.М.: У нас сейчас выход к Балтике в Ленинградской области километров 100 в поперечнике. Ты хочешь сказать, король целится жалом строго в Санкт-Петербург?
В.Ш.: Это я цитирую Грэма Грина «Меня создала Англия». Тут у Довлатова шутка типа: пишется Густав, читается — Адольф.
У.М.: Понятно.
В.Ш.: И это ещё не всё. Есть эпизод. Алиханов (альтер эго Довлатова) вдруг узнаёт, что у Пахапиля есть невеста — Хильда Кокс. Его это так шокирует, что он перевирает фамилию — «Хильда Браун». А это намёк разумеется на Еву Браун.
У.М.: Ева нашла своего Адольфа.
В.Ш.: Типа того. И ещё бойцы жалуются, что он учит собак немецкому.
У.М.: Может, это как в древнерусском, «немцы» — люди Запада.
В.Ш.: Как у Терехова?
У.М.: У Терехова трофейные немцы.
В.Ш.: Бойцы, конечно, обобщают. Они немецкий в школе учили. Я сам учил немецкий, нас на инязе называли «немцами».
У.М.: Так ты немец?
В.Ш.: Есть немного. Следующая деталь. Пахапиль едет в штаб, оказывается среди южан и думает про себя: «Перкеле, одни жиды!»
У.М.: Почему эстонец ругается по-фински?
В.Ш.: Я сейчас объясню. Это индоевропейское слово, скорее всего. Перкунас, более известный как Перун. А ты знаешь, как выглядела символика СС?
У.М.: Сломанные стрелы?
В.Ш.: Молнии. У меня был немецко-русский словарь 1944 г. С цитатами тов. Сталина. Там СС набрано рунами. Как название группы Slayer. Молнии — атрибут громовника Перкунаса-Перкеле. Поэтому Пахапиль ругается в этом эпизоде по-фински «перкеле», а не по-эстонски «курат». Но в другом эпизоде слово «курат» есть.
У.М.: Молния — это молот Тора. А Густав-Адольф, Карл XII и просто Адольф — аватары Одина. Откуда у Одина молот?
В.Ш.: Украл.
У.М.: Откуда всё это мог знать Довлатов?
В.Ш.: Ты недооцениваешь уровень образования. Тогда были люди — без бумажки могли говорить по-древнегречески. Виктор Леонидыч Топоров в детстве знал финский.
И заключительная вишенка. Новелла про Пахапиля перемежается сценой забоя свиньи. Это намёк. Эстонцы хвастаются — «мы убивали евреев без ненависти». По имперскому закону о защите животных 1933 г. Tierschutzgesetz, евреи были приравнены к свиньям.
У.М.: «А он ведь тоже»?
В.Ш.: «Да неужели?» Довлатов мог сказать, что, мол, имею право шутить по данной теме.
У.М.: Ок, а откуда такие вещи мог знать Довлатов?
В.Ш.: Рассказывали. Если это знал Веллер, значит, знал и Довлатов. Всё передавалось изустно. Но и это ещё не всё. Густав ведь помешан на том, что «настоящий эстонец должен жить в Канаде». А его отправляют в обратную сторону — в Коми. Коми — прародина угро-финнов. Там даже совпадают названия: Охта — Ухта.
У.М.: Так это Ленинград?
В.Ш.: Приют убогого чухонца. Потом УстьВымьЛаг назван по реке Вымь, что значит Святая река. Название «Княж-погост» тоже говорит о том, что там было «сердце Пармы».
У.М.: Короче, Пахапиля отправляют на Святую Землю.
В.Ш.: Ну да. А он хочет в Канаду. И тут Довлатов не мог не видеть параллели с собственной траекторией. Вместо того, чтоб ехать в Палестину, он поехал в Нью-Йорк.
У.М.: Ну, типо, захотел и поехал. Ты хочешь сказать, что Довлатов отождествляет себя с эстонцем, одновременно намекая на пронемецкие симпатии этого эстонца?
В.Ш.: Художник должен всех героев любить, особенно такой романтик, как Довлатов. Он там особенный упор делает на неразличимости вохры и воров.
У.М.: Ты тут встаёшь на опасный путь «Приравнивания». Всё равно всему?
В.Ш.: Не приравнивание, а нераздельность-неслиянность. Довлатов это делал с определённой целью. Чтоб ему ленинградская интеллигенция не ставила на вид, что он без 5 минут «расстреливал несчастных по темницам». Поэтому он романтически возгоняет и тех, и других. У него и зэки похожи на героев Хемингуэя, и охранники.
