Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2023
Олег Лекманов — литературовед, доктор филологических наук. Окончил Московский педагогический государственный университет. Автор многих монографий и научных статей, публиковавшихся ведущими научными и литературными журналами («Вопросы литературы», «Знамя», «НЛО», «Новый мир» и др.). Был профессором МГУ и Высшей школы экономики. Лауреат Национальной литературной премии «Большая книга», Шуваловской премии, премии журнала «Новый мир». В настоящее время преподает в Национальном университете Узбекистана, живет в Ташкенте.
Центральный, хотя и чуть замаскированный, сюжет рассказа Василия Аксенова «Завтраки сорок третьего года» (1962) — это борьба с живучим и под разными личинами прячущимся фашизмом1.
В купе поезда взрослый главный герой встречает человека, в котором опознает того, кто садистически мучил его и других одноклассников в пору их общего детства. Это детство пришлось на военные годы, так что в ткань рассказа органично вплетается эпизод, описывающий, как герой со своим другом смотрят в кинотеатре тогдашние фильмы, в том числе эксцентрическую комедию Константина Юдина «Антоша Рыбкин» 1942 года (возможно, впрочем, что речь идет о третьей новелле «Боевого киносборника № 3» 1941 года, в которой Антоша появляется впервые):
«Я дружил с Абкой Циперсоном, и мы с ним часто ходили в кино — пролезали через угольную яму и устраивались на балконе возле аппаратной. Боже ты мой, Джордж из Динки-джаза, и Антоша Рыбкин, и жалкий, вечно попадающий впросак Гитлер, к которому только подойти, дать ему промеж рог — и дух из него вон»2. (91)
В фильмах про Антошу Рыбкина «жалкий, вечно попадающий впросак Гитлер» не появляется, но зато он получает «промеж рог», например, в агитационной кинокартине Сергея Юткевича «Новые похождения Швейка» 1943 года, по своей стилистике чрезвычайно напоминающей фильмы про Антошу, или в новелле Евгения Некрасова «Сон в руку» из «Боевого киносборника № 1» 1941 года.
Вслед за упоминанием о карикатурном Гитлере из советских фильмов военного времени в рассказе Аксенова заходит речь о «настоящем» Гитлере:
«Но настоящий Гитлер был не такой, мы это знали и, сидя в темноте возле аппаратной, придумывали казнь настоящему. Посадить его в клетку и возить по всем городам, чтобы люди плевали и бросали окурки. Нет, лучше опустить его в расплавленный свинец. А вот еще в Китае есть хорошая казнь под названием «Тысяча кусочков»». (91)
Тема борьбы с Гитлером прямо возникает в рассказе «Завтраки сорок третьего года» еще раз. Герой вспоминает свою тетю, которая «дралась» с тяжелейшими обстоятельствами военного времени, «за нас с сестренкой с покорной, вошедшей уже в привычку яростью» (92). Одним из способов борьбы становится для тети еженощная стирка чужих вещей, чтобы заработать необходимые для прокорма героя и его сестры деньги:
«Всю ночь тетя стирала. Вода струилась за ширмой, плескалась, булькала. Темнели омуты, гремели водопады, Гитлер в смешных полосатых трусах захлебывался в мыльной воде, тетя давила его своими узловатыми руками». (92)
Когда герой описывает свои и Абки Циперсона взаимоотношения с мучителем одноклассником и двумя его приспешниками, метафору борьбы с Гитлером он не использует. Однако не подлежит сомнению, что эти трое воплощают собой «настоящий» и отнюдь не карикатурный фашизм. Недаром «промеж рогов» в этом противостоянии то и дело получают не мучители, а как раз герой и его друг.
«Не знаю, от чего Абка больше страдал: от того ли, что ему приходилось воровать, или от того, что его прозвали так заразительно и стыдно.