У.М.: «Одно дело делаем!»
В.Ш.: На этом финно-угорские приключения Довлатова не кончились. Мне тут Ива дала почитать «Бесконечную шутку» Дэвида Фостера Уоллеса. Чудовищный кирпич. Великий американский роман. Ирландское безумие. Там две линии. Средний класс на лёгких наркотиках, в закрытом учебном заведении. Пролетариат — на тяжёлых и алкашке. В общаге для Анонимных Алкоголиков. Эту общагу охраняет Дон Гейтли, наркоман и грабитель с квадратной головой. Головотяп. На спор разбивал головой предметы. Как в «Истории одного города». Кстати сказать, большинство людей, которые читают «Бесконечную шутку», пропускают про теннисную академию и читают только про наркоманов и алкоголиков.
У.М.: Короче.
В.Ш.: Так вот! Его отец — эстонец по имени Булат. Который научил его мать нарезать овощи в «Столичную», потом сломал ей челюсть и исчез.
У.М.: Не настолько же Довлатов был популярен в США?
В.Ш.: Разумеется, он не был популярен, как Майкл Джексон. Я вот сейчас читал Салли Руни. У них там в дублинском колледже на кафедре валяется бесплатный «Нью-Йоркер». А Уоллес как раз в это время изучал филологию и не мог его не читать. И однокурсники из армянской диаспоры не преминули бы его потыкать носом в Довлатова. Вот у него в голове и слиплось — Довлат-Булат, Эстония-Ленинград. Обрати внимание. Довлатов пишет: «Алик Рабинович предложил мне работать секьюрити-гардом». А Дон Булатович Гейтли — бывший грабитель — обороняет общагу АА от канадцев! Это единственная динамичная сцена во всём романе. То есть в Коми он охранял людей, чтоб не разбежались. А в Бостоне, наоборот, охранял «Зону», чтоб в неё не проникли посторонние.
У.М.: Это типо Россия и Америка?
В.Ш.: <…> Сын Довлатова в Америке, кстати, изменил свою фамилию на «Доули».
У.М.: Сократил.
В.Ш.: «Доули» больше похоже на «Гейтли». «Бесконечная шутка» — это что-то вроде современного «Улисса». Но пародируется не только «Одиссея», но и «Илиада». Эпизод драки с канадцами — пародирует «Илиаду». А разница между «Зоной» Довлатова и «Зоной» Уоллеса не так уж велика. Из общаги АА жильцы бегут, чтоб уколоться-набухаться. Как и в «Зоне» Довлатова.
У.М.: Довлатов случайно упоминает, что «Алик Рабинович предложил мне работать секьюрити-гардом»? То есть, из вохры в секьюрити-гарды — это повышение?
В.Ш.: Нет, это тонкая самоирония. Довлатов отлично понимал, что секьюрити-гард — это вохра.
У.М.: Вот ты всё говоришь «самоирония». То есть «40 миллионов доносов» — это тоже самоирония?
В.Ш.: Конечно! Ему нужно было загасить конкурирующий мем «половина сидела, половина охраняла». По понятным причинам.
У.М.: Стоило ли биться головой об стену, чтоб оказаться в соседней камере?
В.Ш.: Вопрос философский. Довлатов иронизировал. И то что «фудстепмы» — это талоны на еду, он отлично понимал.
У.М.: Может, он просто допускал, что не вполне понимает, как Америка устроена?
В.Ш.: Я думаю, он догадался, что она устроена так же, как его «Зона».
У.М.: Как?
В.Ш.: «Зона» — это по-гречески ремень, пояс. Поэтому она имеет опоясывающую структуру. В финале он идёт под конвоем без ремня. Распоясанный человек — важный образ. Естественного человека, благородного дикаря в духе Вудстока и 1968 г. Пояс отделяет чистую часть тела от нечистой. Телесный низ — телесный верх. Это очень в духе Парамонова.
У.М.: Это кто?
В.Ш.: Товарищ Довлатова по «Свободе», тоже ленинградец. Развиватель Розанова Фрейдом. Он форсил мысль Фрейда, что любая культура репрессивна. Любая культура — это «зона». А нерепрессивная культура — распоясаться в духе 68 года. И с прицелом на Парамонова Довлатов в крайнем письме в «Зоне» пишет, что его нельзя анализировать по Фрейду.
У.М.: Он пытается отгородиться от Парамонова? Или напротив — провоцирует, чтоб тот наказал его психоанализом?
В.Ш.: Провоцирует, конечно. Он на самом видном месте оставляет подсказку. Он жалуется, что у него сны неинтересные. «Мой самый страшный кошмар — мне не хватает денег в ресторане».