Так или иначе, но однажды я увидел, что он дерется с ними. Я бросился к нему, и нас обоих сильно избили. Каждый из этой троицы был сильнее любого из нашего класса. Они были старше нас на три года». (95)
Разумеется, совершенно не случайно целенаправленная травля Абки Циперсона «этой троицей», описанная в рассказе, замешана на антисемитизме: «Как-то они узнали, что мать Абки Циперсона работает в больнице.
— Слушай, Старушка-Не-Спеша-Дорожку-Перешла, притащил бы ты от своей матухи глюкозу, — сказали они ему» (95).
Комментарием к этому прозвищу Абки, которое затем сменится «заразительной и стыдной» кличкой Глюкоза, может послужить популярная городская песенка, исполнявшаяся на мотив фокстрота Шолома Секунды:
Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Ее остановил
Милиционер.
— Свисток не слушала,
Закон нарушила,
Платите, бабушка,
Штраф три рубля.
— Ах, милый, милый мой,
Я спешу домой,
Сегодня мой
Абраша выходной.
Несу я в сумочке
Кусочек булочки,
Кусочек маслица,
Два пирожка.
Все скушает Абрам,
Я никому не дам,
И пусть он разжиреет,
Как баран3.
Зачин этой немудрящей песенки, входившей в том числе в репертуар исполнителей-евреев, в устах преследователей Абки приобретает отчетливо антисемитский оттенок.
Для тех читателей, которые все же не уловили связи борьбы с Гитлером и противостоянием в детстве между героем и тремя его мучителями, Аксенов приберегает прямую характеристику повзрослевшего главаря троицы, или, точнее говоря, того, кого герой принимает за главаря: «Французы делают так: наливают коньяк, плюют в него и выплескивают таким вот типам в физиономию. Разным там коллаборационистам» (97). Обратим внимание не только на называние антигероя рассказа «коллаборационистом», но и на то, что способ мести, к которому собирается прибегнуть рассказчик, отчетливо перекликается с «казнью», придуманной в детстве героем и Абкой для Гитлера: «Посадить его в клетку и возить по всем городам, чтобы люди плевали (курсив мой. — О.Л.) и бросали окурки».
Ключевой сюжетный поворот «Завтраков сорок третьего года» заключается, однако, в том, что главный герой, по-видимому, принял за коллаборациониста из своего детства другого человека. Рассказ завершается так:
«— Да что это мы все так — «вы» да «вы», — сказал я, — даже не познакомились.
Я назвал свое имя и привстал с протянутой рукой. Он тоже привстал и назвал свое имя.
Того звали иначе. Это был не Он, это был другой человек.
Подали сладкое». (99)
Эта ошибка как бы приглашает нас перечитать рассказ еще раз и, возможно, совершенно по-новому оценить поведение двух главных персонажей, вступающих в конфликт не в детстве в «волжском городе» (91), а во взрослом возрасте в купе и в вагоне-ресторане поезда.
Теперь можно предположить, что главный герой, тяжко травмированный в детстве одноклассником, не только пронес в сердце через многие годы ненависть к нему, но и сакрализовал образ обидчика, увидел в нем воплощение абсолютного зла. Поэтому обидчика на протяжении всего рассказа герой называет «Он» (всегда с большой буквы). Многолетнее подспудное ожидание новой встречи и жажда мести за нанесенные обиды провоцируют героя принять за обидчика ни в чем не повинного и вроде бы симпатичного человека. Аксенов несколько раз намекает в рассказе на то, что, не будь герой ослеплен ненавистью, случайный попутчик вполне мог бы вызвать его симпатию: «Некоторая припухлость щек делала его лицо простым и милым» (90); «Он <…> улыбнулся и стал рассказывать мне подробности этого события» (92); «— А что? Не исключена такая возможность, — кротко сказал Он» (99). На протяжении всего рассказа попутчик ведет себя с героем вежливо и даже предупредительно, часто улыбается ему, а когда герой срывается на грубость, с одной стороны, не пасует перед ним, а с другой — при первой возможности старается сгладить ситуацию.