У.М.: И?
В.Ш.: Это провокация. Это подсказка, намёк. «Анализируй именно это!» Нехватка денег и была причина того, что Довлатов отправился в солнечное Коми.
У.М.: Так это Маркс, а не Фрейд.
В.Ш.: Обои. У него в ресторане не хватило денег, и за них заплатили поклонники Аси Пекуровской. Его первая жена. Потом она его бросила, а он отправился в Коми, в конвойные войска с подсознательной целью отомстить поклонникам жены. Адвокаты. Они хорошо описаны в «Двойном дне» Виктора Леонидовича Топорова. А в сказочное Коми вполне могли попасть и клиенты этих адвокатов (поклонников жены), и сами адвокаты. Если повезёт. Довлатов мог бы их исполнить при попытке к бегству.
У.М.: Ты его сильно социологизируешь.
В.Ш.: Это скорее фрейдомарксизм. Очень важны отношения с матерью. Ты в курсе, что Сергей Довлатов должен был быть Степаном Мечиком?
У.М.: ?
В.Ш.: Его мать, неудавшаяся актриса, сменила отчество со Степановна на Сергеевна. После развода он остался с матерью и взял фамилию матери. Она видела, что он растёт крупный мальчик, и, вероятно, поставила ему сильный блок на применение насилия. Боялась, что при его габаритах он кого-нибудь задавил бы ещё по малолетке и оказался в Коми гораздо раньше. По тогдашним дворовым плюс кавказским понятиям он должен был постоянно драться. Таким образом, мать спасла его от зоны. И юмор его тоже передался по наследству от матери. Но зато он стал бухать, чтоб расслабиться. Довлатов — кавказский человек. Он обязан был адвоката, который заплатил за них в ресторане, посадить на нож сразу! Но он этого сделать не может. Он это всячески блокирует и вытесняет. Вытесняя неприязнь к конкретному человеку, нагнетает неприязнь ко всему классу. И он едет в то же Коми, но уже с классовой ненавистью к ленинградской буржуазии в целом. Это сейчас называют «ресентимент».
У.М.: А откуда в СССР буржуазия?
В.Ш.: Завелась, как тараканы. Ленинград был достаточно буржуазным городом, а СССР — мелкобуржуазной страной. Поэтому когда он приехал в Америку… В той же «Зоне» эпизод — «я чуть не заплакал от счастья». Довлатов сидит в кафе на Манхэттене. Пьёт ирландский кофе. Кофе пополам с ирландским самогоном.
У.М.: «Любой приличный человек любит всё ирландское»!
В.Ш.: Да. И тут Довлатов обнаруживает, что под столом валяется пьяный негр в красной рубашке.
У.М.: «Красное на чёрном». Сейчас бы за такое весь тираж зарезали.
В.Ш.: Наши заокеанские коллеги такие вещи считывают на раз. Довлатов сверху. Чёрные и красные внизу. То есть Довлатов торжествует. И над красными, и над чёрными, и над «зоной», и над «вохрой». Хотя это не ленинградский ресторан, а нью-йоркское кафе. И не питерские адвокаты, а пьяный негр!
У.М.: Ну я бы нью-йоркских негров не скидывал со счетов.
В.Ш.: Как думаешь, Довлатов мог бы продержаться хоть один раунд против Майка Тайсона?
У.М.: Секунд 15.
В.Ш.: Обрати внимание, траектория Тайсона — из гетто в зону. Траектория Довлатова — из «зоны» в «гетто». Отец Тайсона был священником-сутенёром, Тайсон с восхищением отзывается о субкультуре сутенёров: «Я позарез хотел быть сыном сутенёра, потому что это был большой статус у меня на районе. «Куча» быстро разговаривал и клёво одевался». Тайсона не смутило бы, что поклонники его жены платят за них в ресторане.
<…>
В.Ш.: Довлатов протроллил всех: эстонцев, евреев, а по приезде в Америку — негров (афроамериканцев).
У.М.: А иммигрантов?
В.Ш.: Наших продвинутых иммигрантов и в целом «средний класс» он тоже знатно протроллил. У него есть рассказ «Третий поворот налево», как кто-то из наших эмигрантов попал вместо Манхэттена в Гарлем. Попросили у негра показать дорогу. Негр вместо дороги показал им писюн.
У.М.: Это мог быть юный Майки Тайсон.
В.Ш.: В рассказе он зовётся Фэтти Трукса. Я не исключаю, что «Трукса» — это искажённое «Тайсон».