«В “Завтраках”, собственно, так и неизвестно, в самом ли деле спутник плох. И насколько плох. Может, он просто несимпатичный. В рассказе есть нравственный поиск, но есть и упрощение. Автор слишком бесконтрольно отнесся к домыслам героя, к его воображению, пересоздающему мир. Герой превысил полномочия, отхватив себе и долю автора. В результате у нас просто нет уверенности, в точку ли попала ненависть героя». Так в 1968 году писал о «Завтраках сорок третьего года» Станислав Рассадин4.
И все-таки в рассказе Аксенова есть один и как бы проходной эпизод, который, на мой взгляд, все подобные построения опрокидывает. Важно только вовремя вспомнить, что борьба с фашизмом составляет главный сюжет «Завтраков сорок третьего года».
Вот этот эпизод:
«Рядом с нами сидел человек в бедной клетчатой рубашке, но зато в золотых часах. Он склонил голову над пивом и что-то шептал. Он был сильно пьян. Вдруг он поднял голову и крикнул нам:
— Эй, вы! Черное море, понятно?.. Севастополь, да? Торпедный катер…
И снова уронил голову на грудь. Из глубины его груди доносилось глухое ворчанье.
— Официант! — сказал мой сотрапезник. — Нельзя ли удалить этого человека? — Он показал не на меня, а на пьяного. — Во избежание эксцессов.
— Пусть сидит, — сказал официант. — Что он вам, мешает?
— Черное море… — проворчал человек, — торпедный катер… а может, преувеличиваю…» (98–99).
Реплики человека в клетчатой рубашке и золотых часах Аксенов намеренно делает невнятными, вероятно, чтобы не нагружать текст казенным патриотическим пафосом. Тем не менее очевидно — человек в клетчатой рубашке пытается рассказать окружающим о своем военном прошлом. И то раздражение, с каким обычно улыбчивый и сдержанный попутчик героя реагирует на эти попытки, Его разоблачает. Все-таки Он враг, коллаборационист, а кротость, простота, миловидность и улыбчивость — лишь умелая маскировка сотрапезника героя. Да, может быть, Он носит другую фамилию, чем давний обидчик рассказчика, но это по большому счету ничего не меняет, поскольку фашизм коварен, живуч и многолик.
Отметим в заключение, что в киноновелле «Завтраки сорок третьего года», снятой по сценарию Аксенова в 1966 году и вошедшей в фильм из трех частей «Путешествие», тема тайной фашистской сущности попутчика главного героя заявлена еще отчетливее. Здесь герой, будучи мальчиком, дважды кричит обидчику: «Фашист проклятый!», а взрослый попутчик героя рассуждает, сидя за столом в вагоне-ресторане и глядя как раз на человека из Севастополя: «Герои войны… Помните, как мы к ним относились тогда? А сейчас, стыдно признаться, мне их иногда бывает жаль… Прошлое, прошлое, прошлое… Мы сейчас стали очень много говорить о прошлом, это понятно, конечно, оно у нас было достаточно бурное, сложное, но нужно жить-то будущим, понимаете, человеку свойственно жить будущим…»
Это желание стереть из памяти людей военное (а в подтексте — и связанное с лагерями и вообще со страшным сталинским периодом) прошлое очень выразительно характеризует попутчика главного героя и ясно показывает, что ненависть героя и автора попала в цель весьма точно.
1 Подробнее см. об этом в замечательной работе: Жолковский А. К. Победа Лужина, или Аксенов в 1965 году // Жолковский А. К. Поэтика за чайным столом и другие разборы. Сборник статей. М., 2014. С. 412.
2 Здесь и далее рассказ цитируется по изданию: Аксенов В. П. Катапульта. Рассказы и повесть. М., 1964, с указанием номера страницы в скобках.
3 Цит. по: Шел трамвай десятый номер… Городские песни. Для голоса в сопровождении фортепиано (гитары). СПб., 2005.
4 Рассадин С. Шестеро в кузове, не считая бочкотары // Вопросы литературы. 1968. № 10. С. 104.